Мифологические реминисценции в поэме А.С. Пушкина «Медный всадник»
статья по литературе по теме

Селиверстова Н.В.

Гимназия № 261

Мифологические реминисценции в поэме А.С. Пушкина
«Медный всадник»

Как возникла идея и тема?

В начале года изучали мифы и библейские сказания. Конечно, соотнесли их с фольклорными произведениями, определили, чем миф отличается от сказки, познакомились с произведениями литературы, в основу которых положены мифологические сюжеты. Но это все лишь использование мифологических тем, сюжетов и образов. А хотелось показать внутренние связи, мифологическое видение в письменной литературе, убедиться в том, что мифологическая культура жива и сохранилась в сознании человека.

Почему именно “Медный всадник”?

Во-первых, это “петербургская” повесть, как определил жанр сам автор, а Петербург в русской литературе - благодатный материал для постижения многообразных сплетений мифологии и последующей письменной литературы. “Классическая многостильность архитектуры города, его открытость в “Европу”, неповторимая стройность и логичность создаются, как антитеза окружающей природе, как вызов ей. “

Через всю русскую литературу проходит взгляд на Петербург как на город, сочетающий в себе реальность с элементами мифа, символики, своего рода фантастичности. Сама история возникновения города, его дальнейшего развития порождает обилие легенд, мифов и сказаний не только в письменной, но и устной, фольклорной культуре.

Во-вторых, это лиро-эпическое произведение, его образный метафорический язык понятнее и ближе ребёнку 11-12 лет, созвучен возрастным особенностям его развития.

Кроме того, в поэтических произведениях очень много точек  соприкосновения с мифологией: очеловечивание всего окружающего мира, “согревание его тончайшим теологическим теплом” (О.Мандельштам), всеобщая персонификация, метафори-ческое сопоставление природных, социальных и культурных явлений. Да и первые певцы были поэты, а поэтическое слово воспринималось древними людьми как магический, волшебный инструмент.

Для работы брали так называемый цензурный автограф (1833г.) , созданный Пушкиным для представления Николаю I. Этот автограф не переиздавался с 1934 г. (изд. Щёголев). В современных изданиях за основу взята писарская копия, которую Пушкин создал к середине августа 1836 г., надеясь опубликовать ее в “Современнике”.

На первых уроках анализируем произведение, идя вслед за автором.

Во вступлении представлена одически торжественная картина основания Петербурга. Здесь реальная история обретает черты мифа. Это своеобразная экспозиция, предыстория, этиология, главные действующие лица здесь - Он (Пётр) - его думы - река (Нева). На этих образах будет держаться широкий, философский, план всей поэмы. На этом фоне потом развернётся конкретная история Евгения, его единоборства с “бронзовым кумиром”.

Итак, перед нами начало начал. основание города. Удивительно, как легко узнаётся картина с первых же строк. С точки зрения событийной Пушкин ничего интересного нам не сообщает, повторяя давно известную легенду возникновения Петербурга.

- Тогда зачем понадобилось автору посвящать этому целое вступление?

Видимо тут дело не в том, о чём рассказывают, а как рассказывают.

                                   На берегу пустынных волн

                                Стоял Он, дум великих полн,

                                И вдаль глядел.

Перед нами не царь Пётр, а Он. Кого так называют? Он  в Библии - это бог-создатель, творец.

Он  стоит на берегу пустынных волн, т.е. ещё ничего нет, пусто. Он  мечтает, думает о будущем.

Проходит сто лет, и думы его воплощаются в облике великого города, который чудесно “вознёсся” “из топи блат”. Город возникает из ничего, волшебно, не-объяснимо.

                                    Прошло сто лет, и юный град,

                                Полнощных стран краса и диво,

                                Из тьмы лесов, из топи блат

                                Вознёсся пышно, горделиво.

 Фактически  перед нами миф творения, мифологическая этиология реального факта.

Для подтверждения этой мысли может быть проведена стилистическая работа с черновыми вариантами вступления к поэме, конкретно - первой строфы.

Работа с черновиками - замечательная возможность показать, что каждое слово в настоящем памятнике культуры - это не просто рифма в предыдущей строчке, а единственный правильно найденный эквивалент мысли поэта. И тогда мы не услышим от детей слов:”Откуда Вы знаете, что хотел сказать автор?”.

Перед нами первая черновая рукопись и вней 4 варианта одного четверостишья. Что не устраивало автора? Ведь рифма, говоря словами детей, найдена?

                                    На берегу Варяжских волн

                                Стоял глубокой думы полн

                                Великий Пётр. Пред ним катилась

                                Уединённая <река?>

                                                  *

                                    Однажды близ пустынных волн

                                Стоял задумавшись глубоко

                                Великий муж. Пред ним широко

                                Неслась пустынная Нева.

                                                   *

                                 Однажды близ Балтийских волн

                                Стоял задумавшись глубоко

                                Великий царь. Пред ним широко

                                Текла пустынная Нева.

Мы видим, что между первоначальным наброском и последним окончательным текстом шёл, как всегда в рукописях Пушкина, упорный и вдохновенный поиск слов, оборотов, которые наиболее полно, сжато и образно выражали мысль поэта. Такая работа с черновиками имеет большое воспитывающее и развивающее значение, давая возможность детям познакомиться с природой словесного творчества и критически отнестись к своим, часто наспех созданным работам.

Перед нами три варианта первой черновой рукописи. Что в теме “Пётр и созданный им город” было ясно Пушкину с самого начала и что волновало его вплоть до окончательной редакции?

Мы видим, что везде присутствуют одни и те же образы:

Волны                        Пётр                        Река

берег                        его думы                Нева

Пётр как бы окружён: с одной стороны - волны и берег, с другой стороны - река, Нева. Вместе это окружение олицетворяет стихию, природное начало.

В одном из черновых вариантов было записано:

Дух Петров <победил?> супротивление природы.

Этот вопрос “Победил?” или нет прямо или косвенно будет звучать в каждой части поэмы, станет лейтмотивным вопросом произведения.

Сравнивая окончательную редакцию с черновиками, ученики приходят к выводу, что работа идёт в направлении обобщения образов, перенесения их из конкретных в космогонические сферы. Балтийские и Варяжские волны заменяются пустынными, Нева становится просто рекой. Настойчиво доводит Пушкин образ Петра до облика божества. Эпитет “великий” остаётся неизменным в черновиках, но не найти достойного предмета. Пётр, царь, муж - это всё люди, великие, но смертные. В окончательной редакции все они заменены местоимением с большой буквы. “Он” вмещает в себя всё - величие Петра, мужа, царя и делает создателя Петербурга божеством.

Вновь возвращаемся к поэме. Думы творца-создателя материализуются в город, чудесно вознёсшийся из “топи блат” через  сто лет. Поэтому нет рассказа о длительном строительстве, а есть описание чуда по принципу сопоставления:

было - стало

где прежде - там ныне.

                                        Где прежде финский рыболов

                                        Печальный пасынок природы,

                                        Один у низких берегов

                                        Бросал в неведомые воды

                                        Свой ветхий невод, ныне там

                                        По оживлённым берегам

                                        Громады стройные теснятся

                                        Дворцов и башен...

Прекрасно лирическое отступление - признание в любви городу. Мы ощущаем активное сопереживание и сочувствие автора всему, что будет происходить в этом удивительном городе.Кажется, что Петру удалось одержать победу. Он побеждает стихию, хаос - начало всех начал - превращается в космос - организованный, строгий город. Создатель может быть спокоен, город стоит прочно.

                                        Люблю тебя, Петра творенье,

                                        Люблю твой строгий, стройный вид,

                                        Невы державное теченье,

                                        Береговой её гранит...

                                        Люблю, военная столица,

                                        Твоей твердыни дым и гром...

Но в древних источниках Хаос возвращается на Землю в виде потопов. Поэтому в конце лирического отступления меняется вдруг тональность, восторженное признание сменяется призывом-заклинанием с побудительными предложениями, где все глаголы стоят в повелительном наклонении:

                                            Красуйся, град Петров, и стой

                                        Неколебимо как Россия.

                                        Да умирится же с тобой

                                        И побеждённая стихия;

                                        Вражду и плен старинный свой

                                        Пусть волны финские забудут

                                        И тщетной злобою не будут

                                        Тревожить вечный сон Петра!

 Вновь появляются образы начала вступления, слова-сигналы, проходящие лейтмотивом через всю поэму: Пётр - волны - город

- Какими предстают они здесь?

Волны и река - олицетворение побеждённой стихии, побеждённой, но не смирившейся. Пбежденная - это страдательное причастие, обозначает признак предмета, испытывающего на себе действие, здесь нет добровольности и законченности (ср. “смирившейся”).

Звучит мотив борьбы, поражения, плена, победы. Битва, борьба - вечный мифологический мотив - становится вечным и для города Петра. Вода как эквивалент первобытного хаоса противится своему пленению. Согласно  мифологи-ческим источникам, хаос можно оттеснить, но не уничтожить. А космос во многих эсхатологических мифах (мифах о конце света) погибает в водах океана.

Вспомним мифологические источники, где вода является одной из фундаментальных стихий мироздания, первоначалом, эквивалентом первобытного хаоса. Это то, что существовало “вначале”, до творения, которое оградило воду, пленило её. Водное чудовище может служить противником бога-демиурга в битве творения и одновременно служить материалом для построения мира. Поэтому важнейший мифологический сюжет - битва, борьба - связан  с творением космоса из хаоса и защитой творения от разрушительных и враждебных сил.

 Мотив, связанный с водной стихией в “Медном всаднике” соотносится с этим мифологическим материалом, тесно с ним связан.

Нева во вступлении - побеждённая, но не смирившаяся сила. С точки зрения действия в первой части именно разбушевавшаяся река перечеркнёт все жизненные планы Евгения, выведет обеспокоенного судьбой Параши героя на улицу, навстречу стихии и столкнёт двух антогонистов друг с другом (вернее, поставит одного спиною к другому).

Композиционно каждая часть начинается с описания состояния, “настроения” стихии, оно во многом определяет дальнейший ход действия, судьбу героев.

Подробно занимаемся образом Евгения.

По сравнению с вступлением рассказ о Евгении дан в другом ключе, меняется прежде всего ритм повествования и стилистика. Пушкин пользуется приёмом переноса и цезуры, которые создают впечатление непринуждённой, разговорной речи.

                                Мы будем нашего героя

                                Звать этим именем Оно

                                Звучит приятно, с ним давно

                                Моё перо к тому же дружно.

Перед нами самый обыкновенный человек, один из многих.

Но дети хорошо чувствуют звуковую и зримую природу произведения. Они слышат и видят слова-символы, повторяющиеся образы и фразы-лейтмотивы. В рассказе о Евгении автором выделена строчка

                                О чём же думал он? (ср. о Петре: И думал Он.)

Это почти дословное повторение фраз неслучайно и является сигналом для сравнения.

На зримом уровне: Он (Пётр - творец) и он (Евгений). Местоимение в первом случае написано с большой буквы, как принадлежащее высшему существу, а во втором случае перед нами обыкновенный смертный.

Интонационно: О чём же думал он?

О думах Петра мы уже говорили, а вот перед нами человек, живущий в созданном творцом чудо-городе. О чём думает он? О чём мечтает? - трудиться день и ночь; хочет, чтобы у него была хорошая семья, чтобы его возлюбленная была счастлива; до гроба идти вместе, а когда придёт время умирать - внуки похоронят.

Здесь есть всё: и ответственность за судьбу другого человека, за семью, за любовь, и память потомков.

В своём стремлении создать “смиренный приют” Евгений сложно сопряжён с Петром, тоже созидателем, но не в малом, частном, а в великом, государственном. Тема великой личности, которая творит историю и тема частной жизни здесь уже заявлены.

Второй раз мы встречаем Евгения на улице, там, где его застала стихия.

- Как даётся портрет героя здесь?

Меняется всё: ритм, стилистика и сам герой. Ритм чёткий, без переносов, появляется высокая лексика вступления - вознёсся, возвышенным, неподвижный, странно бледный, взоры недвижны были.

Вторая встреча с ним - после наводнения, когда он хочет добраться до дома любимой.

Как показывает автор душевное смятение Евгения? Как относится к герою?

Обилие глаголов, быстро сменяющих друг друга, многоточия, обрывки фраз, вопросительных предложений - свидетельство тревоги, смятения в душе Евгения.

                                Что ж это?

                                        Он остановился.

                                Пошёл назад и воротился.

                                Глядит ... идёт ... опять глядит.

Потом ритм меняется, становится монотонным, герой впадает в болезненное безразличие.

                                И полон сумрачной заботы,

                                Всё ходит, ходит он кругом,

                                Толкует громко сам с собою

Затем - срыв и сумасшествие.

                                И вдруг, ударя в лоб рукою

                                Захохотал.

Безумие Евгения рисуется при помощи переносов, пропуски ударений создают аритмичность. Все это показывает хаос внутри героя.

Значит, зло, стихия не уничтожены, оно осталось, только теперь оно властвует в смятенном уме Евгения.

                                        Мятежный шум

                                Невы и ветров раздавался

                                В его ушах.

Человек перестаёт принадлежать себе, становится безумным (в черновиках Нева названа безумной), превращается в зверя (ср. о Неве - “и вдруг как зверь остервенясь...”).

                                И так он свой несчастный век

                                Влачил, ни зверь, ни человек,

                                Ни то, ни сё, ни житель света,

                                Ни призрак мёртвый...

Жилище Евгения становится “пустынным уголком”, который уже отдан другому.

Пушкин удивительно скуп в выборе лексики, поражает настойчивость, с которой он повторяет одни и те же слова, создавая лейтмотивную группу. Эпитет “пустынный” напоминает нам о “пустынных волнах”, которые властвовали здесь до возникновения города. Теперь стихия опустошает жилище и человека, вселяет хаос, господствует над душой Евгения, в дальнейшем сталкивает его с духом-хранителем Петербурга Медным всадником.

Кульминационный момент - Евгений бросает кумиру, божеству вызов, вступает в единоборство с ним. Маленький человек и властелин судьбы.

Но так ли далеки, несоотносимы эти два образа. Сравним их описание и выделим словесный ряд, рассказывающий о них.

Евгений - “стал водить очами”, “взоры дикие навёл”, “чело к решётке гладкой прилегло”. Медный всадник - “дума на челе”, “сила”, “мощный властелин”.

Мы видим, что описание Евгения даётся в той же лирической сфере, торжественной и величественной, как и описание Медного всадника.

Перед нами уже не зверь, но и не просто человек, а герой, “обуянный силой чёрной”, мятежная стихия живёт в нём.

                                По сердцу пламень пробежал,

                                Вскипела кровь.Он мрачен стал

                                Пред горделивым истуканом

                                И, зубы стиснув, пальцы сжав,

                                Как обуянный силой чёрной,

                                “Добро, строитель чудотворный! -

                                Шепнул он, злобно задрожав, -

                                Ужо тебе!..”

ср. с описанием торжествующей реки в начале 2 части:

                                Ещё кипели злобно волны,

                                Как бы под ними тлел огонь.

Битва продолжается, только теперь в единоборство вступают новые силы: Евгений, ставленник стихии, и Медный всадник, метафорический заместитель Петра, символ его исторического дела, созидательного и негативного одновременно.

Обращаемся к кульминационной сцене, когда Евгений бросает вызов, угрожает “кумиру”.

- Почему “бронзовый кумир”, такой спокойный и неколебимый во время буйства реки, обращает свой взор на Евгения, угрожающего ему? Потому что перед ним не просто стихийная, необузданная, безумная сила (как река) но и Человек, духовно равный ему, божеству. Отсюда торжественность тона, обилие славянизмов в описании того и другого. Сталкиваются частное и государственное. Евгений, носитель частного, считает виновником своих бед “строителя чудотворного”. Ему чудесно вознёсшийся город не принёс ничего хорошего, разрушил счастье. В конце Евгений погибает.

Бунт героя свидетельствует о том, что дело Петра Великого, как называл его Пушкин во всех произведениях, не может быть однозначно оценено потомками, есть в нём положительные и отрицательные стороны.

Так шестиклассники начинают задумываться над вопросом о роли отдельного человека в жизни страны, об ответственности, которая лежит на каждом из нас. Разговор о роли человека в государстве и в истории будет продолжен в старших классах (“Капитанская дочка”, “Полтава”, “Война и мир” и др.), а в шестом классе мы вновь обратимся к теме “Человек и стихия” в повести “Метель” и к теме маленького человека в “Станционном смотрителе”.