Развитие мотива радости в романе «Братья Карамазовы»
статья по литературе (11 класс)

Развитие мотива радости в романе «Братья Карамазовы»

1.Значение мотива для характеристики героев романа

В романе Достоевского «Братья Карамазовы», самом идеологически законченном из всех произведений писателя, строится напряженно драматическая фабула, в центре которой стоит загадочное преступление; идеологические массы вовлекаются в вихрь действия и, сталкиваясь, вызывают взрывы. Писатель изображает трех братьев. Начало разума воплощается в Иване: он логик и рационалист, прирожденный скептик и отрицатель; начало чувства представлено Дмитрием: в нем «сладострастье насекомых» и вдохновение эроса; начало воли, осуществляющей себя в деятельной любви как идеал, намечено в Алеше. Братья связаны между собой узами крови, вырастают из одного родового корня: биологическая данность - карамазовская стихия - показана в отце Федоре Павловиче. Федор Павлович сладострастник, злой шут, циник и богохульник. Но он искренно и нежно любит Алешу и надеется на него, не оскорбляет его религиозного чувства, и даже просит помолиться за него. Алеша размышляет о своей семье, как о «земляной карамазовской силе».

Однако Достоевский верил в великую и спасающую силу Матери - Земли, поэтому безудерж Карамазова отца - хаотическое кипение творческих сил, которым предназначено преобразить мир.1

Это преображение начинается уже в Дмитрии - старшем сыне.

Митя воспитывался у случайных людей, мать его сбежала, когда Мите было три года, а отец просто забыл о его существовании. Опора у

36

Мити - он сам. Молодость прошла бурно: в гимназии не доучился, учился в военной школе. Далее: Кавказ, дуэль, разжалование, снова выслужился, много кутил, наделал долгов.

«Из трех сыновей, - по мнению Ю.Г. Кудрявцева, - Митя больше похож на отца. Он тоже сладострастник, тоже знает постыдную сладость разврата, в Мите не только сладострастие и жажда денег, деньги вообще для него не самоценны, отношение к ним у него рогожинское»". Он разбрасывает деньги и этим        показывает свою широкую натуру, особенно заметную на фоне        расчетливых поляков. Отец его на такое не способен.

Митя мечется в поисках денег, нужных ему для спасения чести,         чувствует вину         перед Катериной Ивановной. А сладострастие совсем не вся его внутренняя суть.

Митя способен видеть, как темную сторону жизни, так и светлую. Он говорит Алеше: «Я иду и не знаю: в вонь ли я попал и позор или в свет и радость...Господи, я люблю тебя, и ощущаю радость, без которой нельзя миру стоять и быть»3. (1, 111)

«Дмитрий поет гимн богине Церере - это латинская богиня земного плодородия - мать - земля, и Дмитрий чувствует себя сыном этой матери, хотя порой и блудным»4.

И куда печальным оком Там Церера не глядит - В унижении глубоком Человека всюду зрит!

Чтоб из низости душою Мог подняться человек,

С древней матерью - землею Он вступил в союз навек (1, 111)

Темная земляная стихия преображается в горячем сердце Дмитрия в ослепительное пламя эроса. Это пламя он осознает как великую рождающую и творящую силу, как божественный огонь, дающий жизнь и радость всему божьему творению на земле, и это чувство Мити находит свое выражение в «Гимне к радости» Шиллера. Митя в саду читает Алеше стихи:

Душу Божьего творенья Радость вечная поит,

Тайной силою броженья Кубок жизни пламенит;

Травку выманила к свету,

В солнцы хаос развела И в пространствах,звездочету Неподвластных, разлила.

У груди благой природы

Все, что дышит, радость пьет;

Все созданья, все народы За собой она влечет;

Нам друзей дала в несчастье,

Гроздий сок, венки харит,

Насекомым - сладострастье...

Ангел - богу предстоит. (1, 111)

«Пусть я проклят, пусть я низок и подл», - говорит Митя брату, - но пусть и я целую край той ризы, в которую облекается Бог мой; пусть я иду в то же самое время за чертом, но я все - таки и твой сын, Господи, и люблю тебя, и ощущаю радость, без которой миру стоять и быть (1, 111)

Именно поэзией Шиллера осуществляет Достоевский пробу на возвышенность, благородство и поэтичность внутреннего мира Дмитрия Карамазова. В момент глубокого кризиса, когда Митя готов

38

исповедаться в грехах перед всем миром, он обращается к знаменитой оде «К радости», где звучит призыв людям объединиться в братском жизнеприемлющем порыве.

Подобные чувства Достоевский считал одним из главных признаков человеческого в человеке, хотя и прекрасно осознавал неимоверное препятствие на пути их реализации.

Шиллеровский идеализм не был для Достоевского чем - то вроде прекраснодушного утопизма, а служил одним из важных выражений возвышенности, ума и благородства чувств, без чего в любом человеке в той или иной степени просыпается «насекомое», доставляющее и Дмитрию Карамазову немало беспокойств, и, напротив, пробудившееся в нем шиллеровское начало помогает справляться с «пакостными» движениями души, позволяет видеть в желанной женщине не только «инфернальные изгибы», но и страдание личности.'

Митя понимает радость жизни, ему дано познать космический восторг. В страсти к Грушеньке, которую он полюбил всем сердцем, ему раскрылось вдохновение. Но Митя знает и «сладострастье насекомых».

«Митя - это ложь снаружи. Внутри его заключена глубокая, способная жить, хоть и приглушенная, правда»6.

Истинная любовь преображает героя, заставляет его иначе и на себя взглянуть, по-иному оценить свою душевную структуру. Перерождение сладострастия в любовь - страсть происходит, когда он узнает о том, что Грушенька уехала в Мокрое к ее прежнему возлюбленному, когда Митя едет вдогонку любимой.

И вот после неожиданной любви к нему Грушеньки и сразу же ударившего тяжкого обвинения в отцеубийстве начинается «хождение души по мытарствам». И тут мы видим, что Митя бесхитростен. Большинство улик, выдвинутых против него после ареста, он подбросил сам. Он всюду выкрикивал угрозы, наговаривал на себя.

39

Митя верит в людей. Он опровергает предположение, что отца убил слуга Григорий, верит Самсонову, который издевается над ним.

И вот герой начинает постигать себя: «С вами говорит благородный человек, благороднейшее лицо, главное, - этого не упускайте из виду - человек, наделавший бездну подлостей, но всегда бывший и остававшийся благороднейшим существом; как существо, внутри, в глубине...» (2, 144)

Когда старик исправник, движимый любовью и состраданьем, говорит Мите добрые слова о Грушеньке, то «Митя вскочил и бросился к нему...: Ангельская, ангельская вы душа, Михаил Макарович, благодарю за нее! Буду, буду, спокоен, весел буду, передайте ей по безмерной доброте души вашей, что я весел, весел, смеяться даже начну сейчас, зная, что с ней такой ангел - хранитель, как вы» (2, 146) И уж конечно, когда Митя говорит все это, обнаруживая несообразную с поступком благодарности к другому, он тоже являет нам «ангельскую» природу своей души.

Митя увидел в Грушеньке добрую душу, для него прошлое ее не существовало. «Это свет, это святыня моя», - говорит Митя. (2, 146)

Слезы радости пролил Митя, когда услышал ее крики: «С ним... хоть на смертную казнь!» И в беде рождается великая любовь, где за любимым на край света, и в горе и в радости быть вместе.

Митя страдает за себя, за Грушеньку, и первое уже страдание раскрывает его сердце к восприятию таких вещей, о которых он раньше думал, но мало и плохо. Он понимает, «что круг скверны не прорван, и что выход пока не найден, более того

п

страдания в мире множатся, а его любовь - это выход для одного» .

Есть рядом несчастные, которые страдают. И снится Мите пророческий сон. Приснилось ему селение; половина

40

изб погорела, выстроились на дороге бабы «все худые, испитые, какие-то коричневые у них лица...и дите плачет» (2, 191). Перед нами мгновение, когда герой думает не о себе, не о любимой женщине, а о народе.

«Я хороший сон видел, господа, - странно как-то произнес он, с каким-то новым, словно радостью озаренным лицом». (2, 192) Митя сумел прочувствовать и пережить боль и беды самых страдающих, едва ли не на всей земле людей - русских крестьян. Сон, приснившийся Мите, - сон символический. Такая боль за русский народ выразилась в нем. Плачущее мужицкое «дите» - символ страдающего русского крестьянства, а, может быть, и всего страдающего человечества.

Митя впервые в своей жизни приходит к мысли, что он должен от своего греха избавиться страданием. «Выбить, наконец, из вертепа на свет уже душу высокую, страдальческое сознание, возродить ангела, воскресить героя!...За «дите» и пойду. Потому что все за всех виноваты. За всех «дите», потому что есть малые дети и большие дети. Все - «дите»... но тогда, в великом горе нашем мы вновь воскреснем в радость, без которой человеку жить невозможно, а богу быть, ибо бог дает радость... Да здравствует бог и его радость!» (2, 277)

«Господа, - говорит Митя, - все мы жестоки, все мы изверги, все плакать заставляем людей, матерей, и грудных детей, но из всех - пусть уж так будет решено теперь - из всех я самый подлый гад! Пусть!... Принимаю муку обвинения и всенародного позора моего, пострадать хочу и страданием очищусь». (2, 193)

«С этого момента, - считает Ветловская, - и «воскресает» в Мите «новый человек». Он всегда был в нем «заключен», утверждает Митя; «но никогда бы не явился, если бы не этот гром». Этот новый человек должен принять в свою душу идеал Христа»8.

41

Ощутив свое единство с землей, с миром, с «почвой», с народом Митя должен взять на себя все грехи мира, ведь он с миром един. Таков смысл его исповедальных слов, обращенных к Алеше, когда тот посетил его в тюрьме.        Страдая за народ, быть для народа носителем правды, его идеалов -        вот прозрение Мити, он встал на путь самоочищения.

Еще в начале романа старец Зосима, предвидя то, что Дмитрий в страдании своем обретет духовную радость, кланяется ему до земли.

«В тысяче мук - я есмь, в пытке корчусь - но есмь!...в столпе сижу, но и я существую, солнце вижу, а не вижу солнца, то знаю, что оно есть. А знать, что есть солнце, - это уже вся жизнь» (2, 277)

Митя знает, что в жизни - радость, счастье и рай.

Средний сын Федора Карамазова - двадцатитрехлетний Иван. Многое отличает его от Мити. Он от        того же        отца, но        от другой, весьма        благородной        и набожной        матери. С семи        лет без родителей. Воспитывался хотя        и        у разных людей,        но более о нем        заботящихся.        Учился Иван у        лучших        педагогов гимназии, окончил естественный факультет университета, пишет статьи, знает Канта. В отличие от Мити, не просил у отца никаких денег. Учась в университете кормил себя сам.

Приехал по делу отца и Мити. С последним встретился впервые. Если у Мити наиболее развиты чувства, то у Ивана - ум. Поведение Ивана непонятно и двусмысленно: почему, будучи        атеистом, пишет о теократическом устройстве общества?

Почему внушает отцу мысль обратиться к посредничеству Зосимы и устроить семейный совет в монастыре! Почему он твердо и серьезно понимает благословение старца и целует его руку?

Ясновидец Зосима сразу отгадывает тайну молодого философа. Иван мучается; сознание его разрывается между верой и неверием.

42

Старец говорит ему: «Идея эта еще не решена в вашем сердце и мучает его... В этом ваше великое горе, ибо настоятельно требует разрешения... Но благодарите Творца, что дал вам сердце высшее, способное такой мукой мучиться, «горняя мудрствовати и горних искати, наше божительства на небесах есть» (1, 72-73)

Иван не самодовольный безбожник, а высокий ум, «сердце высшее», мученик идеи, переживающий неверие как личную трагедию. Зосима заканчивает свою речь так: «Дай вам Бог, чтобы решение сердца вашего постигло вас еще на земле, и да благословит бог пути ваши!» (1, 72-73)

«Автор «Легенды о Великом инквизиторе» не        погибает, Ивана спасет «карамазовская земляная сила», которую он наследует от отца. Ему, как и Дмитрию, ведомо вдохновение эроса, в нем такая сила, что все выдержит»9, - считает Мочульский.

Шиллеровская доминанта играет важную роль в определении        разности характеров соперничающих братьев        и вместе с

тем возможных точек соприкосновения между ними. Алеша удивляется тому, что Иван, который, в отличие от Дмитрия, в своей жизни и двух стихов        не сочинил, цитирует        немецкого поэта        в связи

с чувствами        к Катерине Ивановне, доказав, что и        он может читать Шиллера, быть возвышенным, человечным.10

Иван говорит Алеше: «Жить        хочется, и я живу, хотя бы и вопреки логике. Пусть я не верю в порядок вещей, но дороги мне        клейкие, распускающие весной листочки, дорого голубое небо, дорог иной человек... Я, знаю заранее, паду на землю и буду целовать эти камни и плакать над ними... Что буду счастлив пролитыми слезами моими».(1, 241)

Ивану доступны слезы восторга и умиления. Он, как Алеша, способен пасть на землю и обливать ее слезами. Но Иван отрицает умом то, что любит сердце. Бога он принимает, но мира, созданного богом

43

не принимает. Иван не безбожник, а богоборец. Он любит детей, в них он видит ангелов. Любовь к детям говорит о наличии светлого в его душе.

Бунтуя против мира божьего и бога, Иван, как стремится доказать Достоевский, на самом деле бунтует против мира дьявольского и дьявола, а потому Иван не отрицает, но невольно утверждает то, что хотел бы отрицать.

«Поэма твоя есть хвала Иисусу, а не хула...как ты хотел того», (1, 273) - воскликнул в свое время Алеша, едва выслушав Ивана. Он мог бы сказать такие же слова и после бунта брата. Бунт Ивана переосмысливается, ибо, отрицая страдание во имя хотя бы отвлеченной любви, добра и радостного единения всего человечества, Иван не опровергает бога, а утверждает его, так как добро, любовь и радость восходят к благим силам «миров иных».

Кончая рассказывать Алеше свою поэму, Иван говорит, что Христос, выслушав Великого инквизитора «молча приближается к старику и тихо целует его в его бескровные девяностолетние уста. Вот и весь ответ. Старик вздрагивает. Что-то шевельнулось в концах губ его; он идет к двери, отворяет ее и говорит ему: «Ступай и не приходи более... не приходи вовсе... никогда, никогда». И выпускает его на «темные стогна града». Пленник уходит.

•  А старик?
•  Поцелуй горит на его сердце, но старик остается в прежней идее» (1,275-276)

Хотел Иван того или не хотел, движение Христа в его поэме подчеркивает, по замыслу автора, милосердие и высоту самого Христа, не оставляющего своей любовью даже этого мрачного убийцу, столь упорно и столь по-своему любящего человечество.

Движение Великого инквизитора в ответ на поцелуй Христа тоже характерно. «Ибо если был, кто всех более заслужил наш костер, то

44

это ты. Завтра сожгу тебя. Dixi», - (1, 275) кончил Великий инквизитор, но Христос «тихо целует» этого своего врага и отступника, и тот, будто забыв о своих словах, отпускает пленника на «темные стогна града». (1, 276)

Не холодному решению ума, но невольному велению вдруг дрогнувшего сердца повинуется здесь великий инквизитор. Он сказал, но не смог сделать то, что сказал, потому, вероятно, что «поцелуй Христа горит на его сердце» (1, 276), несмотря ни на какую идею.

И Иван, не подозревая, как близко касается его самого конец этой фантастической поэмы, а именно, «поцелуй Христа» тоже «горит на его сердце», его мучает глубокая совесть.

«Алеша тихо улыбнулся: - Бог победит! - подумал он». (1,345)

О том, что натура Ивана вступила в борьбу против его идей, говорит эпизод, где Иван вначале встречает на пути к Смердякову пьяного «мужичонка», которого н ударил и оставил замерзать на улице. Однако, последний разговор со Смердяковым раскрыл перед ним неопровержимо тот факт, что вместе с истинным убийцей он несет ответственность за преступление.

«Вы убили, вы главный убивец и есть, а я только вашим приспешником был, слугой Личардой верным, и по слову вашему дело это и совершил», (2, 310) - сказал ему Смердяков в это последнее их свидание.

Человеческая природа Ивана протестует против того, что логически вполне закономерно «прилипло» к его «идее»: против «низкой практики, оказавшейся грязной и античеловеческой. Именно после этого начинается освобождение Ивана от Смердякова, Иван был уже на грани духовного кризиса: «Какая-тословно радость сошла теперь в его душу. Он почувствовал в себе какую-то бесконечную твердость:        конец

45

колебаниям его, столь ужасно его мучившим все последнее время!» (2, 321)

Символически это отражено в повторении эпизода: потрясенный Иван вновь наталкивается на того же «мужичонку», но теперь он его несет на себе, чтобы оказать ему помощь, чтобы спасти. В душе Ивана человеческое начало постепенно приобретает все большие права.

В эпилоге Митя пророчествует: «Слушай,        брат

Иван всех превзойдет. Ему жизнь, а не нам. Он выздоровеет». (2, 345)

Младший из братьев Карамазовых Алеша - единоутробный брат Ивана. Подобно своему духовному предшественнику князю Мышкину, Алеша сочувствует и сопереживает с другими, но действие романа им не определяется и «идея» его только намечена. А между тем «Братья Карамазовы» были задуманы автором как жизнеописание Алеши, а в предисловии он прямо называется героем романа.

Первая попытка изобразить «положительно-прекрасного человека»

•  князя Мышкина - не удовлетворила писателя; в «Братьях Карамазовых» он заново перерабатывает свой набросок. Князь Мышкин - юродивый, эпилептик; Алеша «пышет здоровьем», краснощек, крепко стоит на земле и полон карамазовской стихийной жизненности. Он реалист.

В образе Алеши предначертан новый тип христианской духовности

•  иноческого служения в миру.

От матери, смиренной, «кроткой» Софьи Ивановны, он унаследовал религиозный строй души. Одно воспоминание из раннего детства определило его судьбу. «Он запомнил один вечер, летний, тихий, отворенное окно, косые лучи заходящего солнца, в комнате в углу образ, пред ним зажженную лампадку, а пред

46

образом на коленях рыдающую как в истерике, со взвизгиваниями и вскрикиваниями, мать свою, схватившую его в обе руки, обнявшую его крепко до боли и молящую за него богородицу, протягивающую его из объятий своих обеими руками к образу как бы под покров богородице. Вот картина! Алеша запомнил в тот миг и лицо своей матери: он говорил, что оно было исступленное, но прекрасное». (1, 18)

Воздействие этой сцены на Алешу, на становление его характера и высокой душевной устремленности настолько глубоко, что запомнил он ее на всю жизнь.С матерью вообще связаны все самые светлые и сильные воспоминания героя.

Софья Ивановна, страдалица мать, связана с пречистой Матерью Богородицей. Алеша отдан ею под покров Божьей Матери; он - посвященный, и на нем с детских лет почиет благодать.

«Образ гонимой и страдающей матери, которая пытается защитить, спасти свое дитя, протягивает его под покров богородицы, как бы неким намеком совпадает с образом, в котором человечество воплотило идею просветленного и высокого материнства».11

«Везде в лице божьей матери, - писал И.А. Гончаров, - является тип чистейшей и нежнейшей матери во всей ее материнской и только материнской красоте, без примеси всякой другой любви, всякого другого земного чувства».12

Мать Алеши как бы благословляет Алешу на жизненный путь бескомпромиссного праведничества. Образ страдающей матери как образ высокого нравственного страдания всю жизнь не оставляет Алешу, постоянно, как видим на протяжении романа, пытающего облегчить несчастья и беды окружающих его людей.

Второй, весьма важный момент для понимания образа Алеши сказался в самой структуре романа.

47

Обычно говорят, что герои Достоевского раскрываются в диалогах. Это справедливо лишь по отношению к диалогам остальных персонажей с Алешей, которому они, как правило, исповедуются. Алеша умеет слушать и слышать внутренние голоса других. Поэтому все так и стремятся к беседе с ним. «Людей он любил:  он, казалось, всю жизнь жил, совершенно веря в людей... Что-то было в нем, что говорило и внушало, что он не хочет быть судьей людей, что он не захочет взять на себя осуждения и ни за что не осудит... Да и все этого юношу любили, где бы он ни появлялся, и это с самых детских даже лет его». (1, 18)

Алеша, как и братья, воспитывался в чужой семье, в гимназии курса не кончил и вдруг вернулся к отцу.

Старика Карамазова поразила причина его возвращения. Алеша приехал разыскать могилу своей матери. Вскоре он поступил послушником в монастырь к прославленному старцу и целителю Зосиме; он проходит через монашескую аскезу, но в монастыре не остается. Старец Зосима перед смертью говорит своему любимцу: «Мыслю о тебе так: изыдешь из стен сих, а в миру пребудешь как инок. Много будешь иметь противников, но самые враги будут любить тебя. Много несчастий принесет тебе жизнь, но ими-то ты и счастлив будешь, и жизнь благословишь, и других благословить заставишь - что важнее всего». (1, 299)

Таков замысел Достоевского об Алеше. Предсказания старца должны были оправдаться во втором романе.

Умирает старец; ученик ждал прославления учителя, а вместо того присутствует при его бесславии: от        гроба почившего праведника

преждевременно исходит «тлетворный дух», «соблазн» охватывает и монахов и богомольцев; соблазняется и «твердый в вере» реалист Алеша. Где же духовное преображение природы, о котором учил старец?

48

А если его нет, тогда прав брат Иван. Иван в Бога не верит и, прежде чем полюбить мир, хочет понять его смысл. Христианская любовь противопоставляется безбожному разуму.

«Бунт» Алеши - отзвук бунта Ивана. Он тоже восстает на провидение и требует от него «справедливости», которая была, по верованию его, нарушена и чем так жестоко и внезапно было поранено сердце его. В эту роковую минуту Алеша вдруг чувствует свою духовную

12

близость к брату-атеисту.

Алеша уходит из монастыря, попадает во власть своего Мефистофеля - Ракитина, и тот ведет его к Грушеньке. В целомудренном юноше просыпается карамазовское сладострастие. Грушенька садиться на колени Алеши, угощает шампанским. Но, узнав о смерти старца Зосимы, набожно крестится и как в испуге соскакивает с его колен. Алеша громко и твердо говорит Ракитину: «Видел,

как она меня пощадила. Я шел сюда злую душу найти - так влекло меня самого к тому, потому что я подл и зол, а нашел сестру искреннюю, нашел сокровище - душу любящую... Она сейчас пощадила меня. Аграфена Александровна, я про тебя говорю. Ты мою душу сейчас восстановила». (2, 20-30)

Грушенька рассказывает басню о луковке. Злющая презлющая баба за всю жизнь ничего доброго не сделала; раз только подала нищенке луковку, и после смерти эта луковка помогла ей выбраться из огненного озера. «Луковкой» была для Алеши жалость Грушеньки, «луковкой» оказалось и для ее оскорбленного сердца сострадание Алеши. «Сердце он мне перевернул, - восклицает она, - Пожалел он меня, первый, единый... Верила, что и меня кто-то полюбит, гадкую, не за один только срам». (2, 36)

Встреча Алеши с Грушенькой - мистическое обручение жениха с невестой - Землей. Закон смерти (сладострастия) побежден

49

воскрешающей любовью. Души понимают свою родственность и мистическое единство. Духовное перерождение совершилось, Алеша открыт для мистического видения «Каны Галилейской».13 «Бунт» Алеши завершается мистическим видением воскресения, он спасается подвигом личной любви. Послушник возвращается в монастырь и молится у гроба старца. Сквозь дремоту слышит, как отец Паисий читает евангельский рассказ о браке в Кане Галилейской. И вот раздвигаются стены - гроба уже нет; он видит гостей, брачный чертог.        Старец        Зосима        «радостный        и        тихо

смеющийся» говорит ему: «Веселимся, пьем вино новое, вино радости новой, великой; видишь, сколько гостей? Вот и жених и невеста, вот и премудрый Архитриклин, вино новое пробует... А видишь ли Солнце наше, видишь ли Его? Не бойся Его. Страшен величием перед нами, ужасен высотою своею, но милостив бесконечно...». (2, 40)

Во сне Алеши «безграничность божьей любви ко всем людям и радость тех, которые объединены этой любовью, связь всех со всеми, благотворная и радостная там, где бог среди людей, потрясает душу Алеши восторгом».14

Видение Алеши - символ воскресения, радость царствия Божия. Достоевский особо подчеркивал, что Бог хочет для человека радости. Поэтому в нашей любви и благе содержатся поиски Бога. Радость следует за благом, такое же место она занимает у Бога.

В четвертой главе седьмой книги «Братья Карамазовы» - «Кана Галилейская» - показывается, что Бог хочет, радости для людей в их высшем земном счастье - в любовном единение; Бог присутствует при этой радости и содействует ей.1

Душа, близкая Богу, на пути к нравственному совершенству, побуждаемая волей к жизни, знает мгновения, где она предчувствует

50

смысл бытия и исполнения нравственных стремлений, мгновения восторга и экстаза. Такие минуты каждому, кто их переживал, представляются божественным даром.

Христос, в первый раз сотворяя чудо, радости, а не горю людскому помог. Значит, тот, кто любит людей, тот любит и их радость.

Достоевский рисует героя, поступающего в жизни так, как поступил бы сам Христос. Для писателя это было высшим мерилом нравственности. Многозначительны и слова Ракитина после того, как он за 25 рублей привел Алешу к Грушеньке: «Ты теперь за 25 рублей меня давешних презираешь»? Продал, дескать, истинного друга. Да ведь ты не Христос, а я не Иуда». (2, 37)

Ракитин, конечно, не Иуда, но поступает он как Иуда. Это подкрепляет и второе соотнесение - Алеша - Христос.

Алеша абсолютно адекватно воспринял в себе образ Христа и следует ему в каждом своем поступке.

Бахтин замечает: «Чрезвычайно характерно вопрошание идеального образа (как поступил бы Христос?), то есть... не слияние с ним, а следование за ним».16

Не случайно в главе «Кана Галилейская» чудится Алеше, что зван он на пир к Христу, зван и призван. Писатель ориентирует образ любимого героя на высший в его представление образец нравственности.

Алеша после видения выходит из кельи; падает, как подкошенный на землю, обнимает и целует ее. «Облей землю слезами радости твоея и люби сии слезы твои...» - прозвенело в душе его... он плакал в восторге своем даже и об этих звездах, которые сияли ему из бездны, он не стыдился исступления сего. Как будто нити от всех этих бесчисленных миров божьих сошлись разом в душе его, и она вся трепетала «прикасаясь мирам иным». Простить хотелось ему всех и за все и просить прощения, о, не себе,... а за всех, за все и за вся...». (2,41)

51

После света воскресения - восторг и твердость веры. Эта секунда мировой гармонии, которую предчувствуют и по которой томятся герои Достоевского.

Карамазовская «земляная» сила превращается в силу преображающую. Алеша понял: в этом новом мире прощают за всех, за все и за вся.

Герой Достоевского человеколюбив. В каждом старается найти что- то хорошее, понимает души людей. Судит их весьма снисходительно, себя - строго. Хочет внести примирение в мир Карамазовых. Все Карамазовы, не имеющие общего мнения ни о чем, согласны в оценке Алеши - «ангел на Земле». За советами к Алеше обращаются многие. Во всех он видит положительные стороны характера. И страдает за людей. Соприкасаясь с Алешей, люди просветляются. Его очень любят дети. И сам Алеша любит детей. Он прививает детям любовь к больному Илюшечке и тем уже делает их добрее.

В эпилоге Алеша произносит надгробное слово, призывает мальчиков никогда не забывать, как хоронили бедного Илюшу Снегирева, и всегда помнить те чувства добра, единения и любви, что посетили их в эти мгновения: «Знайте же, что ничего нет выше, и сильнее, и здоровее, и полезнее впредь для жизни, как хорошее какое-нибудь воспоминание, и, особенно вынесенное из детства, из родительского дома... И даже если и одно только хорошее воспоминание при нас останется в нашем сердце, то и оно может послужить когда-нибудь нам в спасении, способно нас от великого зла удержать». (2, 471)

В любви объединенных друзей Илюша будет жить. Новая общность, в противоположность социалистическому муравейнику, строится на личности и любви. Это свободное объединение друзей покойного Илюши: личная любовь к одному становится общей любовью всех.

52

Коля Красоткин спрашивает: «- Неужели и взаправду религия говорит, что мы все станем из мертвых, и оживем, и увидим опять друг друга, и всех, и Илюшечку? - Непременно восстанем, непременно увидим и весело, радостно расскажем друг другу все, что было, - полусмеясь, полу в восторге ответил Алеша». (2, 473)

Роман заканчивается на торжественной ноте, радостным исповеданием веры в воскресение.

Все центральные герои соединились в образе старца Зосимы. Дмитрий - это начало, бурная молодость старца, атеист Иван - это брат Маркел в то время, когда он не верил в бога, Алеша - ученик и последователь Зосима, все его лучшее.

53