Анализ поэтического текста по Гаспарову: Н.Заболоцкий "В этой роще березовой"
статья по литературе (11 класс)

Н.Заболоцкий не был на войне. В 1938 году он был осужден по делу об антисоветской пропаганде и с 1939 по март 1944 года находился в лагере. В марте 1944 года он был освобожден, год жил в Караганде, а в 1946 году, после публикации его перевода «Слово о полку Игореве»,  был восстановлен в Союзе писателей и получил разрешение жить в Москве, в Переделкино. К этому периоду его жизни и относится стихотворение «В этой роще березовой…», датированное 1946 г.

Уже в первых строках стихотворение мы встречаем два мира, противопоставленные друг другу. Первый мир представлен в образе березовой рощи, где сейчас находится лирический герой, а второй мир – это мир «страданий и бед», упомянутый лишь кратко – «вдалеке от страданий и бед». Этот мир оставленных вдалеке страданий и является тем незримым психологическим фоном, на который накладывается восприятие лирическим героем березовой рощи, где «льются листья с прозрачных ветвей» и «колеблется розовый, немигающий утренний свет». Сама роща представлена автором почти как кусочек рая, из которого лирический герой обращается с просьбой к иволге. По сути, вся первая строфа является обращением, осложненным придаточными предложениями места: «В этой роще березовой, вдалеке от страданий и бед, где колеблется розовый, немигающий утренний свет, где прозрачной лавиною льются листья с высоких ветвей, спой мне, иволга, песню…»  О чем же просит спеть лирический герой? Не о будущей радости, не о красоте этого мира – он просит спеть «песню жизни», и здесь интересны эпитеты «пустынной» и притяжательное местоимение «моей»,  использованные автором по отношению к этой «песни жизни», получается «моя жизнь пустынная» (то есть, одинокая, как у пустынника). Так возникает мотив одиночества лирического героя в этой прекрасной березовой роще, в мире, далеком от страданий и бед. Герой почти в земном раю, но он здесь одинок, и единственное близкое ему существо – иволга.

Во второй строфе мы, вероятно, видим некоторую ретроспективу: если в первой строфе время действия – настоящее с обращением к будущему, то во второй строфе автор использует глаголы прошедшего времени. Мы можем предположить, что здесь описывается все то, что видела иволга до того момента, как прилетела в этот мир немигающего утреннего света и услышала просьбу лирического героя. Сам образ иволги представлен во второй строфе необычно: иволга избрала для себя деревянную дудочку. Деревянная дудочка – это устойчивый атрибут Музы поэзии. Муза лирической поэзии, Эвтерпа, традиционно изображалась с флейтой. В лирике Ахматовой, великой современницы Заболоцкого, мы встречаем ее «милой гостьей с дудочкой в руке» (стихотворение «Муза»), девушкой «с дудочкой белой в руках прохладных» («У самого моря»),  и образ этот навеян лирикой Пушкина и поэтов его времени. (У Пушкина в стихотворении «Муза» мы читаем: «Сама из рук моих свирель она брала. Тростник был оживлен божественным дыханьем и сердце наполнял святым очарованьем»). Все это дает основание предположить, что иволга – это образ поэтической музы лирического героя. Эта Муза пела на заре его жизни, и песня ее метафорически сравнивается с заутреней – с богослужением, в отношении которого употреблен составной эпитет «целомудренно-бедная» заутреня.

Третья строфа начинается с союза НО. Художественный мир этой строфы представлен образом жизни, превратившейся в войну («в жизни солдаты мы»). Здесь ярко представлен мотив безумия этого мира: мир рушится, распадается на атомы «уже на пределах ума», рядом с картиной распадающегося на атомы мира дана реминисценция к образу безумного Дон Кихота: «как безумные мельницы, машут войны крылами вокруг» . Эмоциональный мир  строфы представлен только двумя эпитетами, один из них – «безумные», а второй сопровождает картину разрушения – «белым вихрем взметая дома». Заканчивается это описание очередным обращением к музе-иволге: «Что ж ты смолкла, мой друг?» По сути, вопрос риторический - Муза не может петь лирическому герою посреди  содрогающегося безумия. Все события этой строфы происходят в настоящем времени. Лирический герой будто  вступает в диалог с самим с собой, пытаясь объяснить себе и миру, почему Муза, певшая ему на заре его жизни, молчит сейчас - голос Музы замолк, потрясенный безумием этого мира.

Следующая строфа продолжает тему предыдущей: иволга летит над разрушенным миром, «над руинами смерти», и хотя теперь она названа «молчаливой странницей», она по-прежнему сопровождает образ лирического героя. А герой отправляется на бой. С чем или с кем? Об этом не сказано, но бой этот будет для лирического героя смертельным. Если подхватить реминисценцию, брошенную нам автором в предыдущей строке, то можно предположить, что лирический герой, подобно Дон Кихоту, отправляется на бой с несправедливостью безумного, разрушающегося мира, но это всего лишь предположение. Текст не дает нам никаких подсказок, кроме очевидного факта, что лирический герой предчувствует свою смерть: «…Смертельное облако тянется над твоей головой…». Интересны эпитеты и образы, сопровождающие образ иволги - все они с церковным оттенком: «странница», «отшельница» (иволга), «целомудренно-бедная заутреня» (песня иволги)

В следующей строфе происходит  встреча лирического героя со смертью. Но интересно, что события здесь происходят в будущем времени и построены по принципу антитезы: солнце «встанет» и я «припаду», пулемет «замолчит» и голос иволги «запоет». Образ великих рек мифологический, он вызывает в сознании некий образ начала мира или «мира за пределом этого мира». Будущее время указывает на то, что все эти события и образы  – всего лишь предчувствия уходящего на смертный бой, но эти предчувствия на грани видения, откровения. Со смертью, описанной так реалистично, как будто она уже в прошлом, а не в будущем, случится, как предчувствует лирический герой, главное чудо – замолчит бешенство реального мира (переданное через образ дрожащего пулемета) и запоет голос иволги. Отшельница, молчаливая странница с деревянной дудочкой, запоет, наконец, в сердце лирического героя.  

Последняя строфа начинается анафорой, возвращая нас к началу стихотворения, в березовую рощу. Здесь по-прежнему «льются листья с высоких ветвей», но мир вокруг изменился. Во-первых, герой вернул этот мир себе. Роща для него уже не «эта», а «моя». Исчезло чувство одиночества. Во-вторых, в этом образном мире появилось место для Бога («под каплей божественной…»). Весь этот мир описан как уже настоящий, существующий здесь и сейчас, и в нем  впервые возникает образ будущей победы – торжественной победы, запечатанной, как «аминь», утверждением, что это победа - «на века». В смерти герой обрел бессмертье, а его муза обрела голос. Стихотворение звучит как пасхальный гимн, как утверждение победы лирического героя над безумием этого мира. Но победа эта возможно только в смерти – и эта нота придает стихотворению щемящее чувство горечи.