С-Петербург. АППО, кафедра литературы. Конференция «Формирование качеств интеллигентности у петербургского школьника». Доклад "Человек церковной святости и подлинной интеллигентности - священномученик Серафим (Чичагов)". 12 декабря 2012 г. Евдокимов О.В.
материал на тему

Евдокимов Олег Валерьевич,

учитель русского языка и литературы

Санкт-Петербургской школы  № 288

Конференция «Формирование качеств интеллигентности у петербургского школьника». 

[12 декабря 2012 г. АППО, кафедра литературы. Место выступления: Университет профсоюзов, ул. Фучика, 15, начало в 11 часов.]

Тема доклада: «Человек церковной святости и подлинной интеллигентности – священномученик Серафим (Чичагов)».

«Что такое интеллигенция? Как я ее вижу и понимаю? Понятие это чисто русское и содержание его преимущественно ассоциативно-эмоциональное». Д.С. Лихачев.

                                                        + + +

В своем небольшом выступлении - его тему я сформулировал так: «Священномученик Серафим (Чичагов) - человек церковной святости и подлинной интеллигентности» - я хотел бы разграничить понятия «интеллигенция» и «интеллигентность». В этом разграничении, с моей точки зрения, есть резон, так как понятие «интеллигенция» характеризует вполне определенный слой людей, части российского общества, и этот слой имеет историю зарождения, развития и становления. В разные периоды времени это понятие снабжалось различными характеристиками. У нас на слуху такие словосочетания, как «русская (или российская) интеллигенция», «советская интеллигенция», «научно-техническая интеллигенция», «церковная интеллигенция» и пр.  

Принято считать, что писатель Петр Дмитриевич Боборыкин (1836-1921 гг.) в 60-х годах 19 столетия первым ввел в обиход слово «интеллигенция». Сам писатель  признавал, что этот термин существовал уже в немецкой культуре и что он употреблялся  в отношении той части общества, которая занимается интеллектуальной деятельностью. Заслуга же самого Боборыкина состоит  в том, что этому понятию Боборыкин придал некий новый смысл, определив интеллигенцию сообществом людей, совершающих не просто некоторый умственный труд, а людей, являющихся носителями «высокой умственной и этической культуры». По мнению Боборыкина, российская интеллигенция — это особый морально-этический феномен, к российской интеллигенции принадлежат  «представители разных профессиональных групп, различных политических убеждений, но имеющие общую духовно-нравственную основу».

По определению Д.С. Лихачева, «к интеллигенции <…> принадлежат только люди свободные в своих убеждениях, не зависящие от принуждений экономических, партийных, государственных, не подчиняющиеся идеологическим обязательствам»^[1].  

К сожалению, в сложное и трагическое XX столетие не всякий интеллигент в России являлся постоянным носителем качеств «интеллигентности»: слаб человек.

<<Проблема образования в такой постановке вопроса становится весьма актуальной. Цель образования не в том, чтобы просто сообщить знания, и даже не в том, чтобы привить культуру, а в том, чтобы воспитать интеллигенцию. Интеллигентность, как можно заметить, не является некой информацией, которую нужно выучить и запомнить, но является психологической особенностью, которую необходимо развивать. Уверен, что нет бездарных людей, поэтому интеллигентом может стать каждый>>, - отметил в своем  докладе Д.А. Ольшанский «К вопросу о воспитании интеллигенции» ^[2]. 

В слове «интеллигентность» присутствует понятийная составляющая. Что же такое интеллигентность? Каковы основные черты интеллигентности? Интеллигентность – это понятие, подразумевающее наличие определенных человеческих качеств, личностных особенностей, связанных прежде всего с известными нравственными нормами поступков, совестливостью, деликатностью, добропорядочностью, воспитанностью, образованностью, идейностью, твердостью и принципиальностью в нравственных понятиях, в некоторых случаях оппозиционностью, которая предоставляет возможность к сохранению пространства для дискуссий, различных мнений, пусть и противоположных, с чувством человеческого достоинства, а также «духовностью», нередко понимающейся в качестве определенного уровня развития в человеке категорий эстетического и культурного (интеллигент живет интеллектуальностью и культурой). Интеллигентность может подразумевать иной раз личную беззащитность перед грубым и хамским напором, но не в смысле какой-то растерянности и даже трусоватости, а в смысле изумления глубоко порядочного человека перед совершающимся. По сути интеллигентность – так нередко воспринимается окружающими – это и некоторое инородство относительно остальных (ведь интеллигентности никогда не бывает много), интеллигентность – это возможность непричастности (или неполной причастности) к чему-то общему или общепринятому, что может быть до конца неприемлемым и несоглсующимся с убеждениями и совестью обладателя качеств интеллигентности. И в этой непричастности, инородности заключается потенциал возможной идейной оппозиционности интеллигента к тому, что уже утвердилось и принято в обществе. Но не только, разумеется, оппозиционности, а и той возможности выработать в пространстве различных мнений и дискуссий альтернативные идеи и понятия. Но без свободы, внутренней и нравственной, такая возможность творческой альтернативы представляется нереальной. Отсюда, благодаря мировоззренческой составляющей понятия «интеллигентность», неотменимо пространство для дискуссий и обсуждений различных вопросов.

 «Основной принцип интеллигентности, - замечает академик Лихачев, - интеллектуальная свобода, - свобода как нравственная категория. Не свободен интеллигентный человек только от своей совести и от своей мысли» ^[3].

Безусловно, в этих размышлениях Д.С. Лихачева о принципах интеллигентности есть и понятие свободы как нравственной категории, и понятие «несвободы» (то есть ответственности) интеллигента и «от своей совести», и «от своей мысли». Действительно для сегодняшнего дня относительно определения главных принципов интеллигентности сказано довольно верно. Вопрос заключается лишь в том, только ли перед «своей совестью» и только ли перед «своей мыслью» должен быть ответственен человек? Не мало ли этого? Или, быть может, он ответственен еще перед Кем-то за свою «интеллектуальную свободу»,  «свою совесть» и «свою мысль»?

Но вернемся к нашей теме. По замечанию многих интеллигентных людей, для развития интеллигентности в человеке необходима напитанность высокой культурой, если угодно, культурой рафинированной, почти наследственной, то есть происходящей из соответствующей семейной среды, и, конечно же, из влияний соответствующего окружения человека, а также из труда над самим собой, над своим внутренним человеком. Интеллектуальность, высокая культура и нравственность при известной личностной свободе, которую интеллигент ценит, ищет и выделяет во многих вопросах, в том числе и в вопросах убеждений, например, Вера в Бога (иногда интеллигент живет сначала культурой, уж потом Верой в Бога), – вот основные составляющие понятия «интеллигентность».

Яркое проявление черт интеллигентности можно наблюдать было в подлинных русских интеллигентах, каковыми являлись академик Д.С. Лихачев, академик С. П. Капица, академик Лосев, тайный монах Русской Православной Церкви, и др. Имена подобных людей у всех на слуху.

Однако интеллигентностью обладают не только люди светские – это достояние принадлежит не им одним, - но и люди глубоко церковные, такие, например, как святитель-исповедник Лука Крымский (Войно-Ясенецкий), священномученик Серафим (Чичагов), преподобный Серафим Вырицкий и др.

Необходимо сказать, что святость, которой достигает тот или иной христианин, вовсе не отменяет многие родовые черты интеллигентности, имеющей в себе добрые человеческие качества, как то: порядочность, культурность, нравственность, бескорыстие, совестливость, образованность и т.д. Эти качества свидетельствуют о росте личности, они  дают возможность видеть не только самого себя, но и других людей с их убеждениями, немощами, заботами, словом, видеть рядом с собой бытие иного человека, а не только себя самого и свое собственное бытие. При этом, разумеется, понятия «допустить существование», «принять во внимание» иного – совсем не означает «во всем разделить» и «со всем согласиться». Допустимость инакомыслия в традициях интеллигентности может означать не только право согласия в духе толерантности с иным, но и право при необходимости не согласиться, не разделить, но внести свои акценты, свои коррективы, предложить свою альтернативу иному или попросту вовсе отвергнуть это иное.

Говоря о соотносимости святости и интеллигентности, хотелось бы заметить, что святость не только не отменяет лучшие черты, присущие интеллигентности, а, наоборот, нередко вбирает их, углубляет и проясняет, поскольку святость и есть пребывание в Боге человека и пребывание Живого  Бога в человеке. (Разумеется, разные есть виды святости: от лика Святительского, преподобнического, исповеднического, мученического до лика юродства во Христе.) Более того, многие качества, присущие интеллигентности, могут составлять надежную основу для движения человека к Богу, то есть к святости, встречи с Богом, преображению человеческой природы. Ведь обоживается и становится святым именно человек, человек, внутренне доросший до известного уровня самоосознания, до известного уровня развития немалого числа определенных нравственно-моральных качеств, которые и включены в понятие интеллигентность. Если определять коротко, то интеллигентный человек и есть человек очеловеченный, способный видеть иных.

"Только тот, кто уважает человека в себе, способен уважать его и в других", - как-то заметил Юрий Михайлович Лотман. Эта мысль известного литературоведа, глубоко интеллигентного человека - довольно известное в христианстве понятие и близка к еще библейской нравоучительной истине: "чего не хочешь себе, не делай другому" (то есть желаешь уважения к себе – уважай других людей, окружающих тебя) — выражение из Ветхозаветной книги Товита ^[4], ставшее латинской поговоркой. Более того, лотмановская мысль совсем уж близка к соотношению с евангельским учением: «И как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними» (слова Христа, см. Лука, гл. 6, ст. 31) или евангельским изречением: «Возлюби ближнего твоего, как самого себя» (слова Христа, см. Матфей, гл. 22, ст. 39). Думается, что суждение Ю.М. Лотмана в контексте отношений «я – и другой»: "Только тот, кто уважает человека в себе, способен уважать его и в других"- прекрасно демонстрирует связь священного учения и тех характеристик, которыми принято определять интеллигентного человека, уважающего не только свое человеческое достоинство, но и достоинство другого. И заповедь, которая дается христианину: «Возлюби ближнего твоего, как самого себя», - говорит о том, что тот самый «другой» и есть твой «ближний». «Другой», на которого ты не смотришь, как на чужого, каким бы «другим», иным он ни был: он и есть для тебя твой «ближний».

Русская интеллигентность в лучших своих проявлениях в немалой степени отразила в себе христианство, нередко сохраняя его как во всей полноте религиозной силы, так и выделяя из него лишь его нравственную, нравоучительную суть, оставляя в стороне, так как сказать, духовные вероучительные истины и принимая нечто вроде положения «христианство без Христа». Но сегодня я желал бы говорить о христианстве со Христом, то есть о примере подлинной интеллигентности и подлинной святости.   

Леонид Михайлович Чичагов. Мирянин и священник (1856 – 1891 г.)

В свете сказанного хотел бы обратиться к личности священномученика Серафима (в миру - Леонид Михайлович Чичагов (+1856 - 1937): родовитый русский аристократ. Происходил Чичагов из древней аристократической семьи: был правнуком адмирала В.Я.Чичагова (1726-1809), одного из первых исследователей Ледовитого океана; внуком морского министра России, видного участника Отечественной войны 1812 года Павла Васильевича Чичагова (1767-1849). Был прекрасно образован: Л.М. Чичагов окончил Первую Санкт-Петербургскую классическую военную гимназию, а затем Пажеский Его Императорского Величества корпус, в котором получил фундаментальное военное образование и воспитания, будущий священномученик Серафим, вспоминая годы учебы, говорил: "Пажеский корпус обязан своим наставникам его традициями, утвердившимися в нем. Мы были воспитаны в вере и Православии, но если выходили из корпуса недостаточно проникнутыми церковностью, однако хорошо понимали, что Православие есть сила, крепость и драгоценность нашей возлюбленной родины". 1874 году. Леонид Михайлович был зачислен на службу в Гвардейскую артиллерийскую бригаду Преображенского полка.

Я хочу рассказать о некоторых этапах, чертах жизни этого интеллигентного, творческого, высоко нравственного и глубоко образованного человека, неоценимые, драгоценные личностные качества которого, сформированные интеллигентностью и освященные святостью, помогали проходить свой колоссально трудный жизненный путь высоко нравственно и богоугодно.  

1) Блестящий гвардейский офицер, профессиональный военный, участвовавший в Русско-турецкой войне 1877-1878 годах - награжден 13 орденами и медалями (румынскими, болгарскими, греческими, французскими, черногорскими, русскими), почетным оружием, дослужился до чина полковника ^[5];

2) высококвалифицированный специалист по артиллерии (написал книгу «Французская артиллерия в 1882 г.», являющуюся превосходным исследованием о французской артиллерии, за этот труд автор был награжден Орденом Почетного Легиона);

            3) благочестивый православный мирянин и вдохновенный приходской староста. С военной службой в Преображенском полку Леонид Михайлович сочетал служение  старостой Преображенского собора в Петербурге и вкладывал в церковное хозяйство немалые средства. Пребраженский собор был особо любим Чичаговым, здесь в 1879 г. он венчался с Натальей Николаевной. Всю жизнь занимался благотворительностью. Ещё находясь на военной службе, учредил благотворительное общество помощи военным, которые по болезни были вынуждены выйти в отставку до приобретения права на пенсию. Заботился о детях-сиротах, родители которых погибли на войне. Во время русско-японской войны организовывал сборы пожертвований для лечения раненых, участвовал в формировании санитарных поездов.

4) церковный писатель (составил «Житие прп. Серафима Саровского Чудотворца», «Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря…» ^[6], очерк «Зосимова пустынь…», «Житие Евфимимя, прп. священноархимандрита Суздальского чудотворца», Акафист прп. Серафиму Саровскому, призведение церковного гимнографического жанра; две книги проповедей и др.);

 5) военный писатель-мемуарист («Дневник пребывания Царя-Освободителя в Дунайской армии в 1877 г.»; «Доблести русских воинов (описание из прошлой войны. Описание отдельных подвигов 1877—1878 гг.);

              6) талантливый практикующий врач (число своих петербургских пациентов за все годы практики сам Чичагов определял цифрой в 20 тысяс человек), это был врач, оставивший след в отечественной медицине (итогом многолетних медицинских опытов Л. М. Чичагова стало лечение организма лекарствами растительного происхождения, практический опыт был изложен и издан в двух томах фундаментального труда "Медицинские беседы". Книга эта переиздавались несколько раз до революции и в наше время ^[7]. 

 7) музыкант, композитор (сочинена большая увертюра «Успокойся, дитя Божие» в 25-ти частях, созданная в рахманиновской стилистике. Когда в начале 1990-х годах в Российском Фонде культуры впервые были исполнены музыкальные сочинения Священномученика Серафима (Чичагова), все были потрясены, настолько это было прекрасно. Известно его произведение «Листки из музыкального дневника» - для фортепиано, фисгармонии, а также церковные богослужебные песнопения, например, литургическое песнопение «Иже Херувимы», «Достойно есть», «Трисвятое», сам он прекрасно пел, играл на разных инструментах и проч.);

 8) богослов; в процессе самообразования получил довольноглубокие познания в богословии.

 9) художник-иконописец (с молодости занимался живописью, в зрелые годы стал писать образы религиозного, христианского содержания: широко известна икона святого Серафима Саровского, коленоприклоненно молящегося на камне; и иконописное изображение, выполненное в художественной стилистике, Христа Спасителя в белом хитоне во весь рост, оба эти образа находятся в московском храме во имя пророка Божия Илии, что в Обыденном переулке; известны также сохранившиеся фрески 12 Апослтолов в московской церкви).

 15 апреля 1890 г. Высочайшим приказом Л. М. Чичагов был уволен в отставку в чине гвардии капитана и менее чем через год, уже находясь в отставке, за годы прошлой безупречной службы и "для сравнения со сверстниками" был произведен в полковники.

                     Служение на церковном поприще (1893-1937 гг.)

С этого времени жизнь Леонида Михайловича круто меняется. На протяжении 30 лет являясь духовным сыном праведного Иоанна Кронштадтского (с 1878 г.), Леонид Чичагов начинает готовится к принятию священного сана и переходу из дворянского сословие в сословие духовное, что было чрезвычайно редким явлением в обществе того времени.

 10) Переехав в Москву и приняв в 1893 году сан священника в Кремлевском Успенском соборе, отец Леонид назначается на приходы и по сути на свои личные средства их восстанавливает (церковь св. ап. Филиппа в помещении Мироваренной палаты московского Кремля, на ремонт которой о. Леонид пожертвовал 15 тыс. рублей;  московский Храм свт. Николая на Старом Ваганькове, который состоял при Румянцевском музее и более 30 лет не ремонтировался). Овдовев в 1895 году, отец Леонид, имея на руках 4-х малолетних дочерей, в 1898 году принимает монашество.

 11) Через время, в 1899 г., иеромонах Серафим (такое имя было наречено отцу Леониду в монашестве) назначается настоятелем Суздальского Спасо-Евфимиева монастыря. В течение 5 лет восстанавливает разваливающуюся обитель и приводит ее в цветущее состояние. Будучи игуменом, архимандритом;

 12) 28 апреля 1905 г. в Успенском соборе Московского Кремля будущим священномучеником митрополитом Московским Владимиром (Богоявленским) в сослужении епископов Трифона (Туркестанова) и Серафима (Голубятникова) была совершена хиротония другого будущего священномученика архимандрита Серафима в епископа Сухумского. С этого времени начинается многотрудное и заботливое служение Богу и людям в качестве архиерея, который управляет епархиями Православной Церкви России в разных регионах Российской Империи (на кафедрах Молдавии с 1908 г., Абхазии, России: в Кишиневе, Сухуми, Орле, Твери, Петрограде, Москве…).

Неоценимые, драгоценные личностные качества, сформированные интеллигентностью и освященные святостью, помогали свщмуч. Серафиму (Чичагову) пройти свой колоссально трудный жизненный путь высоко нравственно и богоугодно.

12 сентября 1921 года помещен в Таганскую тюрьму.  

16 апреля 1924 г. владыка вновь был арестован ГПУ, вменявшему ему на этот раз в вину организацию прославления преподобного Серафима Саровского в 1903 г. Следствие над святителем Серафимом, оказавшемся в Бутырской тюрьме, продолжалось уже около месяца, когда в мае 1924 г. Св. Патриарх Тихон подал в ОГПУ ходатайство об освобождении 68-летнего владыки, в котором ручался за его лояльное отношение к существующей государственной власти.

Биографическая справка об исповедническом пути священномученика Серафима (Чичагова):

 25 апреля 1922 г. судебная коллегия ГПУ под председательством Уншлихта приговорила митрополита Серафима к ссылке в Архангельскую область, где он находится год.

В Архангельске митрополит прожил до конца апреля 1923 года, а затем с разрешения ВЦИК переехал в Москву.

«16 апреля 1924 года гр. Чичагов Леонид Михайлович был арестован секретным отделом ОГПУ по имеющимся материалам: в 1903 году Чичагову было поручено руководство и организация открытия мощей Серафима Саровского...» Освобожден был в июле 1924 г. по ходатайству Патриарха Тихона.

В 1924 г. вынужден покинуть Москву. Живет в Воскресенском Феодоровском монастыре под городом Шуя на покое до 1928 г.

 5 лет служения на Ленинградской кафедре, с 1928 по 1933 гг., уврачевывал  Иосифлянский раскол, возвращая приходы в лоно канонической Церкви.

В 1933 году – вышел на покой. В 1933-1934 годах жил в Москве: некоторое время в резиденции митрополита Сергия близ Богоявленского собора в Елохове, затем в посёлке Малаховке, снимая две комнаты у еврейской семьи. Сочинял церковную музыку. Затем переехал на станцию Удельная. Спокойными и безмятежными были последние месяцы жизни митрополита в Удельной. Самое скорбное это были старость и связанные с нею болезни. Он сильно страдал от гипертонии, одышки, последнее время от водянки, так что передвигался с трудом и из дома почти не выходил. Днем к нему приходили духовные дети, иные приезжали из Петербурга; посещали владыку митрополиты Алексей (Симанский) и Арсений (Стадницкий), приезжая на заседания Синода. Вечерами, когда все расходились, митрополит садился за фисгармонию и долго-долго играл известную духовную музыку или сочинял сам.

30 ноября 1937 г. был арестован, сотрудники НКВД затруднились увозить его в арестантской машине — вызвали скорую помощь и отвезли в Таганскую тюрьму.

7 декабря решением тройки при УНКВД СССР по МО по обвинению в причастности к "контрреволюционной монархической организации" был приговорен к высшей мере наказания - расстрелу.

11 декабря 1937 г. был расстрелян и похоронен в Бутово, на так называемом полигоне НКВД, к месту расстрела Владыку Серафима несли на носилках: 81-летний старец не мог уже самостоятельно передвигаться.

 Один из свидетелей по его делу показал, что митрополит Серафим говорил:

«Вы из истории хорошо знаете, что и раньше были гонения на христианство, но чем оно кончалось, торжеством христианства, так будет и с этим гонением — оно тоже кончится, и Православная Церковь снова будет восстановлена и православная вера восторжествует».

Реабилитация владыки Серафима состоялась 10 ноября 1988 г, канонизирован высокопреосвященнейший Серафим Русской Православной Церковью 23 февраля 1997 г.

Незадолго до своей кончины духовный отец святителя Серафима, св. праведный Иоанн Кронштадтский, в последний раз благословляя своего духовного сына, произнес слово, предопределившее все дальнейшее священномученическое служение владыки Серафима. «Я могу спокойно умереть, зная, что ты и преосвященный Гермоген будете продолжать мое дел, будете бороться за православие, на что я вас благословляю». Оба святителя в полной мере исполнили благословение своего духовного отца, хотя в отличие от святителя Гермогена, принявшего мученическую смерть уже 29 июня 1918 г., священномученик Серафим пришел к своей мученической кончине 11 декабря 1937 г. через 20-летнее исповедническое архипастырское служение.

Орловская епархия. Владыка Серафим о воспитании юношества

«Слышал я, - писал Владыка Серафим, - что Орловская епархия одна из самых трудных и неустроенных, но не воображал, что центральная русская епархия может быть в таком запущении и неустройстве во всех отношениях... Но я хотел бы очень остаться здесь надолго и добиться переустройства епархии. Надо же русскую губернию привести в порядок. Больно видеть это... В первый раз я соприкасаюсь с Семинарией... Никакого понятия не имеют о воспитании, педагогике и влиянии на юношество. Нет ни власти, ни прямоты, ни самостоятельности в начальстве. Юношество никогда не может уважать слабость, лицемерие, скрытность и бесхарактерность». Последняя мысль о юношестве – плод огромного опыта, приобретенного в общении с людьми разных положений и возрастов, в данном случае, молодых людей.

                                     Мастерство духовного писателя Л. М. Чичагова:

Отрывок воспоминаний: <<Саровская пустынь произвела на меня сильное впечатление. Я провел там несколько дней в молитве и посещал все места, где подвизался преподобный Серафим. Оттуда перебрался в Дивеевский монастырь, где мне очень понравилось и многое напоминало о преподобном Серафиме, так заботившемся о дивеевских сестрах. Игумения приняла меня очень приветливо, много со мной беседовала и, между прочим, сказала, что в монастыре живут три лица, которые помнят Преподобного: две старицы-монахини и монахиня Пелагея (в миру Паша, фамилия по Летописи не установлена — прим, составителя). Особенно хорошо помнит его Паша, пользовавшаяся любовью Преподобного и бывшая с ним в постоянном общении. Я выразил желание ее навестить, чтобы услышать что-либо о Преподобном из ее уст. Меня проводили к домику, где жила Паша. Едва я вошел к ней, как Паша, лежавшая в постели (она была очень старая и больная), воскликнула:

— Вот хорошо, что ты пришел, я тебя давно поджидаю: преподобный Серафим велел тебе передать, чтобы ты доложил Государю, что наступило время открытия его мощей и прославления.

Я ответил Паше, что по своему общественному положению не могу быть принятым Государем и передать ему в уста то, что она мне поручает. Меня сочтут за сумасшедшего, если я начну домогаться быть принятым Императором. Я не могу сделать то, о чем она меня просит.

На это Паша сказала:

— Я ничего не знаю, передала только то, что мне повелел Преподобный.

В смущении я покинул келью старицы. После нее я пошел к двумя монахиням, помнившим Преподобного. Они жили вместе и друг за другом ухаживали. Одна была слепая, а другая вся скрюченная и с трудом передвигавшаяся по комнате: она заведовала прежде квасоварней и как-то передвигала в погреб по ступенькам лестницы тяжелую бочку с квасом, полетела вниз, и вслед за нею бочка, ударившая ее по средним позвонкам спинного хребта всею своею тяжестью. Обе они были большие молитвенницы, слепая монахиня постоянно молилась за усопших, при сем души их являлись к ней, и она видела их духовными очами. Кое-что она могла сообщить о Преподобном.

Перед отъездом в Сaров я был у о. Иоанна Кронштадсткого, который, передавая мне пять рублей, сказал:

— Вот прислали мне пять рублей и просят келейно молиться за самоубийцу: может быть, вы встретите какого-нибудь нуждающегося священника, который бы согласился молиться за несчастного.

Придя к монахиням, я прочитал перед слепой записочку, в которую вложил пять рублей, данных мне о. Иоанном. Помимо этого я назвал имя своей покойной матери и просил молиться за нее. В ответ услышал:

— Придите за ответом через три дня.

Когда я пришел в назначенное время, то получил ответ: 
— Была у меня матушка ваша, она такая маленькая, маленькая, а с ней ангелочек приходил.

Я вспомнил, что моя младшая сестра скончалась трех лет.

— А вот другой человек, за которого я молилась, тот такой громадный, но он меня боится, все убегает. Ой, смотрите, не самоубийца ли он?

Мне пришлось сознаться, что он действительно самоубийца и рассказал про беседу с о. Иоанном.

Вскоре я уехал из Дивеевского монастыря и, возвращаясь в Москву, невольно обдумывал слова Паши. В Москве они опять пришли мне в голову, и вдруг однажды меня пронзила мысль, что ведь можно записать все, что рассказывали о преподобном Серафиме помнившие его монахини, разыскать других лиц из современников Преподобного и расспросить их о нем, ознакомиться с архивами Саровской пустыни и Дивеевского монастыря и заимствовать оттуда все, что относится к жизни Преподобного и последующего после его кончины периода. Привести весь этот материал в систему и хронологический порядок, затем этот труд, основанный не только на воспоминаниях, но и на фактических данных и документах, дающих полную картину жизни и подвигов преподобного Серафима и значение его для религиозной жизни народа, напечатать и поднести Императору, чем и будет исполнена воля Преподобного, переданная мне в категорической форме Пашей. Такое решение еще подкреплялось тем соображением, что царская семья, как было известно, собираясь за вечерним чаем, читала вслух книги богословского содержания, и я надеялся, что и моя книга будет прочитана.

Таким образом зародилась мысль о Летописи.

Для приведения ее в исполнение я вскоре взял отпуск и снова отправился в Дивеево. Там мне был предоставлен архив монастыря, так же как и в Саровской пустыни. Но прежде всего я отправился к Паше и стал расспрашивать ее обо всех известных эпизодах жизни Преподобного, тщательно записывал все, что она передавала мне, а потом ей записи прочитывал. Она находила все записанное правильным и наконец сказала:

— Все, что помню о Преподобном, тебе рассказала и хорошо ты и верно записал.

В это время игумения Дивеевского монастыря отправилась в Нижний Новгород на ярмарку, чтобы закупить годовой запас рыбы для монастыря, а когда я в ее отсутствие пожелал навестить Пашу, то застал ее совершенно больной и страшно слабой. Я решил, что дни ее сочтены. Вот, думалось мне, исполнила волю Преподобного и теперь умирает. Свое впечатление я поспешил передать матери казначее, но она ответила:

— Не беспокойтесь, батюшка, без благословения матушки игумении Паша не умрет.

Через неделю игумения приехала с ярмарки и я тотчас пошел сообщить о своих опасениях относительно Прасковии, уговаривая ее немедленно сходить к умирающей, дабы проститься с ней и узнать ее последнюю волю, иначе будет поздно.

— Что вы, батюшка, что вы, — ответила она, — я только приехала, устала: не успела осмотреться; вот отдохну, приведу в порядок все, тогда и пойду к Паше.

Через два дня мы пошли вместе к Паше. Она обрадовалась, увидя игумению. Они вспомнили старое, поплакали, обнялись и поцеловались. Наконец игумения встала и сказала:

— Ну, Паша, теперь благословляю тебя умереть.

Спустя три часа я уже служил по блаженной Параскеве первую панихиду.

Возвратившись в Москву с собранным материалом о преподобном Серафиме, я немедленно приступил к своему труду. Вскоре я овдовел и принял монашество с именем Серафима, избрав его своим небесным покровителем. Летопись была издана в 1896 году и преподнесена Государю, что повлияло на решение вопроса о прославлении преподобного Серафима».

Во время первой поездки в Дивеево Леонида Михайловича блаженная Паша Саровская, встретила его, посмотрела «из-под ручки» и произнесла: «А рукава-то ведь митрополичьи>>.

_______________________________________________

***

Воспитание в школьниках качеств интеллигентного человека – большой труд и, можно сказать, служение педагога-учителя. Задача трудно выполнимая, но и, ввиду своей важности, неотменимая.

Интеллигентность же, воспитание в духе интеллигентности учащихся мыслится только в контексте христианских мировоззренческих ценностей. Интеллигентность – духовное явление, вбирающее в себя элементы христианской духовности, нравственности, культуры и интеллекта.