Методическая разработка урока «Война не вмещается в оду, и многое в ней не для книг…»
план-конспект урока по литературе (11 класс) на тему

Нижегородская область

Администрация Шатковского муниципального района

Муниципальное образовательное учреждение

Лесогорская средняя общеобразовательная школа

                      Методическая разработка урока

                         «Война не вмещается в оду,

                          и многое в ней не для книг…»

в 11 классе

                                                   Работу выполнила:

                            учитель литературы

                                 Чередниченко Н.В.

р.п. Лесогорск,

Тема: Литература о Великой Отечественной войне. «Война не вмещается в оду,

                          и многое в ней не для книг…»                      

Цель:

 показать роль женщины в период Великой Отечественной войны; вызвать у учащихся размышления о прочитанном, переживания, душевный отклик.

Оборудование:

портреты писателей, иллюстрации о ВОВ, интерактивная доска.

Методические приёмы:
лекция, анализ текста, выразительное чтение.

                                                 Ход урока.                        

                                                                                               Война не вмещается в оду,

                                                                                               и многое в ней не для книг…

                                                                                                                               Семен Кирсанов

Звучит мелодия «Священная война».

Ученик (читает стихотворение  М. Исаковского «Русской женщине» )

…Да разве об этом расскажешь –

В какие ты годы жила!

Какая безмерная тяжесть на женские плечи

На женские плечи легла!..

В то утро простился с тобою

Твой муж, или брат, или сын,

И ты со своею  судьбою осталась одна на один.

Один на один со слезами,

С несжатыми в поле хлебами

Ты встретила эту войну.

И все – без конца и без счета –печали, труды и заботы

Пришлись на тебя на одну.

Одной тебе – волей-неволей –

А надо повсюду поспеть;

Одна ты и дома и в поле,

Одной тебе плакать и петь.

И тучи свисают всё ниже,

А громы грохочут всё ближе,

Всё чаще недобрая весть.

И ты перед всею страною,

И ты перед всею войною

Сказалась - какая ты есть.

Ты шла, затаив в себе горе,

Суровым путём трудовым.

Весь фронт, что от моря до моря,

Кормила ты хлебом своим.

В холодные зимы, в метели,

У той у далёкой черты

Солдат согревали шинели,

Что шила заботливо ты.

Бросалися в грохоте, в дыме

Советские воины в бой,

И рушились вражьи твердыни

От бомб, начинённых тобой.

За всё ты бралася без страха,

И, как в поговорке какой,

Была ты и пряхой  и ткахой,

Умела – иглой и пилой.

Рубила, возила, копала, -

Да разве всего перечтёшь?

А в письмах на фронт уверяла,

Что будто б отлично живёшь.

Бойцы твои письма читали,

И там, на переднем краю,

Они хорошо понимали

Святую неправду твою.

И воин, идущий на битву

И встретить готовый её,

Как клятву шептал, как молитву,

Далёкое имя твоё.

Учитель. Так уж случилось, что наша память о  войне и все наши представления о войне - мужские. Это и понятно: ведь воевали в основном мужчины. Но с годами мы все больше постигаем бессмертный подвиг женщины в войне, ее величайшую жертву, принесенную на алтарь Победы.

Низкий наш поклон женщине, державшей на своих плечах тыл, сохранившей детишек и   защищавшей страну наравне с мужчинами!.. «Да разве об этом расскажешь, в какие ты годы жила…». Но сегодня мы попытаемся представить судьбы, жизни, искореженные войной, потерей близких, утратой здоровья, женским  одиночеством, невыносимой памятью военных лет.

   Ученик. Все, что мы знаем о женщине, лучше всего вмещается в слово « милосердие». Есть и другие слова - «сестра», «жена», «друг» и самое высокое – мать», но милосердие – их суть и смысл. Женщина дает жизнь, женщина оберегает жизнь, женщина и жизнь – синонимы.

Учитель. Ситуация 1941 года – глубоко эпическая, полная трагизма, повторяющая, увы, в более страшном виде эпоху «Слова о полку Игореве», ордынского нашествия, когда владимирский пастырь Серапион провидел: «…наведен будет на Русь народ лютый, немилостивый, не щадящий красоты юношей, немощи старцев, слабости детей»…

   С ужасами войны встретились русские женщины в тылу и на фронте: хлебные очереди, день повесток, мучительные для матерей  «банные» дни многодетных осиротевших семей. Кстати говоря, об этом «женском» лице войны, о материнской бессоннице, просто, и без миражных эффектов сказал ивановский поэт-фронтовик Владимир Жуков:  

Ученик.

  Есть жизнь и смерть

Еще есть дети.

Семь ртов.

Не выдумай уснуть.

И было каждого приветить,

Одеть во что-то и обуть.

В субботу вымыть –

Грязных, черных,

И вот ни сил уже ,ни слов 

От тех полутораведерн ,

Святых и страшных чугунов.

                                       «Солдатская поэма»  

Учитель.  

 Но и эти «чугуны» для запаса, для разогревания воды, – а воду – то еще натаскать надо, часто издалека, в зимней полутьме! – и угроза потери хлебных карточек, и ночные смены – все как-то отступало перед явным вторжением таких «посланцев» с войны, как первые, вторые, затем бесчисленные волны раненых, особенно тех, кто горел в танках, самолетах, бронекатерах.

Ученик « …Едва ли случайно, что даже в 1943 году герой трагической повести В. Кондратьева «Сашка» в момент встречи «фронта» и «тыла» вынужден был объяснить двум чистеньким москвичкам-медсестрам, как бы опоздавшим на романтическую войну:

«…Потом одна из них, глядя прямо Сашке в глаза, спросила:

-Скажите… только правду, обязательно правду. Там страшно?  

-Страшно, девушки, - ответил Сашка очень серьезно. – И узнать вам это надо…чтоб готовы были…

- Мы понимаем, понимаем…

Он смотрел им вслед, на фигурки их легкие, и опять комок к горлу подошел: милые вы девчухи, живыми останьтесь только… живыми… и непокалеченными, конечно…»  

Учитель.

Константин Симонов, корреспондент «Красной звезды» в годы войны, был первым, кто попробовал найти удобное, в меру правдивое  и универсальное решение всей проблемы «женщина и война», «невеста-жена» (мать) и «воин»… Он не опережал событий ,но и не …опаздывал. «Панихиды», реквиема быть не должно, - понимал Симонов, - но и устранить женскую печаль, горе, беду, вообще трагедию женской обделённости нельзя: исчезнет эпос из событий!

Ни у кого нет права  на особую судьбу, не усвоив того, что Ю. Друнина назвала «стало зрение сердца острей», как и того эпического начала, что М. Шолохова в «Судьбе человека» рассмотрел в самочувствии солдата Андрея Соколова в час прощания на вокзале с женой:

«…Каким-то огромным усилием воли поборов волнение, вдруг сказал охрипшим, странно изменившимся голосом:

- До самой смерти, до последнего моего часа, помирать буду, не прощу себе, что тогда ее оттолкнул!»  

Ученик. ( Читает стихотворение К. Симонова «Жди меня»)

Учитель.

   В стихотворении   «Жди меня» Симонов нашел, абсолютизировал две взаимосвязанные позиции в огненном пространстве войны. Он, воин, «среди огня» выживает «всем смертям назло», она в сфере ожидания, в неустанном споре с забвением, во вражбе с «неждавшими». Если говорить несколько пышно, словами А. Поперечного из его хорошей песни «Рязанские мадонны» о женской судьбе «солдатки в двадцать лет»:

          Стали женщины России

          Изваянием разлук…,-

то именно Симонов первым вырубил такое скульптурное изваяние. Это первое и громкое осознание главной беды 1941-1945 годов для миллионов разлученных душ, искавших в незыблемости очага, в тепле семьи и в верности жен прочной опоры… Опора эта – позади и в тебе самом, восставленном довоенном доме, «крылечке», «окошке  (где « горит огонек»), в детской кроватке, даже  в скромной такой крупице, как «синий платочек», фотокарточке ( «в кармашке маленьком моем есть карточка твоя…».  

 Величие ожидающей женщины обретает магическую оберегающую силу. Это уже весьма глубокий мотив, сильно зазвучавший в женщинах-матерях А. Платонова, не в бессемейной богемной среде, а именно в матерях. Рассказ А. Платонова «Возвращение» - это поправка к «Открытому письму»  К. Симонова, письму к существу с птичьей душой, якобы не просто вышедшей замуж, но цинично написавшей фронтовику, погибшему,  что ей не нужен его  «аттестат», его письма и т.п .

…Чтоб писем он от вас не ждал,

И вас не утруждал бы снова…

«Не утруждай», «муж», «аттестат»…

Да где ж вы душу потеряли?

Ученик.

В рассказе «Возвращение» появляется  фронтовая знакомая капитана Иванова Маша, с которой он даже в пути к дому «хотел погулять еще немного на воле» . Иванов считает свою жену Любовь Ивановну, растившую детей, « изменницей»,  потому что она не отогнала некоего Семена Евсеевича, потерявшего своих детей и согревшегося у ее  очага. Спасшаяся сама в своей беде возле другой души!  Исповедь Любови Ивановны слушают двое: оглохший Иванов и все слышащий, все понимающий сын его Петрушка: « Что значит – все мы такие? Я не такая… я работала день и ночь, мы огнеупоры делали для кладки в паровозных топках. Я стала на лицо худая , страшная, всем чужая, у меня нищий милостыни просить не станет. Мне тоже было трудно, и дома дети одни. Я приду, бывало, дома не топлено, не варено ничего, научились, как теперь... И стал тогда ходить к нам Семен Евсеевич. Придет и сидит с детьми. Он ведь живет совсем один. «Можно, - спрашивает,- я буду к вам в гости ходить, я у вас отогреюсь?» Я говорю ему ,что у нас тоже холодно и у нас дрова сырые, а он мне отвечает: «Ничего, я хоть возле ваших детей посижу, а топить печь для меня не нужно». Я сказала – ладно, ходите пока: детям с вами не так боязно будет.  Душа моя потянулась к нему, потому что она умирала, а когда он стал мне близким, совсем близким, я была равнодушной, я думала в ту минуту о своих домашних заботах и пожалела, что позволила ему быть близким. Я поняла, что только с тобой я могу быть счастливой, спокойной, и с тобой отдохну, когда ты будешь близко. Без тебя мне некуда деться, нельзя спасти себя для детей…  Живи с нами, Алеша, нам хорошо будет!»

 Когда Иванов,  как бы повторяя обвинения Симонова в адрес женщины из Вичуги, будет гнать на жену волну рыцарских обвинений, размахивать как дуэлянт руками, раздавив тонкое стекло керосиновой лампы, именно Петрушка высказывает доводы, резко ломавшие схему оппозиции «фронта» и «тыла»: «…Петрушке было жалко мать: он знал, что она научилась сама обувь чинить себе и ему с Настей, чтобы дорого не платить сапожнику, и за картошку исправляла электрические печки соседям».

 Но этого развенчания жесткого схематизма мало Платонову, в его неустанном поиске путей к спасшей себя душе народной…  Словно пародируя симоновскую обвинительную ярость и бессемейное рыцарство, Петрушка сочиняет историю конфликта некоего Харитона и его жены Анюты. Разрушительная работа войны остановлена ,гордыня смирена , дети не осиротели второй раз.  

                                .    

   Учитель. На самой страшной войне ХХ века женщине пришлось стать солдатом.  Она не только спасала, перевязывала раненых, но и стреляла из «снайперки», бомбила, подрывала мосты ходила в разведку, брала «языка». Женщина убивала. Убивала врага, обрушевшегося с невиданной жестокостью на ее землю, на ее детей, на ее дом.  

Ученица.( читает стихотворение Ю. Друниной )

   Я ушла из детства в грязную теплушку,

   В эшелон пехоты, в санитарный взвод.

   Дальние разрывы слушал и не слушал

   Ко всему привычный сорок первый год.

   Я пришла из школы в блиндажи сырые,

   От Прекрасной Дамы в «мать» и «перемать»,

    Потому что имя ближе, чем «Россия»,

    Не могла сыскать.

Учитель. «Не женское это дело – убивать», - скажет одна из участниц войны. Другая распишется на стенах поверженного рейхстага: «Я, Софья Кунцевич, пришла в Берлин, чтобы убить войну»

Ученик. Маршал Советского Союза А. И. Еременко писал: «Едва ли найдется хоть одна военная специальность, с которой не справились бы наши отважные женщины так же хорошо, как их братья, мужья, отцы».

 Среди женщин – фронтовичек были медики, связисты, летчицы, снайперы, стрелки, зенитчицы, политработники, артиллеристы, кавалеристы, танкисты, десантницы, матросы, регулировщицы, шоферы, повара, пекари, партизанки, подпольщицы, рядовые банно-прачечных отрядов.

. Были среди девушек и комсорги танкового батальона, и механики, водители тяжелых танков, а в пехоте – командиры пулеметной роты, автоматчики, хотя  в языке нашем у слова «танкист», «пехотинец», «автоматчик» нет женского рода, потому что эту работу никогда не делала женщина.

Ученица.(читает стихотворение Ю.Друниной)

       Качается рожь несжатая,

       Шагают бойцы по ней

       Шагаем и мы – девчата,

       Похожие на парней.

       Нет, это горят не хаты –

       То юность моя в огне.

       Идут по войне девчата,

       Похожие на парней.

                                      1942

Учитель. Всего за годы войны в различных родах войск на фронте служило свыше 800 тысяч женщин. Никогда ещё на протяжении всей истории человечества столько женщин не участвовало в войне.

   Так какие же они были, девчонки сорок первого, как уходили на фронт, как воевали? Пусть они сами расскажут о себе.

Слишком многое на  «женских» страницах  летописи военных лет осветили  С. Аексиевич и Ю.Друнина.

 Познакомимся  с героинями повести Светланы Александровны Алексеевич «У войны - не женское лицо» и лирической героиней стихов Юлии Друниной.

  Ученик. Юлия Владимировна Друнина родилась в Москве в 1924 году. Вспоминая о своих школьных годах, она писала: «Моё поколение росло овеянное романтикой революции и гражданской войны. Любимой нашей песней была «Каховка», любимым фильмом – «Чапаев», любимой книгой - «Как закалялась сталь». Не они ли, светловская девушка в походной шинели, отчаянный легендарный комдив, суровый неистовый Павел Корчагин – привели нас в сорок первом году в райкомы и военкоматы с требованием отправить на фронт?» сразу же после окончания школы, в первые дни войны Друнина ушла добровольцем в действующую армию и до конца 1944 года служила санинструктором в стрелковом, а потом в артиллерийском полку. Награждена орденом Красной звезды и медалью «За отвагу».  В боях была ранена и контужена. Демобилизована из армии по ранению.

 Ученик. Итак, перед нами предстанут не вымышленные герои, а настоящие участники Великой и страшной войны. И они расскажут о себе.

Тот же двор,

Та же дверь,

Те же стены.

Так же дети бегут гуртом.

Та же самая тётя Лена

Суетится возле пальто.

В класс вошла,

За ту парту села,

Где училась я десять лет.

На доске написала мелом:

X+Y=Z,

Школьным вечером,

Хмурым летом,

Бросив книги и карандаш,

Встала девочка с парты этой

И шагнула в сырой блиндаж.

                                            1945

Учитель. Вспоминает Ксения Сергеевна  Осадчева.

Ученица. «…Девятого июня сорок первого года мне исполнилось 18 лет, а меньше чем через две недели началась эта проклятая война. Со школьной скамьи мы пошли на строительство железной дороги Гагра – Сухуми. Я запомнила, какой мы ели хлеб. Он был словно ёжик. В остюки и полову добавляли муки, чтоб слиплось, и, как пчелиные соты, наполняли водой. Полежит этот хлеб на столе, и возле него лужица водицы, мы слизывали её языком.

   В сорок первом году добровольно пошла в эвакосортировочный госпиталь три тысячи двести первый. Это был очень большой фронтовой госпиталь, который входил в состав Закавказского и Северо-Кавказского фронтов и отдельной Приморской армии. Бои шли очень жестокие, раненых было много.  Меня поставили на раздачу питания – эта должность круглосуточная, уже утро, и надо подавать завтрак, а мы ещё раздаём ужин. Через несколько месяцев ранило в левую ногу – скакала на правой, но работала. Потом ещё дали должность сестры-хозяйки, это тоже надо быть на месте круглосуточно.

  Тридцатого мая сорок третьего года ровно в час дня был массированный налёт на Краснодар. Я выскочила из здания посмотреть, как успели отправить раненых с железнодорожного вокзала. Две бомбы угодили в сарай, где хранились боеприпасы. На моих глазах ящики взлетали выше шестиэтажного здания и рвались. Меня ураганной волной отбросило к кирпичной стенке. Потеряла сознание…

  Когда пришла в себя, было шесть часов вечера. Пошевелила головой, руками – вроде двигаются, еле-еле продрала левый глаз и пошла в отделение, вся в крови. В коридоре встретила меня старшая сестра, она не узнала меня, спросила: «Кто вы? Откуда?» Подошла ближе, узнала и говорит: «Где тебя так долго носило, Ксения? Раненые голодные, а тебя нет». Быстро перевязала голову, левую руку выше локтя, и я пошла получать ужин. В глазах темнело, пот лился градом. Стала раздавать ужин, упала. Привели в сознание, и только слышится: «Скорей!.. Быстрей!...» я ещё давала тяжелораненым кровь.

    Двадцать месяцев никто не подменял, не сменял меня. Левая нога, опухшая до колена, забинтована, руку прооперировали, тоже перебинтована, голова забинтована. В школьные годы я сдавала нормы БГТО и ГТО, но нет ещё спортсмена в мире, который бы в таком состоянии проскакал двадцать месяцев круглосуточно.  Я проскакала и перенесла всё.

  …Всё у нас сейчас восстановлено, всё утопает в цветах, а я изнываю от болей, у меня сейчас не женское лицо. Я не могу улыбаться, я ежедневно в стоне. За войну я так изменилась, что, когда приехала домой, мама меня не узнала…» (У войны – не женское лицо. Роман – газета. 1985 г. № 10-11.)

Учитель. Рассказывает Мария Петровна Смирнова, награждённая высшим знаком Международного Красного Креста – золотой медалью «Флоренс Найтингейл».

Ученица. «Родилась и выросла я в Одесской области. В сорок первом году окончила десятый класс, когда началась война, в первые же дни побежала в военкомат, отправили домой. Ещё дважды ходила туда и дважды получала отказ. Двадцать восьмого июля через нашу Слободку шли отступающие части, и я вместе с ними без всякой повестки ушла на фронт.

  Когда впервые увидела раненого, упала в обморок. Прошло потом. Когда первый раз полезла под пули за бойцом, кричала так, что, казалось, перекрывала грохот боя. Потом привыкла… Через десять дней меня ранило, осколок вытащила сама, перевязалась сама.

  Двадцать пятого декабря сорок второго года наша 303 девизия 56 армии заняла высоту на подступах к Сталинграду. Немцы решили её во что бы то ни стало вернуть. Завязался бой. На нас пошли немецкие танки, но их остановила артиллерия. Немцы откатились назад, на ничейной земле остался раненый лейтенант, артиллерист Костя  Худов. Санитаров, которые пытались вынести его, убило. Поползли две овчарки-санитарки (я их там увидела впервые), но их тоже убило. И тогда я, сняв ушанку, стала во весь рост, сначала тихо, а потом всё громче запела нашу любимую довоенную песню «Я на подвиг тебя провожала». Умолкло всё с обеих сторон – и с нашей, и с немецкой. Подошла к Косте, нагнулась, положила на санки-волокуши и повезла к нашим. Иду, а сама думаю: «Только бы не в спину, пусть лучше в голову стреляют». Но не раздалось ни одного выстрела, пока не дошла до наших…

   Всего из-под огня я вынесла 481 раненого. Кто-то из журналистов подсчитал: целый стрелковый батальон…»

  Ученица (читает стихотворение Ю. Друниной).

Только что пришла с передовой

Мокрая, замёрзшая и злая,

А в землянке нету ни кого,

И, конечно, печка затухает.

Так устала – руки не поднять,

Не до дров – согреюсь под шинелью.

Прилегла, но слышу, что опять

По окопам нашим бьют шрапнелью.

Из землянки выбегаю в ночь,

А навстречу мне рванулось пламя,

Мне навстречу – те, кому помочь

Я должна спокойными руками.

И зато, что снова до утра

Смерть ползти со мною будет рядом,

Мимоходом: «Молодец, сестра!» -

Крикнут мне товарищи в награду.

Да ещё сияющий комбат

Руки мне протянет после боя:

- Старшина, родная! Как я рад,

Что опять осталась ты живою!

                                         1944 г 

Учитель. Санинструктор стрелковой роты Ольга Яковлевна Омельченко никогда не сможет забыть войны. Она вспоминает.

Ученица. «Никому не поверю, если скажет, что страшно не было. Вот немцы поднялись и идут, ещё пять – десять минут – и атака. Тебя начинает трясти… Но это до первого выстрела. Как услышишь команду, уже ничего не помнишь, вместе со всеми поднимаешься и бежишь. И тебе не страшно. А вот на второй день ты уже не спишь, тебе уже страшно. Всё вспоминаешь, все подробности, и до твоего сознания доходит, что тебя могли убить, и становится безумно страшно. Сразу после атаки лучше не смотреть на лица, это какие –то совсем другие лица, не такие, как у людей. Я не могу выразить, что это такое. Кажется, что все немножко ненормальные. На них смотреть страшно…

Страшно ли было умереть? Конечно, страшно. Но мы и другое понимали, что умереть в такое время – тоже история. Вот у меня такие чувства были. Я до сих пор не верю, что живая осталась. И раненая, и контуженая, но живая. Глаза закрою, всё снова перед собой вижу. Снаряд попал в склад с боеприпасами, вспыхнул огонь. Солдат стоял рядом, охранял, его спалило. Уже это был не человек, а чёрный кусок мяса… Он только подскакивает, а все смотрят из окопчиков, и никто ни чего, все растерялись. Схватила я простыню, побежала, накрыла этого солдата и сразу легла на него. Он вот так покидался, пока разорвалось сердце, и затих…

Разнервничалась, в крови вся. Кто-то из старых солдат подошёл, обнял, слышу, говорят: «Кончится война, и если она останется жива, с неё человека всё равно уже не будет, ей теперь всё». Мол, что я в таком ужасе, пережить его, да ещё в таком молодом возрасте. Меня трясло, как в припадке,  отвели под руки в землянку.

  А тут снова бой начался… Под Севском немцы атаковали нас по семь-восемь раз в день. И я ещё в этот день выносила раненых  с оружием. К последнему подползла, а у него рука совсем перебитая. Ему ж нужно срочно отрезать руку и перевязать, иначе перевязку не сделаешь. А у меня нет ни ножа, ни ножниц. Сумка телепалась-телепалась у меня на боку, а они и выпали. Что делать? И я зубами грызла эту мякоть. Перегрызла, забинтовала… Бинтую, а раненый: «Скорее, сестра. Я ещё повоюю…». Весь в горячке…

  И в этом бою, когда на нас пошли танки, двое струсили. Погибло много наших товарищей. Раненые попали в плен, которых я стащила в воронку. За ними должна была прийти машина… А когда эти двое струсили, началась паника. Цепь дрогнула, побежала. Раненых оставили. Мы пришли потом на то место, где они лежали, кто с выколотыми глазами, кто с  животом распоротым. К нашим раненым фашисты не имели жалости…

  Я, как об этом узнала, как это увидела, за ночь чёрная сделалась. Утром построили весь батальон, вывели этих трусов, поставили впереди. Зачитали, что расстрел им. И надо семь человек, чтобы привести приговор в исполнение…  Три человека вышли, остальные стоят. Я взяла автомат и вышла. Как я вышла, все за мной…

Нельзя было им простить. Из-за них такие смелые ребята погибли. Самые лучшие погибли…»

Ученица (читает стихотворение Ю.Друниной)

 Я только раз видала рукопашный.

Раз – наяву. И тысячу – во сне.

Кто говорит, что на войне не страшно,

Тот ничего не знает о войне.

                                                 1943 г.

Учитель. Трудно вспоминать о пережитом на фронте. Светлана Александровна Алексиевич, готовя материалы для своей книги, встретилась с десятками женщин, выслушала и записала  их взволнованные рассказы. Она пишет: «Начинают рассказывать тихо, а к концу почти кричат. Потом сидят подавленные, растерянные. И ты чувствуешь себя виноватой, знаешь, что уйдёшь, а они будут глотать таблетки, пить успокоительные».

   Рассказы женщин бередят душу, заставляют поражаться их не женской, нечеловеческой силе. И снова мучает вопрос: «Какими же надо быть, чтобы всё это вынести?»

Ученица. «Какими были у нас девчонки, спрашиваете? У нас  была Чернова, уже беременная, она несла мину на бок, когда рядом билось сердце будущего ребенка.   Вот и разбирайтесь с этим ,что это за люди были. Нас такими воспитали, что Родина и мы – одно и то же.

   Или другая моя подруга, она водила по городу девочку, дочку, а у той под платьицем тело было обернуто листовками, иона поднимала ручки и жаловалась: «Мама, мне тесно…» А на  улицах везде немцы, полицаи».

. Но как ни страшна война, были и на фронте курьезные случаи. И о них по прошествии многих лет вспоминают женщины.

Ученица.  Ну, и вот прибыли мы на фронт… под Оршу… В 62 стрелковую дивизию… Командир, как сейчас помню, полковник Бородин, он увидел нас, рассердился : девчонок мне навязали. Но потом пригласил к себе, угостил обедом. И, слышим, спрашивает у своего адъютанта: «Нет ли у нас чего сладкого к чаю?» Мы обиделись:  за кого он нас принимает? Мы воевать приехали… А он нас принимал не как солдат, а как девчонок. По возрасту мы ему были дочери.  Что ж я с вами делать буду, милые вы мои? – вот как он к нам относился, как он нас встретил. А мы же воображали, что  уже вояки…

   Назавтра заставил показать, как умеем стрелять, маскироваться на местности. Отстрелялись хорошо, даже лучше мужчин-снайперов, которых отозвали с передовой на двухдневные курсы. А затем маскировка на местности… Полковник пришел, ходит, осматривает поляну, потом встал на одну кочку – ничего не видно. И тут «кочка» под ним взмолилась: «Ой, товарищ полковник, не могу больше, тяжело».Ну и смеху было! Он поверить не мог, что так хорошо можно замаскироваться. «Теперь ,- говорит, -свои слова насчет девчонок беру обратно».  

Ученица. «Мы пришли необученные, кто в каком звании – не понимали, и старшина нас все время чему-то учил ,что мы теперь  настоящие солдаты, должны приветствовать любого выше нас по званию, ходить подтянутыми ,шинель на застежках.

  Но солдаты ,глядя, что мы такие молодые девчонки, любили подшутить  над нами. Послали меня однажды за чаем. Я прихожу к повару. Он на меня смотрит:

- Чего пришла?

Я говорю:

- За ча-ем…

- Чай еще не готов.

- А почему?

- Повара в котлах моются. Сейчас помоются, будем чай кипятить…

  Я приняла это вполне серьезно, взяла свои ведра, иду обратно. Встречаю врача.

- А чего ты пустая идешь?

Я отвечаю:

- Да повара в котлах моются. Чай еще не готов.

Он за голову схватился:

- Какие повара в котлах моются?

   Вернул меня, выдал хорошенько этому повару, налили мне два ведра чаю. Несу чай, а навстречу идут начальник политотдела и командир бригады. Я тут же вспомнила, как, нас учили, чтобы мы приветствовали каждого, потому, что мы рядовые бойцы. А они идут двое. Как же я двоих их буду приветствовать? Иду и соображаю. Поравнялись, я ставлю ведра, обе руки к козырьку и кланяюсь  одному и другому. Они тут остолбенели от изумления:

- Кто тебя так учил честь отдавать?

- Старшина учил, он говорит, что каждого надо приветствовать. И вы идете двое   и вместе…»

Учитель. И все же война остается войной. На ней убивают, теряют друзей, сыновей, отцов. Убивают матерей и дочерей.

Ученица (читает стихотворение Ю. Друниной).

                               1.

Мы легли у разбитой ели,

Ждём, когда же начнёт светлеть.

Под шинелью вдвоём теплее

На продрогшей, гнилой земле.

- Знаешь, Юлька, я против грусти,

Но сегодня она не в счёт.

Дома, в яблочном захолустье,

Мама, мамка моя живёт

У тебя есть друзья, любимый,

У меня – лишь она одна.

Пахнет в хате квашнёй и дымом,

За порогом бурлит весна.

Старой кажется: каждый кустик

Беспокойную дочку ждёт…

- Знаешь, Юлька, я против грусти,

Но сегодня она не в счёт.

Отогрелись мы еле – еле,

Вдруг нежданный приказ: «Вперёд!»

Снова рядом в сырой шинели

Светлокосый солдат идёт.

                             2.

С каждым днём становилось горше.

Шли без митингов и знамён.

В окруженье попал под Оршей

Наш потрёпанный батальон.

Зинка нас повела в атаку,

Мы пробились по чёрной ржи,

По воронкам и буеракам,

Через смертные рубежи.

Мы не ждали посмертной славы.

Мы хотели со славой жить.

…Почему же в бинтах кровавых

Светлокосый солдат лежит?

Ее тело своей шинелью

Укрывала я, зубы сжав,

Белорусские ветры пели

О рязанских глухих садах.

                 3.

…  Знаешь, Зинка, я против грусти,

Но сегодня она не в счёт.

Где-то в яблочном захолустье

Мама, мамка твоя живёт.

У меня есть друзья, любимый,

У неё ты была  одна.

Пахнет в хате квашнёй и дымом,

За порогом бурлит весна.

И старушка в цветастом платье

У иконы свечу зажгла.

…Я не знаю, как написать ей,

Чтоб тебя она не ждала?

                                  1944 г.

Учитель. Вот как о войне рассказали нам героини повести Алексиевич «У войны не женское лицо» и поэтессы – фронтовички Юлии Друниной.

   Сегодня у нас в гостя Римма Ивановна Курина – наша землячка, воин-ветеран. Послушайте ее воспоминания.

«Особенно много женщин служило в войсках ПВО. Наш 29-ый отдельный батальон ВНОС (воздушного наблюдения, оповещения, связи) был сформирован из девушек – комсомолок Горьковской области (из девяти южных райвоенкоматов). Оставив мирный труд и учебу, мы после краткосрочной учебы в г. Лукоянов заменили во всех подразделениях почти три четверти парней, отправленных на фронт. Первое время командирский состав батальона испытывал беспокойство: смогут ли подразделения в таком составе выполнять суровые требования службы, да еще в боевой обстановке?

Учились мы с невиданным и неслыханным старанием, упорством.

1 мая 1942 года мы приняли военную присягу – теперь мы, обученные и соответствующим образом обмундированные, стали настоящими бойцами, которым предстоит пройти сотни километров трудных фронтовых дорог в постоянном соседстве с опасностью и смертью. Параллельно с занятиями военно-политической подготовки, мы изучали самолеты свои и противника. Мы научились в любое время суток и при любой погоде распознавать летящие в воздухе самолеты, определяя при этом их тип, высоту полета, направление движения по азимуту и немедленно передавать донесения на ротные батальонные посты.

До февраля 1943 года наши посты были рассредоточены в районах горьковской области. Мы охраняли г. Горький с южного направления. Вели наблюдения, разведку за воздушным противником.

22 февраля 1943 года, накануне Дня Красной Армии, военный эшелон с личным составом батальона станции Арзамас – 2 отправлялся на фронт. 47 суток он тянулся к месту назначения. Очень долго под Москвой держали эшелон на запасных путях, ввиду крайне сложной наземной и воздушной обстановки, так как фашисты в то время настойчиво стремились ликвидировать курский выступ. Командование войск ПВО видимо воздерживалось отправлять девичий эшелон в тот огненный ад. Чудом уцелевший эшелон в пути следования успел проскочить самый опасный участок дороги Касторное – Курск. В Касторном нас обстреляли и бомбили..

10 апреля мы прибыли на разрушенный Курский вокзал. Рапорт о прибытии батальона принял полковник Гаврилов – начальник штаба корпуса ПВО Курского района. Нас разместили в одной из казарм города. В первый же день мы попали под жестокую бомбежку. Это было грозным боевым крещением 29-го батальона. С первых же часов прибытия к месту назначения требовалось установить телефонную связь и приступить к передаче боевых донесений. Здесь обстановка с первых минут заставила действовать немедленно, активно, результативно.

Нас срочно обучили и подготовили к работе радиотелеграфистками, мы получили радиостанции. Посты рассредоточили в районе Курской области. Не

Маленькой горстке людей из 6-ти человек, 5 из которых были девушки, приходилось сутками работать в неимоверно трудных условиях: под бомбежкой и обстрелом. Иногда меняли дислокации 5 – 6 раз в сутки и каждый раз заново оборудовать пост, ведя при этом воздушную разведку и оповещение войск.

С 5 по 12 июля последовало сражение, которое впоследствии народ назвал «Огненной дугой». 3700 самолетов потеряли фашисты в одной из решающих битв Великой Отечественной войны – Курской. В первые дни сражений по нашим донесениям было проведено 750 воздушных боев и сбито 106 самолетов противника.

23 августа 1943 года на «Огненной дуге» бои закончились. Победили наши войска. Победил и наш 29-ый отдельный батальон. Он успешно выдержал испытание боем. 80 человек были награждены орденами и медалями. 30 октября 1943 года командующий Центральным фронтом генерал – полковник Рокоссовский в приказе от 30 октября объявил всему личному составу батальона благодарно

В конце июня батальон был снят с боевых позиций для незамедлительного перехода в состав 4-го корпуса ПВО 1-го Белорусского фронта. Принимали участие в освобождении городов и сел Белоруссии: г. Бобруйск, г. Слуцк, Барановичи, Волковыск, и др. Участвовали в операции под кодовым названием «Багратион».

А далее – Польша. Участвовали в освобождении Варшавы, Люблина и др. городов.

Весной 1945 года наша часть вместе с передовыми частями перешла границу Германии. «Вот она – проклятая Германия!» - было написано на фанерных щитах.

На заключительном этапе войны наш батальон участвовал в Берлинской операции. Командующий 1-ым Белорусским фронтом Маршал Советского Союза Жуков Г.К. впервые в тактику наступательной операции ввел 140 прожекторов на главном участке прорыва вражеской обороны – на Кюстринском плацдарме. На тот берег реки Одера переправили 140 прожекторных установок. Рассредоточили в шахматном порядке. Ночью по понтонному мосту нас тоже переправили на другой берег Одера. Продвигались под постоянным артиллерийским  и минометным обстрелом. Был убит командир взвода. На высоком берегу Одера располагались наши передовые позиции. В отведенных для нас землянках мы установили радиостанции. Тихо, по-пластунски мы провели проволочную связь к прожекторам для подстраховки – на случай повреждения радиостанции. Нашей задачей было обеспечение надежной связью ста сорока прожекторов, которые в нужную минуту, по приказу мощными лучами должны  были ослепить оборону противника и ослабить его сопротивление в момент наступления наших войск.

На рассвете 16 апреля 1945 года началась артподготовка, которая по силе огня и сосредоточенности огневых точек была самой сокрушительной за время войны.

22 тысячи пушек и минометов разных калибров открыли огонь по вражеским позициям и 17 с половиной тысяч самолетовылетов совершила в этот день наша авиация, побив все известные до сих пор рекорды.

После завершения артподготовки, в строго установленное время, мы передали прожекторным расчетам приказ «Луч» и все 140 прожекторов вспыхнули одновременно и направили свои лучи на оборону противника, тем самым облегчили наступление наших войск. Впервые в военной истории была проведена ночная атака с применением прожекторов. В ходе этой операции один прожекторный расчет погиб, тяжело были ранены и две радистки – я  и Жданкина Дуся (Вереина Евдокия Григорьевна). Все участники «Берлинской операции» были награждены медалью «За взятие Берлина», а я и Жданкина – орденами «Красной Звезды», «Отечественной войны 1-ой степени» и медалью «За взятие Берлина».

За время походов сколько было бессонных ночей, сколько вырыто окопов, построено землянок, построено и восстановлено связи каждой из нас, девушек – никто не считал. Много незабываемых дней пережили в том далеком победном мае девушки 29-го отдельного ордена «Красной Звезды» радиобатальона ВНОС, которым довелось свой боевой путь закончить в Берлине.

За образцовое выполнение заданий командования наша часть была награждена орденом «Красной Звезды».

Стихи Куриной Р.И. читают учащиеся.

     * УВАЖЕНЬЕ  ЗАСЛУЖИЛИ *

Солдаты – бывшие участники войны,

Они по праву уваженье заслужили,

Им в пояс кланяться  должны,

Они ведь жизни не щадили.

А тем, что не пришли с войны,

В День Памяти свечу зажгите

И у подножья обелиска

Цветы с любовью положите.

Постойте возле, не спешите,

На списках взор свой задержите,

Почтите память, помолчите,

Поклоном низким одарите…

                             * СНЫ *

Мне часто снятся сны – опять я молодая,

Опять война, опять я на войне,

Опять подъем, тревога боевая…

Когда же кончится та молодость во сне?..

Вот переправа, Одер черный, мы на мосту понтонном,

Снаряды  рвутся прям над головой…

Скорей бы ночь прошла, скорее бы проснуться,

Я не хочу быть больше молодой…

      *  ПО ЖЕСТОКИМ  ДОРОГАМ  ХОДИЛА *

Мне семьдесят девять – я трудную жизнь прожила,

Не видела детства, а юность украла война.

Четыре я года солдатскую форму носила,

И по жестоким военным дорогам ходила.

Я видела холод, опасность и голод бывало

Но твердая вера в ПОБЕДУ мне силы давала.

Я вместе с мужчинами трудную службу несла

Служила  ОТЧИЗНЕ и выстоять ей помогла.

              * КУРСКАЯ  ДУГА *

На Курской огненной дуге

Мы в самом пекле оказались

Вокзал разбит, кругом горит

А в небе юнкеры метались.

Мы службу трудную несли

Отчизне, Родине служили

В одном строю со смертью шли

Нас и стреляли, и бомбили.

Четыре года на войне

Солдатской формы не снимали

Мы пол -  Европы прошагали

И День Победы приближали.

И до сих пор война нам снится

Она впиталась в мозг и кровь

Пусть никогда не повторится

Тот ад, что испытать пришлось.

             * СОЛДАТОМ  БЫЛА *

Я о том не жалею, что солдатом была

И что юность мою опалила война

Что пришлось пережить, испытать на войне

До сих пор по ночам часто вижу во сне.

Вспоминая войну, своих слез не стыжусь

Я служила Отчизне, и этим горжусь

Не расскажешь всего, что увидеть пришлось

По кровавым дорогам пройти довелось.

Нас немного осталось, я прошу молодых –

Сердцем чтите погибших, берегите живых!

                * ВАЖНОЕ  ЗАДАНИЕ *

В берлинской операции участвовать пришлось

Мы выполняли важное заданье

Кромешный ад увидеть довелось

Наверное, от Бога было наказанье.

Горела и стонала там земля

Изрытая  снарядами, пропитанная кровью

Там смерть солдат косила не щадя

Я до сих пор об этом вспоминаю с болью.

Учитель. У поэта Р.Рождественского есть стихи о женщинах – зенитчицах и их совсем не женской миссии: быть на войне, защищать себя, свою Родину, свою ещё не познанную любовь.

Ученик читает стихотворение «Баллада о зенитчицах»

Как разглядеть за днями

                                      след нечёткий?

Хочу приблизить к сердцу
этот след…

На батарее

           были сплошь -
                          девчонки.

А старшей было
18 лет.

Лихая чёлка
          над прищуром хитрым,
бравурное презрение к войне…

В то утро
танки вышли
прямо к Химкам.

Те самые.

С крестами на броне…

И старшая,
             действительно старея,

как от кошмара, заслоняясь рукой,
скомандовала тонко:

-Батарея – а – а !

(Ой,   мамочка!..

Ой,    родная!..)

Огонь!.. –

И –

            залп!..

И тут они
       заголосили,
девчоночки.

Запричитали всласть.

Как будто бы
        вся бабья боль
                    России
в девчонках этих
вдруг отозвалась!..

Кружилось небо -
              снежное,
              рябое.

Был ветер
обжигающе горяч.

Былинный плач

                висел  над  полем боя
он был слышней разрывов –

этот плач!..

Ему –

      протяжному -
                          земля внимала,

остановясь  на смертном рубеже.

- Ой, мамочка!..

- Ой, страшно мне!..

- Ой, мама!..

И снова:

- Батарея-а-а!.. –

…И уже
пред ними

            посреди земного шара,

 левее безымянного бугра

горели
неправдоподобно жарко

четыре чёрных
                          танковых костра.

Раскатывалось эхо над полями,
бой медленною кровью истекал.

Зенитчицы кричали

и  стреляли,

размазывая слёзы по щекам!

И падали,
и поднимались снова.

Впервые защищая наяву
и честь свою
(в буквальном смысле слова!)

и Родину.

И маму.

И Москву.

Весенние пружинящие ветки.

Торжественность венчального стола.

Неслышанное:

«Ты моя – навеки!..»

Несказанное:

«Я тебя ждала…»

И губы мужа.

И его ладони.

Смешное бормотание
                           во сне.

И то, чтоб закричать
в родильном доме:

- Ой, мамочка!

Ой, мама, страшно мне!!.-

И ласточка.

И дождик над Арбатом.

И ощущенье
                  полной тишины…

…Пришло к нам это после.

В сорок пятом.

Конечно, к тем,
кто сам пришёл
с войны.

Учитель. Не всем было суждено прийти с этой самой страшной войны. Произведения о войне  звучат как предостережение, как обвинение тем, кто развязывает войну,  будь она 65 лет назад, или сегодня, или готовится…  Войне говорят «нет!» матери, жёны, сёстры, дочери. Войны, будь они даже маленькие, - для женщины всегда великие. Женщина отвергает смерть, призванная любить и продолжать Жизнь.