Сезонный пейзаж в произведениях М. Горького
проект по литературе (11 класс) на тему

СЕЗОННЫЙ ПЕЙЗАЖ В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ М.  ГОРЬКОГО

1) Вздыхал над могилами степной ветер, тихонько покачивая стебли трав…

(«Кладбище»)

2) Осенью на кладбище всё плачет, судорожно мечется – стонет ветер, как обезумевший, ограбленный смертью любовник...

(«Кладбище»)

3) Летит степью ветер и бьет в стену Кавказских гор.

(«Женщина»)

4) Ветер становится тише, уныло шепчет о чём-то…

(«Женщина»)

5) Ветер всё ещё вздыхал…

(«Женщина»)

6) Ветер, многокрылый серафим, гнавший землю три дня кряду, внёс её в плотную тьму…

(«Женщина»)

7) И утомленный ветер тоже бессильно опустил тысячи своих крыльев…

(«Женщина»)

8) Из туманно-сизой глубины ущелья тянет сыроватый ветер…

(«В ущелье»)

9) Осень, осень – свистит ветер с моря и бешено гонит на берег вспененные волны…

(«Калинин»)

10) … ветер прижимает тучи к острым бокам гор…

(«Калинин»)

11) Ветер толкает нас, желая загнать в горы…

(«Калинин»)

12)         Дует, порывами мощный ветер из Хивы, бьётся в черные горы Дагестана, отраженный, падает на холодную воду Каспия, развел, у берега, острую, короткую волну.

        Тысячи белых холмов высоко вздулись на море, кружатся, пляшут, – точно расплавленное стекло буйно кипит в огромном котле; рыбаки называют эту игру моря и ветра – «толчея».

(«Едут»)

13) Сердито свистя, ветер разносит по морю голоса людей…

(«Едут»)

14) Тепло вздыхает ветер…

(«Ералаш»)

15) Подует ветер, осыплет станцию мелким горячим песком, принесёт печальное клохтание дрофы, свист грызунов…

(«Книга»)

16) Влажный ветер, стряхивая с деревьев листья, осыпал ими живых и мёртвого.

(«Тимка»)

17) Крепкий осенний ветер гонит людей по улице, точно увядшие листья, толкает нас, свистит в углах.

(«Лёгкий человек»)

18) … ветер ходит, сдувая клочья бумаги со стола.

(«Лёгкий человек»)

19) … уныло и лениво дышит сырой, холодный ветер.

(«Ледоход»)

20) По двору тоскливо мечется пыльный ветер...

(«Светло-серое с голубым»)

21) Ветер треплет его лохмотья, вздувает пазуху, бьет его пылью по ржавой щеке, по уху.

(«Светло-серое с голубым»)

22) Ветер за окном бесится все яростнее, катает по двору соломенный чехол с бутылки, перебрасывает по камням нитяной носок, гоняет почтовый конверт, солит пылью стекла окна.

(«Светло-серое с голубым»)

23) Свистит ветер, бросая в стекла окна пыль.

(«Светло-серое с голубым»)

СТЕПЬ

1) С голой степи мчится перебитая молотилками золотая солома.

(«Женщина»)

2)         Степь почти вся в сухом желтом свете, она кажется песчаной, кое-где среди неё вспухли сады, и от их темных пятен желтый свет еще горячей.

        Степь точно шелками вышита; когда смотришь на неё и в синеву над нею — невольно, сами собою напрягаются мускулы, хочется встать и, закрыв глаза, — идти, без конца идти, с тихой, о чём-то грустном, песней на устах.

(«В ущелье»)

3) В степи чувствуешь себя, как муха на блюде – в самом центре его...

(«Покойник»)

4)         Станция стояла в степи, скудно покрытой серыми былинками, в пустоте и тишине, нарушаемой зимою унылым пением снежных вьюг. Летом на станции ныли комары, в рыжей степи насмешливо и тихо свистели суслики, в небе, мутном от зноя, молча кружились коршуны и белые луни.

Бывало, смотришь с перрона в степь: над пустою землей, в свинцовой дали струится марево, на бугорках, около своих нор, стоят суслики, приложив к остреньким мордочкам ловкие передние лапки, точно молятся. А больше никого нет, – дышишь пустотою, и сердце жалобно сжимается от скуки.

(«Книга»)

5) ... Степь раскалена солнцем, как огромная сковорода, посреди этой рыжей сковороды жарюсь я, несчастный ёрш.

(«На Чангуле»)

6) Так вот, – я лежу в «Диком поле» и, положив подбородок на кулаки, смотрю вдаль, к югу, где струится марево; в его прозрачном серебре качаются, маячат какие-то окаянные, серые былинки, – такою же окаянной былинкой и я чувствую себя в окружении жаркой пустоты под синим небом в сухом зное степного солнца.

(«На Чангуле»)

7) Южная ночь плотно покрыла землю теплой, черной шапкой, в траурном небе вспыхнули синие звезды и серебряным маревом наметился звездный путь.

(«На Чангуле»)

8) В синей пустоте степи, влево от красной полосы зари, все еще не догоревшей, тяжело поднималась над землей большая, точно колесо, тускло-медная луна. Стрекотали кузнечики, храпела собака; в черной воде Чангула сверкали золотые иглы звезд. Издали донеслось десять ударов чугунного била.

(«На Чангуле»)

9) ... Страшная дорога ночью в степи, а я – сирота, как луна в небе...

(«На Чангуле»)

10) Так, чередуясь, женщина и кобза разносили песню по гладкому безмолвию ночи, как лунный свет по морю; было в этой песне глухое отчаяние, сжимавшее сердце, было в ней все, чем бедна и богата степная ночь.

(«Покойник»)

11) ... вокруг ничего не видать, кроме парчовой степи: мягкими увалами опускается она к юго-западу, пустынна, как небо, и так же тиха.

(«Покойник»)

12) В поле над туманами сверкают звёзды, луна коснулась краем до чёрной степи и замерла, стоит неподвижно, точно слушая праздничный шум милой грешной земли.

(«Ералаш»)

МОРЕ

1) Бесконечно широкое синее море... («Женщина»)

2) Тени скользят по изрытому морю... («Калинин»)

3) Плеск, шорох, свист – все скипелось в один непрерывный звук, его слушаешь, как песню, равномерные удары волн о камни звучат, точно  рифмы. («Калинин»)

4) Во тьме чуть слышно вздыхает, ластится к берегу полусонное море...

(«Калинин»)

5) Поет море ночной гимн; камни, заласканные волнами, глухо гудят в ответ.

(«Калинин»).

6) Вот и я на узкой, серой полосе дороги, справа — качается густо-синее море; точно невидимые столяры строгают его тысячами фуганков — белая стружка, шурша, бежит на берег, гонимая ветром, влажным, теплым и пахучим, как дыхание здоровой женщины.

(«Рождение человека»)

7) Справа и слева от этой живой полосы  огня   море  странного, темно-малинового цвета, дальше оно — черное и мягкое, точно бархат, где-то далеко на востоке бесшумно вспыхивает молния, точно незримая рука зажигает о сырое небо спичку и не может зажечь.

(«Калинин»)

НОЧЬ

1)         Пылают зарницы в черном небе на краю степном, там, где степь подходит к морю; хата наливается синим туманом, безмолвно мечется в ней тьма душной ночи, цветет робкий огонек свечи — человек лежит и смотрит полуоткрытыми глазами на трепет теней, скользящих по груди его, по белым стенам и потолку.

        Голубые звезды сверкают в бездонной тьме небес, – кто еще – кроме меня – видит их в этот час?

(«Покойник»)

2) Южная ночь плотно покрыла землю теплой, черной шапкой, в траурном небе вспыхнули синие звезды и серебряным маревом наметился звездный путь.

(«На Чангуле»)

3) Дверь предбанника была открыта, точно в церковь: деревья во тьме стояли подобно колоннам, белые стволы берез – как серебряные подсвечники, над вершинами их мерцали тысячи огней, чьи-то сине-темные лики неясно смотрят сквозь черные ризы. Жуткая тишина в душе, хочется встать и идти во тьму, навстречу всем ночным страхам, но быстрая речь человека опутывает внимание и держит на месте.

(«Губин»)

4)         За окном густо-черная ночь, без звезд, многими голосами шептала о чем-то жалобном и грустном; с каждой минутой звуки становились все слабее, а когда сторожевой колокол ударил десять раз и гул меди растаял – стало еще тише, точно многое живое испугалось звона ночного и спряталось – ушло в невидимую землю, в невидимое небо.

        Я сидел у окна, глядя, как земля дышит тьмою и тьма давит, топит теплой черной духотой своей серые бугры хат. Церковь была тоже невидима, точно ее стерло. Ветер, многокрылый серафим, гнавший землю три дня кряду, внес ее в плотную тьму, и земля, задыхаясь от усталости, чуть движется в ней, готовая бессильно остановиться навсегда в этой тесной черноте, насквозь пропитавшей ее. И утомленный ветер тоже бессильно опустил тысячи своих крыльев – мне кажется, что голубые, белые, золотые перья их поломаны, окровавлены и покрыты тяжкой пылью.

(«Женщина»)

5)         В ущелье совсем темно, только устье еще не завешено черным пологом южной ночи, и синевато-светел блеск реки там, где она выбегает в долину, прикрытую густо-синим туманом.

Во тьме один из камней стал похож на монаха: стоя на коленях, согнув голову в острой скуфье, он молится, и лицо его закрыто руками.

Стволы деревьев, освещенные огнем костра, шевелятся и тоже напоминают монахов, когда они, медленно идя к заутрене, сквозь тьму ночи, всегда особенно густую в ограде монастыря, гуськом, подходят к паперти храма.

(«В ущелье»)

6) Ночь становится все гуще, душистей, все ласковее обнимает тело; в ней купаешься, как в море, и как морская волна смывает грязь кожи, так и эта тихо поющая тьма освежает душу. Такими ночами душа одета в свои лучшие ризы и, точно невеста, вся трепещет, напряженно ожидая: сейчас откроется пред нею нечто великое.

(«В ущелье»)

7) За оградой великая тишина осенней ночи – усталая тишина земли, истощенной летом. Сладко пахнет увядшими травами и еще чем-то осенним, возбуждающим бодрость. Черные деревья висят в теплом и влажном воздухе, точно обрывки туч. Во тьме чуть слышно вздыхает, ластится к берегу полусонное море; небо окутано облаками, только в одном месте среди них опаловое пятно луны, и далеко на темной воде колышется другое, такое же...

(«Калинин»)

УТРО

1)         Солнце запуталось в серовато-желтых дымных тучах, за серебряною рекой, над тихой полосой воды сонно клубится кисейный туман; поднялся в мутное небо синий лес, весь окурен душистым, едким дымом.

Тихий город Мямлин еще спит, приютясь в полукольце леса, – лес – как туча за ним; он обнял город, пододвинулся к смирной Оке и отразился в ней, отемнив и бесконечно углубляя светлую воду.

        Утро, а – грустно. День ничего не обещает, лицо у него печальное и какое-то незрячее. Не родился еще а уже будто устал.

(«Губин»)

2)         Не спалось; до рассвета вплоть лежал я, глядя, как горит лес. Скатилась с неба усталая луна, а над крестами княжой церкви вспыхнула Венера, холодная и зеленая, как изумруд,— здесь ей и гореть, если князь с княгиней всю жизнь прожили «в ненарушимой любви». Одна для одного и один для одной на всю жизнь...

        Роса смыла с деревьев ночную тьму, и в зелени, седой от росы, стали улыбаться розовые яблоки анис, засверкала золотом пахучая антоновка. Прилетели щеглята в алых колпаках. Осыпались, падали на землю желтые листья, похожие на птиц, и порою нельзя было понять — лист или щегленок мелькнул.

(«Губин»)

3)         Были те минуты перелома ночи, минуты крайнего напряжения ее пред началом рассвета, когда вся земля кажется глубоко и надолго погруженной в непробудный сон, когда полнота тишины возбуждает в душе особенную чуткость, звезды странно близки земле, а утренняя звезда ярка, точно маленькое солнце.

Но уже небо, холодно серея, незаметно теряет ночную мягкость и теплоту; лучи звезд опадают, как лепестки цветов, луна, доселе золотистая, бледнея, опыляется серебром и уходит все дальше от земли. Вода реки неуловимо изменяет свой густой, маслянистый блеск, в ней капризно являются на миг и тотчас исчезают жемчужные отражения быстрых изменений цвета небес.

        А на востоке, над черными зубцами елового леса, уже поднята – повисла тонкая, розовая пелена; она разгорается все ярче, и ее слишком нежный, сладковатый цвет приятно густеет, становится все более смелым и ярким, – точно шепот робкой молитвы переходит в ликующую песнь благодарности. Еще миг, и острые вершины елей вспыхнули красным огнем, горят, как праздничные свечи во храме.

        Невидимая рука бросила на воду и влачит по ней прозрачную ткань разноцветного шелка, предутренний ветер покрыл реку серебристой чешуей, – глаза устают следить за игрою золота и перламутра, багреца и зеленовато-голубых пятен обновленного солнцем неба.

(«На пароходе»)

ВЕЧЕР

1)         Вечер.

                С реки веет холодом; мутноокие туманы вздымаются на полях и белой толпою плывут к селу. Из-за края степи выкатился в небо оранжевый жернов луны, заря играет в зеркалах вешней воды. День промчался на золотом коне, оставив в душе моей сладкое утомление, насытив ее радостями, – я точно в бирюльки наигрался, – хорошо! Сижу во дворе, на телеге, сыт по горло, в меру пьян.

(«Ералаш»)

2)         ...На вершине горы, на фоне уже потемневшего неба, стоит черная щетина деревьев, гора прилегла к берегу, точно большой зверь. Появились синие тени вечера, они выглядывали из-за крыш домов, прижавшихся к темной коже горы, точно болячки, смотрели из рыжей, влажной пасти глинистого оврага, широко разинутой на реку, – чудилось, будто она тянется к воде, чтобы выпить ее.

        Река потемнела, шорох и скрежет льда стал глуше, ровнее; иногда льдина тыкалась краем в берег, как свинья рылом, минуту стояла неподвижно, покачнувшись, отрывалась, плыла дальше, а на место ее лениво вползала другая.

(«Ледоход»)

3) На белые бока памятников легли багряные, жаркие отблески заката, и камень как будто налился теплой кровью; все кругом странно вспухло, расширилось, стало мягче и теплей, и хотя все было неподвижно, но казалось насыщенным красной, живой влагой, даже на остриях и метелках трав дрожала, светясь, багряная пыль. Тени становились гуще, длиннее. За оградой, пьяным голосом, жирно мычала корова и кудахтали куры, видимо, ругая ее. Где-то около церкви торопливо хрипела и взвизгивала пила.

(«Кладбище»)

4)         Ущелье зарастало мглою; становясь все гуще и теплее, мгла размягчала склоны гор, камни как будто пухли, сливаясь в сплошную массу синеватой черноты; в глубине ущелье уже сплошь залилось ею, крутые склоны его оплыли и сомкнулись. Все вокруг таяло, неуловимо быстро выравниваясь в единое-огромное.

Красные цветы тихонько гасят свой волнующий огонь; вместо них мягко вспыхнула вершина Карадага, осеянная багряной пылью заката, порозовела пена реки, но звон ее примолк, льется глуше, задумчивей, и онемел лес, спустившись ближе к воде.

        Пьяные запахи стали крепче и слаще, сытно пахнет смолистым дымом костра.

(«В ущелье»)

5) Темнеют сады, возвышаясь над забором густою тучей, в небе догорают красные клочья облаков; мягче звуки, тише, задумчивее жизнь. Внизу, на берегу реки, тает шум дневной работы, с поля плывет осенняя грусть, наполняя сердце странными желаниями.

(«Вечер у Панашкина»)

ВЕСНА

1)                 Весна запоздала в том году — юный молодец Март смотрел Октябрем; лишь около полуден — да и то не каждый день — в небе, затканном тучами, являлось белое — по-зимнему — солнце и ныряло в голубых проталинах между туч, поглядывая на землю неприветливо и косо.

Там и тут на широкой полосе реки криво торчали сосновые ветви, обозначая дороги, полыньи и трещины во льду; они поднимались вверх, точно руки утопающего, изломанные судорогами.

                Томительной скукой веет от реки: пустынная, прикрытая ноздреватой коростой, она лежит безотрадно прямою дорогой во мглистую область, откуда уныло и лениво дышит сырой, холодный ветер.

(«Ледоход»)

2)         Прошла по полям весна, оставив за собою голубые следы — лужи талого снега; расковала речку Студенец, бежит речка мимо села Тулунги, закидывая на черный масленый берег цепкие волнишки, смывая сухие стебли подсолнухов,— в мутной воде кувыркаются мохнатые комья корней.

Тепло вздыхает ветер, стремясь за рекой, покрывая воду золотистой рябью; на берегу покачиваются таловые кусты, распуская почки, некоторые уже раскрылись,— на солнце трепещут желтоватые мотыльки новорожденных листьев.

        Над бархатом черных полей, над серебряными пятнами луж стоит голубоватый парок,— влажное дыхание оттаявшей земли. Круг земной свободен, широк, уютно накрыт шатром небес; над селом и полями царствует апрельское солнце,— небо расцвело огненным цветом. Полдень; тепло и радостно.

(«Ералаш»)

3) Озорниковатый март капризничал, как балованное дитя,—то сеет на землю густой тучей тяжелые пушинки снега, то вдруг зажжет в небе яркое солнце и в час растопит пуховые цветы на темных сучьях деревьев. Журчат ручьи, выбиваясь из-под сугробов, и слышно, как вздыхает, оседая к земле, подмытый снег. Все глубже и шире с каждым днем голубые прорезы неба между серой массой встревоженных облаков,— и когда смотришь в эти бездонные ямы небес — жизнь становится легче, праздничней. Первые весенние цветы расцветают в душе, а потом уже — в полях.

(«Гривенник»)

ЛЕТО

1)         Вздыхал над могилами степной ветер, тихонько покачивая стебли трав; в теплом воздухе плыл шелковый шелест берез, лип, ольхи и густых кустарников. В летнем шорохе кладбища слышна покорная грусть,— она вызывает какие-то особенно прямые и честные мысли о жизни, о людях.

                Покрыв тяжелым шатром зелени холмы, белый и серый камень памятников, вытертые снегом, вымытые дождями кресты и решетки оград,— богатая растительность скрывает близость чумазого города, осыпанного черноземной пылью, жирной, как сажа, задерживает его мутный шум, пыль и злые запахи.

(«Кладбище»)

2)         Тихо, жарко, безлюдно на земле, в мутно-синем, выгоревшем небе — раскаленное добела солнце.

Без конца расплылись луга, кое-где среди них одиноко стоят, заснув, деревья, звездою дневной горит над ними крест сельской колокольни, вскинуты в небо серые крылья мельницы, далеко от берега видны парчовые скатерти зреющих хлебов. Люди редко видны.

Все вокруг немного слинявшее, спокойное и трогательно простое; все так близко, понятно и мило душе. Смотришь на медленные, неуверенные изменения горного берега, на неизменную широту лугов, на зеленые хороводы леса,— они подходят к воде и, заглянув в зеркало ее, снова тихо уплывают вдаль,— смотришь и думаешь, что не может быть на земле столь просто и ласково красивых мест, каковы эти вот — тихие берега реки.

Уже на прибрежных кустарниках виден желтый лист, но все вокруг улыбается двойственной, задумчивой улыбкой молодухи, для которой пришла пора впервые родить,— и страшит ее это и радует.

(«На пароходе»)

3)         ...Степь раскалена солнцем, как огромная сковорода, посредине этой рыжей сковороды жарюсь я, несчастный ёрш.

Выскакивают из нор суслики и, стоя на задних лапках, чистят передними свои хитрые мордочки, тонко пересвистываясь друг с другом. В них есть что-то общее с монастырскими послушниками.

По солончаку ползают заботливые букашки, трещат кузнечики и прыгают пред лицом моим маленькими, серыми сучками.

В пустом синем небе, немного правее и чуть-чуть пониже солнца, распластался коршун, такой же одинокий, как я на земле. Больше нет ничего живого ни в знойной высоте, ни на рыжем круге горячей земли, видимой мне; эту землю — бесплодную, иссохшую, как старая дева, — простые люди зовут «Дикое поле», ученые — «Maлая Тартария ».

 («На Чангуле»)

ОСЕНЬ

1)         Осень. В белой пене Кодера кружились, мелькали желтые листья лавровишни, точно маленькие, проворные лососи, я сидел на камнях над рекою и думал, что, наверное, чайки и бакланы тоже принимают листья за рыбу и – обманываются, вот почему они так обиженно кричат, там, направо, за деревьями, где плещет море.

Каштаны надо мною убраны золотом, у ног моих – много листьев, похожих отсеченные ладони чьих-то рук. Ветви граба на том берегу уже голые и висят в воздухе разорванной сетью; в ней, точно пойманный, прыгает желто-красный горный дятел-расудук, стучит черным носом по коре ствола, выгоняя насекомых, а ловкие синицы и сизые поползни – гости с далекого севера – клюют их.

Осенью на Кавказе – точно в богатом соборе, который построили великие мудрецы – они же всегда и великие грешники, – построили, чтобы скрыть от зорких глаз совести свое прошлое, необъятный храм из золота, бирюзы, изумрудов развесили по горам лучшие ковры, шитые шелками у тюркмен, в Самарканде, в Шемахе, ограбили весь мир и всё – снесли сюда, на глаза солнца...

(«Рождение человека»)

2) Осенью, когда ветер, сорвав листья, обнажит сучки,— черные гнезда будут похожи на истлевшие головы в мохнатых шапках,— кто-то оторвал их и воткнул на деревья вокруг белой, сахарной церковки во имя великомученицы Варвары. Осенью на кладбище все плачет, судорожно мечется — стонет ветер, как обезумевший, ограбленный смертью любовник...

(«Кладбище»)

3)         Осень, осень — свистит ветер с моря и бешено гонит на берег вспененные волны,— в белых гривах мелькают, точно змеи, черные ленты водорослей, и воздух насыщен влажной, соленой пылью.

        Сердито гудят прибрежные камни; сухой шорох деревьев тревожен, они качают вершинами, сгибаются, точно хотят вырвать корни из земли и бежать в горы, одетые тяжелой шубой темных облаков.

        Над морем облака изорваны в клочья и мчатся к земле, обнажая бездонные синие пропасти, где беспокойно горит осеннее солнце. Тени скользят по изрытому морю; на земле ветер прижимает тучи к острым бокам гор, тучи устало ползут вверх и вниз, забились в ущелья и дымно курятся там.

        Все вокруг нахмурено, спорит друг с другом, сердито отемняется и холодно блестит, ослепляя глаза; по узкой дороге, прикрытой с моря грядою заласканных волнами камней, бегут, гонясь друг за другом, листья платанов, черноклена, дуба, алычи. Плеск, шорох, свист — все скипелось в один непрерывный звук, его слушаешь, как песню, равномерные удары волн о камни звучат, точно

рифмы.

(«Калинин»)

4)         В бурные осенние дни на берегу моря как-то особенно весело и бодро: песни ветра и волн, быстрый бег облаков, и в синих провалах неба купается солнце, как увядающий чудесный цветок, — в этом видимом хаосе чувствуешь скрытую гармонию нетленных сил земли — маленькое человечье сердце объято мятежным пламенем и, сгорая, кричит миру:

        — Я тебя люблю!

(«Калинин»)

5)         Осенняя паморха повисла над землею, закрыв дали. Земля сжалась в небольшой, мокрый круг; отовсюду на него давит плотная, мутностеклянная мгла, и круг земной становился все меньше, словно таял, как уже растаяло в серую сырость небо, еще вчера голубое. В центре земли — три желтые шишки, три новеньких избы,— очевидно, выселки из какой-то деревни, невидимой во мгле.

        Я направляюсь к ним по разбухшему суглинку исковерканной дороги. Меня сопровождают невеселым бульканьем осенние ручьи, они текут по глубоким колеям тоже на выселки; а в ямах межколесицы стоят лужи свинцовой воды, украшенные пузырями. Иду точно дном реки, в какой-то особенно неприятно жидкой липкой воде; по сторонам дороги мерещатся кусты, печально повисли седые прутья; на всем, что видит глаз,— холодный налет ртути. Грязь сосет мои ноги, заглатывая их по щиколотки; она жалобно чмокает, когда я отнимаю у нее ступни одну за другою, и снова жадно хватает их толстыми губами. Холодно на земле, холодно и грязно; в душе тоже — холодное безразличие; все равно куда идти — в море этой неподвижной мглы, под ослепшим небом.

(«Птичий грех»)

6) По мокрой земле, светлым камням и траве, осеребренной дождем, устало влачились тени изорванных туч. На вершине горы они осели тяжелой лавиной, край ее курился белым дымом. Море, успокоенное дождем, плескалось тише, печальнее, синие пятна неба стали мягче и теплей. Там и тут рассеянно касались земли и воды лучи солнца, упадет луч на траву — вспыхнет трапа изумрудом и жемчугом, темно-синее море горит изменчивыми красками, отражая щедрый свет. Все вокруг так хорошо, так много обещает, точно ветер и дождь прогнали осень и снова на землю возвращается благотворное лето.

(«Калинин»)

СОЛНЦЕ

1) Солнце запуталось в серовато-желтых дымных тучах...

(«Губин»)

2) Через забор, нагревая длинные, острые гвозди, смотрело мутное, красноватое солнце.

(«Губин»)

3) Всюду трепещет золотой огонь солнца.

(«Кладбище»)

4) Тихо, жарко, безлюдно на земле, в мутно-синем выгоревшем небе – раскаленное добела солнце.

(«На пароходе»)

5) ... Глаза устают следить за игрою золота и перламутра, багреца и зеленовато-голубых пятен обновленного солнцем неба.

(«На пароходе»)

6) Веером раскрылись первые, мечеобразные лучи, концы их ослепительно белы, и кажется, что слышишь, как с безграничных высот ниспадает на землю густой звон серебряных колоколов, торжественный звон встречу грядущему солнцу,— над лесом уже виден красный его крап,— чаша, полная сока жизни, опрокинута над землею и щедро льет на нее свою творческую мощь, а с лугов в небо поднимается, точно дым кадильный, красноватый пар.

(«На пароходе»)

7)  Торопливо появляется солнце, быстро исчезает, точно оно гонится за бегущей землею и устало уже – отстает, тихо падая с неба в дымный хаос на западе.

(«Женщина»)

8) ... Хочется говорить о красоте солнца, когда оно обняв эту землю своими лучами, несет ее, любимую, в голубом пространстве, оплодотворяя и лаская.

(«Женщина»)

9) ... беспокойно горит осеннее солнце.

(«Калинин»)

10) ... в синих провалах неба купается солнце, как увядающий чудесный цветок...

(«Калинин»)

11) Солнце, похожее на огромную чечевицу, тускло-красное еще не скрылось, и волны не могут захлестнуть огненного пути к земле.

(«Калинин»)

12) Иду во тьме и сам себе свечу; мне кажется, что я живой фонарь, в груди моей красным огнем горит сердце, и так жарко хочется, чтобы кто-то боязливый, заплутавшийся в ночи — увидав этот маленький огонь...

(«Калинин»)

13)         Вот оно — большое, рдяно-красное — далеко впереди на синем краю неба важно опускается в белоснежные бугри облаков; колосья осыпаны розовой пылью заката, васильки уже потемнели, и в предвечерней тишине ясно слышишь все, о чем поет земля.

        В небе веером раскинуты красные лучи, один из них касается моей груди и, точно жезл Моисея, вызывает к жизни горячий поток мирных чувств: хочется крепко обнять вечернюю землю и говорить ей певучие, большие, никем не сказанные слова.

(«Покойник»)

14) ...Предо мною в синем небе улыбается солнце, хвастливо распустив над землею павлиний хвост своих лучей.

(«Покойник»)

15) ... и надо всем радостно царит пресветлое солнце, родоначальник людей и богов.

(«Ералаш»)

16) Сияет солнце, как бы внушая ласково: «Прощается вам, людишки – земная тварь, – все прощается, – живите бойко!»

(«Ералаш»)

17) ... снова на вымытом небе явилось знойное солнце, щедро согрело землю...

(«Книга»)

18) Склоняясь к западу, в смутном небе висит на золотых лучах красноватое солнце.

(«Как сложили песню»)

19) ... вдруг зажжет в небе яркое солнце и в час растопит пуховые цветы на сучьях деревьев.

(«Гривенник»)

20) Небо загромождено клочьями снежно-белых облаков, среди облачных сугробов гуляет солнце.

(«Легкий человек»)

21) Из-за облаков вознеслось солнце — лицо у него было тусклое! и печальное, как у нездорового ребенка; казалось, оно чувствует себя виновато, что опоздало осветить землю, залежавшись на мягких тучах и в дыме лесного пожара.

(«Губин»)

22) Всюду трепещет золотой огонь солнца, тесно заселенное кладбище как будто колышется, бугры могил напоминают море после бури, когда ветер упал и зеленая равнина его покрыта гладкими, без пены, волнами.

(«Кладбище»)