КОНСТАНТИН БАЛЬМОНТ, АЛЕКСЕЙ РЕМИЗОВ И ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ ИСКАНИЯ РУБЕЖА XIX-XX ВЕКОВ
статья по литературе (10 класс) по теме

В русском литературном процессе конца XIX – начала XX века особое место занимают переходные, промежуточные – на границе между реализмом и неореалистическими течениями – явления. Пограничные литературные состояния, порожденные чрезвычайной полиморфностью художественного развития, явились одной из примет искусства слова конца XIX – начала XX столетия. Появляются произведения «двойственной эстетической природы», радикально расширяющие пространство Смысла. В ткань повествования вплетаются сновидения, пророчества-предсказания, явления-видения, знаки, символы и чудеса. Они служат для реализации конкретных идейно-художественных задач.

Примечателен путь двух выдающихся писателей: К. Д. Бальмонта и А. М. Ремизова. Творчество каждого из них развивалось в русле символистской традиции, но постепенно обрело новое качество художественной мысли, отмеченное несравненно большей противоречивостью. При всей глубине различий между писателями, причастными к этой линии, различий между конкретным образным строем их творчества, они заметно соприкасались с точки зрения широко понятной общности. Исследуя основные закономерности, связанные с особенностями функционирования элементов видения в произведениях А. М. Ремизова и К. Д. Бальмонта, мы установили, что интерес к особой форме божественного откровения не был явлением эпизодическим, поэтому его ключевые элементы, в том числе заимствованные из Библии, появляются на протяжении всего творчества. Особенно ярко это представлено в период рубежа XIX–XX веков.

Видения – повествовательно-дидактический жанр, сюжет которого открывается какому-либо лицу (избранному, отмеченному) в сновидении, галлюцинации, летаргическом сне или молитве. Уже в античное время действительные сны уступают место вымышленным рассказам в форме видений (Платон, Плутарх, Цицерон). Наибольшего развития этот жанр достигает в средние века. Ярким примером является «Божественная комедия» Данте, представляющая развернутое видение – странствие, в загробный мир. Это произведение стало объектом пристального внимания и изучения символистов.

На рубеже веков в печати довольно часто появлялись отдельные песни «Комедии» в переводе Эллиса (Л. Л. Кобылинского), активного деятеля русского символизма. Занимаясь специальными исследованиями поэмы, разрабатывая религиозно-мистические темы, он заявлял: «Для Данте путь по загробным мирам не был никогда мифотворчеством, а аллегорически-символическим описанием реальных видений, описанием, подобным большинству сообщений ясновидцев и боговидцев его эпохи» [1, с. 25]. Удивительно сложный и драматический мир этого произведения восхитил Бальмонта. Рассказывая об этом, его жена Е. А. Андреева-Бальмонт вспоминала, с каким воодушевлением он читал терцины «Комедии», обнажая красоту и силу дантовского стиля [6, с. 99]. А. А. Асоян в своей работе говорит о том, что в девяностые годы Бальмонт перевел двухтомную «Историю итальянской литературы» А. Гаспари с лучшим для того времени очерком о Данте [1, с. 23-24]. В 1895 году было написано стихотворение «Данте» с подзаголовком: Видение.

Следуя традиции древнеримской и латинской литературы, поэт создает произведение, по форме являющееся божественным посланием (греческое «хрематизм», латинское «оракул»). «Святая Тень» как особый носитель институализированной знаковости, который выступает своеобразным «голосом» Судьбы, единственным обладателем скрытого от «среднего» человека знания, создает особый «текст судьбы», выполняя «учительно-руководящую роль» [5, с. 67] в выборе будущего молодого гения и самого поэта.

Удивительно, К. Д. Бальмонт словно предвидел свою судьбу:

И ты поймешь, как горек хлеб чужой,

Как тяжелы чужих домов ступени,

Поднимешься – в борьбе с самим собой,

И вниз пойдешь – своей стыдяся тени. 

О, ужас, о, мучительный позор:

Выпрашивает милостыню — гений! [2, с. 22]

Стихотворение «Данте» невелико по объему и лаконично, однако в его строках мы находим всеобъемлющий образ человеческой души, ее страстей и драматических испытаний. Поэта-импрессиониста привлекает его личное ощущение. Впечатление, данное через личное переживание, становится единственно доступной формой отношения к миру.

Пророчества (в форме прямой речи и в первом лице от имени Святой Тени), видения (во сне или наяву Данте) представляют в этом произведении средство открытия божественного предназначения поэта, являясь особым стилистическим приемом, связанным с литературной традицией.

В отличие от К. Д. Бальмонта, А. М. Ремизов обращается в своем творчестве к древнерусскому жанру видения начала XVII века, периода глубокого кризиса [4, с. 334-342]. К этому времени исследуемая литературная форма приобрела новые функции, выдвинулась на первый план, оттеснив другие жанры. О канонической сюжетной схеме видения можно судить по «Повести о видении некоему мужу духовну», составленной осенью 1606 года, когда войска Болотникова подступили к Москве. Житель стольного града «в тонком сне» увидел, как в Успенском соборе Богородица, Иоанн Предтеча и святые угодники молили Христа пощадить народ православный, закосневший в грехе и потому страдающий от ужасов Смуты. И святой повелел «мужу духовну» рассказать о своем видении протопопу кремлевского Благовещенского собора Терентию, который и написал повесть о видении.

В композиционном строе произведений древнерусской литературы семиотизированное чудо и видение играют вполне определенную роль: с их помощью осуществляется связь фактов повседневной жизни с иной, высшей, мистической реальностью. Опираясь на материал «конспектов», как текстовый, так и графический, представляющий подробный план или описание «реалий» потустороннего мира, А. М. Ремизов актуализирует «чувственно-визуальное» восприятие древних описаний и погружается в потусторонние сферы. Пластически-визуальный метод изучения творческой аккумуляции и «имплантации чужого» текста в «свое» художественное сознание позволяет писателю вместе с героями видений и хождений «проходить» по кругам мучений. Для А. М. Ремизова «Савва Грудцын» - это произведение, выразившее его представление о такой координальной древнерусской онтологической категории как Судьба (Горе-Злосчастье). Следует указать на близость древнерусских понятий судьбы к античному пониманию Рока и отношения к нему человека. [3, с. 193]

Для А. М. Ремизова значимо двойственное отношение героя «Горя-Злосчастья» к своей судьбе – покорность и противостояние «духу мятежного мира». Приближение к истине протекает в сновидческом пространстве, где подсознание активнее сознания. Суть происходящего выражена символическими образами, знаменательными деталями, повтором, даже особыми графическими выделениями важных суждений, ритмизацией текста, ассоциативной манерой изложения.

Автор актуализировал значение будущего, используя художественный контекст, расширяющий семантику повествования. Происходит углубление смысловой наполненности понятия Судьбы за счет включения видений (дьяволического и божественного). А. М, Ремизов раскрывает драматическую основу повествования, превращая текст в «действо» — систему диалогов персонажей. Монументальная картина шествия бесов по земле и их конечного возвращения в ад как бы завершает предшествующие ей видения.

Таким образом, идея мифологизации действительности, основанная на вере в высшую реальность (произвольные ассоциации, сновидения) и в незаинтересованную игру мысли, ведет к постоянной деструкции текстовых механизмов и стилистических кодексов.

К. Д. Бальмонт разрывает целостное пространство текста стихотворения строкой отточий:

«И Данте отвечал, потупя взор:

«Я принимаю бремя всех мучений!»

……………………………………………….

И Тень его отметила перстом,

И вдруг ушла, в беззвучии рыдая,

И Данте в путь пошел, изнемогая

Под никому невидимым крестом». [2., с. 22]

А. М. Ремизов отчеркивает сплошной линией финальное чудо воскресения героя и бесовское шествие.

«И это его прощальное с миром какою горечью пронзило заоблачное ангельское «Свят-свят»…

______________________________

И вся демонская сила бросилась сломя голову из церкви» [7, с. 238].

Через язык, слово, ритм и систему графических знаков в структуру текста включается природа случайного. Она стремится максимально расширить сферу охвата событий путем нарушения монологичности логики здравомыслия. Видения выполняют особую функцию в текстовой структуре произведений А. М. Ремизова и К. Д. Бальмонта. Они оказывают влияние на построение сюжета, структуру текста, словоупотребление, формирование образов и систему графических знаков.

Литература

1. Цит. по: Асоян А. А. «Почтите высочайшего поэта…»: Судьба «Божественной комедии» Данте в России. – М., 1990. – с. 25.
2. Бальмонт К. Д. Стозвучные песни: Сочинения (избранные стихи и проза). – Ярославль, 1990. – с. 22.
3. Грачева А. М. Алексей Ремизов и древнерусская литература. – СПб., 2000. – с. 193.
4. Историки назвали эти тяжелые годы Смутным временем. См.: История русской литературы X-XVII веков: Учеб. Пособ./Под ред. Д. С. Лихачева. – М., 1980. – с. 334-342.
5. О метафизическом смысле знаков см.: топоров В. Н. Эней – человек судьбы: К «средиземноморской персонологии». В 2т. – М., 1993. Т. 1. – с. 67.
6. От Шуи до Оксфорда: (Воспоминания Е. А. Бальмонт)/Публ. Е. А. Гаспаровой// Встречи с прошлым. – М., 1984. – Вып. 5. – с. 99.
7. Ремизов А. М. , Зайцев Б. К. Проза. – М., 1997. – с. 238.