Сценарий предметного праздника русского языка, литературы, истории и МХК «Мы целомудренно бездомны…»
материал на тему

Сценарий предметного праздника русского языка, литературы, истории и МХК

«Мы целомудренно бездомны…»

Чтец: Рюмина Юля

Нас мало — юных, окрылённых,
не задохнувшихся в пыли,
ещё простых, ещё влюбленных
в улыбку детскую земли.

Мы только шорох в старых парках,
мы только птицы, мы живём
в очарованье пятен ярких,
в чередованьи звуковом.

Мы только мутный цвет миндальный,
мы только первопутный снег,
оттенок тонкий, отзвук дальний,—
но мы пришли в зловещий век.

Навис он, грубый и огромный,
но что нам гром его тревог?
Мы целомудренно бездомны,
и с нами звёзды, ветер, Бог.

Ведущий 1: «Ураган времени – революция, корабль бытия пляшет в волнах, летит в грозовой мрак. Трещат и падают устои, рвутся в клочья паруса сознания». Так охарактеризовал Октябрьскую революцию Алексей Толстой.

Ведущий 2: Для оценки события такого масштаба требуется время. Сегодня же мы хотим рассказать о первом десятилетии становления молодого советского государства.

Песня «Взвейтесь кострами…» 6к 

Ведущий 1: Страна развивалась. Утверждала свою независимость на политической арене. Вставала на индустриальные рельсы. Прошлое уже было над ней не властно. 

Ведущий 2: С чем можно сравнить молодую страну советов? С поездом, несущимся на бешенной скорости.

Чтецы: Каршибаева, Смирнова

Видели ли вы,

Как бежит по степям,

В туманах озёрных кроясь,

Железной ноздрей храпя

На лапах чугунных поезд?

А за ним

По большой траве,

Как на празднике отчаянных гонок,

Тонкие ноги закидывая к голове,

Скачет красногривый жеребёнок?

Милый, милый, смешной дуралей,

Ну куда он, куда он гонится?

Неужель он не знает, что живых коней

Победила стальная конница?

Неужель он не знает, что в полях бессиянных

Той поры не вернёт его бег,

Когда пару красивых степных россиянок

Отдавал за коня печенег?

По-иному судьба на торгах перекрасила

Наш разбуженный скрежетом плёс,

И за тысячи пудов конской кожи и мяса

Покупают теперь паровоз.

Ведущий 1: Великая октябрьская революция октября 1917 года, гражданская война, а затем приход к власти большевиков остро поставили вопрос, сформулированный Максимом Горьким: «С кем вы, мастера культуры?»

Ведущий 2: Многие крупные писатели, музыканты, художники, не признав новой власти и восприняв Октябрьскую революцию как катастрофу для России, составили «первую волну» русской эмиграции. Разными путями добирались они до Европы, где в Праге, Берлине, Париже складывались многочисленные русские диаспоры. Кипела творческая жизнь, но всех эмигрантов не покидала надежда, что вскоре они смогут вернуться в прежнюю Россию. Этим надеждам не суждено было сбыться. 

Вальс юнкеров (вокальная группа), Клюкин, Олюнина 

Чтец: «Тоска по Родине!..» Лень

Тоска по родине! Давно

Разоблаченная морока!

Мне совершенно все равно —

Где совершенно одинокой

Быть, по каким камням домой

Брести с кошелкою базарной

В дом, и не знающий, что — мой,

Как госпиталь или казарма.

Мне все равно, каких среди

Лиц ощетиниваться пленным

Львом, из какой людской среды

Быть вытесненной — непременно —

В себя, в единоличье чувств.

Камчатским медведём без льдины

Где не ужиться (и не тщусь!),

Где унижаться — мне едино.

Не обольщусь и языком

Родным, его призывом млечным.

Мне безразлично — на каком

Непонимаемой быть встречным!

Остолбеневши, как бревно,

Оставшееся от аллеи,

Мне все — равны, мне всё — равно,

И, может быть, всего равнее —

Роднее бывшее — всего.

Все признаки с меня, все меты,

Все даты — как рукой сняло:

Душа, родившаяся — где-то.

Так край меня не уберег

Мой, что и самый зоркий сыщик

Вдоль всей души, всей — поперек!

Родимого пятна не сыщет!

Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст,

И все — равно, и все — едино.

Но если по дороге — куст

Встает, особенно — рябина…

«Это все мое родное…» (вокальная группа)

Чтец:    Стрельникова

Вчера друг мой был какой-то тихий, все думал о чем-то, а потом усмехнулся и сказал:

  — Боюсь, что к довершению всего у меня еще начнется ностальгия.

   Я знаю, что значит, когда люди, смеясь, говорят о большом горе. Это значит, что они плачут.

   Не надо бояться. То, чего вы боитесь, уже пришло.

   Я видела признаки этой болезни и вижу их все чаше и чаще.

   Приезжают наши беженцы, изможденные, почерневшие от голода и страха, отъедаются, успокаиваются, осматриваются, как бы наладить новую жизнь, и вдруг гаснут.

   Тускнеют глаза, опускаются вялые руки и вянет душа — душа, обращенная на восток.

   Ни во что не верим, ничего не ждем, ничего не хотим. Умерли.

   Боялись смерти большевистской — и умерли смертью здесь.

   Вот мы —смертью смерть поправшие.

   Думаем только о том, что теперь там. Интересуемся только тем, что приходит оттуда.

   А ведь здесь столько дела. Спасаться нужно и спасать других. Но так мало осталось и воли, и силы...

—Скажите, ведь леса-то все-таки остались? Ведь не могли же они леса вырубить: и некому, и нечем.

   Остались леса. И трава, зеленая-зеленая, русская.

   Конечно, и здесь есть трава. И очень даже хорошая. Но ведь это ихняя e'herbe, a не наша травка-муравка.

   И деревья у них, может быть, очень даже хороши, да чужие, по-русски не понимают.

   У нас каждая баба знает — если горе большое и надо попричитать — иди в лес, обними березоньку, крепко, двумя руками, грудью прижмись, и качайся вместе с нею, и голоси голосом; словами, слезами изойди вся вместе с нею, с белою, со своею, с русской березонькой!

   А попробуйте здесь.

   -- Allons au Bois de Boulogne embrasser le bouleau! {Пойдемте в Булонский лес обнять березу! (фр.).} Переведите русскую душу на французский язык... Что? Веселее стало?

Помню, в начале революции, когда стали приезжать наши эмигранты, один из будущих большевиков, давно не бывший в России, долго смотрел на маленькую пригородную речонку, как бежит она, перепрыгивая с камушка на камушек, струйками играет, простая, бедная и веселая. Смотрел он, и вдруг лицо у него стало глупое и счастливое:

   -- Наша речка русская!

   Ффью! Вот тебе и третий интернационал!

   Как тепло! Ведь, пожалуй, скоро и там сирень зацветет... 

Песня «Спокойной ночи, господа» Алыпов

Ведущий 1: Но вернемся в Россию. В 20-е годы в крупных городах жизнь, что называется, бурлила. В Москве заработала первая радиостанция. Одно за другим открывались учебные заведения, курсы, клубы, театральные и художественные студии. Клубы, особенно в сельской местности, стали центрами и политической, и культурной жизни. Здесь читали лекции, показывали фильмы, выступали артисты, работали библиотеки, художественные кружки и курсы ликбеза, выпускались стенгазеты, проводили общие собрания.

Ведущий 2: Неудивительно, что поначалу большая часть творческой интеллигенции положительно воспринимает события Октября. О чем ярко свидетельствует хотя бы письмо А. Фадеева, написанное в 1956 г.  в ночь самоубийства: «С каким чувством свободы и открытости мира входило мое поколение в литературу при Ленине, какие силы необъятные были в душе и какие прекрасные произведения мы создавали и еще могли бы создать!». 

Ведущий 1: Никогда в прошлом и нигде в мире у произведений искусства не было такой широкой, такой массовой, подлинно народной аудитории, как в нашей стране. Об этом красноречиво свидетельствуют показатели посещаемости театров, концертных залов, художественных музеев и выставок, развитие киносети, книжное издательство и пользование библиотечными фондами. 

Ведущий 2: Литературное творчество продолжало оставаться носителем традиционных моральных ценностей. Сигналы тревоги по поводу несвободы жизни, бюрократического окостенения, понижения нравственного уровня культуры были слышны уже в начале 20х годов. Ведь какого сорта публика наводнила концертные залы, театры и выставки? 

Чтец: «О дряни» Третьяков Афанасьев

Слава. Слава, Слава героям!!!

Впрочем,

им

довольно воздали дани.

Теперь

поговорим

о дряни.

Утихомирились бури революционных лон.

Подернулась тиной советская мешанина.

И вылезло

из-за спины РСФСР

мурло

мещанина.

(Меня не поймаете на слове,

я вовсе не против мещанского сословия.

Мещанам

без различия классов и сословий

мое славословие.)

Со всех необъятных российских нив,

с первого дня советского рождения

стеклись они,

наскоро оперенья переменив,

и засели во все учреждения.

Намозолив от пятилетнего сидения зады,

крепкие, как умывальники,

живут и поныне

тише воды.

Свили уютные кабинеты и спаленки.

И вечером

та или иная мразь,

на жену,

за пианином обучающуюся, глядя,

говорит,

от самовара разморясь:

«Товарищ Надя!

К празднику прибавка —

24 тыщи.

Тариф.

Эх, заведу я себе

тихоокеанские галифища,

чтоб из штанов

выглядывать

как коралловый риф!»

А Надя:

«И мне с эмблемами платья.

Без серпа и молота не покажешься в свете!

В чем

сегодня

буду фигурять я

на балу в Реввоенсовете?!»

На стенке Маркс.

Рамочка ала.

На «Известиях» лежа, котенок греется.

А из-под потолочка

верещала

оголтелая канареица.

Маркс со стенки смотрел, смотрел…

И вдруг

разинул рот,

да как заорет:

«Опутали революцию обывательщины нити.

Страшнее Врангеля обывательский быт.

Скорее

головы канарейкам сверните —

чтоб коммунизм

канарейками не был побит!»

песня «Крутится, вертится шар голубой» Задубненко 

Чтец: Михаил Зощенко «Актер»

«Вот вы меня, граждане, спрашиваете, был ли я актёром? Ну, был. В театре играл. Прикасался к этому искусству. А только ерунда. Ничего в этом нет выдающего.

Конечно, если подумать, то в этом искусстве много хорошего.

Но если подумать глубже, то ничего в этой профессии нету хорошего. Крови больше испортишь.

Вот раз ставили мы пьесу «Кто виноват». Из прежней жизни. Очень это сильная пьеса. Там, значит, в одном акте грабители купца грабят на глазах у публики. Очень натурально выходит. Купец, значит, кричит, ногами отбивается. А его грабят.

Так вот, поставили эту пьесу.

И вышел я по ходу пьесы, как есть, в своём пиджаке, в брюках. Только что бородёнку чужую приклеил. И вышел. А публика, хотя и дура, а враз узнала меня.

— А,— говорят,— Вася вышедши! Не робей, дескать, дуй до горы...

Начали действие.

Играю я в действии купца. Кричу, значит, ногами от грабителей отбиваюсь. И чувствую, будто кто-то из любителей действительно мне в карман лезет.

Запахнул я пиджачок. В сторону от артистов.

Отбиваюсь от них. Прямо по роже бью. Ей-богу!

— Не подходите,— говорю,— сволочи, честью прошу.

А те по ходу пьесы это наседают и наседают. Вынули у меня бумажник (восемнадцать червонцев) и к часам прутся.

Я кричу не своим голосом:

— Караул, дескать, граждане, всерьёз грабят.

А от этого полный эффект получается. Публика-дура в восхищении в ладоши бьёт. Кричит: — Давай, Вася, давай. Отбивайся, милый. Крой их, дьяволов, по башкам.

Я кричу: — Не помогает, братцы!

И сам стегаю прямо по головам.

Режиссёр тут с кулис высовывается.

— Молодец,— говорит,— Вася. Чудно,— говорит,— рольку ведёшь. Давай дальше.

Вижу — крики не помогают. Потому, чего ни крикнешь — всё прямо по ходу пьесы ложится.

Встал я на колени.

— Братцы,— говорю.— Режиссёр,— говорю,— Иван Палыч. Не могу больше! Спущайте занавеску. Последнее,— говорю,— сбереженье всерьёз прут!

Тут многие театральные спецы — видят, не по пьесе слова — из кулис выходят. Суфлёр, спасибо, из будки наружу вылезает.

— Кажись,— говорит,— граждане, действительно у купца бумажник свистнули.

Дали занавес. Воды мне в ковшике принесли. Напоили.

— Братцы,— говорю.— Режиссёр,— говорю,— Иван Палыч. Да что ж это,— говорю.— По ходу,— говорю,— пьесы ктой-то бумажник у меня вынул.

Ну, устроили обыск у любителей. А только денег не нашли. А пустой бумажник кто-то в кусты кинул.

Деньги так и сгинули. Как сгорели.

Вы говорите — искусство? Знаем! Играли!»

Ведущий 1: В области образования началась работа по ликвидации неграмотности. По данным Всесоюзной переписи населения количество грамотных в возрасте от 16 до 50 лет поднялось до 90%, подавляющая часть взрослого населения научилась писать и читать. Была проведена серьезная реформа, в результате которой все дети соответствующего возраста смогли бесплатно учиться. Было построено более 30 тыс. школьных зданий, вдвое увеличилось количество педагогических учебных заведений для подготовки учителей.

Ведущий 2: С конца 20-х гг. начинается невиданный рост высшей школы. Открываются сотни новых вузов, особенно технических и сельскохозяйственных.

Масса людей получила возможность учиться и к концу 30-х годов страна удовлетворила острый голод в квалифицированных специалистах для производственной сферы.

Ведущий 1: В 20-е гг. советская наука продолжает дореволюционные русские традиции. В это время работают И.П. Павлов,  К.Э. Циолковский, Н.Е. Жуковский, В.И. Вернадский. Им на смену приходит новое, не менее талантливое поколение.

В СССР была создана уникальная физическая школа. Имена А.Ф. Иоффе, И.В. Курчатова, П.Л. Капицы, Л.Д. Ландау, Ю.Б. Харитона гремят во всем мире. Советские ученые совершают ряд крупных географических открытий.

Академиком И.М. Губкиным и его сотрудниками проведены исследования в области геологии  нефтяных месторождений, которые привели к открытию нового богатейшего нефтеносного района между  Волгой и Уралом – «второго Баку».

Ведущий 2: Многие писатели, известные до 1917 года, с восторгом приняли революцию. Но два поэтических голоса явственно выделялись из литературного многоголосья.

Сценка 

Маяковский (стоит на сцене): В настоящее материалистическое время тот поэт, кто полезен! 

Есенин (из зала):  А я считаю, что во всякое время полезен тот, кто поэт!

Маяковский: Только вот вопрос, товарищ Есенин, кто поэт, а кто нет.

Есенин: Время покажет, товарищ Маяковский

Ведущий: Так чего же мы ждем, товарищи! Вот они, вот они, ваши судьи. Предлагаю поэтическую дуэль Маяковский — Есенин!

Есенин (идя к сцене): Сами напросились!

Ведущий: Это поэтическая дуэль! Правила дуэли: каждый выстрел не более одного четверостишия! Господа дуэлянты, пожмите друг другу руки!

(Маяковский и Есенин пожимают друг другу руки, расходятся по разным сторонам сцены)

Ведущий: Кто будет первым?

Маяковский: Я уступаю.

Есенин:

Быть поэтом - это значит то же,
Если правды жизни не нарушить,
Рубцевать себя по нежной коже,
Кровью чувств ласкать чужие души.

Ведущий: Маяковский, прошу!

Маяковский:

Как вы смеете называться поэтом 

и, серенький, чирикать, как перепел!

Сегодня надо кастетом

кроиться миру в черепе!

Есенин:

Мне грустно на тебя смотреть,
Какая боль, какая жалость!
Знать, только ивовая медь
Нам в сентябре с тобой осталась.

Маяковский:

Довольно жить законом,
данным Адамом и Евой.
Клячу истории загоним.
Левой!
Левой!
Левой!

Есенин: Пока Маяковский орал, я спрашивал себя, стоит ли перед вами душу свою открывать. Бог с вами, товарищи без вкуса! Слушайте

Мне осталась одна забава:
Пальцы в рот и веселый свист.
Прокатилась дурная слава,
Что похабник я и скандалист.

Ах! какая смешная потеря!
Много в жизни смешных потерь.

Ведущий: Товарищ Есенин, вы нарушаете условия дуэли!

Маяковский: Тише! Пусть читает!

Есенин:
Стыдно мне, что я в Бога верил.
Горько мне, что не верю теперь.

Золотые, далекие дали!
Все сжигает житейская мреть.
И похабничал я и скандалил
Для того, чтобы ярче гореть.

Дар поэта — ласкать и карябать,
Роковая на нем печать.
Розу белую с черною жабой
Я хотел на земле повенчать.

Пусть не сладились, пусть не сбылись
Эти помыслы розовых дней.
Но коль черти в душе гнездились —
Значит, ангелы жили в ней.

Вот за это веселие мути,
Отправляясь с ней в край иной,
Я хочу при последней минуте
Попросить тех, кто будет со мной,—

Чтоб за все за грехи мои тяжкие,
За неверие в благодать
Положили меня в русской рубашке
Под иконами умирать.

(уходят со сцены) 

Ведущий 1: Владимир Ильич Ленин писал: «Искусство принадлежит народу. Оно должно уходить своими глубочайшими корнями в самую толщу трудящихся масс, оно должно быть понятно этими массами и любимо ими. Оно должно выражать чувства, мысли и волю этих масс, поднимать их. Оно должно пробуждать в них художников и развивать их»

Ведущий 2: К народному искусству всех республик государство проявляло пристальный интерес, что его тонизировало. Поощрялись артели художественного промысла, реанимировали Палех, мастера которого стали работать на изделиях папье-маше, сочетая традиционные формы с новыми сюжетами из фольклора, сказок. 

Танец «Кадриль» 5к, 6к1

Песня «Сыпь, тальянка» Грекова

Чтец «Мой путь» Костерин

 Изба крестьянская.

Хомутный запах дегтя,

Божница старая,

Лампады кроткий свет.

Как хорошо,

Что я сберег те

Все ощущенья детских лет.

Тогда не знал я

Черных дел России.

Не знал, зачем

И почему война.

Рязанские поля,

Где мужики косили,

Где сеяли свой хлеб,

Была моя страна.

Тогда впервые

С рифмой я схлестнулся.

От сонма чувств

Вскружилась голова.

И я сказал:

Коль этот зуд проснулся,

Всю душу выплещу в слова.

Тогда в мозгу,

Влеченьем к музе сжатом,

Текли мечтанья

В тайной тишине,

Что буду я

Известным и богатым

И будет памятник

Стоять в Рязани мне.

И, заболев

Писательскою скукой,

Пошел скитаться я

Средь разных стран,

Не веря встречам,

Не томясь разлукой,

Считая мир весь за обман.

Тогда я понял,

Что такое Русь.

Я понял, что такое слава.

И потому мне

В душу грусть

Вошла, как горькая отрава.

Что я поэт!..

И без меня в достатке дряни.

Пускай я сдохну,

Только...

Нет,

Не ставьте памятник в Рязани!

Ведущий 1: «Из всех искусств для нас важнейшим является кино, ибо оно одно вполне доходчиво до малограмотного пролетариата и вовсе неграмотного крестьянина», - писал В.И. Ленин.

Ведущий 2: Сергей Эйзенштейн, Яков Протазанов… Режиссеры, вписавшие свои имена в историю мирового кинематографа. Мы предлагаем вашему вниманию фрагмент художественного фильма «Чины и люди» режиссера Якова Протазанова.

Ведущий 1: В 20е годы произошел «коренной перелом» в массовом общественном сознании. Население глубоко поверило в светлое коммунистическое завтра. Впервые в истории России большевики провозгласили народ хозяином страны. Пообещали отдать фабрики – рабочим, землю – крестьянам, построить свободное демократическое общество, где «каждая кухарка сможет управлять государством». Советская власть национализировала предприятия, объявила войну дворянству и помещикам, рабочие из лачуг перебрались в особняки, правительство прилагало громадные усилия для ликвидации безграмотности.

Ведущий 2: В конце 20х годов начинаются массовые репрессии и коллективизация, они породили в душах людей постоянный страх. Если характерной чертой 20-х годов было широкое распространение дискуссий, свободный диалог между властью и интеллигенцией, то в 30-е годы развитие общественно-политической жизни пришло как бы к своей противоположности – к борьбе с идеями и мнениями. В этих условиях самой печальной оказалась участь интеллигенции, именно она была самой опасной для нового режима. Началась новая волна эмиграции. Прозрение для многих оказалось невыносимым.

Ведущий 1: Одним из первых не выдержал Сергей Есенин. 28 декабря 1925 года Есенина нашли в петле в ленинградской гостинице «Англетер».

Ведущий 2: Его постоянный оппонент, Владимир Маяковский, обвинил Есенина в слабости характера, утверждая, что

Для веселия

        планета наша

                 мало оборудована.

Надо

   вырвать

         радость

              у грядущих дней.

В этой жизни

           помереть

                  не трудно.

Сделать жизнь

          значительно трудней.

Ведущий 1: Спустя четыре года после гибели Сергея Есенина Владимир Маяковский сам, по выражению Высоцкого, «лег виском на дуло». Громкий, сильный. Не выдержал. Сломался.

Ведущий 2: За окном шел 30й год. Но это уже другая история.

КОНЕЦ