Тургеневские женщины
учебно-методический материал по литературе (10 класс) на тему

Женские характеры в творчестве И.С.Тургенева

(материалы к урокам по статье д.ф.н., профессора МГУ им Ломоносова Недзвецкого В.А)

Как верно заметил в очерке «Тургенев» французский романист и биограф Андре Монруа, «чуть не всякий мужчина одержим тем или иным типом женщины и не может не искать ее повсюду».  В русской литературе легко различимы женщины пушкинские, лермонтовские, гончаровские, лесковские, толстовские, женщины Достоевского, Чернышевского.

Что касается художественного мира Тургенева, то он вообще отмечен значительным феминоцентризмом, делающим его типологически наиболее близким в отечественной литературе романной «трилогии» И. Гончарова, а в зарубежной – романистике Жорж Санд. Этот феминоцентризм обусловлен острой общественной актуальностью в России середины 19 века проблемы гармонического отношения обоих полов между собой и тургеневским пониманием счастья как прежде всего вечной любви, а также важнейшей ролью, которую тургеневская героиня обычно играет в испытании-раскрытии тургеневского героя. В нем сказалось и то психофизическое своеобразие тургеневской личности, о которой сам писатель в одной из бесед с Гюставом Флобером сказал так: «Вся моя жизнь пронизана женским началом. Ни книга, ни что-либо иное не может заменить мне женщину…»

По верному наблюдению Константина Бальмонта, женщине же принадлежит верховное место и среди основных ценностей («божеств») Тургенева-художника – природы, родины, России, любви, красоты и искусства. Называя женщину «лучшей и самой верной сущностью, благовеющей в художественном творчестве» автора «Аси», «Первой любви», Бальмонт подразумевал тот излюбленный Тургеневым женский характер, который в равной мере был женским идеалом писателя и его самобытным творческим созданием, не известным ранее ни русской, ни западноевропейской литературе. Однако в повестях и романах Тургенева по меньшей мере еще два типа женщин, восходящих уже к известным литературным прообразам, хотя и обретшим у Тургенева индивидуализированные черты. Это,  во-первых,  женщины скромных личностных запросов,  довольствующиеся традиционным женским уделом чадолюбивой матери и преданной супруги и без остатка погруженные в служение своему супружескому и родительскому долгу, равнозначному в их глазах и предназначению женщины, и женскому счастью.

Совершенно другой тип тургеневских женщин впервые представлен в повести «Переписка», а затем получит развитие в образах Варвары Павловны Коробьиной из «Дворянского гнезда»,  Марии Николаевны Полозовой из повести «Вешние воды», Ирины Осининой в романе «Дым» и отчасти Анны Сергеевны Одинцовой в «Отцах и детях».

Как следует из соответствующего намека в повести «Фауст», сам Тургенев генеалогически возводил этот тип к героине знаменитого романа Антуана Прево «История кавалера де Грие и Манон Леско» (1733) – необычайно прельстительной девушке из «заурядной семьи», наделенной  «двусмысленным очарованием и неразрешимой загадкой» и превратившей в символ «женской непостижимости и лукавства». Феномен этой «безгрешной развратницы, бескорыстной любительницы роскоши, скромной искусительницы, ставшей предметом увлечения благородного юноши», исследователи Прево связывали с культурой «зрелого рококо с присущей ей апологией женственности» и «поэтикой … двусмысленности». «Один из «стержневых» женских характеров европейской литературы», Манон Леско какими-то частицами своей натуры отозвалась в знаменитых героинях П.Мериме, О.Бальзака, Э.Бронте, Ги де Мопассана, позднее – М.Пруста, В.Набокова. Неотразимым и опасным соблазном оказалось ее начало и для ряда тургеневских героев.

Тот же женский тип в его дворянско-русском варианте воплощает собою  и неверная жена Федора Лаврецкого.  Откровенно циничным и аморальным, но столь же загадочно влекущим, как Манон Леско, существом изображена хладнокровная соблазнительница героя повести  «Вешние воды», двадцатилетнего Дмитрия Санина, Мария Николаевна Полозова – своего рода Дон Жуан в женском обличье.

Роскошью женственной плоти, а не одухотворенностью или нравственной неординарностью властно увлекла Базарова и Анна Сергеевна Одинцова.

Типологическая общность любимых тургеневских героинь определена господством в них начал духовно-нравственного, сопряженного с глубоким чувством долга, переходящего у героинь тургеневских романов в христианскую по ее истокам потребность самоотверженно-участливой любви. При этом названные героини не обделены и внешней привлекательностью, хотя она совсем иного рода, чем чувственные чары тургеневских женщин, восходящих к типу Манон Леско. Если те манили магией себедовлеющего эгоистического сладострастия, то первые влекут очарованием тихой женской прелести, в которой женское обаяние нерасторжимо с материнско-сестринским началом заботы, нежности и преданности.

Думается, что этот тип тургеневских женщин ближе всего  к мирам древнегреческого философа Платона, античного предшественника объективного идеалиста Гегеля: миру земному, человеческому, реальному и – миру небесному, божественному, в точном смысле слова идеальному, точнее – миру чистых потусторонних идей-первосущностей.

И если физически «завоевать себе небо», объединившись с ним, не суждено ни героям, ни героиням Тургенева, то сделать это духовно «тургеневским женщинам», до конца верным своим идеалам, удается все же куда больше, чем их мужским партнерам. Пребывая на границе между двумя мирами, реальным и идеальным, они как бы соединяют их собою, дополняя свое земное очарование отпечатком и сверхземной красоты.