Сценарий театральной постановки ко Дню инвалидов. Спектакль по книге Рубена Давида Гонсалеса Гольего "Белое на черном"
методическая разработка на тему

 Сценарий  спектакля  «Белое на черном»  по книге Рубена  Давида Гонсалеса Гольего МБОУ СОШ №34

1 сцена 1 ребенок. Я – герой. Быть героем легко. Если у тебя нет рук или ног – ты герой или покойник. Если у тебя нет родителей – надейся на свои руки и ноги. И будь героем. Если у тебя нет ни рук, ни ног, а ты к тому же ухитрился появиться на свет сиротой, – все. Ты обречен быть героем до конца своих дней. Или сдохнуть. Я герой. У меня просто нет другого выхода.

* * *

Я – маленький мальчик. Ночь. Зима. Мне надо в туалет. Звать нянечку бесполезно.

                        Выход один – ползти в туалет.

                        Для начала нужно слезть с кровати. Способ есть, я его сам придумал. Просто подползаю к краю кровати и переворачиваюсь на спину, опрокидывая свое тело на пол. Удар. Боль.

                        Подползаю к двери в коридор, толкаю ее головой и выползаю наружу из относительно теплой комнаты в холод и темноту.

                        Ночью все окна в коридоре открыты. Холодно, очень холодно. Я – голый.

                        Ползти далеко. Когда ползу мимо комнаты, где спят нянечки, пытаюсь позвать на помощь, стучу головой в их дверь. Никто не отзывается. Кричу. Никого. Может быть, я тихо кричу.

                        Пока добираюсь до туалета, замерзаю окончательно.

                        В туалете окна открыты, на подоконнике снег.

                        Добираюсь до горшка. Отдыхаю. Мне обязательно надо отдохнуть перед тем, как ползти назад.        Ползу обратно. Стаскиваю зубами одеяло со своей кровати, кое-как заворачиваюсь в него и пытаюсь заснуть.

* * *

Наутро меня оденут, отвезут в школу. На уроке истории я бодро расскажу об ужасах фашистских концлагерей. Получу пятерку. У меня всегда пятерки по истории. У меня пятерки по всем предметам. Я – герой.

2 сцена Нянечка

                Я здесь уже давно работаю. Когда пришла, посмотрела, а тут детки маленькие, кто без ножек, кто без ручек. И все грязные. Его помоешь, а он по полу поползает – и опять грязный. Кого с ложки кормить надо, кого подмывать каждый час. Уставала очень. В первое ночное дежурство ни на минуту не прилегла. Еще новенького привезли, он всю ночь маму звал. Я к нему на кровать присела, взяла его за руку, так и просидела над ним до утра. И все плакала, плакала. А наутро пошла к батюшке благословения просить, чтобы уволиться. Не могу, говорю, на это смотреть, всех жалко, душа разрывается. А батюшка благословения и не дал. Говорит, что это теперь крест твой до конца дней. Я уж его так просила, так просила. А потом поработала, притерпелась. Но все равно тяжело. Я имена всех деток, за кем ухаживала, на бумажку выписываю. У меня дома тетрадка есть, так я туда всех вас записываю. И за каждого на Пасху свечку ставлю. Много свечек уже получается, дорого, но я все равно за каждого ставлю и за каждого Отче наш читаю. Потому что за всех невинных деток Господь велел молиться. А у тебя имя какое-то странное, Рубен, армянин, наверное. Армяне – христиане, это я точно знаю. Не армянин, говоришь? То-то я сразу и подумала, что раз родители не приезжают, то басурмане какие-то. Крещеная душа дитя своего не оставит.                        

* * *

3 сцена 2 ребёнок

Однажды  к нам  в интернат пришли шефы. Шефами у нас были студенты из пединститута.

                         Студенты должны были проводить с нами какие-то мероприятия, помогать делать уроки и так далее. Но большинство смотрели на нас как на прокаженных. А как еще можно передать выпученные глаза и плохо скрываемое отвращение?

                        Но некоторые приходили часто. Как ни странно, это были студентки, звезд с неба не хватавшие. Природная доброта и жалость, а может быть, любопытство приводили их к нам снова и снова.

                        Как-то раз она задержалась у нас, и ей было пора идти. Отпускать ее никому, конечно, не хотелось.

-Таня, останься, чаю  попьём.

                        – Мальчики, ну мне надо еще физику делать и математику, а списать сразу не дадут.

                        – Ты на каком курсе?

                        – На втором.

                        – Учебник с собой?

                        – В сумке.

                        – Доставай, читай задание.

                        А это говорил Генка с угловой койки.

                        Достала, села читать.

                        – Но я тут ничего не понимаю.

                        – Я тоже. Я только год вышку учу. Читай вслух.

                        – А формулы?

                        – И формулы читай.

                        Она читала свой учебник, мы радовались, что она еще не уходит, и не сомневались, что Генка решит все ее задачи.

                        Она читала долго, а потом Генка велел ей сесть за стол и писать.

                        – Но ты же не видишь, что я пишу!

                        – Но ты видишь?

                        – Вижу.

                        – Ну и пиши.

                        Он продиктовал ей решения всех ее задач и замолчал.

                        – А можно я с ответом сверю? Тут у меня ответы выписаны.

                        – Сверяй.

                        – Все сошлось! Но как ты это? Не глядя в тетрадку. Ты ведь такой маленький!

                                                – Мне восемнадцать. Я такой же маленький, как и ты. А не расту, потому что у меня щитовидка больная.

                        – Ой, мальчики ! А я думала, вы еще в школе учитесь.

                        – Официально учимся. Второгодники. А некоторые по два года в одном классе сидели. Это просто у нас директор детдома добрый. Не хочет нас в дом престарелых отвозить. Там за нами ухаживать будет некому, и мы умрем.

                        – А чего же вы в институт не поступите? Вы же там отличниками были бы.

                        – В институт только ходячих берут.

                        Она быстро-быстро засобиралась и ушла. Я выполз в коридор. Шел дождь, и я хотел подползти к выходу. Но в тот раз мое место у двери было занято. Тяжело опираясь на косяк, стояла та самая студентка. И плакала.

4 сцена 3 ребенок У меня постоянно болят ноги, поэтому я плохо соображаю. По закону каждый школьник имеет право на образование; те, кто мог, посещали школьные классы при клинике, к остальным учитель приходил прямо в палату. Ко мне тоже пару раз приходила учительница, но, убедившись в моей непроходимой тупости, оставила меня в покое. Учителя жалели бедное дитЁ и ставили мне по всем предметам оценку «посредственно». Так я и переходил из класса в класс.

                                И вот наконец я смог прийти в класс.                Шел урок математики. Мне повезло. Именно в тот день классу давали контрольную работу.

                        Учительница быстро писала на доске задания. Дописала, села за стол.

                        Я смотрел на доску и ничего не понимал. Вместе с цифрами в задачах стояли буквы. Что такое плюс и минус, я знал хорошо – до клиники я учился лучше всех, – но знаки умножения казались простыми описками.

                        – Здесь ошибка в примерах, – начал я без предупреждения. – Почему вы написали буквы вместе с цифрами? Нельзя же складывать буквы.

                        – Это не ошибка. Эти буквы на самом деле цифры обозначают. Какие именно цифры стоят вместо букв, нам и нужно найти. Это называется решить уравнение.

                        – Получается, если один плюс «ха» равен трем, «ха» равно двум? Это как в головоломке в журнале.

                        – Не «ха», а «икс». Но, в общем, ты прав.

                        – А почему тогда во втором примере «икс» написан между двумя цифрами?

                        – Это не «икс», это знак умножения. Он пишется либо как точка, либо как русская буква «ха». На доске я написала знак умножения крестиком, чтобы его лучше было видно тем, кто сидит на задних партах.

                                                -Умножение –это последовательное сложение.                        Зачем я тебе все это объясняю? – продолжает учительница. – Ты даже таблицы умножения не знаешь.

                        – Знаю, но только до пяти. Еще помню, что шестью шесть – тридцать шесть.

                        – А семью восемь?

                        – Сейчас.

                        Я начинаю вслух складывать цифры. Даю правильный ответ.

                        – Молодец, – хвалит меня учительница

                        – Это просто, – говорю я. – Когда вы объясняете, все просто. Расскажите еще.

                        – Ты не поймешь.

                        – Пойму. Вы же сами сказали, что я молодец.

                        Учительница бодро подходит к доске и начинает урок. Она пишет и пишет. Время от времени останавливается и переспрашивает: «Понял?» Я все понимаю. Она рассказывает мне математику, я перебиваю ее речь вопросами. Дальше, прошу я, дальше. Мы улыбаемся друг другу. Все так просто.

                        – Все. Это все. Я рассказала тебе все, что ты должен знать на сегодня как ученик четвертого класса.

                        – Я могу писать контрольную работу?

                        – Не уверена в успехе, но попробуй.

                        Я пробую.

                        Два часа проходят очень быстро, класс сдает контрольные работы. Учительница нагибается, берет у меня листок бумаги, быстро просматривает. Смотрит на меня. У нее холодный и чужой взгляд, не такой, как недавно у доски. Я все понимаю.

                                                Я не смотрю на учительницу. Все они одинаковые. Уверен, что в этот момент она думает о том же, что и все на ее месте, – про мои ноги. Ноги – главное, а математика – это так, ерунда, развлечение.

Сцена 5                        

Вы знаете, какое слово самое страшное? Самое страшное из всех слов человеческой речи. Никогда.                

1реб        Я никогда не поднимусь на Эверест. Не будет долгих тренировок, медицинских проверок, переездов, гостиниц. Не буду проклинать погоду, скользкие тропы и отвесные уступы. Не будет промежуточных целей, гор больших и маленьких, ничего не будет. Может быть, если повезет, если очень повезет, я когда-нибудь увижу Тибет. Если повезет очень сильно, то меня подбросят на вертолете до первого сборного пункта, до первого и последнего «нельзя». Я увижу горы, сумасшедших альпинистов, бросающих вызов себе и природе. После возвращения, если им повезет и они вернутся с гор без потерь, они радостно и немного смущенно расскажут мне, как все было там, за границей моего «никогда». Они по-доброму отнесутся ко мне, я знаю, я и сам такой же сумасшедший, как они. Все будет очень здорово. Только сам я на вершину не поднимусь никогда.

2реб  Я никогда не спущусь в батискафе в Марианскую впадину. Не увижу, как красиво там, на морском дне. Все, что мне останется, – это видеосъемки, документальное подтверждение чьего-то упорства и героизма.

3 реб И в космос меня не возьмут. Мне не очень-то и хочется блевать от головокружения, плавая в тесной металлической коробке. Совсем не хочется, но обидно. Кто-то летает там, над моей головой, а мне нельзя.

4 реб. Я никогда не смогу переплыть Ла-Манш. И пересечь Атлантический океан на плоту тоже не получится. Верблюды Сахары и пингвины Антарктики обойдутся без моего внимания.

5 реб. А Я не смогу выйти в море на рыболовном траулере, не увижу плывущего кита, спокойного кита, уверенного в своей исключительности.  Никогда.

 Сцена 6 1 взрослый   Пластилин.  Лепить  инвалида легко. Проще, чем грибок. Нужно раскатать два кругляша в блины.

2 взрослый Когда я был маленьким, мы лепили из пластилина. Толстая воспитательница раздала нам по две пластилиновые лепешки каждому. Одну лепешку надо было раскатать в длинную трубочку, другую – в тонкую лепешку. Если сложить трубочку и лепешку, получиться грибок. Простая задача для уже подрастающих малюток.

3 взрослый Я кладу руку на пластилин. Снимаю одну лепешку с другой. Пытаюсь раскатать пластилин на столе. Безуспешно. Я катаю лепешку по столу, она не становится ни тоньше, ни толще. Берусь за следующую – результат тот же.

                                                – Что у тебя получилось? – спрашивает  воспитательница ласково.

                                                – И что это такое? Что ты тут налепил?

                                                – Теперь ты понял, как надо?

                        Я киваю. Теперь я понял.

                        – А теперь, дети, посмотрим, у кого получился самый красивый грибок. Самый красивый грибок получился у Рубена.

                        - Это не мой грибок!- бьет по нему кулаком.

1 взрослый Лепить  из пластилина легко. Проще, чем грибок. Нужно раскатать две круглые лепешки пластилина. Две одинаковые лепешки, два колеса инвалидной коляски и джойстик!

 Сцена 7

Сцена солдат –афганец и Рубен.

                        – Здорово, братан! Ты из Афгана?

                        – Нет.

                        – Это не важно. До Афгана я не знал, что такое инвалиды. А потом друзья стали приходить без ног, без рук, слепые. Многие не выдерживали, ломались. А ты как?

                        – Да нормально все: жена, работа.

                        – Ты держись, живи.

                        - И Я держусь.

*

Инвалидная коляска. Американская инвалидная коляска. У меня в руке – джойстик управления. Послушная машина перемещает мое обездвиженное тело по улице небольшого американского городка.

                        Я переезжаю на красный свет. Это и не удивительно. Я перехожу первую в моей жизни улицу. Коляска еще не совсем послушна приказам моей парализованной руки.

                        Машины стоят.

                        Из машины, стоящей в левом крайнем ряду, высовывается радостный водитель, машет рукой и кричит что-то ободряющее.

                        Подходит полицейский. По моему ошалелому виду он догадывается, почему я нарушил правила.

                        – У вас все в порядке?

                        – Да.

                        – Вы поступили очень правильно, когда решили выйти на улицу. Удачи вам!

* * *

2 взрослый Женщина в инвалидной коляске проносится мимо меня на большой скорости. У нее во рту – шланг респиратора. Спинка коляски откинута до горизонтального положения так, что на дорогу она смотрит через укрепленное на коляске зеркало. На борту яркая надпись крупными буквами: «Я люблю жизнь».

* * *

3 взрослый Небольшой китайский ресторан. Узкие двери, четыре столика.

                        Выбегает официант.

                        – Я очень сожалею, очень. Мы приносим официальные извинения. К сожалению, ваша коляска не войдет в эти двери. Если вас не затруднит, вы можете зайти в соседний зал. Вы ничего не потеряете, уверяю вас, то же меню, такое же оформление зала, тот же шеф-повар. У нас есть сертификат, вы можете с ним ознакомиться. Никакой дискриминации.

                        Он провожает меня до входа в другой зал.

                        Официант провожает меня до свободного столика, раздвигает передо мной стулья.

                        Некоторые посетители ресторана убирают ноги из прохода, некоторые не обращают на мою коляску никакого внимания. Когда колеса коляски наезжают на чьи-то ноги, человек вскрикивает. Еще бы, вес коляски не маленький. Мы обмениваемся извинениями.

                        Официант изумленно смотрит на меня.

                        – Почему вы все время извиняетесь? Вы имеете такое же право есть в этом ресторане, как и они.

                Сцена заключительная Черный и белый –танец

Как всегда в жизни, белая полоса сменяется черной, на смену удаче приходят разочарования. Все меняется, все должно меняться. Так должно быть, так заведено. Я знаю это, я не против, мне остается только надеяться. Надеяться на чудо. Я искренне желаю, страстно хочу, чтобы моя черная полоса продержалась подольше, не менялась на белую.

                        Я не люблю белый цвет. Белый – цвет бессилия и обреченности, цвет больничного потолка и белых простыней. Гарантированная забота и опека, тишина, покой, ничто. Вечно длящееся ничто больничной жизни.

                        Черный – цвет борьбы и надежды. Цвет ночного неба, уверенный и четкий фон сновидений, временных пауз между белыми, бесконечно длинными дневными промежутками телесных немощей. Цвет мечты и сказки, цвет внутреннего мира закрытых век. Цвет свободы, цвет, который я выбрал для своей электроколяски.

                        А когда я пройду своим чередом сквозь строй доброжелательно-безличных манекенов в белых халатах и наконец приду к своему концу, к моей личной вечной ночи, после меня останутся только буквы.

                        Мои буквы, мои черные буквы на белом фоне.

                        Я надеюсь.