Трилогия А.Н. Рыбакова «Дети Арбата»: социокультурный аспект
материал по литературе по теме

Трилогия А.Н. Рыбакова «Дети Арбата»: социокультурный аспект

Выпускная квалификационная работа по специальности «русский язык и литература»

Выполнила:

                                                                           Студентка 502 группы

Максимовская Анна Сергеевна

Научный руководитель:

                                                                Кандидат педагогических наук

Садовникова Татьяна Валерьевна

Челябинск

2012

Оглавление

Ведение……………………………………………………………………с.4

Глава  I. «Дети Арбата» в социокультурной атмосфере 1980-х годов.с.7

Глава II. "Дети Арбата" как знаковое произведение перестроечного периода…………………………………………………………………...с.19

2.1 Приметы социально-политической и культурной жизни 1930-х гг.в структуре романа………………………………………………………..с.19

1. Арбат как социокультурное явление………………………...с.21
2. Феномен ссылки как отражение  социально-политической жизни страны…………………………………………………………..с.26

2.2. Система образов как отражение социального среза общества 1930-х годов……………………………………………………………………....с.30

      2.2.1. Образ молодого поколения ………………………………....с.30

      2.2.2. Психологизация образа Сталина ………………………..…с.38

2.3. Ключевые проблемы эпохи и их отражение в романе………......с.43

      2.3.1. Проблема творческой интеллигенции……………………....с.43

      2.3.2. Проблема существования человека в обществе…………....с.46

      2.3.3. Амбивалентность категории «палач» и «жертва в романе.с.50

      2.3.4. Вера в общечеловеческие ценности как основа противостояния человека эпохе…………………………………………………………...с.54

Глава III. Методические рекомендации по изучения романа Рыбакова «Дети Арбата» в школе……………………………………………........с.58

Заключение…….………………………………………………………...с.70

Список литературы…….……………………………………………....с.74

Введение

В истории советской России 30-е годы считаются наиболее сложными и противоречивыми. Это время бурных успехов индустриализации, время спортивных праздников, воздушных парадов, время неуклонного роста военной мощи СССР. И все-таки именно эти годы мы считаем самым кровавым и страшным временем. Правда о событиях тех лет скрывалась. Только сейчас мы многое узнаем о трагизме этого периода нашей истории.

 Роман А. Рыбакова «Дети Арбата» был одним из первых произведений о страшной эпохе сталинизма. Не было, наверное, такого человека, кто остался бы равнодушным к этому тексту. Писатель сосредотачивает свое внимание на очень молодых героях. Это Саша Панкратов, его бывшие одноклассники Лена Будягина, Юра Шарок, Вадим Марасевич, Нина Иванова, ее сестра Варя. Роман начинается со вступления в жизнь молодых людей. Все они исполнены радостными надеждами на будущее, и страна, в которой они живут, так же бодра и молода. «Дети Арбата» особенно дороги автору, так как трилогия автобиографична: в образе главного героя Саши Панкратова немало от судьбы самого писателя.

Вышедший в 1987 году в журнале «Дружба народов», роман произвел ажиотаж (более подробно эта ситуация рассмотрена в первой главе работы). Но, несмотря на такую популярность, о романе было написано мало; в основном авторами статей о нем были люди, прочитавшие текст сразу после опубликования (конечно, публикация вызвала шквал писем, но эти отклики нельзя считать профессиональными). Любопытно, что интерес к роману не пригасило даже указание на отсутствие в нем художественности (такую точку зрения высказывает, к примеру, В. Кожинов). Среди наиболее принципиальных работ о романе можно назвать статьи Л. Аннинского и Л. Теракопяна. Названные авторы,  сосредоточив внимание на образной системе произведения, пытаются понять причины популярности книги. Отметим попутно, что после выхода активно обсуждалась только первая часть трилогии, романы «Страх» и «Прах и пепел», увидевшие свет в 90-е годы, интереса у читателей не вызвали.

Новый всплеск интереса к произведению можно было ожидать после выхода в 2004 г. на телеэкраны сериала, снятого по трилогии А. Рыбакова, но этого не произошло: сериал оказался слабее книги, и даже участие в нем знаменитых актеров ситуацию не изменило. Все это дает нам право предположить, что наиболее целесообразно рассматривать роман «Дети Арбата», ставший объектом нашего исследования, с точки зрения социокультурного подхода, что обуславливает и цель работы: выявить и объяснить причины популярности романа на момент его публикации.

Для достижения поставленной цели необходимо решить ряд задач:

1. Охарактеризовать социокультурную атмосферу 1980-х годов, в которую попал роман «Дети Арбата», опубликованный в 1987 г. в журнале «Дружба народов».
2. Осмыслить новые или актуализированные А. Рыбаковым явления и темы.
3. Охарактеризовать систему образов романа, особое внимание уделив образу молодого поколения и новаторским для 1980-х гг. подходам в изображении Сталина.
4. Осмыслить комплекс поднимаемых в романе проблем, позволяющих А. Рыбакову точно представить эпоху 1930-х гг., но ставших актуальными и для 1980-х гг.
5. Разработать методические рекомендации по изучению романа в школе.    

Таким образом, предметом исследования оказываются уровни организации повествования, позволяющие выявить причины популярности романа на момент его публикации.

Теоретическую  базу работы составили исследования в области социологии литературы Л. Гудкова, Б. Дубина, В. Страда, обращенные к проблемам взаимосвязи литературы и общества.

В основе методов исследования лежит сравнительно – исторический, типологический и  социокультурный подход к художественным реалиям.

Работа состоит из введения, трех глав и заключения. Библиографический список насчитывает 31  наименование.

Глава I. «Дети Арбата» в социокультурной атмосфере 1980-х годов.

Уже первые шаги демократических реформ, и в первую очередь – «гласность», а затем и полная отмена политической цензуры, привели к резкой активизации литературной жизни в конце 1980 – начале 1990-х годов. Главным фактором литературного подъема стал масштабный процесс возвращения литературы, находившейся под цензурным запретом. «Возвращенная» литература была очень неоднородной, в ней можно выделить следующие составляющие:

1. произведения классиков ХХ века, по тем или иным политическим причинам запрещенные советским режимом: это русская религиозная философия начала ХХ века, поэзия Н. Гумилева, «Окаянные дни» И.Бунина, «Несвоевременные мысли» М. Горького, «Мы» Е. Замятина, «Собачье сердце» и «Роковые яйца» М. Булгакова, «Самоубийца» и «Мандат» Н.Эрдмана, «Котлован» и «Чевенгур» А. Платонова, «Реквием» А. Ахматовой, многие стихотворения О. Мандельштама, «Доктор Живаго» Б. Пастернака;
2. произведения периода «оттепели», вышедшие за пределы «оттепельного» либерализма: «Жизнь и судьба» и «Все течет» Гросмана, романы Солженицына и его «Архипелаг ГУЛАГ», «По праву памяти» А. Твардовского, мемуары Н.Я. Мандельштам и Л.К. Чуковской; «фантастические повести» А. Синявского и Ю. Даниэля. К этому же ряду примыкают и произведения, начатые в период «оттепели» (или вдохновленные «оттепельными» надеждами), но завершенные уже тогда, когда публикация произведений о сталинщине или же просто антитоталитарных по своему пафосу была невозможна по политическим причинам, - здесь в первую очередь должны быть названы «Дети Арбата» А. Рыбакова, «Белые одежды» В. Дудинцева, «Новое назначение» А. Бека, «Факультет ненужных вещей» Ю. Домбровского, «Крутой маршрут» Е. Гинзбург, «исторические новеллы В. Тендрякова, «Московская улица» Б. Ямпольского, «Исчезновение» Ю. Трифонова, поэзия А. Галича и В. Высоцкого, полный текст «Сандро из Чегема» и «Кролики и удавы» Искандера, «Пушкинский дом» Андрея Битова;
3. литература русской эмиграции – в первую очередь наследие В.Набокова, Вл. Ходасевича, Г. Иванова, Б. Поплавского, Г. Газданова, а также литература «третьей волны», представленная в основном произведениями И. Бродского и А. Солженицына, В.Аксенова («Ожог» и «Остров Крым») и Ю. Алешковского, Г. Владимова («Верный Руслан»), В. Войновича, А.Гладилина, Ф. Горенштейна, С. Довлатова, А. Зиновьева, Э. Лимонова, Саши Соколова, Б. Хазанова («Час короля») и многих других;
4. наконец, публикации произведений, в основном написанных в 1970 – 1980-е годы, но запрещенных  в силу их «авангардистского», экстремального характера, - это прежде всего проза Вен. Ерофеева, поэзия Вс. Некрасова, И. Холина, Г. Сапгира, Д. Пригова, Л. Рубенштейна, И. Жданова, А. Еременко, Е. Шварца, А. Паршикова, драматургия Н. Садур.

Конечно, это деление достаточно условно, так как, например, публикация стихов Иосифа Бродского и романов Саши Соколова (формально представляющих эмиграцию) сыграли огромную роль в становлении и развитии современного модернизма и постмодернизма. А возвращение произведений Солженицына было одновременно актом культурного сближения литературы «метрополии» и «эмиграции».

Многие из этих книг приняты читателем и критикой неоднозначно. Это неопровержимый факт. Но ведь без них сегодня невозможно в полной мере представить современный литературный процесс.

Но характерно, что критические дискуссии завязывались не вокруг сложных и эстетически новаторских произведений ( как романы Платонова или Набокова, Битова или Соколова), а вокруг тех текстов, которые в достаточно традиционной манере обсуждали острые политические вопросы и которые предлагали популярную антитоталитарную модель советской истории. Образцовым в этом плане представляется роман Анатолия Рыбакова «Дети Арбата», побивший в годы «перестройки» все рекорды по популярности.

Роман «Дети Арбата» как бы завершил практически одновременную публикацию «Нового назначения» А. Бека, «Исчезновения» Ю. Трифонова, «Васьки» С. Антонова, в которых нам открывалась новая зона правды о тридцатых годах, о людях тех лет. Некоторые детали, характеры, мотивировки в этих произведениях выглядят похожими, но такие непроизвольные перекрестия лишь свидетельствуют о достоверности деталей и проницательности авторов в познании жизненных процессов.

Время действия первого романа вошедшего в трилогию Рыбакова ноябрь 1933-го – декабрь 1934-го .

С. Антонов в повести «Васька», где действие проходит в том же 1934 году, рассказал об одном из ярчайших событий, имевших мировой резонанс, - спасение челюскинцев, когда так ярко проявлялись лучшие черты нового общества. И если перелистать подшивки газет 1934 года, можно найти немало сообщений о значительных событиях разного масштаба, свидетельствующих в первую очередь о победах страны. То, о чем писали газеты, чем в тот год жил народ, - в подавляющем большинстве фактов правда истории. Но А. Рыбаков избирает иную точку зрения, при которой, как верно заметил  А. Бочаров, оказывается возможным сказать о «Съезде победителей» мельком, а о съезде писателей словечком не обмолвиться!».  ( 4;179 ) И в таком взгляде есть своя правда, позволившая писателю ярко высветить противоречия времени, которые все отчетливее просматриваются сейчас, в исторической перспективе.

1934-й – особый, рубежный год в предвоенном периоде истории страны.

Всего десять лет прошло после скорбного января 1924 года, еще живо в людях то чувство сплочения, которое охватило весь народ в час прощания с Ильичем.

И жива атмосфера ожесточенной борьбы с оппозициями, развернувшейся сразу после смерти вождя, борьбы, в которой так вырос авторитет генерального секретаря ЦК Сталина, последовательно отстаивавшего ленинскую идею единства партии большевиков.

Еще в почете бойцы «железной гвардии ленинской выковки»(5;192), закаленные в подполье, прошедшие горнило революции и гражданской войны, а затем какое-то время занимавшие ключевые посты в партийном, государственном и хозяйственном руководстве.

Но уже приходят им на смену новые руководители «сталинской школы»(5;192), создавшегося в годы первых пятилеток аппарата, и из семи членов политбюро ЦК состава 1924 года к началу 30-х годов в нем остался лишь генеральный секретарь.

Страна набирает темпы социалистического строительства, она «встает со славою навстречу дня» - так пелось в популярнейшей «Песне о встречном» Б. Корнилова и Д. Шостаковича. Казалось, навсегда позади остались перегибы и «головокружения от успехов в сельском хозяйстве и уже почти забыт (по крайне мере официально) вызванный ими страшный голод 1931-1932 годов на богатейших черноземных землях. На рубеже 1934 и 1935-го будут отменены продовольственные карточки. Вскоре на всю страну прозвучат сталинские слова о том, что «жить стало лучше, жить стало веселей»(12;160), искренне и с энтузиазмом подхваченные миллионами.

Но и совсем недавно Сталин совершил поездку по только что открытому Беломорско – Балтийскому каналу, сразу же названному его именем и построенному трудом десятков тысяч заключенных, в подавляющем большинстве своем так называемыми «подкулачниками» или «чуждыми элементами» - осколками ликвидированного нэпа.

В январе 1934 года собирается ХVII съезд ВКП(б), названный «съездом победителей». На одном из его заседаний произошел эпизод, воспринятый всеми очень весело, а оказавшийся на деле страшным пророчеством. Рабочие Тульского оружейного завода преподнесли Сталину образец новой снайперской винтовки. Приподнявшись над столом президиума и чуть улыбнувшись в усы, он шутливо прицелился в аплодирующий ему зал заседаний.

В декабре того же 1934-го убит Киров, а годы спустя о XVII партсъезде будут говорить как о «съезде расстрелянных»…

Именно так видится 1934 год в исторической перспективе.

Роман Рыбакова воссоздает это время наиболее полно, подробно, эпично. Анатолий Наумович пробует уловить дух 30-х годов, беря пробы в разных слоях жизненного потока, на разных его глубинах.

Своих героев он зачерпнул словно бы наудачу – самых простых юношей и девушек с московского Арбата, а уже через их судьбы попытался уловить грозовую общественную атмосферу эпохи, то внутреннее напряжение, которое возникло между триумфом «съезда победителей» и трагедией убийства Кирова.

Замысел «Детей Арбата» постепенно превращался в реальность в те самые годы, когда создавалась трилогия о Кроше, первая книга которой датирована 1960 годом, да и по словам самого автора, «роман предназначался читателям, входившим в жизнь еще в 60-х…»(10;6),  вторая («Каникулы Кроша») вышла в том самом 1966 году, когда «Дети Арбата» уже лежали в редакции «Нового мира». В сентябрьском номере 1966 года анонс на 1967-й: «Журнал опубликует роман Анатолия Рыбакова «Дети Арбата».(10; 8)  С Рыбаковым заключили договор, заплатили аванс. Но даже Александру Трифоновичу Твардовскому не удалось напечатать роман. Не удалась и вторая попытка: еще один анонс – журнал «Октябрь» обещает роман читателям в 1979 году, но вновь роман был запрещен как антисоветский. Ни один из литературных чиновников не пожелал брать на себя ответственность за публикацию такой взрывоопасной книги. От отчаяния писатель предполагал даже издать роман на Западе, чего ему очень не хотелось, и лишь подоспевшая горбачевская перестройка позволила книге увидеть свет. Осенью 1986 года объявление о публикации появилось на обложке «Дружбы народов». Рыбаков держит в руках верстку апрельского номера и нежно ее поглаживает.  Когда в журнале «Дружба народов» принимали решение о том, чтобы печатать роман, они знали, что уже есть огромная поддержка Генерального секретаря ЦК М.С. Горбачева. В то время на Политбюро касательно литературы вопросы поднимали только дважды: о «Детях Арбата» и о возвращении Солженицыну гражданства и публикации его произведений. И «Дети Арбата», и книги Солженицына – это были огромные шаги к освобождению общества, поэтому Горбачеву было важно, чтобы они дошли до людей. И только в апреле 1987 года  роман «Дети Арбата» появился в журнале  "Дружба народов", пролежав в столе у автора около 20 лет.  

Как отмечает сам Рыбакова: « Безусловно, публикация «Детей Арбата» является знамением времени. Не было бы марта 1985-го, не было бы у читателей этого романа»(10; 15). Если бы публикация состоялась значительно раньше, то роман не имел бы такой многомиллионной аудитории в стране и за рубежом. Достоверно известно, что еще в апреле, когда только выходил четвертый номер «Дружбы народов», 60 крупнейших издательств мира запросили разрешение на право публикации. А главное: вне обстановки гласности у «Детей Арбата» не было бы такого могучего общественного резонанса: народ-то книгу бы понял, но говорил бы о ней между собой, да и то вполголоса.

Интерес к «Детям Арбата» был таким, что тираж «Дружбы народов» в 1987 году взлетел до 1,8 млн экземпляров. Роман печатается. Рабочие типографии берут себе по десять экземпляров. На почте тревога: журнал воруют из ящиков в подъездах. В библиотеках очередь на роман на год вперед. На «черном рынке» — астрономические цифры стоимости журнала. «Книжное обозрение» провело опрос читателей: «Дети Арбата» по популярности вышли на первое место. Тираж романа — вместе с изданием в «Роман-газете» — десять с половиной миллионов. Но глава Госкомиздата заявляет: «чтобы удовлетворить спрос на роман, его надо издать тиражом минимум 30 миллионов». (19;90) В связи с популярностью романа Рыбаков даже попал на обложку журнала Time в 1988 году. Книгу опубликовали в 52 странах. Президент США Рональд Рейган сказал: "Мы рукоплещем Горбачеву за то, что он вернул Сахарова из ссылки, за то, что опубликовал романы Пастернака "Доктор Живаго" и Рыбакова "Дети Арбата"". (16; 225) Так роман стал политическим фактором, частью мировой разрядки.

Еще до публикации, давая роман читателям, Рыбаков, по совету своего друга Евтушенко, ставил условие: письменный отзыв — обязательно. Тогда на публикацию очень большое влияние имело общественное мнение, на которое — такая началась пора — можно будет опереться. Пришло около шестидесяти восторженных отзывов — их прислали знаменитые писатели, артисты, режиссеры.

А вот отрывок из письма, адресованного А. Рыбакову известнейшим литературным критиком Львом Аннинским: «Я считаю, что опубликование такой книги о Сталине и о ситуации, его породившей, могло бы стать событием нашей жизни. Я не знаю, насколько это возможно: о Сталине не пишут сейчас не потому, что кто-то „не велит“, а потому, что у нас нет сил вынести ту правду о Сталине, которую нам предстоит вынести: правду того, что Сталин выразил и довел до предела великие и страшные черты, которые были тогда в самом народе. Но рано или поздно эту правду о Сталине придется сказать и выслушать. Потому что история этого так не оставит, она к этому вернется, она эту дырку в памяти не потерпит – слишком опасно». (1; 184)

И действительно, история к этому вернулась, не в последнюю очередь, благодаря книгам Рыбакова.

Размышляя о книге как феномене человеческой памяти, автор, устами одного из персонажей романа, Михаила Юрьевича, говорит: «…книга – самое великое, изо всех людей на земле писатель – явление самое удивительное…. Что бы знали об истории человечества без Библии? О Франции без Бальзака, Стендаля, Мопассана? Слово – единственное, что живет вечно». (23; 656)

Но помимо соратников у романа Рыбакова много противников, гораздо больше, чем можно было судить по печатным изданиям. Советский и российский критик Вадим Кожинов ядовито заметил, что «тайные разговоры Сталина с Ягодой напоминают заговорщические беседы кардинала Ришелье с коварной Миледи в романах Дюма-отца…». (13; 167)

Литературовед Александр Лацис в своей работе «С точки зрения современника» пишет, что «романист не задерживается на подробностях быта, не озабочен ни речевой, ни психологической характеристикой второстепенных персонажей. Он их привлекает попутно, в качестве подсобных рабочих сюжета. Видимо, полагая, что обо всем не расскажешь, чем-то приходится поступиться».(17;122)

Читателей романа привлекало не его художественная ценность, а образ вождя, ведь не так давно все было под завесой тайны, а сейчас рассекречиваются архивы, возвращаются с мест ссылки свидетели случившегося, человечество пытается объяснить причины войны, найти ответы в прошлом. Многие видят в героях Рыбакова себя, заново переживают события, пытаются осмыслить случившееся.

Читатели активно отреагировали на выход романа «Дети Арбата», что являлось символом всенародной признанности. Редакция «Дружбы народов», где было напечатано произведение, получала огромные бумажные мешки писем, шквал откликов, оценки полярно острые, страстные. Нашлись и желающие «принять меры». Бдительная ленинградка сообщила, что своими мыслями она поделится с КГБ. Против романа все, кто заражен сталинскими предрассудками и иллюзиями.

« Гражданин Рыбаков!

Не могу воздержаться от того, чтобы не поделиться с Вами мыслями о вышедшем в свет «шедевре» «Дети Арбата». Считаю книгу вредной, неправдивой, содержащей субъективистские взгляды на историю страны, особо вредна она для молодежи, не знающей досконально моменты истории с 1917-го по 1956-й. У Вас, видимо, нет мужества честно признаться в том, что Вы обозлены на судьбу и лиц, ее вершивших. Яркий отпечаток оставлен в книге ввиду того, что Вы пострадали в определенный момент. Жалости к Вам нет…

Далее мыслями о «Детях Арбата» я поделюсь с органами печати, возможно, письмо отправлю в КГБ.

Л. Стрижакова, служащая, Ленинград» (8; 80)

Можно было встретить и такой отклик: «Возмущает меня больше всего то, что не только Сталин показан недалеким, мнительным человеком. Врагов Советской власти, по роману, нет, Сталин выдумывает их, а кто же тогда убивал лучших людей страны? В 1939 г. в Орджоникидзе сколько людей погибло, это что, Сталин сделал? Как же мы социализм построили, фашистов разгромили? Ведь в романе народ наш показан отсталым, а сибиряки даже глупыми (иначе не скажешь). Пусть бы А. Рыбаков показал Сталина жестоким, допустившим ошибки, но умным, с которым считались главы государств». Есть более категоричные письма: "...русскому народу повезло - в Политбюро нашелся т. Сталин, который сумел отгрызть левакам (Зиновьеву и Каменеву) их собачьи головы и сделать относительный прагматизм официальной линией партии». (8; 178).

Подобные высказывания возможны потому, что долгое время история нашего государства представлялась в недосказанной форме: намеки, аллегория в освещении остросоциальных и политических проблем считались нормой.

Действительно, были те, кто писали письма в КГБ, ЦК, кто обвинял Рыбакова в искажении фактов, но все же тех, кто роман принял, было намного больше.

Современники Саши Панкратова, разделившие в 30-х годах его судьбу, пишут автору письма, в которых благодарят за правдивое изображение эпохи.

 «Спасибо за правду, хотя горько ее было читать, плакала, представляя, как терзали отца. А он член КПСС с 1905 г., 11 лет отсидел в Александровском Централе Иркутска как политкаторжанин.

Н. Волохова». (8; 259).

«С 1935 г. наш отец подвергался беспрерывным издевательствам, был отстранен от работы, лишен пенсии, а с 1937 г. безвинно ушел в безвестность и был предан забвению на многие годы. Реабилитирован посмертно в 1955 г. Семья Касьяна испытала все последствия преследований, гонений, голода, нужды, моральных издевательств. Даже сына-школьника, комсомольца принуждали к ответу за несуществующие "грехи" отца. А старшая дочь, комсомольский работник, была исключена из партии, изгнана с пятого курса института и безвинно репрессирована. Благодарим за Ваш прекрасный труд. Касьян Р. С.». (8; 180).

«Теперь я торжествую – наконец мы печатаем то, что было под запретом ранее. И все эти би-би-си – теперь мусор для меня, их передачи о нашем прошлом не стоят слова Вашего романа.

П.Пархоменко, электрик 6-го разряда, г. Джамбул.»(8;80)

Прикасаясь к читательской почте, ощущаешь себя в мощном вихревом потоке людских судеб. Многим автор роман «Дети Арбата» сумел помочь, рассказав правду – о времени сложном, противоречивом, вобравшем в себя надежды и дерзости помыслов, веру в торжество идей и в непогрешимость вождя.

Нужно помнить, что «Дети Арбата» — трилогия. Журнал «Дружба народов» напечатал только первую часть. Вторая часть под названием «Страх» вышла в 1990-м году, но уже не вызвала такого интереса среди читателей. Повествование в этой части затянуто, большая часть романа посвящена историческим деятелям. Текст местами вял, иллюстративен. Еще одна подробность из жизни вождя, еще один пример его вероломства, бесцеремонности.

В 1994 год выходит в свет заключительная, третья часть трилогии Рыбакова — романа «Прах и пепел».

Опубликованная в начале перестройки книга Рыбакова подошла к завершению в другую эпоху. Колесо истории сделало свой оборот. Романтический хмель ожиданий повыветрился и сменился апатией. Наступило «новое» время со своими проблемами и предпочитаниями, с присущими 90-ым  ложными обещаниями, повальным надувательством, распродажей национального достояния, потоком махинаций.

Мои книги не памятник, а такие могильные плиты

на необозримом кладбище, которое мы именуем

человеческой историей.

А. Рыбаков

Глава II. «Дети Арбата» как знаковое произведение перестроечного периода

2.1. Приметы социально-политической и культурной жизни 1930-х годов в структуре романа

Книга  Рыбакова писался в «темные времена», а подоспел к «светлым». Писалась – в 1966 году, а к читателю прорвалась – в 1987-м: в момент, которого долго, почти неверя, ждала наша культура и которой вот уже несколько десятилетий не забывается. Перед нами литературное событие  огромной важности, роман читался миллионами людей. Последнее словосочетание, венчающее роман Рыбакова и произнесенное, как помнит читатель, сибирским сильнопоселенцем в декабре 1934-го в связи с сообщением о злодейском убийстве товарища Кирова, имеет прямое отношение к теме романа: к изображенным в нем временам и и к тому, как в эти времена жить человеку.

А жить приходится, и быть человеком – надо. Каждый раз по-новому, каждый раз рискуя. Каждый раз «не зная броду». Потому что времена меняются, а черное и белое оборачиваются, счастье и беда меняются значениями. Однако о человеке, о его Лице, о воздании и возмездии думать приходится.

Эта моральная сверхзадача в романе Рыбакова не менее важна, чем его конкретные писательские открытия, прорывы в неведомое, запретное, делающее «Детей Арбата» сенсацией в 80-е.

Одно из таких открытий – заглавная группа героев: молодые люди, выросшие в московских арбатских переулках и вошедшие в возраст ответственности к середине 30-х годов: дети Арбата – символ, впервые прозвучавший в нашей словесности, кажется, с песнями Окуджавы, но у Рыбакова переосмысленный и обновленный. Это не только первое советское поколение, но и поколение, вынесшее на своем хребте войну.

Следующее открытие – ссылка. Волею судеб и автор трилогии, и главный герой объявлены врагами народа, и в наказание получили по три года ссылки. И на страницах произведения разворачиваются картины ссыльнопоселенцев 30-х годов.

Еще более важным является образ Сталина, который создал Анатолий Рыбаков. Образ прежде всего художественный. Впервые в нашей художественной литературе суть сталинского характера извлечена не из «портретных черточек», а выделена из его внутренней логики, из хода его рассуждений.

Рыбаков написал книгу огромного гражданского значения. Он прошел новыми путями, он разработал кардинально важные темы, он выступил с романом «сенсационным».

2.1.1. Арбат как социокультурное явление

По словам Рыбакова сначала появилось название книги «Дети Арбата», а затем  само произведение. Роман был задуман еще в 60-е годы xx века как широкое повествование о судьбе первого поколения советских людей, тех, кто родился около 1914 года и чья сознательная жизнь началась уже после революции и гражданской войны, кто, пройдя через рубежи 30-х годов, в возрасте физической и духовной зрелости встретил Великую Отечественную. Это поколение, к которому принадлежит и сам автор романа, в полной мере разделивший и горькое, и светлое в его судьбе.

На выбор места действия немалое влияние оказал личный жизненный опыт автора произведения: он неоднократно упоминал о том, что его детство и юность прошли на этой самой улице, на этом самом дворе. Но такова лишь внешняя сторона выбора (ибо перенес же А. Рыбаков события своего предыдущего романа «Тяжелый песок» из реальной Таврии в вымышленный Ревск).

Арбат – уникальная часть Москвы: его воспринимают как визитную карточку столицы. Историческое понятие Арбат – это не только улица. И когда мы говорим об Арбате, то имеем в виду не просто административную единицу, а, скорее,  несколько улиц с переулочьем,  некую социокультурную общность, средоточие людей, занятых по преимуществу интеллектуальным трудом, которая сложилась здесь на протяжении двух последних веков и придала этому району Москвы то значение в истории культуры, какое и породило словосочетание «феномен Арбата». Это единственная из улиц района, сохранявших всегда - и в годы советской власти - неизменным свое название.

Район Арбат как система улиц и переулков сложился во второй половине XVIII века и сохранился без изменений до наших дней.

  Век XIX возвестил об «арбатском буме»: было модно поселиться и жить непременно тут, и обильнее всего селилась интеллигенция – университетская профессура, писатели и художники. Арбат и его переулки заселяются Толстыми, Растопчиными, Кропоткиными, Долгорукими, Гагариными. Арбат можно было величать и пушкинским, и герценовским.  Это было дворянское гнездо и одновременно - профессорское гнездо, гнездо врачей, юристов, писателей, философов…

В системе исторического ядра Москвы район Арбат является классическим примером сложившейся старомосковской городской среды, включающей значительное количество памятников истории, культуры, архитектуры. Своеобразная ткань застройки района и сегодня носит отпечаток сложившейся городской планировки с живописной сетью улиц, переулков, проездов, развитым внутренним пространством дворов.

С конца XIX века Арбат стал не только местом жительства многих, чья жизнь и творческое наследие вошли в золотой фонд культуры, но и местом действия произведений русской классической литературы. Описание Арбата встречается у известных русских писателей - в романах Тургенева, Л. Толстого, в произведениях Андрея Белого, Бунина, Зайцева, Цветаевой, Булгакова.

Сегодня Арбат не просто одна из частей Москвы, даже не просто одна из центральных улиц. Если «сердце» России – Москва, то «сердце» столицы – именно он, Арбат.

И вот этот Арбат становится в начале тридцатых годов режимной улицей: здесь проходит путь от Кремля на ближнюю дачу Сталина и по только что освобожденной от трамвайных путей и заасфальтированной мостовой по нескольку раз в сутки проносятся спецавтомобили.

Время, как сказано в начале романа, строгое. А в самом конце его прозвучит: «Наступают черные времена». (23; 703)

Но первые страницы повествования еще ничего строгого, а тем более черного не сулят. Открывается роман панорамой Арбата: «Самый большой дом на Арбате между Никольским и Денежным переулками, теперь они называются Плотников переулок и улица Веснина. Три восьмиэтажных корпуса тесно стоят одно за другим, фасад первого выложен белой глазурованной плиткой…»(23;5) Начало, несмотря на его кажущийся чисто информационный характер, сразу же указывает на реально существующий дом, утверждаются как бы реальность детей Арбата – жильцов этого дома, реальность того, что с ними произойдет на страницах произведения. А уточнение нынешних координат дома протягивает первую ниточку связи времен. Прошлое не умирает и не подлежит забвению.

В интервью московской газете А. Рыбаков отметил: «Мне в этом романе важно было стилизовать повествование под документальную хронику времени: с одной стороны, конкретные приметы облика и жизни обновляющейся Москвы (помните, трамвай на Арбате сняли, гостиница «Москва» строится), с другой – стихия истории, стихия характера…». (10;17) С этого, как мы видим, автор и начинает: дает нам конкретное бытовое описание Москвы, хотя описывает при этом Арбат, и даже не всю улицу, а лишь несколько дворов. Заметно, что писателя затрагивают и волнуют эти изменения, поскольку оказывается, что жизнь переворачивается прямо на глазах. Лев Аннинский, говоря о людях нового поколения, также указывал на то, что «Арбат - некое поле эксперимента, что он утратил свое обаяние в 30-е годы» (1; 190), которое так дорого было Аннинскому и, что хорошо заметно, Рыбакову тоже. Напрашивается вывод, что «староарбатовцы» искренне любили свою старую улицу, не перенося даже и видимости изменений.

С самого же начала упомянув об этих изменениях, писатель следующим шагом, в следующем же абзаце, знакомит нас с людьми, находящимися на Арбате в данный момент: «Саша Панкратов вышел из дома и повернул налево – к Смоленской площади. У кино «Арбатский Арс» уже прохаживались парами девочки, арбатские девочки и дорогомиловские, и девочки с Плющихи, воротники пальто небрежно приподняты, накрашены губы, загнуты ресницы, глаза выжидающие, на шее цветная косынка – осенний арбатский шик. Кончился сеанс, зрителей выпускали через двор, толпа выдавливалась на улицу через узкие ворота, где к тому же весело толкалась стайка подростков – извечные владельцы этих мест» (23;5). Люди здесь типичные: автор дает пока только собирательные названия – «девочки, подростки, зрители». И только один герой сразу выделен из общих типов – Саша Панкратов – главный герой романа. Он на протяжении всего повествования будет выделяться из толпы, будет особенным, не таким как все. Автор очевидно дает понять, что центр Москвы – именно Арбат: сюда приходят «дорогомиловские» и «девочки с Плющихи». Здесь есть и свои правила поведения: «цветная косынка – осенний арбатский шик» – у Арбата своя мода, равно как и своя культура в целом…

После того, как читатель получил некие сведения об арбатских постройках и людях, которые являются неотъемлемой его частью, он получает от автора доказательства того, что жизнь не статична и для Арбата: каждый день и он проживает свой цикл: «Арбат кончал свой день. По мостовой, заасфальтированной в проезжей части, но еще булыжной между трамвайными путями, катили, обгоняя старые пролетки, первые советские автомобили «ГАЗ» и «АМО». Трамваи выходили из парка с одним, а то и с двумя прицепными вагонами – безнадежная попытка удовлетворить транспортные нужды великого города. А под землей уже прокладывали первую очередь метро, и на Смоленской площади над шахтой торчала деревянная вышка» (23;5). Рыбаков дает весьма реалистичный урбанистический портрет города и улицы. Арбат живет, дышит… Ежедневно он принимает десятки и сотни тысяч людей, тысячи автомобилей. Именно под Арбатом прокладывают «первую очередь метро», по Арбату движутся «первые советские автомобили». Словом, это действительно центр столицы – он везде первый, неважно, касается ли это моды или техники.  

Дети Арбата – первая поросль нового общества и первый его человеческий результат. Рыбаков повернул понятие «Арбат» новой гранью: он открыл этот коллективный психологический образ, он дал этим людям новую художественную прописку, дал имя: «Дети Арбата», и под этим именем они начинают жить в нашей литературе.

2. Феномен ссылки как отражение социально-политической жизни страны

Где-то в конце шестидесятых, Анатолий Наумович Рыбаков собрался в поездку по Красноярскому краю. Дело понятное, если вспомнить какие чудеса вершились в ту пору на берегах Ангары. Лауреата Государственной премии, отметившей его первый роман «Водители», автора «Кортика» и «Бронзовой птицы», острыми сюжетами которых зачитывались девчонки и мальчишки от Бреста до Братска, встречали уважительно: на трассах путешествия писателя ожидал обкомовский газик…

Маршрут, правда, московский гость выбрал не самый понятный: его интересовал заштатный районный центр Кежма, заброшенные деревеньки на Ангаре. А что там показывать в этой Мозгове или даже в Богучанах, если из двенадцати деревень, которые указаны в командировочном маршруте, жизнь теплится лишь в нескольких?! Молодежь ушла в город, о промыслах, которыми славились эти края (об охоте на белок да на другого пушного зверя), вспоминают нынче одни старики….

Но приезжего человека вроде бы не удивляли безлюдье улиц, заросших бурьяном, тишина домов с крест-накрест заколоченными окнами. Долгие часы он проводил на берегах Ангары, да разве можно дважды вступить в одни и те же воды? В те, например, что текли здесь в тридцать четвертом году, унося с собой надежды вчерашнего студента МИИТа, арбатского паренька, на возвращение в жизнь, где остались Москва, состарившаяся за одну ночь мама, опустевший дом…

Так, десятилетия спустя, Анатолий Рыбаков вновь шел путем, который уже пришлось пройти однажды.

В 1987 году, когда роман Рыбакова «Дети Арбата» наконец, через многие годы после завершения работы над ним, пришел к читателю, - понимаешь, почему автору так важно было окунуться в стихию минувшего, опереться на те реальности прошлого, которые не должны остаться без осмысления. Потому что драматические десятилетия нашей общей истории задели своим крылом каждого из живущих сегодня, «след старых судеб» впечатался в жизнь и молодых поколений…

Рыбаков одним из первых показывает на страницах своего повествования все тяготы ссыльной жизни. До него еще никто так точно и во всех подробностях не описывал жизнь ссыльных. Во времена сталинских репрессий, наверное, не было такого человека, которого они не коснулись. У каждого был знакомый, близкий, родной, кто побывал в ссылке. Но об этом не говорилось вслух. Не печаталось в газетах.

Ссылка не «обходит стороной» и одного из героев романа Рыбакова – Сашу Панкратова.

Волею судеб из-за ничтожной стенгазеты Саша Панкратов вышиблен из института. Той же волею он играет роль звена в очередной политической интриге: Ягода копает под Ламинадзе. Это дела большой политики. Саша о них не ведает, но раз он попал в «дело», то уже не вырвется. Саше дают три года ссылки, и мы получаем написанную Рыбаковым картину жизни ссыльнопоселенцев 30-х годов, какой еще не было в нашей литературе.

Не было. Лагерь – был, а ссылки – не было.

«…К ним приближался, опираясь на палку, старик в пальто и шляпе, длинные седые волосы спускались на воротник…. Меньшевик, один из лидеров…». (23; 342)

«… На берегу лодки поджидали местные ссыльные: маленькая седая старушка – знаменитая в прошлом эсерка; анархист – тоже маленький, седенький, с веселым добрым лицом…». (23; 350)

«… Пришел священник с русой бородкой… в дождевике и сапогах, переоделся в домашнюю рясу…

- Вы откуда? – спросил  Саша.

- Из Рязанской области, Кораблинского района, слыхали?..» (23; 540)

Ничего этого Саша не слыхал, ни о чем таком не подозревал. Да и мало кто в стране на тот момент знал о масштабах сосланных. Меньшевики, эсеры, анархисты, священнослужители – что-то книжное, из учебников истории. История их смела прочь. Это известно каждому. Но что «сметенные прочь» еще где-то доживали свой век – это разве читатели или Саше приходило в голову? Это что-то ирреальное.

Рыбаков показал нам «ирреальное». Вернул литературе. В 90-е годы XIX века ссылка была яркой ее страницей («Воскресение» Л.Н. Толстого). В литературе ХХ века, ссылка – мертвая зона. Рыбаков бросил туда луч живого света. Ссылка – нечто «среднее» между волей и лагерем. Лагерь – замкнутая система, особый мир, особая реальность, или лучше сказать, антиреальность. Ссылка – мост между нею и реальностью. Ссыльный все-таки живет «сам». Он активно переписывается с домом. И он должен себя кормить, работая либо у крестьян-единоличников, либо в организациях, подведомственных местной власти. Саша чинит колхозный сепаратор – председатель колхоза обвиняет его во вредительстве. Саша имеет возможность назвать председателя дураком – уполномоченный НКВД имеет возможность замять дело. Это не ад, это, так сказать, чистилище. Здесь еще возможна борьба. Здесь еще теплится надежда – здесь, в сибирском селе, среди недоверчивых мужиков, изработанных баб и веселых скуластых девчат, здесь, где гремят внезапные выстрелы в тайге, и грозно подступает зима, и простирается загадочный мир до горизонта.

Этот мир – важный компонент рыбаковского романа: дети Арбата соприкасаются с реальностью, весьма далекой от их Арбата. Такой горизонтальный «вынос действия» - один из факторов их самоопределения.

2.2 Система образов как отражение социального среза общества 1930-х годов

2.2.1. Образ молодого поколения в романе

Роман «Дети Арбата» - это не только книга о Саше Панкратове, это еще и книга, от имени Саши Панкратова написанная. Это Сашина версия того, что происходило в 1934 году в нашей стране – «от Москвы до самых до окраин». Нет прямого монолога, охватывающего все повествование, как в трилогии о Кроше или «Тяжелом песке», - есть точка зрения героя. И тогда все становится на свои места: понятен ровный повествовательный тон, понятны частые «невероятные» совпадения, понятна сквозная символика, понятно, почему судьба молодого человека, в общем обычного, - осмысливается как спор со Сталиным.

Были на Арбате мальчики и девочки. Одному из них выпала тяжкая доля – не редкая для тех лет. Прошли годы – и он задумался: а что было с теми, кто со мной когда-то учился, дружил, спорил? А еще он задумался о том, кто же сделал с ним и с теми сотнями людей, что он видел, и с теми миллионами, о судьбе которых знал, все то, что было сделано? И стала раскручиваться кинолента…

В 1934 году героям  Рыбакова – по двадцать, по двадцать с небольшим лет. Значит, годы рождения – от 1910-го до 1914-го. Значит, время формирования – начало двадцатых годов: как раз когда жизнь впервые после гражданской войны стала входить в колею и советская власть из исторического эпизода сделалась исторической  данностью. Так перед нами – первое советское поколение: не «оказавшиеся» в новой реальности и не «перекованное» из старого материала, но созданное новой реальностью, вызванное к жизни новой реальностью, символизирующее новую реальность.

В социологическом словаре дано несколько значений слова «поколение». Соответствующий нашему случаю – «совокупность людей, родившихся в один и тот же период, находящихся в любой момент в равном или почти равном возрасте».(18)

Саша, Варя, Нина, Макс, Лена, Вадим, Вика, Юра… Поначалу имена пестрят и путаются: мы плохо различаем этих школьных друзей, разлетевшихся по институтам и училищам, по конторам и заводам, по кружкам и компаниям. Они предстают в нашем сознании не столько как разные, пришедшие из разных слоев и классов люди, сколько как фигуры некоего единого, общего «братства».

Рыбаков не дает их прошлого. Из немногих ретроспекций мы узнаем: вот этот – сын портного, а та – дочь известного врача, а третья – дочь крупного партработника, а четвертая и пятая – сироты. Эти короткие «нырки» в родословие могут кое-что обозначить в характеристиках героев, но не прошлое определяет их общую психологическую структуру.

Суть в том, что оглядываться не на что: человек должен сделать себя сам. «Они новые люди. Они не лишились прошлого, они его обронили за ненадобностью. Прошлое – ничто, будущее – все». (2; 220) Рыбаков исследует психологический эксперимент мировой значимости: попытку создать нового человека, создать из «ничего», из новой идеи, из идеи как таковой, утвердить его на новой земле, где все старое разрушено до основания.

 Рыбаков в «Детях Арбата» дает нам подумать не над отдельными конкретными вопросами, а над одним глобальным, духовно-практическим, нравственным вопросом: что делать человеку и что делается с человеком в «строгие времена»? Что в таких временах - от самого человека? И что – от иллюзии настоящего?

Когда история вершит судьбы, человечество не в силах задавать, а тем более решать вопросы. Но когда все уже позади, каждого интересуют причины.

Трилогия по своей природе полицентрична. Роль лидера повествования здесь словно бы переходит из рук в руки. От Саши Панкратова к Варе Ивановай, от Юрия Шарока к Вадиму Марасевичу и т.д. Сопоставление версий, аргументов, голосов. Так возникает эпическая панорама событий.

И все же Рыбаковский Саша Панкратов – точка пересечения, своеобразный узел сюжетных связей. Именно он вводит нас в круг своих ровесников, и от него же тянутся лучи к людям старшего поколения – ветеранам партии, командирам индустрии или к загнанным в Сибирь меньшевикам, эсерам. При этом писатель создает не монолог, не исповедь молодого человека, а портрет времени. Масштабный, сопрягающий индивидуальное и общее, вбирающий в себя и непосредственный душевный опыт героя, павшего в 1943 году на Курской дуге, и то, что осталось за рамками этого опыта.

Молодой герой «Детей Арбата» воспринимает социалистическую эпоху как свою. Безоговорочно, без тени сомнения.

Ведь кто такой Саша Панкратов к началу 30-х годов? Комсомольский вожак, энтузиаст, бессребреник. Его философия – быть нужным своей стране, новому обществу. Любое проявление эгоизма – постыдно, любая страсть к вещам, к барахлу – позорна, как отголосок ненавистного чувства собственничества.

Это сейчас слово «собственность» произносят с гордостью. Как-никак официальная мораль современного общества, его кредо, символ веры. Словно и не было никогда деформирующей душу власти денег, имущества, словно и не толкала общество эта власть на преступления и бесчеловечность.

За Сашей Панкратовым другая традиция - демократическая, народническая, опирающаяся на представления о равенстве и братстве людей, полагающая, что при социализме не может быть угнетенных и обездоленных. В его глазах выдвинутый на директорский пост рабочий Антонов «олицетворяет то новое, что принесла с собой революция, люди с самых низов, призванные к творческой жизни, истинная рабочая власть, народ!».(23;258)

И это убеждение не только его. Лена Будягина, дочь дипломата, замнаркомка, та тоже «не хотела отличаться от товарищей, тяготилась тем, что подчеркивало ее положения, была болезненно чувствительна ко всему, что казалось ей истинно народным, русским».(23;142)

 «Мое поколение,- говорил писатель в интервью «Независимой газете», - было хорошим поколением: по-настоящему верили в светлое будущее человечества. Не в превосходство своей расы, как гитлеровцы, а в братство народов. Они верили в интернационализм, в равенство людей, социальную справедливость». (5; 200)

Да, Саша не мыслит себя вне партии, вне революции. Комсорг школы, потом, в институте, - комсорг курса, человек с ярко выраженным социальным темпераментом. Он потому и потрясен арестом, что застигнут врасплох, обескуражен, выбит из колеи. Бутырка – это нелепость, наваждение, абсурд. Его место не здесь, в заточении, а там, где друзья, единомышленники.

Они не могли и подумать, что линия партия «неправильная», что там «наверху» могут ошибаться.

Сталин мог замышлять очередной кадровый погром, но Нина Иванова, обыкновенная девчонка с Арбата, которой ничего не светило при прежнем режиме, выучилась, получила диплом педагога. И что бы там ни было, «Советская власть и партия по-прежнему оставались для Нины святыми понятиями» (23; 207)

И Саша Панкратов в своей Мозгове мечтал об Испании. Как только его освободят, «он тут же запишется в добровольцы, пусть его пошлют в Испанию, где коммунисты сражаются с фашистами, где коммунистический Пятый полк отстоял Мадрид» (23; 363).

По страницам повествования словно бы разлита ностальгия по этой вере в будущее. По тем, кто строил новый мир не ради корысти, не ради привилегий или карьеры, не для господ, а с убеждением, что лишения преходящи, что с победой социализма навсегда исчезнут гнет и несправедливость. По тем подвижникам, бессребреникам, альтруистам, которые были выбиты репрессиями и войной, которых называли «людьми идеи». Сталинский террор был вместе с прочим и преступлением против социализма. И драма утрат соединяется в трилогии с другой, о которой думает Саша Панкратов применительно к своим ровесникам, - с драмой невостребованности: «Хотели служить социалистическому отечеству, а оказались ему не нужны».(23; 53)

И именно нравственное чувство заставляет читателя отделить Юру Шарока и Вадима Марасевича от стайки детей Арбата.

Шарок вырос в том же дворе, что и Саша Панкратовв, и стал его нравственным антагонистом. Рыбаков не дает однозначного ответа, почему это происходит. В романе вообще не показано, как  характеры формируются, писатель словно бы подбирает разные объяснения к людям, уже к началу повествования готовым. Читатель волен сделать акцент на той или иной версии, предложенной писателем, помня, разумеется, и об остальных.

Для того чтобы Шарок стал Шароком, нужна была эпоха, нуждающаяся в циниках, готовых податься в палачи.

Шароку помогает «выработаться» интеллигентское прекраснодушие окружающих. Лене Будягиной хочется видеть в семье Шароков настоящую простую рабочую семью, в Юре – даже после истории с прерванной беременностью – настоящего интеллигента нового типа. Она попустительствует и подыгрывает Шароку, и чем больше попустительствует и подыгрывает, тем больше он ее презирает. И Лена не одинока: «идеальный» Шарок – плод «коллективного творчества»: «Появилась грубоватость, выдаваемая за проницательность, презрение к сильно интеллигентным, принимаемое за рабочую простоту». (23; 428)

Бывшие одноклассники не слишком любят друг друга. Марасевич побаивается Шарока (и правильно делает), Шарок презирает Марасевича (и не без оснований). Впрочем, этими элементарными эмоциями не покрывается весь рисунок их взаимоотношений, в которых зависть перетекает в страх, а восхищение в брезгливость. Обойтись друг без друга они, однако, не могут. Это для дружбы честных людей необходима открытость, это дружба совестливых людей чревата сложностями. Марасевич и Шарок лишь знают, насколько они взаимно полезны.

Юре недаром нравится дом Марасевичей. Вадим витийствует о героях будущего, восхваляет новых неграмотных писателей, что путают «юрисдикцию с юриспруденцией» (23; 253)

Пройдет немного времени, и он «радостно будет вещать об упадке Эйзенштейна, о том, что музыка Шостаковича сильна народными мелодиями, захлебываясь от восхищения, станет цитировать слова Белинского о Петре 1 и о народе. И то, что было для Белинского выстраданным и больным, звучит ласковым и готовым одобрением надвигающихся репрессий». (12; 173) Вадим живет моментом, крутит слова, как хочет, налегает на семгу и телятину, льстит окружающим.

Вадим написан с почти откровенной неприязнью, шаржировано. Это простейший случай серьезной проблемы, без которой не мог обойтись автор «Детей Арбата»: проблема творческой интеллигенции.

Благополучно сложившиеся судьбы не более чем редкое и счастливое исключение в трилогии Рыбакова. Его герои  - кто раньше, кто позже – сталкиваются с крушением иллюзий. Самых разнообразных – нравственных, политических или чисто житейских. Одни исчезают в пучине репрессий, другие - деформированы ими.

У каждого из героев свои упования и свои миражи. Вчитываясь в параграфы новой Конституции, Саша Панкратов верил и не верил себе. Прямо-таки сказка, конец мытарствам, конец изгнанию. Впереди скорое возвращение в Москву, потому что «никто не посмеет прибавить ему срок, его обязаны освободить… Задержка хотя бы на один день – грубое нарушение закона…». (23;448) И он был прав – Конституция такую гарантию давала. Но прав был и уполномоченный НКВД Алферов, отреагировав на восторженные триады своего поднадзорного скептической усмешкой. Ведь Сталин внятно предупреждал, что «проект новой Конституции оставляет в силе режим диктатуры пролетариата». (23; 449)

Критик Вадим Марасевич мнил себя защищенным, потому что согласился сотрудничать с органами и теперь он там свой человек – консультант по искусству, внештатный рецензент-осведомитель.

Они разнообразны, эти самоутешительные доводы. Конституция, прошлые заслуги. Но алиби не срабатывает, презумпция невиновности не действует, ставки оказываются битыми.

Конечно, Анатолий Рыбаков видит разнородность поколения «детей Арбата». Ведь рядом с романтиками, альтруистами был и готовый шагать по трупам Юрий Шарок, и занятый лишь собственным преступлением Вадим Марасевич. И все же такие, как Саша и Лена Будягина, определяли нравственную планку новой эпохи.

2.2.2. Психологизация образа Сталина в романе

Всесоюзный резонанс «Детей Арбата» был обусловлен, прежде всего самой темой Сталина.

Лавры первопроходца? Не будем преувеличивать. Рыбаков начинал отнюдь не на пустом месте. Существовали и мемуары военачальников, дипломатов, хозяйственников. Существовали и собственно писательские, прозаические наработки: «Блокада» и «Победа» А.Чаковского, «Горячий снег» Ю.Бондарева, «Кузнецкий мост» С.Дангулова, « Война» И.Стаднюка.

Все было – и апологетика, и подобострастие, и полемика. Трактовки на любой вкус: мудрый политик, проницательный стратег, коварный деспот, загадочный сфинкс. Впрочем, восторженные эпитеты не возбранялись, а критика… Критика была строго дозирована. Дескать, хватит о культе, не надо.

Парадоксальная вещь: имя, запечатленное в песнях, стихах, документах, - и невероятная закрытость, почти белое пятно. Деятельность на виду миллионов – и сплошной туман, мифы, загадки.

В трилогии Рыбакова Сталин-легенда становится Сталиным-человеком, героем психологической прозы.

Тут не почтительные «штрихи к портрету», а сам портрет. Не привычные для литературы 60-80-х годов сопоставления позитив и негатива, а попытки найти ключ, отворяющий судьбу.

Между грузинским мальчиком Сосо, бредущим по дороге в Гори, и будущим генералиссимусом – дистанция огромного размера. Но пропасти между ними нет – один и тот же, хотя о трансформирующийся характер. Герой цикла не просто генсек, полководец, политик – он прежде всего человек, стремящийся последовательно реализовать себя, подняться со дна безвестности, провинциального прозябания на вершину могущества и закрепиться на ней. Другое дело - какими средствами, нравственными или аморальными. Сталин был с Каменевым и Зиновьевым против Троцкого, он был вместе с Бухариным против Каменева и Зиновьева, а затем и против Бухарина.

Зигзаги поведения, импульсивность, непредсказуемость? Но непредсказуемость эта обманчива. Каждый ход кремлевского властителя заранее продуман и выверен. Даже перепады от гнева к послаблениям. И писатель в своей трилогии сосредоточен на постижении линии действий их последовательности, их прихотливой, озадачивающей, включающей в себя отвлекающие маневры логики. Его Сталин перетасовывал окружение, но не менялся сам. Себя он воспринимал как величину постоянную, как твердую константу. Устранению, отбрасыванию подлежали те, что могли скомпрометировать, дрогнуть, стать соперниками, нанести урон репутации.

И «Дети Арбата», и другие произведения цикла набирают и темп, и внутреннюю энергию как расследование. Точнее – как серия расследований. Продолжающих одно другое, разветвляющихся, пронизывающих всю повествовательную структуру.

Сталин открывается в цикле то одной, то другой гранью своего характера.

Он может быть обаятельным, добродушным, возвещающим, что человека надо выращивать столь же любовно, как заботливый садовник лелеет дерево, он может предстать мстительным, находящим отраду в травле соперников, выкорчевывающем эти же самые деревья под корень.

Он может афишировать скромность, предостерегать от славословий и тут же поощрять их.

Он может обличать фашизм и закулисно, конспиративно заигрывает с Гитлером.

Люди видели перед собой разного Сталина, но он всегда был верен себе. Его оружием была беззастенчивость, исходящая из ощущения неподсудности. Там, где другие терзались сомнениями, он бестрепетно переступал черту. И не сожалел о своих решениях. Ибо он сам поставил свою волю превыше добра и зла, сам был для себя арбитром, сам устанавливал, что дозволенно, а что нет.

Напряженные внутренние монологи высвечивают в трилогии психологию вождя, и лабораторию его мысли. Писатель искусно воспроизводит даже интонацию сталинской речи – растолковывающей, жалящей, склонной к назиданиям и риторике. Эта речь нарочито размеренная, неторопливая, с долгими паузами, уходящая в таинственные недра подтекста. Слово тяготеет здесь к оракульской двусмысленности, оно рассчитано на понятливого собеседника, на его способность восполнить недомолвку, безошибочно расшифровать намек или притчу.

Наивно полагать, что каждая фраза этих монологов может быть подтверждена цитатами, ссылками на источник. Реальный Сталин предпочитал не откровенничать, не оставлять улик и к тому же неусыпно пекся о том, чтобы выглядеть в глазах народа любящим отцом, мудрым и проницательным, справедливым и великодушным, скромным и бескорыстным. И культивировал именно такое представление о себе. Полувоенный френч, разношенные сапоги, неприхотливость, простота. Ничего для себя – все для рабочего, крестьянина, для блага социализма. Таков ОН на публике – пере стахановцами, летчиками, метростроевцами. Таким должна была знать и воспринимать его страна.

Писатель держит в поле своего зрения и лицо вождя, и его иконописный лик. Традиционное, хрестоматийное раздвоение характера, психологический саморазлад? Да нет, не тот случай. Как раз свидетельство цельности натуры. Герой Рыбакова убежден в своем праве быть таким, каким нужно для пользы дела. Он не оправдывается, а нападает, не кается, а наращивает удары. Его индульгенция – высшие интересы страны, им же самим выражаемые, только они первичны. И если в процессе борьбы «погибнет несколько миллионов человек, история простит это товарищу Сталину. Если же он оставит государство беззащитным, обречет его на гибель – история не простит ему никогда. Великая цель требует великой энергии, великая энергия отсталого народа добывается только великой жестокостью».(23; 567)

Помина Сталина «вершителя судеб» Рыбаков показывает нам «домашнего» Сталина. Он может болеть ангиной, пить чай с вареньем, закутывать горло в шарф.

Многие пытались писать о Сталине. Симонов, Солженицын, Гросман, Владимов… Все они пытались собирать человеческие черточки, надеясь расколдовать монстра. Получался человек, иногда мерзкий, иногда трогательный, иногда мудрый, иногда иступленный. Они дали человеческую проекцию монстра, срез представлений о нем людей, которые жили в одно время с ним, тень надежд относительного него.

«В грудах желтого чтива вождь показан нам и как любовник, и как мужчина, и как отец». (28;14)

Рыбаков не искал «засекреченных подробностей и не рвался заглянуть туда, «куда не надо», - он знал, что там ничего не найдешь. И он взял то, что уже несколько десятилетий было выставлено на всеобщее обозрение, растиражировано в миллионах томов и даже вколачивалось в головы через системы партпроса: он взял сталинскую мысль, стиль мысли, пошиб, повадку, хватку. И через интонацию речи и стиль письма вовсе не прописи агитпропа 30-х годов зазвучали, а – погребальные трубы истории.

3. Ключевые проблемы эпохи и их отражение в романе

2.3.1. Проблема творческой интеллигенции

С одним из представителей «молодого поколения», как уже было отмечено в нашей работе, входит тема творческой интеллигенции. С циничным и незадачливым Вадимом Марасевичем. Летом 1934 года, когда опера Д.Д. Шостаковича «Катерина Измайлова» прошла лишь четверть отмеренного ей срока, надо создавать хвалу. Но уже начиная с января 1936 года Вадиму придется толковать о Шостаковиче иначе и, перепевая «Сумбур вместо музыки», хаять великого композитора. Вадиму невдомек, насколько точен неискушенный в искусствах Шарок, случайно сказавший: «Возможно и Эйзенштейн станет социалистическим реалистом». (23; 398) Станет – в том самом смысле, который дали этому термину марасевичи всех мастей. Это Эйзенштейн снимет «Ивана Грозного», а затем снимет и вторую серию, где слишком даст волю своей художественной натуре и не угодит «главному специалисту по истории и кинематографу». (29;168) И серию надо будет уничтожать, а марасевичи будут гадать, кто Эйзенштейн – формалист или соцреалист, враг или друг. Саша Панкратов хотел быть историком, а пошел учиться на инженера, веря: так нужно стране. Свято место пусто не бывает – его занял Вадим Марасевич.

Одна из самых запоминающихся, на наш взгляд, и одна из самых страшных  сцен романа может показаться проходной и совершенно безобидной. В ней нет арестов, допросов, безвыходности, загнанности – наоборот, всем невероятно весело и легко. Речь идет о капустнике в клубе мастеров искусств. В зале среди блистающих знаменитостей сидят герои романа: преуспевающий следователь Шарок и Лена Будягина (в недалеком будующем дочь врага народа, пока – представительница «нового дворянства»), Вадим Марасевич, присутствующий здесь почти как хозяин, и Варя Иванова, которую вводит в Клуб один из самых почитаемых здесь людей – бильярдист Костя. Творческая интеллигенция зажата между карателями и аферистом. Это в зале. Но есть еще сцена, где идет «Суд над авторами, не пишущими женских ролей» (23; 654). Взрывы хохота, фейерверк остроумия, овация зала. А параллельно, пока творческая интеллигенция играет в суды, идут и идут процессы, осуждаются и осуждаются живые безвинные люди. Судьба играет с людьми, так как судью играет Наталья Сац, которую ждут годы лагерей, а прокурора Мейерхольдц, которого ждет высшая мера.

В зале смеются. Ярон – лучший актер оперетты – перемигивается с Алексеем Толстым. Надо полагать весело Шароку и забывает грусть Лена Будягина.  Вадим и Костя восторгаются увиденным. И только Варя, здесь, в таком чудесном месте, вспоминает о Саше, сосланном, униженным, оклеветанном. « Варя и Костя сидели в седьмом ряду, в этом же ряду сидели Алексей Толстой…. Мелькнула Вика Марасевич, Варя видела ее здесь впервые. А уж братец ее, Вадим, ставший литературным и театральным критиком, был тут завсегдатаем, толкался возле знаменитостей. Сейчас он шел по проходу, близоруко щурился, искал свободные места. За ним, - видимо, он их и пригласил – шли Юра Шарок и Лена Будягина. Лена узнала Варю, ласково ей кивнула, вслед за ней на Варю посмотрел и Юра, Варя отвернулась – терпеть его не могла.

Ей сразу вспомнилась встреча Нового года, ссора между Сашей и Юрей. И вот Саша в ссылке, в Сибири, а Юра и Вадим, Лена Будягина и Вика Марасевич веселятся в этом прекрасном клубе». (23; 493)

Варя чувствует фальшь: « этим людям многое разрешалось». (23; 494) И с «уличной» дерзостью выговаривает свою оценку: «комедианты, вот им и разрешают кое-что болтать». (23; 494)

То, что для Мейерхольда обернулось жизненной трагедией, для Вадима Марасевича – фарс. Хотя и фарсов бывают кровавые финалы. Не случайно глава, повествующая о контактах Шарока с Вадимом, открывается вроде бы невзначай брошенным сообщением из театральной хроники 30-х годов: «В театре Вахтангова поставили «Гамлета» с маленьким и толстым Горюновым в заглавной роли». (23; 576) Знаменитый спектакль Н.П.Акимова и был фарсом, выкроенным из трагедии. Тоже – черта времени. На этот-то спектакль и хочет пойти, дабы отдохнуть душой, Шарок. На этот-то спектакль и должен провести его готовящий удары по эстетству былой поклонник Анри де Ренье Марасевич.

Исскуство должно быть светлым и гармоничным. Там не должно быть таких, как Вадим Марасевич. И «главным специалистом по истории и кинематографу» (29;168) должен быть человек искусства, а не тот кто стоит у власти и, думая, что профессионал, писать историю.

2.3.2. Проблема существования человека в обществе

В центре романа А. Рыбакова находится проблема существования человека в обществе в определенный крутой и переломный исторический период, период строительства социализма. Противоречивость эпохи, изображаемой в нем, определяет специфическую окраску судеб героев романа. Через эти судьбы и раскрывается содержание существования человека: взаимодействие субъективного и объективного, случайного и необходимого в человеческой судьбе, его стремления к счастью и столкновение с трагическими ситуациями.

В самом деле, «человеческая жизнь и субъективна, ибо направляется сознательно поставленной целью, регулируется личной волей, и в то же время объективна, так как достаточно жестоко детерминирована социальными условиями, является результатом объективных общественных процессов, так или иначе включена в противоборство социальных сил». (12;173)  В романе убедительно показано, как главные общественные противоречия проходят через судьбы людей, размежевывают их, выражаются в их жизненных позициях.  И общей основой этих противоречий является Великий Октябрь. Субъективные устремления героев не только разные, но и противоположные, но все они прямо или косвенно связаны с реальной борьбой между старым и новым, с объективными процессами строительства нового общества. Все герои романа показаны с точки зрения своего места в борьбе за социализм.

«Субъективность и объективность человеческого существования тесно связана с диалектикой случайного и необходимого».(12;173) Стечение обстоятельств, которое по отношению к данному человеку может выступать как благоприятная или неблагоприятная случайность, имеет вполне объективную основу, является закономерным следствие процессов, совершающихся в обществе. Но эта случайность приобретает статус необходимости с точки зрения логики характера личности, ее жизненных ценностей. Случайно то, что произошло с Панкратовым: случаен его замысел стенгазеты, сыгравший столь роковую роль «…написать эпиграммы предложил Саша и одну даже сам сочинил…Не писать передовую тоже предложил Саша. Зачем повторять то, что будет в других газетах?! Надо выпустить номер веселый, действительно праздничный, чтобы читался, а не висел уныло в коридоре.» (23; 47), случайны его встречи с Криворучко, Глинской и многими другими, трагично вошедшими в его судьбу, но именно эта совокупность случайностей реализует логику Панкратова, чистого помыслами, преданного социализму юноши. Таким же единством случайного и необходимого является и судьба Шарока. Враждебного идеалам социалистического строительства «Он не знал, в чем именно ущемила его революция, но с детства рос в сознании, что ущемила. Не представлял, как бы ему жилось при другом строе, но не сомневался, что лучше…». (23; 31) Он сознательно стремился к такой работе, чтобы быть как можно дальше от политики. «Он ненавидел политику, единственно приемлемой считал профессию инженера, - она могла дать кое-какую независимость». (23; 32) Случай, стечение обстоятельств меняют его планы. Это подмечено и автором романа. «Изменил эти планы случай, связанный опять же с арестом брата. Старик Шарок искал защитника,…наконец нашел адвоката, который согласился вести процесс за пятьсот рублей. Сумма огромная, Шарок боялся вручать ее без свидетелей, взял с собой Юрия. Адвокат деньги пересчитывать не стал, открыл ящик стола, небрежно кинул туда пачку. На этом их визит и окончился… Но еще большее впечатление на Юру адвокат произвел в суде. Этот человек…вертел грозным пролетарским судом как хотел…. Адвокат сыпал статьями законов,…язвительно препирался с судьей и прокурором. В руках у мрачного судьи и неумолимого прокурора был закон, но закон пугал их самих – открытие, определившее жизненные планы молодого Шарока». (23;32) Но неотъемлемой частью, послушным исполнителем, необходимым звеном механизма, проводящего уродливую, безнравственную политику, вытекающую из идеологии культа личности, он становится с необходимостью. Именно социальная потребность, отражающая интерес определенной социальной группы, открывает перед ним возможность реализации заложенных в нем потенций.

Это переплетение случайного и необходимого, где каждое звено в цепи событий вполне рационально, оборачивается чудовищным абсурдом: человек, преданный социализму, «На заводе… Саша вызвался идти на срочную разгрузку вагонов и на год застрял в грузчиках – стране, видите ли, нужны и грузчики.», оказывается с клеймом врага народа, а карьерист, враждебный социалистической революции, занимает место в том аппарате, который призван защищать и бороться с ее врагами. «Для Юры путь в адвокатуре лежал через вуз, дорога в вуз - через комсомол и завод. Так в девятом классе Юрий Шарок стал комсомольцем…». (23; 32) Деформация социализма порождает множество абсурдных ситуаций: абсурдна вся сцена исключения Панкратова из партии, абсурден вопрос следователя обвиняемому: «А за что вы здесь сидите?» (23; 258) И все это противоестественным образом сочетается с общим рациональным ходом процесса строительства социализма.

Проводя в своем романе художественное исследование проблемы человеческого существования с большой полнотой и во всей его разносторонности, А.Рыбаков не останавливается на внешности событий, а идет в глубину и раскрывает содержание существования: оно не складывается само собой как результат действия внешних сил. Нет, человеческое – это результат деятельности, как самого человека, так и окружающих его людей, оно формируется и существует через эту деятельность. В рамках определенных объективных условий люди сами куют свое счастье или свою беду. И здесь раскрывается суть того главного конфликта, который является, по нашему мнению, сутью идейного содержания романа: одни принимают идеалы Октября как личную жизненную программу (Саша, Нина), определяющую их существование, другие же используют эти идеалы в личных целях (Юра, Вадим), для личного самоотверждения, личной карьеры. И в том и в другом случае мы сталкиваемся с формой взаимодействия общественного и личного, но это взаимодействие ведет к разным и даже противоположным результатам. А. Рыбаков через судьбы своих героев показывает, что в первом случае личное возвышается до уровня общественного, реализуя и обогащая его, а во втором – общественное низводится до уровня средства решения личных проблем, деформируется, искажается, что оборачивается трагедиями для людей.

2.3.3.  Амбивалентность категорий «палач» и «жертва» в романе

По словам Аннинского, «Палачи и жертвы – эта антиномия проходит через весь цикл рыбаковских романов». (1;185)

Проблема взаимосвязи, взаимозаменяемости палачей  и жертв привлекала внимание во все времена, была, есть и будет  актуальной, потому что не возможно предугадать дальнейшего развития событий, заглянуть в будущее.

И это явилось причиной читательского интереса к произведению Рыбакова.

От «Детей Арбата» до «Праха и пепла» - вся трилогия Рыбакова пронизана капиллярами единой кровеносной системы. Обособленное, автономное существование здесь мнимо, обманчиво. Все закольцовано, включено в сеть – великое и малое, эпохальное и будничное.

Писатель словно бы дает своеобразный разрез тогдашней социальной пирамиды. От самого верха, где самовластно распоряжается Сталин, до мрачных подземелий, где мыкается на допросах у следователя Дьякова не понимающий своей вины Саша Панкратов.

Верх – это большая политика, апартаменты вождей, помпезные приемы в честь архитекторов, летчиков, чекистов. Низ – захудалая подвальная прачечная, в которой прозябает после ареста сына Софья Александровна, толчея у тюремных окошек, чтобы сделать передачу.

А в промежутке между полюсами, между крайними уровнями – вся остальная жизнь, выписанная Рыбаковым щедро, красочно, в изобилии социальных и бытовых подробностей. Пестрая, суматошная предвоенная жизнь, где юная Варя Иванова ловко уклоняется от обязательного присутствия на собраниях, где Вика Марасевич искусно расставляет силки, чтобы заловить в мужья состоятельного иностранца, а ее брат Вадим делает карьеру на поприще театральной критики, где Юрий Шарок мечтает попасть в «органы», дабы стать не тем, кто боится, а тем, кого боятся.

Впрочем, категории верха и низа условны, шатки. Пирамида успеха время от времени осыпается до самого основания. И тогда победители оказываются побежденными, кумиры - изгоями, гонители – гонимыми. Обласканный и превознесенный Сталиным Марк Рязанов становится очередной жертвой. Лена Будягина переселяется из престижного дома для избранных в барак на уфимской окраине. Вчерашние наставники Юрия Шарока по работе в органах идут под расстрел. Раздувшие Сашино дело преподаватели Лозгачев и Баулин отправляются на скамью подсудимых.

Лев Каменев, которого наводящий на заключенных ужас следователь Черток (лицо отнюдь не вымышленное) сутками держал на пыточном конвейере – без движения, которого шантажировали убийством малолетнего сына, расстрелом сподвижников.

Григорий Зиновьев, для которого в камере специально включали на полную мощность батареи отопления. Знали, что астматик, что будет мучиться.

Но это – с одной стороны. А с другой…

Начинающий следователь, выдвиженец из молодых кадров Юрий Шарок, хмелеющий от вседозволенности, от безграничной власти над арестантами, входящий в раж из-за того, что они запирались, путали показания и тем самым вынуждали его заниматься рукоприкладством, марать руки о какую-нибудь Лидию Звягуро. Ведь бить – тоже работа не легкая.

Писатель воскрешает в своем цикле зловещую иерархию тогдашних «органов». От сменявших друг друга Ягоды, Ежова, Берии, от таких высокопоставленных чинов, как Абакумов, Шпигельглас, до неприметного трудяги-следователя Дьякова, усердно собравшего компромат на Сашу Панкратова и втайне мечтавшего не о таком пустяковом, а о настоящем, громком деле. Разные по повадкам, по манере обхождения, они в то же время звенья одной и той же системы, исполнители одной и той же воли.

Однако граница между палачами и жертвами в трилогии извилиста. Линия размежевания  добра и зла далеко не всегда совпадает с ней. И сострадание художника не безоглядно и не безобразно. Оно отягощено трезвой исторической памятью.

Тот же Григорий Зиновьев – оклеветанный, затравленный, истерзанный допросами, «когда-то мнил себя диктатором революционного Петрограда. Он сам штамповал приговоры и бестрепетной рукой отправлял инакомыслящих на смертную казнь».(23;231)

А разве Пятаков незадолго до своего падения не призывал на головы Зиновьева и Каменева гром и молнии?

Все они уплатили своей головой. Кто раньше, кто позже. Жертвы? Но это теперь они жертвы – поверженные, заклейменные. А тогда они были лидерами, трибунами. И Юрий Шарок, укоренившийся в «органах», испытывал сладостное, мстительное наслаждение – он добивал тех, перед кем он недавно еще трепетал, кого молча, бессильно ненавидел отец, - «старых большевиков, так называемую «ленинскую гвардию»… Конечно, этих революционеров, коммунистов, большевиков он уничтожал именем революции, коммунистической партии, но не в этом суть, важно, что уничтожал именно их» (23;579).

Мученики? Кто спорит. Но не всегда и не обязательно безвинные. Ведь вслед за подсудимыми наставал черед и самих истязателей. Торжество справедливости? Если бы так. Скорее продолжение цепочки преступлений, попытка спрятать концы в воду.

Трилогия Рыбакова развертывается и как документально – художественная (в характерах, в образах) исследование эпохи, и как нравственный суд над ней. Причем никому из действующих лиц – и обвиняемых, и обвинителей – не дано избежать встречного иска к самому себе.

Скажем, Саша Панкратов. Уж ему-то, пожалуй, в чем каяться? Никого не предал, никого не подвел. Обычная щепка в водовороте событий. И все же… Не он ли шарахался, будто от прокаженной, от своей соседки по дому, когда узнал, что осуждена ее родственница?

А Лена Будягина? Само бескорыстие, сама кротость, само всепрощение. Однако у нее тоже свой счет к себе, своя зарубка на совести: «Ведь за эти три, вернее, четыре года я ни разу не была у Сашиной матери. Не хотела прикасаться к чужому страданию, берегла собственное спокойствие и наказана за это» (23;291).

Крохотные, незаметные постороннему взгляду компромиссы, инстинктивные шажки прочь от чужой боли, а в совокупности ощущения  ускользающей из-под ног почвы, набирающая обороты инерция страха. И неотвратимое, почти библейское возмездие за это.

Анатолий Рыбаков ставит своих героев лицом к лицу с новой, неподвластной их воле реальностью. «Рыцари идеи, романтики революции, они бесцеремонно отнесены на обочину и могут лишь с недоумением и растерянностью взирать на бесчинства ими же самими вознесенного Кобы» (19;102).

Люди отважные, честные, эрудированные, они опоздали со своими предостережениями и упустили время. Оно работало уже не на них, а на того, кто по-хозяйски прибирал к рукам бразды правления.

2.3.4. Вера в общечеловеческие ценности как основа противостояния героя эпохе

  Коллизии рыбаковского  цикла насквозь пронизаны драматизмом военной эпохи, но обращены они к человеку, его способности выстоять. Если не физически, то духовно. И занимают писателя не только испытания на излом, на разрыв, но и воля к сопротивлению. Стихия жестокости хоть и могущественна в повествовании, но не всесильна. Она сталкивается с противодействием тех ценностей, которые принято называть общечеловеческими.

Страшные метаморфозы претерпевают не только люди, но и слова, самые простые и святые, - отец, дети, братья. Рушатся семьи. Но живет исконное, человеческое чувство: Вари к сестре, Саши к матери. Кто-то равнодушно смотрит на замерзающих спецпереселенцев, а кто-то берет к себе сироту. Есть сила зла, но есть (и Саша, и Рыбаков веруют в это твердо) сила добра и братства.

В первой части романа тяжелая сцена. Беременность Лены прерывается народным способом – горчичной ванной. «Подробно описывается мучительная экзекуция, в которой проглядывается  кощунственная траверсия евангельского обряда «омовение ног» (23; 237). То, что было знаком высшей любви, превращается в убийство новой жизни и пытку одновременно. Старые истины погибли, а на месте их чудовищное, глумящееся зло.

…На этапе Саше придется встретиться со священником отцом Василием. Саша с дороги, священник советует ему попарить ноги, а затем, несмотря на протесты, начинает их намыливать. Конечно, это бытовой жест, знак того благорасположения, которым полон отец Василий, но ясно, что уж он-то «помнит описание тайной вечери в тридцатой главе Евангелия от Иоанна. Чистый евангельский образ человеколюбия освобождается от кошмарных ассоциаций»  (23; 245). Вечное остается вечным.

Эпическая панорама  Анатолия Рыбакова многопланова. Десятки персонажей, десятки сюжетных линий. Иные действующие лица мелькают лишь в эпизодах, иные – проходят через все повествование. Но с каждым из них связана своя тема, своя нравственная доминанта. И за этой россыпью происшествий, конфликтов, психологических состояний открывается ощущение слитности бытия, взаимозависимости индивидуального и общего, неизменно присутствующего в сцеплении событий единого знаменателя.

И совсем не случайно нравственным камертоном  трилогии  «Дети Арбата» становится образ Вари Ивановой.

Это вчерашняя школьница еще не слишком заметная в Сашиной компании. Ни влиятельных родственников, ни выдающихся способностей, ни общественного темперамента. Смазливое личико – вот и все преимущества.

Однако именно Варя оказалось рядом с Софьей Александровной после ареста ее сына. Не отвернулась, как другие, не прервала знакомство. Напротив, взяла под опеку. Безотказно готовила и носила передачи в тюрьму, а позже отправляла письма и посылки в Сибирь.

Романтическая влюбленность, порыв сострадания? Всего вперемежку. Но еще и протест против несправедливости.

И все-таки Варе в каком-то смысле легче. По крайней мере – психологически. Он отвергает «гения всех времен и народов» резко, категорически, подозревая в каждом его слове двойное дно, подвох, лицемерие. Для таких же, как Саша Панкратов, это отталкивание приобретало черты духовной драмы, внутреннего конфликта. Ведь имя генерального секретаря проецировалось для них на революцию, выступало ее символом и синонимом.

К концу романа нам известно одно – Саша выстоял, и не в последнюю очередь потому, что знал: «даже в этих диких условиях утверждаются высшие человеческие ценности. Сострадание – одно из них». (23; 678)

У каждого читателя есть, наверное, в этом романе свои наиболее чувствительные «точки», смысловые и эмоциональные. Одна из таких болевых точек ощущается в «проходном», незначительном эпизоде на последних страницах романа, когда читатель совместно с героями познал  уже жар и холод, бездны зла и высоты мужества, политическое коварство и политическую наивность, растление душ и торжество душевного прозрения. В Мозгову прибывает ссыльная партийка с чуть ли не тридцатилетним стажем и привозит усыновленного ею сироту, сына кулаков-спецпереселенцев.

Один из ссыльных, Всеволод Сергеевич, не без ехидства говорит Саше, что это она, возможно, раскулачила и сослала родителей мальчика, а теперь сама попала в Сибирь и воспитывает их сына, терпя, во искупление былых грехов, муки и лишения. Но Саша с горячностью возражает: «Лидией Григорьевной, думаю, двигало то, что выше всех религий и идей – способность жертвовать собой ради других. И то, что это проявляется даже здесь, все это, повторяю, вселяет надежду: человеческое в человеке не убито и никогда не будет убито». (23; 635)

Реплика в споре с Всеволодом Сергеевичем произнесена по конкретному поводу, но это не отменяет ее универсальность, как и этическую весомость последних слов Саши в этом разговоре: « Человеческое в человеке не убито и никогда не будет убито». (23; 635)

С этим сознанием встречает Саша декабрь 1934 года, когда приходит долгожданная почта, где в одном из писем матери он находит приписку Вари. Приписку, к которой Варя шла так долго и понять которую Саша может тоже лишь после своего долгого пути: «Все еще впереди, черт возьми, все еще впереди! У него есть Варя, есть мама, люди вокруг, есть его думы, его мысли, все, что делает человека человеком!!! » (23; 675).

Такого рода «романтизированные герои», воплощающие оптимизм, веру, способность ни при каких условиях не поступаться совестью и честью, требовались, вероятно, автору, чтобы противопоставить злу и жестокости добро, не сломленное на тяжком пути испытаний и бед. И дело не в историческом масштабе противостоящих фигур, а в масштабе тех ценностей, которые они исповедуют и утверждают.  Такие как Саша, Варя, Лидия Григорьевна, не думая о самовозвеличении, отстаивали человеческое достоинство, главное в котором – честь и сострадание.

Глава III. Методические рекомендации по изучению романа А. Рыбакова «Дети Арбата» в школе

«Дети Арбата» Рыбакова, как отражение эпохи «сталинизма».

Цели:

Обучающие:    1.Познакомить с творчеством А. Рыбакова, а именно с трилогией «Дети Арбата».

                               2. Показать взаимосвязь «сталинской эпохи» и молодого поколения.

                               3. Выявить отражение времени в образе молодого поколения.

Развивающие:  1. Развивать умение сопоставлять эпоху и поколение, анализировать, делать выводы.

Воспитывающие: 1. Воспитывать интерес к литературе, к творчеству А.Рыбакова, к истории страны.

                                2. Прививать  любовь к Родине.

 У: Здравствуйте, ребята. Обратите внимание на доску, где написан афоризм: «Нет человека, нет проблем». Как вы считаете, какому герою принадлежат эти слова? А в каком произведение они прозвучали и кто автор?

Д: Эти слова звучат в романе Анатолия Рыбакова «Дети Арбата», а герой их произнесший – это Иосиф Виссарионович Сталин.

У: Действительно, афоризм принадлежит Анатолию Рыбакову, но он настолько точно соответствует существующему в сознании большинства образу Сталина, что многие считают, что вождь действительно так говорил.  Образ Сталина является одним из центральных в трилогии Рыбакова «Дети Арбата» к изучению которой мы приступим сегодня на уроке.

А сейчас во время сообщения биографии об авторе, запишите самые основные даты и события.

Биографическую справку о А. Н. Рыбакове сообщает учитель.

Рос А. Рыбаков в интеллигентной семье, мать увлекалась музыкой, хорошо пела. Отец - крупный инженер, имел прекрасную домашнюю библиотеку. На Арбате, в доме N 51 прошло пионерское детство автора. Учился в Московской опытно-показательной школе-коммуне имени Лепешинского (МОПШКа). Основной контингент ее составляли ребята, вернувшиеся с фронтов гражданской войны. Автор вспоминает, что школа учила искусству коллективизма, подлинной дружбе, искренности взаимоотношений. Как и Саша Панкратов, сам автор - двадцатидвухлетний студент Московского института инженеров транспорта, был репрессирован, три года отбывал в Сибири. В первые же дни войны А. Рыбаков ушел на фронт, воевал в 8-й гвардейской армии генерала Чуйкова рядовым. Закончил войну в звании майора, начальником автослужбы армии. Все военные годы он вел записи: "Нечто вроде дневника: из него-то (в городке Райхенбахе, в Германии, где прослужил еще год после Победы) и выросли наметки первой части «Кортика» .

Писать А. Рыбаков начал в 37 лет (А. С. Пушкин и В. В. Маяковский к этому возрасту уже ушли из жизни). В прошлом году Рыбакову исполнилось бы 100 лет. Ему удалось создать роман-эпопею обо всех живших и живущих, дать свой личный ответ на вопросы: почему такой дорогой ценой оплачена Победа? Где истоки трагедии 1941 года?

Ответы на эти вопросы требуют глубины знания эпохи, раскрытия связи исторических событий, определенных человеческих качеств. Но для того, чтобы разобраться в этих вопросах, нам очень важна история создания романа. По ходу сообщения вам следует законспектировать даты написания и публикации романа «Дети Арбата». Так же важные события способствующие выходу романа.

Сообщение ученика.

История создания «Детей Арбата».

Роман предназначался молодежи 60-х годов. А. Рыбаков в одном из интервью рассказывал: «Когда я писал «Кортик», я еще не мог взяться за такую сложную эпическую вещь, как роман о своем поколении. Время, когда сил для такого романа прибавилось, совпало с таким общественно значимым событием, как XX съезд партии, где впервые говорилось о культе личности Сталина. Наметки романа появились в 40-50-е годы. Окончен он был двадцать лет назад». Журнал «Новый мир» в 1966 году обещал вскоре опубликовать произведение А. Рыбакова, но даже А. Твардовскому не удалось осуществить это мероприятие. Не удалась и «вторая попытка» теперь уже журнала «Октябрь» в 1978 г.

«Дети Арбата» увидели свет в 1987 году и очень удачно совпали со временем: именно тогда роман был воспринят  глубоко и заинтересованно. Сам А. Рыбаков в упомянутом интервью заявил: «Безусловно, публикация «Детей Арбата» является знамением времени. Не было бы марта 1985-го, не было бы у читателей этого романа». Вне обстановки гласности о «Детях Арбата» говорили б меж собой, вполголоса, а тогда авторитеты в нашей философии, социологии, экономике и истории откровенно дискутируют в различных аудиториях, исследуют причины нынешних неприятностей, публикуя интереснейшие статьи.

«Дети Арбата» - это художественное осмысление пережитого народом, это роман о правде жизни, это история семерых из поколения молодых людей посреволюционной и предвоенной эпохи. Начиная работу над романом, А. Рыбаков остановился на семерых действующих лицах (Саша Панкратов, Юра Шарок, Нина и Варя Ивановы, Лена Будягина, Максим Костин, Вадим Марасевич). Все они жили по соседству, дружили, делились сокровенными мыслями. Казалось, герои должны пройти один жизненный путь. Но драматически закончившийся убийством С. М. Кирова 1934-й год высветил главное в характерах персонажей. Кончилась безмятежная юность и несправедливая реальность обступила детей Арбата. Каждому из них предстояло сделать выбор...

У: Какими нравственными ценностями руководствуются герои, делая свой выбор?

Д: Молодые люди воспринимали жизнь по учебникам и политическим лозунгам. В конце двадцатых годов, как утверждает автор, арбатским ребятам Сталин вовсе не казался непререкаемым авторитетом. Молодежь 20-х годов сформировалась неспособной соглашаться на компромиссы ни при каких условиях, неспособной искусственно сотворить себе кумира. И в этом начало их трагической судьбы.

Они не заметили, как сложилась и укрепилась слепая преданность одному человеку. Борьбой за идеалы стали прикрывать жестокость. Наиболее эгоистичные ранее другие почувствовали надвигающиеся драматические перемены и пытались приспособиться к ним.

Сама эпоха предоставила право выбора героям. В высших кругах шла борьба, которую нельзя было не заметить. Трагическая участь постигла старую ленинскую гвардию (Орджоникидзе, Дзержинского, Луначарского, Покровского), а без них в ореоле вседозволенности властвовали исполнители Воли (Ягода, Берия, Ежов).

У:Какие общечеловеческие ценности создавало время?

Д: Честь, дружбу, благородство, нетерпимость к боли.

У: Жизнь экзаменовала каждого из семерых повзрослевших героев вариантом выбора. Но для того, чтобы узнать какой выбор делает Саша, проанализируем первую главу. (анализ фрагмента 1 главы страницы  12-15).

У: Что грозило человеку, если его мнение не совпадало с мнением партии?

Д: Такого человека ждало исключение из партии.

У: В данном эпизоде перед Панкратовым стоит выбор: рассказать все как есть, либо согласиться с мнением партии. Какой выбор делает Саша?

Д: Саша мог назвать Криворучко, спасая свою карьеру, но не сделал этого. Честный и принципиальный, Панкратов выбрал верность долгу, человечность - и стал средоточием моральной силы.

У: Каковы причины ареста и ссылки Панкратова-студента?

Д: - Обвинили в неудачном выпуске стенгазеты.

      - Упрекнули в бестактности, когда он покритиковал «мертвые лекции».

У: Как Саша воспринимает предъявленные ему обвинения?

Д: Панкратов близок по судьбе автору; вырос на Арбате, учился в МОПШКе. Среда сформировала крепкий характер прямого и честного человека, не способного на предательство ни идей, ни идеалов, ни друзей. Он из тех людей, которые не гнутся, а ломаются. Саша не мог постичь, как в свободной стране могла с ним случиться такая беда. Панкратов думал, что это ошибка, его восстановят в институте, стране нужны такие инженеры, и он должен быть рядом с такими же молодыми, полными оптимизма товарищами.

У: Почему от Саши ждут признания ошибок, хотят услышать, как он будет раскаиваться, чем будет оправдываться?

Д: Баулину, Глинской и таким, как они, не важно, раскается ли Саша, нужно чтобы он признал свою вину, и они, как за ниточку, будут разматывать клубок «преступлений» все с новой и новой силой. При этом будут страдать невинные люди, как Саша Панкратов.

У: Давайте прочитаем следующий фрагмент, после чего вы скажите какой выбор делает Юрий Шарок. (глава 3, страницы 35-37).

У: С какой просьбой Юрий идет к Ивану Григорьевичу?

Д: Для того, чтобы за него замолвили словечко, так как Шарок знает, что по распределению его отправят работать на периферию, и тогда прошай его мечта стать адвокатом. Юрий Шарок должен был работать юрисконсультом на заводе, но выбирает более престижное занятие. Он выбирал, исходя из сути своего характера: жизненная сила Шарока основана на страхе перед диктатором. Юра избирает силу власти, которая определяет его бытие, снимает с него всякую ответственность.

У: Как Иван Григорьевич ответил бы на такую просьбу Саше? Почему?

Д: Иван Григорьевич отказал бы Саше в такой просьбе, так как работать надо там, куда пошлет партия. Иван Григорьевич и Саша – это люди, которые не отделяют свою судьбу от судьбы страны.

У: Как вы думаете, а если бы Юрию пришлось, как и Саше отвечать на вопрос Баулина по поводу вины Криворучко, как бы он поступил?

Д: Скорее всего Юра бы подтвердил вину Криворучко, так как знал, если он поддержит Криворучко, то удар перейдет на него. Он не мог пожертвовать своей репутацией, ради другого.

У: На что идет Шарок ради своей цели?

Д: Он готов терпеть пренебрежение и унижение сейчас, зато потом в его руках будет власть, позволяющая вершить судьбы.

У: Как на фоне Юриного поступка выглядит Саша?

Д: Саша честный и принципиальный, он никогда не пойдет просить за себя, а будет добиваться всего сам, его не остановят трудности. Рыбаков сам отмечает, что обратись к Будягину с такой просьбой Саша Панкратов, Будягин бы ему отказал – работать надо там, куда посылает партия! А тому, кого не уважаешь, можно бросить кусок. Ведь для Юры не важно, что о нем подумают другие, главное – конечная цель, и каким путем он ее добьется, уходит на второй план. Даже среди товарищей его никто не уважал.

У: Конечно, Анатолий Рыбаков видит разнородность поколения «детей Арбата». Ведь рядом с романтиками, альтруистами был и готовый шагать по трупам Юрий Шарок. И все же такие, как Саша, определяли нравственную планку новой эпохи.

Слово учителя

Работая над романом, А. Рыбаков понял, что в канву романа все более властно стал входить Сталин: "Я все отчетливее осознавал, что без него - главной фигуры - картина эпохи не будет воссоздана во всем объеме".

И в самом деле. И. В. Сталин руководил нашей партией и государством почти тридцать лет. За это время страна преодолела немало трудностей: подавила контрреволюцию, провела коллективизацию, создала индустрию, прошла через Великую Отечественную войну к Победе. Люди привыкли связывать славу своей родины с именем Сталина. И, наверное, эта привычка толкает людей обращаться к автору "Детей Арбата" с письмами подобного толка.

Сообщение ученика.

Из писем к Анатолию Рыбакову.

 "Возмущает меня больше всего то, что не только Сталин показан недалеким, мнительным человеком. Врагов Советской власти, по роману, нет, Сталин выдумывает их, а кто же тогда убивал лучших людей страны? В 1939 г. в Орджоникидзе сколько людей погибло, это что, Сталин сделал? Как же мы социализм построили, фашистов разгромили? Ведь в романе народ наш показан отсталым, а сибиряки даже глупыми (иначе не скажешь). Пусть бы А. Рыбаков показал Сталина жестоким, допустившим ошибки, но умным, с которым считались главы государств". Есть более категоричные письма: "...русскому народу повезло - в Политбюро нашелся т. Сталин, который сумел отгрызть левакам (Зиновьеву и Каменеву) их собачьи головы и сделать относительный прагматизм официальной линией партии". (Из почты журнала "Дружба народов", с. 258).

Слово учителя.

Подобные высказывания возможны потому, что долгое время история нашего государства представлялась в недосказанной форме: намеки, аллегория в освещении остросоциальных и политических проблем считались нормой. Нам известна горестная история пьесы "Дракон" Е. Шварца, а там автор только и посмел сказать, что "единственный способ избавиться от дракона - это иметь собственного". Блистательную аллегорию использовал Т. Абуладзе, создав в "Покаянии" маску тирана. О многих государственных и политических деятелях мы ничего не знали, и только сейчас едва успеваем следить за потоком реанимирующей информации.

Сообщение ученика.

Ознакомившись с некоторыми из документов прошлого, например, воспоминаниями о брате И. Т. Твардовского («Юность», 1988, N 4), размышлениями Е. Носова «Что мы перестраиваем?» («Литературная газета» от 24.IV.1999г.), письмом дипломата Ф. Раскольникова: «Бесконечен список Ваших преступлений. Бесконечен список Ваших жертв, нет возможности их перечислить. В лживой истории партии, написанной под Вашим руководством, Вы обокрали мертвых, убитых и опозоренных Вами людей и присвоили себе их подвиги и заслуги». («Огонек», 1987, N 26), начинаешь понимать, какая огромная цена была заплачена авторитету Сталина.

В отечественной художественной литературе Сталин был представлен и как исторический деятель, и как литературный персонаж впервые в «Детях Арбата». Об этом свидетельствуют письма читателей, процитируем одно из многих: «...молодежь, начитавшись бульварных исторических романов, лучше осведомлена о достоинствах фаворитов Екатерины Второй, чем о ЕГО, Сталина, соратниках и «прискорбных» деяниях этих соратников разного калибра и усердия. Взбудоражены и читатели постарше, которые воспитывались фильмами типа «Падение Берлина». (Из почты журнала «Дружба народов», с. 260).

Слово учителя.

Мужественному, не потерявшему веру писателю удалось показать исторически точно события 30-х годов, раскрыть сущность людей, руководивших государством, развенчать те судебные процессы, которые происходили над честными людьми. В «Детях Арбата» психологически обосновываются поступки героев и их мысли. Автор рассказал об эпохе, в которой обесценивалась человеческая жизнь, когда расстреливали без суда, а судили после расстрела, когда личное мнение расценивалось как измена родине. Руководитель государства рассуждал: «Смерть решает все проблемы. Нет человека и нет проблем».

У: С какой целью А. Рыбаков так подробно и последовательно исследует психологию власти?

Д: А. Рыбаков, используя архивные материалы, исторические факты и художественный вымысел пытается представить читателю «живого и действующего» Сталина.

- чтобы показать, как уверенность в собственной непогрешимости увела его от ленинских норм партийной и государственной политики,

- чтобы помочь оценить действия государственного деятеля для будущих поколений, научить выявлять «приспособленцев» и бездарей,

- чтобы не только вслед за А. Твардовским и Ю. Трифоновым подтвердить, что это было, но и объяснить, КАК ЭТО БЫЛО.

До сих пор еще находятся люди, тоскующие по твердому сталинскому типу руководства, они уверены в том, что быть сильным - удел избранных.

У: Мог ли всемогущий Сталин знать о существовании студента Панкратова?

Д: Саша оказывается в сложной системе государственного механизма. Дядя Марк осуществляет почти немыслимые экономические планы Сталина, а племянник «запачкан в политике». Судьба Панкратова вплетается в сложный узел человеческих отношений: Софья Александровна, Варя, тюремный библиотекарь - добрые начала общества; борьба добра и зла прослеживается во взаимоотношениях Лены и Шарока, Березина и Дьякова. Герои представляют ту часть народа, из среды которого Саша и ему подобные могли реально противостоять Деспоту.

У: Почему Саша не озлобился, не стал равнодушным после пережитого?

Д: Потому что живет исконное, человеческое чувство: Вари к сестре, Саши к матери. К концу романа нам известно одно – Саша выстоял, и не в последнюю очередь потому, что знал: «даже в этих диких условиях утверждаются высшие человеческие ценности. Сострадание – одно из них». « Человеческое в человеке не убито и никогда не будет убито» .

С этим сознанием встречает Саша декабрь 1934 года, когда приходит долгожданная почта, где в одном из писем матери он находит приписку Вари. Приписку, к которой Варя шла так долго и понять которую Саша может тоже лишь после своего долгого пути: «Все еще впереди, черт возьми, все еще впереди! У него есть Варя, есть мама, люди вокруг, есть его думы, его мысли, все, что делает человека человеком!!! »

У: Идеалы, которые сформировали взгляды Панкратова, оставались незыблемыми для Советской страны, и, что бы с героем ни происходило, они не менялись. Всеволод Сергеевич говорит Саше: «...из осколков своей веры вы пытаетесь слепить другой сосуд. Но не получится: осколки соединяются только в своей прежней форме. Или вернетесь к своей вере, или отвергните ее навсегда». Оппонент не понял главного, «сосуд» нравственных законов не разбивался для Панкратова, потому он с честью выходит из жизненных испытаний. Он занял место в строю рядом с героями трифоновского «Исчезновения» и  с «Зубром» Гранина.

Современники Саши Панкратова, разделившие в 30-х годах его судьбу, пишут автору письма, в которых благодарят за правдивое изображение эпохи: «Спасибо за правду, хотя горько ее было читать, плакала, представляя, как терзали отца. А он член КПСС с 1905 г., 11 лет отсидел в Александровском Централе Иркутска как политкаторжанин. Н. Волохова». (Из почты «Дружбы народов», с. 263). «С 1935 г. наш отец подвергался беспрерывным издевательствам, был отстранен от работы, лишен пенсии, а с 1937 г. безвинно ушел в безвестность и был предан забвению на многие годы. Реабилитирован посмертно в 1955 г. Семья Касьяна испытала все последствия преследований, гонений, голода, нужды, моральных издевательств. Даже сына-школьника, комсомольца принуждали к ответу за несуществующие «грехи» отца. А старшая дочь, комсомольский работник, была исключена из партии, изгнана с пятого курса института и безвинно репрессирована. Благодарим за Ваш прекрасный труд. Касьян Р. С.». (Из почты «Дружбы народов», с. 264).

Рыбаков создал книгу, которая является энциклопедией и по которой мы можем судить о прошлом.

Домашнее задание. Написать сочинение на тему «человек и история в романе «Дети Арбата» А. Рыбакова».

Заключение

Во многих откликах на «Детей Арбата» А. Рыбакова один и тот же мотив: как же вовремя вышла эта книга, и хотя считается, что книги все-таки должны выходить по мере их написания, созданный в 1960-е годы роман Рыбакова смог стать событием социокультурной жизни только в 1987 год.

Теперь, когда страсти вокруг рыбаковского романа поулеглись и яростные споры о нем отошли в область истории, даже самые активные противники «Детей Арбата» вряд ли станут отрицать, что этой книге было суждено сыграть особую роль в нашем общественном развитии, о чем, в частности, свидетельствует резонанс в печати, какого не вызывало ни одно произведение литературы 80-х. Причем этот резонанс создали не профессиональные исследователи литературного процесса, а рядовые читатели журнала «Дружба народов». Даже пришлось посвятить часть очередного выпуска письмам читателей с откликами на роман. Каковы же причины повышенного читательского интереса к книге?

Во-первых, в атмосфере 1980-х годов оказались актуализированными приметы социально-политической и культурной жизни 1930-х годов. Так, Анатолий Рыбаков возвращает в русскую литературу тему ссылки, ранее звучавшую в произведениях Ф.М. Достоевского, А.П. Чехова. Ссылки и аресты – неотъемлемая часть сталинской эпохи. О масштабах репрессий и количестве заключенных в сталинское время еще никто так открыто со страниц литературы не говорил. В письмах автору люди выражали слова благодарности за сказанную «правду».

Во-вторых, когда в 1980-е год начинается открытие архивов и пересмотр самой концепции истории советского периода, возрастает интерес к любым свидетельствам, демифологизирующим события 1930-х годов, интересен становится и сам облик вождя. И роман Рыбакова стал первой книгой, где показан «Сталин-человек». Если вспомнить тот образ человека с трубкой, который еще недавно во множестве копий представал перед нами из книг, — контраст был разительным. Нестрогий, но справедливый Отец, несущий тяжкое бремя ответственности за подданных своей необъятной державы, — кровавый деспот, паук, плетущий нити заговора против своих вчерашних соратников, хладнокровно подготавливающий убийство Кирова, чтобы развязать террор. Показывая своего героя, Рыбаков раскрывает в подробных внутренних монологах его психологию и, главное, философию.

В-третьих, книга Рыбакова – свидетельство об эпохе «изнутри» (неслучайно в образе Саши Панкратова и деталях его биографии много от самого автора). Автор как бы дает срез эпохи 30-х годов, вводя в повествование молодое поколение, таких же мальчишек и девчонок, каким был читатель несколько лет назад. Это их время, каким бы они ни было. В Саше Панкратове, Нине Ивановой, Лене Будягиной каждый из читателей видел себя, заново переживал пройденное и, конечно, не мог остаться равнодушным к написанному, вследствие чего на редакцию «Дружбы нардов» посыпался шквал писем: события, произошедшие с этими арбатскими девчонками и мальчишками воспринимались как трагедия многих советских граждан (отметим попутно, что роман актуализировал и тему Арбатства в литературе, уже известную читателю по песенному творчеству Б. Окуджавы).

В-четвертых, Рыбаков обращается к вечным темам и проблемам не только в литературе, но и в обществе. К таким относятся тема человеческого существования в обществе, проблема творческой интеллигенции.

Здесь время диктует свои интересы: к моменту выхода романа в стране все без исключения слои советского общества испытывали психологический дискомфорт. В общественном сознании зрело понимание необходимости глубоких перемен, но заинтересованность в них была различной. Числено выросшей и более информированной советской интеллигенции всё труднее было мириться с подавлением свободного развития культуры, изолированностью страны от внешнего цивилизованного мира. Она остро ощущала на себе пагубность ядерной конфронтации с Западом и последствия афганской войны. Интеллигенция хотела подлинной демократии и индивидуальной свободы.

Перемен ждал мощный слой партийно-государственных чиновников, военных, обеспокоенных развалом государства. Чувствуется шаткость положения каждого. Все более растет неуверенность в завтрашнем дне. И если сегодня ты занимаешь весомое положение в обществе, гарантий, что ты завтра останешься на своем месте, нет. Такие, как Юрий Шарок, действуют исходя из собственной выгоды – получше устроится; такие, как Саша Панкратов, принимают «перестройку» как личную жизненную программу. Людей охватил страх, как и героев романа Рыбакова. Механический подход «друг – враг, добро – зло» теряет свою силу. Победители оказываются побежденными, кумиры – изгоями, гонители – гонимыми. Но, как и прежде, только вера в общечеловеческие ценности служит основой противостояния человека эпохе.

Важно отметить, что обозначенные «вечные» вопросы и ценности оказались актуализированы именно перестроечным временем, когда общество попыталось разобраться в событиях предыдущих пяти десятилетий и выстроить адекватную настоящему времени систему ценностей, и роман А. Рыбакова «Дети Арбата» в этой ситуации оказался текстом, отвечающим запросам времени.

Список литературы

1. Аннинский Л. Отцы и сыны / Л. Аннинский // Октябрь. - 1987. № 10.  – с. 184-192.

2. Аннинский Л. Так это книга о Сталине / Л. Аннинский // Дружба народов. – 2001. -№ 1. – с. 219-223.

3.Бахнов Л. Версия Рыбакова: «Дети Арбата» / Л. Бахнов // Дружба народов. – 1990. - № 12. – с. 252-257.

4. Бочаров А. Противостояние / А. Бочаров // Октябрь. – 1987. № 10. – с. 179-184.

5. Волков С. Разговор с Анатолием Рыбаковым / С. Волков // Дружба народов. – 2000. -№ 1. – с. 191-202.

6. Герасимов Г. Дети Арбата возвращаются / Г. Герасимов // Новое время. – 2001. - № 1. – с. 40-41.

7. Говорят писатели // «Дети Арбата» Анатолия Рыбакова с разных точек зрения / Под ред. Ш.Г. Умерова. – М. : Советский писатель 1990. – с. 46-52.

8. Говорят читатели // «Дети Арбата» Анатолия Рыбакова с разных точек зрения / Под ред. Ш.Г. Умерова. – М. : Советский писатель 1990. – с. 77-82, 177-183, 258-261.

9. Гудков Л., Дубин Б., Страда В. Литература и общество: введение в социологию литературы / Л. Гудков, Б. Дубин, В. Страда.  // М., РГГУ 1998.

          10.Железнова Н., Рыбаков А. «Это, согласитесь, поступок» / Н. Железнова, А. Рыбаков // Литературное обозрение. – 1987. - № 9. – с. 5-24.

11. Золотусский И. Возвыщающее слово / И. Золотусский // Литературное обозрение. – 1988. № 6. – с.23-32.

12. Кавторин В., Чубинский В. Роман и история // В. Кавторин., В. Чубинский // Нева. – 1988. - № 3. – с.156-175.

13. Кожинов В. Правда и истина / В. Кожинов // Наш современник. – 1989. - № 4. – с. 160-175.

14. Куняев С. Размышления на старом Арбате // «Дети Арбата» Анатолия Рыбакова с разных точек зрения / Под ред. Ш.Г. Умерова. – М. : Советский писатель 1990. – с. 115-119.

15.Ланщиков А. «Мы все глядим в Наполеоны…»  //«Дети Арбата» Анатолия Рыбакова с разных точек зрения / Под ред. Ш.Г. Умерова. – М. : Советский писатель 1990. – с. 52-77.

16. Латынина А. Договорить до конца  // «Дети Арбата» Анатолия Рыбакова с разных точек зрения / Под ред. Ш.Г. Умерова. – М. : Советский писатель 1990. – с. 223-258.

17.Лацис А. С точки зрения современника // «Дети Арбата» Анатолия Рыбакова с разных точек зрения / Под ред. Ш.Г. Умерова. – М. : Советский писатель 1990. – с. 119-127.

18. Мир словарей – коллекция словарей и энциклопедий / (Электронный ресурс). – Режим доступа: http: // www.mirslovarei.com / soc_p

19. Немзер А. Версия Саши Панкратова // «Дети Арбата» Анатолия Рыбакова с разных точек зрения / Под ред. Ш.Г. Умерова. – М. : Советский писатель 1990. – с.82-115.

20. Новиков Вл. Те еще годы (Глазами пародиста) // «Дети Арбата» Анатолия Рыбакова с разных точек зрения / Под ред. Ш.Г. Умерова. – М. : Советский писатель 1990. – с. 220-223.

21. Окуджава Б. Меня воспитывал арбатский двор // «Дети Арбата» Анатолия Рыбакова с разных точек зрения / Под ред. Ш.Г. Умерова. – М. : Советский писатель 1990. – с. 127-130.

22. Осоцкий В. На плацдармах народной истории // «Дети Арбата» Анатолия Рыбакова с разных точек зрения / Под ред. Ш.Г. Умерова. – М. : Советский писатель 1990. – с. 183-220.

23. Рыбаков А.  Дети Арбата. Книга первая. Дети Арбата. / Рыбаков А. // Санкт-Петербург.  «Амфора», 2004.

24. Рыбаков А. Дети Арбата. Книга вторая. Страх / А. Рыбаков // Санкт-Петербург. «Амфора», 2004.

25. Рыбаков А. Дети Арбата. Книга третья. Прах и пепел / А. Рыбаков // Санкт-Петербург. «Амфора», 2004.

26. Сакулин П. Н. Социологический метод в литературоведении / П.Н. Сакулин // М., 1925.

27. Теракопян Л. Завершение спора, или все сначала… / Л. Теракопян // Литературное обозрение. – 1996. - № 1. – с. 39-47.

28. Устюжанин Д. Эти непростые 30-е годы: Ст. 2-я «Эстафета памяти» : Роман А. Рыбакова « Дети Арбата» / Д. Устюжанин // Литература в школе. – 1988. – № 2. – с. 12-23.

29. Федь Н. О чем спор? / Н. Федь // Наш современник. – 1988. - № 6. – с. 163-184.

30. Шик Э. «И только правда ко двору!» / Э. Шик // Сибирские огни. – 1989. - № 8. – с. 168-176.

31. Шюккинг Л. Социология литературного вкуса / Л. Шюккинг // Л., 1928.