«Соло на Ундервуде», «Соло на IBM» в творческом наследии С. Довлатова. Формы и способы организации текста
статья по литературе (11 класс)

«Соло на Ундервуде», «Соло на IBM» в творческом наследии С. Довлатова. Формы и способы организации текста

Василевская А.А., учитель русского языка и литературы

По мнению филолога В.Н. Топорова, «текст пространствен, т. е. он обладает признаком пространственности, размещается в “реальном” пространстве, как это свойственно большинству сообщений, составляющих основной фонд человеческой культуры» [73:229].

Любой текст до появления Интернета кроме смыслового пространства, представлял собой так же предмет материального мира: библиофилы и ценители книг смотрели на уникальность издания, обложку книги, форзац, оформление страниц. Для такого скрупулёзного писателя как С. Довлатов данный этап создания художественного произведения не мог быть неважным, поскольку автор использует форму произведения для воплощения своего художественного замысла.

Тексты «Соло...» пространственно организованы: они состоят из разнообразных литературных осколков, цитат, афоризмов, микроновелл, отражающих процессы современной жизни.

Ю.М. Лотман в статье «Художественное пространство в прозе Гоголя» определяет художественное пространство как «континуум, в котором размещаются персонажи и совершается действие», писатель, по его мнению, создает «модель мира, выраженную на языке пространственных представлений» [55: 251-252].

Ученый выделил в художественном произведении четыре типа пространства:

1) точечное;

2) линеарное;

3) плоскостное;

4) объемное.

Чуть подробнее остановимся на первых двух типах пространства, выделенных Ю.М. Лотманом (точечном и линеарном), поскольку они наиболее ярко представлены в записных книжках «Соло на ундервуде», «Соло на IBM».

Точечное пространство, по мнению М.Ю. Лотмана, вводит понятие отграниченности. Эта «отграниченность» превращает пространство с наполняющими его предметами в особую, абстрактную, единицу языка художественного произведения.

Линеарное пространство может иметь как горизонтальную, так и вертикальную направленность. При этом линеарное пространство (направленное или ненаправленное) чаще всего используется автором для создания символических категорий времени, таких, как дорога, «жизненный путь». В «Соло на ундервуде» читатель вместе с автором пребывает в Ленинграде 80-х годов, после Довлатов ведет своего читателя вслед за собой, эмигрирует с ним в Америку, иллюстрируя события «новой жизни» уже в «Соло на IBM». Таким образом, пространство не обязательно должно быть однородным, герой может перемещаться из одного в другое, но при этом со сменой окружающей обстановки меняется и сам герой, происходит его деформация.

Те изменения, о которых говорит М.Ю. Лотман, наиболее ярко прослеживаются именно во второй части записных книжек писателя. Таким образом, линеарность вводит в произведение линию «внутренней эволюции человека».

Эти типы пространств не являются взаимоисключающими, при кажущейся точечности описанных физических пространств (Ленинград, Америка, редакции, Союз писателей и др.) возможна линеарность внутреннего локуса. Именно такое, на наш взгляд, пространство моделирует С. Довлатов в своих «Соло…». Это внешняя статика (разрозненные, фрагментарные записи, самостоятельные по своей природе) и внутренняя динамика.

В нашей работе мы обратим внимание не только на «смысловую», внутреннюю организацию записей, но и на внешние особенности построения текста записных книжек.

Так, «Соло на ундервуде» представляет собой 228 записей (111 страниц); «Соло на IBM» - 270 заметок (113 страниц). Записные книжки фактически равны по объему. Несмотря на общее количество записей, 498 заметок, они легки в своем прочтении: «Читать его легко. Он как бы не требует к себе внимания, не настаивает на своих умозаключениях или наблюдениях над человеческой природой, не навязывает себя читателю. Я проглатывал его книги в среднем за три-четыре часа непрерывного чтения: потому что именно от этой ненавязчивости его тона трудно было оторваться» [21].

 Важно отметить, что в первом авторском издании «Соло на ундервуде» 1980 года записи были отделены друг от друга тремя звездочками, что отсылает нас к оформлению типичного сборника анекдотов. В других, более поздних изданиях, например 1990 года, каждая новая запись начинается с выделенной курсивом заглавной буквы, когда как на смену разделения записей тремя звездочками приходят пробелы. Они же, пробелы, сохраняются при оформлении и электронных версий «Соло…» в сети Интернет.

Обратим свое внимание на первое авторское оформление записных книжек, которое так тяготит к сборнику юмористических зарисовок. В то время к анекдотам обращались многие писатели. Они представлялись «второй реальностью» литературного процесса. Однако С. Довлатов, по словам И. Сухих, был чуть ли не единственным автором, кто сделал на эту форму главную ставку, превратив: «…явление литературного быта в литературный факт» [72: 41].

Данная форма как нельзя, кстати, позволяет С. Довлатову воплотить свои художественные замыслы по передаче стихийной, бытовой, тяготеющей к абсурду реальности. Краткость историй и природа устного рассказа - характерные черты анекдота. На страницах своих записных книг Сергей Донатович стремился рассказывать читателю короткие истории:

«Соседский мальчик ездил летом отдыхать на Украину. Вернулся домой. Мы его спросили:

— Выучил украинский язык?

— Выучил.

— Скажи что-нибудь по-украински.

— Например, мерси» [9:7].

Порой, анекдот занимал не более двух строк:

 «— Как вас постричь?

— Молча» [9:11].

     Стоит отметить, что форма анекдота прельщала С. Довлатова еще и потому, что отличалась тематической универсальностью. Запретность тем сходила на нет: автор мог высмеивать пороки общества, типичность мышления советских граждан, власть, государственных служащих и др.

Анекдоты в «Соло…» можно условно разделить на бытовые (где главными действующими лицами являлись обыкновенные люди) и исторические (литературоведы, поэты, партийные работники, политические деятели и др.) Интересно то, что на страницах одного произведения эти героя мирно сосуществует друг с другом, на комичность же социальный статус никак не сказывался. «Так у Довлатова в «Соло…»: нобелевский лауреат с нисходящей метафорой «глаза как тормоза», генеральный секретарь с его «пердухой», армянский дедушка с не менее загадочным «абанаматом» и незнакомый алкаш из пивнушки <...> даны в едином анекдотическом ракурсе» [72:42].

Еще одной причиной, по которой С. Довлатов обращает свое внимание на подобную форму изложения материала, является актуальность анекдота, ибо он: «…был необъемлемой частью советской жизни. Он бы противоядием: гротескные шутки разрушали гротескный каждодневный бред» [72:48]

Скрупулезно собирая по крупицам «рассыпанное» бытие, придавая этому хаосу форму, С. Довлатов невольно становится профессиональным фольклористом, собирателем баек и народного творчества.  На страницах «Соло…» внимательный читатель нередко встречает и прямое обращения к фольклорным жанрам, правда, в свойственной Довлатову «обработке»:

«Я спросила у восьмилетней дочки:

— Без окон, без дверей — полна горница людей. Что это?

— Тюрьма, — ответила Катя» [9:66-67].

Таким образом, фольклорное творчество, которое по определению не имеет автора, органически соседствуют с авторскими каламбурами в «Соло...».

Нужно сказать, записные книжки вобрали в себя не только анекдотическую форму. На страницах «Соло на ундервуде», «Соло на IBM» мелькают авторские афоризмы, цитаты, определения:

«Семья — это если по звуку угадываешь, кто именно моется в душе» [9:131].

«…Что такое вдохновение?

Я думаю, оно гораздо ближе к влюбленности, чем принято считать» [9:124].

«Благородство — это готовность действовать наперекор собственным интересам» [9:132].

Доминантой же довлатовских записных книжек становится короткий рассказ, микроновелла. Однако и эту форму повествования автор оттачивает, уделяя каждой фразе огромное внимание. М. Лемхин подмечает: «Он и рассказ стремился разместить на каркасе фразы…»  [51:17].

Исследователь Н.С Валгина отмечает что, «для художественного текста форма сама по себе содержательна, она исключительна и оригинальна, в ней сущность художественности, так как избираемая автором «форма жизнеподобия» служит материалом для выражения иного, другого содержания» [23].

Действительно, форма записных книжек С. Довлатова внешне состоит из противоречий, поскольку даже название «Соло…» предполагает звучание одного голоса, но в произведениях огромное количество цитат, чужих голосов. Обращаясь к записным книжкам, читатель видит авторство конкретного человека, Сергея Довлатова, однако, читая «Соло…», создается впечатление, что все описанные истории создавала сама жизнь.

М.М. Бахтин в своем труде «Формы времени и хронотопа в романе» подчеркивает: «Мы можем сказать и так: перед нами два события – событие, о котором рассказано в произведении, и событие самого рассказывания <…> они неразрывно объединены в едином, но сложном событии, которое мы можем обозначить как произведение в его событийной полноте, включая сюда и его внешнюю материальную данность, и его текст, и изображенный в нем мир, и автора-творца, и слушателя-читателя. При этом мы воспринимаем эту полноту в ее целостности и нераздельности, но одновременно понимаем и всю разность составляющих ее моментов» [19:403].

Полностью соглашаясь с М.М. Бахтиным, хочется добавить, что, следуя его логике, в «Соло на ундервуде», «Соло на IBM» происходят три события: есть сам Довлатов (автор произведения), есть Довлатов-рассказчик, который записывает ситуации, происходящие с ним и его окружением и, в свою очередь, Довлатов-герой, свидетель и участник описанных истории. Так создается целостность произведения, его смысловая наполненность.

Несмотря на внешнюю разрозненность, лаконичность форм повествования, «Соло…» являются целостным произведением, организация текста записных книжек строго продумана автором.

Каждая отдельная запись в произведениях самостоятельна, закончена как по форме, так и по содержанию. Место, порядок и последовательность «историй» в текстах «Соло…» неслучайны. Внимательный читатель сразу увидит закономерность объединения автором записей в «смысловые» блоки.

Так, в «Соло на ундервуде», «Соло на IBM» текст организован следующим образом:

1. Записи объединены по наличию действующего героя;
2. Записи объединены по наличию общей локации, места;

Записные книжки С. Довлатова - это кладезь имен и фамилий, знаменитых и не очень. Вокруг личностей вырастают истории, байки, из которых читатель узнает новое, скрытое, ранее недоступное о герое. С. Довлатов не предоставляет информацию о писателях, поэтах, режиссерах, драматургах «порционно», разрозненно. «Заводя разговор» о И. Бродском и о Е. Рейне, писатель приводит не одну историю, а сразу несколько, 4-5 записей подряд, где главными героями выступают вышеупомянутые лица.

В «Соло на ундервуде» мы также встречаем канву заметок, где главными героями выступают следующие лица:

1. А. Арьев (5 записей подряд);
2. А. Битов (4 записи подряд);
3. В. Панова (4 записи подряд);
4. С. Вольф (8 записей подряд);
5. А. Найман (9 записей подряд);
6. В. Воскобойников (4 записи подряд);
7. В. Губин (10 записей подряд)
8. А. Шкляринский (3 записи подряд) и др.; 

В «Соло на IBM» герои частично меняются:

1. И. Бродский (16 заметок подряд);
2. В. Бахчанян (8 заметок подряд);
3. А. Генис (6 заметок подряд);
4. Г. Лемкус (5 заметок подряд);
5. И. Шапиро (5 заметок подряд);
6. А. Седых (2 заметки подряд);
7. Б. Сичкин (3 заметки подряд) и др.

Важно отметить, что заметки в «Соло на IBM», где в роли главных действующих лиц выступают поэты, писатели, актеры, режиссеры, следуют друг за другом в вышеприведённой последовательности.

Также хочется обратить внимание еще на одну отличительную особенность в построении текста «Соло на IBM». Именно в этой части записных книжек читатель наблюдает закономерность: одна заметка плавно перетекает в следующий фрагмент записи, где связующим звеном является именно личность героя. Приведем пример:

«Мать говорила про величественного и одновременно беззащитного Леву Халифа: "Даже не верится, что еврей"» [9:210].

Следующая же заметка посвящена уже только герою, о котором ранее велась речь:

«Лев Халиф — помесь тореадора с быком» [9:210].

Однако героями, объединяющими разрозненные заметки автора, становятся не только культурные личности эпохи, но и вполне «земные» люди. Так упоминая о дочке С. Довлатова выстраиваются в 3 последовательных заметки:

«Моя дочка говорила:

— Я твое "бибиси" на окно переставила» [9:66].

«Я спросила у восьмилетней дочки:

— Без окон, без дверей — полна горница людей. Что это?

— Тюрьма, — ответила Катя» [9:67].

«Наша маленькая дочка говорила:

— Поеду с тетей Женей в Москву. Зайду в Мавзолей. И увижу наконец живого Ленина!» [9:67].

Заметки, где главным действующим лицом становится брат С. Довлатов, в «Соло на ундервуде» представляют собой 5 записей, идущих друг за другом [9:8-10], тетя – 3 заметки [9:106-107] и др.

Анализируя текст «Соло на ундервуде», мы встречаем еще одного связующее звено, упорядочивающие столь хаотичные фрагменты записей. В роли такого элемента выступает наличие локации, места, объединяющее канву приводимых автором историй.

Первой очевидной локацией для читателя становится Республика Коми, место, где С. Довлатов отслужил три года в охране исправительных колоний. Истории армейских будней приводятся «микроциклом», 3 записи следуют друг за другом: «<…> прибыл к нам в охрану сержант из Москвы» [9:17], «<…> приехал к нам строевой офицер из штаба части…» [9: 17], «<…> судили рядового Бабичева…» [9:108].

Стоит отметить, что иногда в «Соло…» локации могут не иметь одинакового названия, но внимательный читатель увидит общность таких мест:

«Позвонили мне как-то из отдела критики "Звезды"…» [9:27], «В Союзе писателей обсуждали роман Ефимова "Зрелища"…»  [9:29], «Шкляринский работал в отделе пропаганды Лениздата…» [9:30], «Подходит ко мне в Доме творчества Александр Бек…» [9:30].

Вслед за собой С. Довлатов ведет своего читателя по культурным, творческим местам: редакции, издательства, творческие мастерские т.д. Записи идут последовательно, из чего можно сделать вывод о том, что данные заметки объединяет «литературность» мест, фрагменты отчетливо демонстрируют литературный процесс того времени.

Радио, наравне с другими СМИ, в которых работал Довлатов, играло немаловажную роль в жизни автора. Будучи жителем Ленинграда, он следил за работой местных радиостанций, а впоследствии, эмигрировав в Америку, с 1980 по 1983 «вещал» на радиостанции «Свобода». Уже в «Соло на ундервуде» данной локации посвящены следующие заметки, идущие друг за другом:

«Это случилось на Ленинградском радио…» [9:78], «Председатель Радиокомитета Филиппов…» [9:80], «По радио сообщили: «Сегодня утром…»» [9:80].

В «Соло на IBM» мы встречаем воспоминания еще об одном месте, Ленинграде, которые образуют канву заметок о Родине: «В Ленинград прилетел иностранный государственный деятель…» [9:142], «Ленинград. Гигантская очередь…» [9:142], «В Ленинград приехал знаменитый…» [9:143].

Еще одним примером данного принципа организации текста могут служить заметки из «Соло на IBM»:

«Оказался в больнице. Диагноз — цирроз печени…» [9:220-221], «Сцена в больнице. Меня везут на процедуру…» [9:221], «Вышел я из больницы. Вроде бы поправился...» [9:222].

     Таким образом, локация-больница, объединяет разрозненные истории между собой, и перед читателем выстраивается целостная картина происходящих друг за другом событий.

Рассматривая способы организации записных книжек С. Довлатова, отметим, что каждый текст «Соло…» имеет зачин и концовку. Автор «открывает» первую записную книжку воспоминаниями о доме, историями о соседях и быте. Такая логика объясняется тем, что дом, семья - это база, «основа основ», почва, фундамент, на котором строится вся жизни, то, с чего начинается история любого человека. И первым действующим лицом становится человек, который подарил жизнь писателю:

«Вышла как-то мать на улицу. Льет дождь. Зонтик остался дома. Бредет она по лужам…» [9:7].

Неоднозначной, на первый взгляд, выглядит концовка «Соло на ундервуде»:

«Самое большое несчастье моей жизни — гибель Анны Карениной» [9:118]. Тем не менее и в этой заметки скрыт глубокий смысл, вполне объяснимый внимательному читателю. Данная записная книжка повествует о ленинградском периоде жизни писателя, который оканчивается эмиграцией в США. Такая концовка прекрасно демонстрирует связь Довлатова с родной культурой, с наследием, показывает его причастность к большой «филологической семье», членом которой является и он сам. Семью, которую ему придется покинуть, что для писателя приравнивается к личной гибели.

Описанные события жизни С. Довлатова в «Соло на ундервуде» логически «перетекают» в начало новой записной книжки «Соло на IBM». Произведение начинается с фрагмента, повествующего о «бюрократической волоките», истории сбора бумаг для переезда в Соединенные штаты Америки. А следующая запись в книге открывает уже начало новой главы в жизни писателя:

«Самолет приближался к Нью-Йорку. Из репродуктора доносилось: "Идем на посадку. Застегните ремни!"…» [9:121].

Интересным представляется и факт смены «инструмента». Покидая прежнее место жительства, Ленинград, писатель претерпевает внутреннее и внешние изменения: он уже «не тот», он вне культуры, где печатная машинка «Ундервуд» служила каждому писателю верным другом. Новая страна - это прогрессивная Америка, где на смену ручной машинке приходят International Business Machines - аппаратные, механические средства фиксации информации.  

Завершается записная книга «Соло на IBM» заметкой, вписывающей С. Довлатова в контекст эпохи, делающей писателя и всю его жизнь огромной историей, которую будут изучать и которой будут гордиться потомки:

«Все интересуются, что там будет после смерти? После смерти начинается — история» [9:234].

Таким образом, несмотря на внешнюю разрозненность записей, разнообразие форм и способов организации текста, «Соло на ундервуде» и «Соло на IBM» - это художественно-выверенные произведения, с четко продуманной внешней и внутренней структурой, связями, идейным замыслом. «Соло…» - это произведения, где из маленьких частей возникает целая история, имеющая начало, продолжение и конец.