"Я говорю с тобой из Ленинграда"( Судьба и поэзия О.Бергольц)
материал по теме

«Я говорю с тобой из Ленинграда»

( Судьба и поэзия Ольги Берггольц)

…И  гордости своей не утаю,

Что рядовым

Вошла в судьбу твою,

Мой город, в званье твоего поэта.

…И люди слушали стихи,

Как никогда, - с глубокой верой,

В квартирах черных, как пещеры,

У репродукторов глухих.

О.Берггольц

1-й чтец (Стихотворение «Дальним друзьям»):

С этой мной развернутой страницы

Я хочу сегодня обратиться

К вам, живущим в дальней стороне.

Я хочу сказать, что не забыла,

Никого из вас не разлюбила,

Может быть, забывших обо мне.

Верю, милые, что все вы живы,

Что горды, упрямы и красивы.

Если ж кто угрюм и одинок,

Вот мой адрес – может, пригодится? –

Троицкая, семь, квартира тридцать.

Постучать. Не действует звонок.

Вы не смейтесь: я беру не много

На себя: я встречу у порога,

В красный угол сразу посажу.

Расспрошу о ваших неудачах,

Нету слез – сама за вас поплачу,

Нет улыбки – шуткой разбужу.

Оттого на все хватает силы,

Что, заветы юности храня,

Никого из вас не разлюбила,

Никого из вас не позабыла,

Вас, не позабывших про меня.

2-й чтец:

Ольга Федоровна Берггольц родилась 3 мая 1910 года в Петербурге в семье врача. В 1925 г. Пришла в литературное объединение рабочей молодежи – «Смена» и встретила Бориса Корнилова(первого мужа), с которым позднее училась на Высших курсах при Институте истории искусств и которого потеряла в годы репрессий. Она училась у таких преподавателей, как Тынянов, Эйхенбаум, Шкловский. Окончила филологический университет и уехала в Казахстан, где работала в газете. Но в начале 1937 г. Ее судьба резко меняется, ее обвиняют в связях с «врагами народа», арестовывают по ложному доносу, и только в 1939 г. реабилитируют. Две ее дочери умерли еще до ее ареста, а третий ребенок, которого ждала поэтесса, так и не родился: его убила тюрьма. В это время в ее поэзии появляется грусть и тоска. В годы войны она, подобно тысячам ленинградцам, стойко пережила блокаду, и сумела выразить чувства и свои, и многих в своих стихах.

1-й ведущий: Ленинград – ее город, ее любовь. Она – его муза, его поэтесса. Здесь, в домике на Невской заставе, она родилась и росла. Здесь она много работала, писала стихи, пьесы. Сюда она возвращалась из дальних поездок.

2-й ведущий: Сегодня мы открываем книгу жизни и поэзии О.Берггольц на странице, повествующей о днях блокады Ленинграда.

3-й чтец ( Стихотворение «Мы предчувствовали полыханье…»):

Мы предчувствовали полыханье

Этого трагического дня.

Он пришел. Вот жизнь моя, дыханье.

Родина! Возьми их у меня!

Я и в этот день не позабыла

Горьких лет гонения и зла,

Но в слепящей вспышке поняла:

Это не со мной – с тобою было,

Это Ты мужалась и ждала.

1-й ведущий: О. Берггольц почти ежедневно выступала по радио, обращаясь к жителям осажденного города. Ее негромкий певучий голос, в котором слились боль, страдание и героизм защитников Ленинграда, говорил правду о городе, ничего не сглаживая, продолжает жить и бороться.

2-й ведущий: Представьте себе огромную, метров в 60, нетопленную студию ленинградского радио. В центре ее стоит обыкновенная железная печка, и в ней потрескивают ножки разбитого стула. А перед микрофоном, подстриженная под мальчика, стоит молодая женщина. Это О. Берггольц собирается говорить с Ленинградом, вступающим в год сорок второй, и прочесть свое новое стихотворение «Второе письмо на Каму».

4-й чтец:

Вот я снова пишу на далекую Каму.

Ставлю дату – двадцатое декабря.

Как я счастлива, что горячо и упрямо

Штемпеля Ленинграда на конверте горят.

Штемпеля Ленинграда… Это надо понять!

Все защитники города понимают меня.

Ленинград в декабре, Ленинград в декабре…

О, как ставенки стонут на темной горе.

Как угрюмо твое ледяное жилье,

Как врагами изранено тело твое!

Ленинградец, мой спутник, мой испытанный друг,

Нам декабрьские дни – сентября тяжелей.

Всё равно не разнимем слабеющих рук:

Мы и это, и это должны одолеть.

Он придёт, ленинградский торжественный полдень,

Тишины и покоя, и хлеба душистого полный.

О, какая отрада, какая великая гордость

Знать, что в будущем каждому скажешь в ответ:

- Я жила в Ленинграде в декабре 41 года,

Вместе с ним принимала известия первых побед.

Нет, не вышло второе письмо на далёкую Каму.

Это гимн ленинградцам, опухшим, упрямым, родным.

Я отправлю от имени их за кольцо телеграмму:

«Живы. Выдержим. Победим».

2-й ведущий: Чем больше сгущалась опасность, нависшая над городом, тем ближе была О. Берггольц к своим читателям. Ее стихи – настоящий блокадный дневник.

5-й чтец (из поэмы «Твой путь»):

…И на Литейном был один источник.

Трубу прорвав, подземная вода

Однажды с воплем вырвалась из почвы

И поплыла, смерзаясь в глыбы льда.

Вода плыла, гремя и коченея,

И люди к стенам жались перед нею.

Но вдруг один, устав пережидать, -

Наперерез пошел по корке льда,

Ожесточась, пошел, но не прорвался,

И, сбит волной, свалился на ходу,

И вмерз в поток, и так лежать остался,

Здесь на Литейном, видный всем, - во льду.

А люди утром прорубь продолбили

Невдалеке и длинною чредой

К его прозрачной ледяной могиле

До марта приходили за водой.

Тому, кому пришлось когда – нибудь

Ходить сюда, - не говори: «Забудь»

Я знаю всё. Я тоже там была,

Я ту же воду жгучую брала.

<…>

1-й ведущий ( глава « Перекур» из книги «Дневные звезды»):

«Уже за Невской тропинку мою пересекала поперечная. И так случилось, что в ту минуту, когда я подошла к этому малому перекрёстку, столкнулась я с женщиной, замотанной во множество платков, тащившей на санках гроб.<…>Я остановилась, чтобы пропустить гроб, а она остановилась, чтобы пропустить меня, выпрямилась и глубоко вздохнула. Я шагнула, а она в это время рванула саночки. Я опять стала. А ей уже не сдвинуть с места санки…<…> Она ненавидяще посмотрела на меня из своих платков и еле слышно крикнула:

- Да ну, шагай!

И я перешагнула через гроб, а так как шаг пришлось сделать очень широкий, то почти упала назад и невольно села на ящик. Она вздохнула и села рядом.

- Из города? – спросила она.

- Да.

- Давно?

- Давно. Часа три, пожалуй.

- Ну что там, мрут?

- Да.

- Бомбит?

- Сейчас нет. Обстреливает.

- И у нас тоже. Мрут и обстреливает.

Я всё-таки раскрыла противогаз и вытащила оттуда драгоценность: «гвоздик» - тонюсенькую папироску. Я уже говорила, что у меня их было две: одну я несла папе, а другую решила выкурить по дороге, у завода имени Ленина. Но вот не утерпела и закурила.

Женщина с неистовой жадностью взглянула на меня. В глубоких провалах на ее лице, где находились глаза, вроде что-то сверкнуло.

- Оставишь? – не сказала, а как-то просвистела она и глотнула воздуху.

Я кивнула головой. Она не сводила глаз с «гвоздика», пока я курила, и сама протянула руку, увидев, что «гвоздик» выкурен до половины. Ей хватило на две затяжки.

Потом мы встали, обе взялись за верёвку ее санок и перетащили горб через бугорок, на котором он остановился. Она молча кивнула мне. Я – ей. И опять, от столба к столбу, пошла к отцу».

2-й ведущий: В 1970 г., на вечере в честь 60-летия поэтессы, одна из сотрудниц Радиокомитета рассказала, что в суровые, голодные дни Ольга Федоровна подарила ей луковицу: «Возьми, тебе нужней, у тебя дети». По тем временам это был просто царский подарок. «И сегодня, - сказала женщина, - я хочу с благодарностью вернуть старый долг». Тут выбежала внучка выступавшей: она несла корзину, но не с цветами, а с большими разросшимися луковицами с длинными зелеными стрелками.

1-й ведущий: Берггольц не только выступала по радио, часто вместе с бригадой артистов она выбиралась на фронт, который проходил совсем рядом с городом, читала свои стихи бойцам, защищавшим Ленинград.

6-й чтец (стихотворение «Третья зона, дачный полустанок…»):

<…>

…Здесь шумел когда-то детский лагерь

На веселых ситцевых полях…

Всю в ромашках, в пионерских флагах,

Как тебя любила я, земля!

Это фронт сегодня. Сотня метров

До того, кто смерть готовит мне.

Но сегодня тихо. Даже ветра

Нет совсем. Легко звучать струне.

Знаю, смерти нет: не подкрадется,

Не задушит медленно она, -

Просто жизнь сверкнет и оборвется,

Точно песней полная струна.

… Как сегодня тихо здесь, на фронте.

Вот среди развалин, над трубой,

Узкий месяц встал на горизонте,

Деревенский месяц молодой.

И звенит, звенит струна в тумане,

О великой радости моля…

Всю в крови, в тяжелых, ржавых ранах,

Я люблю, люблю тебя, земля!

2-й ведущий: Когда писала эти стихи, медленно, но неотвратимо умирал ее муж – Н.Молчанов. Тяжелобольной, обессилевший от невзгод и недоедания, он таял на глазах. Руководство Радиокомитета решило помочь О. Берггольц с мужем эвакуироваться на Большую землю. Назначались сроки. Но каждый раз то что-то срывалось: то возникала необходимость в ее стихах, то в участии в передачах, и она откладывала отъезд. 29 января 1942 г. Н.Молчанов умер.

7-й чтец (стихотворение «Был день как день»):

Был день как день.

Ко мне пришла подруга,

Не плача, рассказала, что вчера

Единственного схоронила друга,

И мы молчали с нею до утра.

Какие ж я могла найти слова,

Я тоже – ленинградская вдова.

<…>-й ве

1-й ведущий (фоном звучит «Седьмая симфония» Д.Шостаковича):

С июля 1941 г. в осаждённом городе писал свою «Седьмую симфонию» композитор Дмитрий Шостакович. Он посвятил ее Ленинграду.

      О. Берггольц: « Первые звуки «Седьмой симфонии» чисты и образны. Их слушаешь жадно и удивленно – так вот как мы когда-то жили, до войны, как мы счастливы - то были, как свободны, сколько простора и тишины было вокруг. Эту музыку хочется слушать без конца. Но внезапно и очень тихо раздается сухое потрескивание, сухая дробь барабанов. Начинают перекликаться инструменты оркестра. Война. Барабаны уже гремят так неистово, что трудно дышать. От них никуда не деться. Это враг на подступах к Ленинграду. Он грозит гибелью. Товарищи, это о нас, это о сентябрьских днях Ленинграда. Это наша великая бесслезная скорбь о наших родных и близких – защитниках Ленинграда<…>. В 4-й части тема войны переходит в тему грядущей победы, и немыслимой силы достигает торжественное, грозное ликование музыки. Товарищи, мы обязательно победим. Мы готовы на все испытания, которые ещё ожидают нас, готовы во имя торжества жизни. Об этом свидетельствует Ленинградская симфония, созданная в нашем осажденном, голодающем, лишенном света и тепла, сражающемся городе».

2-й ведущий: 18 января 1943 г. ленинградская блокада была прорвана. Люди услышали, наконец, по радио: «Ленинградцы! Милые друзья! Товарищи по оружию и всем тяготам фронтовой жизни! Блокада прорвана. Поздравляем вас, дорогие! Это ещё не окончательная победа, но радостное ее предвестие. Мы соединились со всей страной Мы вздохнём теперь полной грудью и, как никогда, уверены, что недалека теперь окончательная победа над фашизмом».

8-й чтец:

Что может враг? Разрушить и убить. И только – то?

А я могу любить…

А мне не счесть души моей богатства.

А я затем хочу и буду жить,

Чтоб всю её, как дань людскому братству,

На жертвенник всемирный положить.

Грозишь? Грози. Свисти со всех сторон.

Мы победили. Ты приговорён.

Обстрел затих. Зарёю полон город,

Сменяются усталые дозоры,

На улицах пустынно и светло,

Сметают в кучи дворники стекло,

И неустанным эхом повторён

Щемящий, тонкий, шаркающий звон,

И радуги бегут по тротуарам

В стеклянных брызгах.

В городе весна,

Разбитым камнем пахнет и пожаром,

В гранитный берег плещется волна,

Как сотни лет плескалась.

Тишина.

1-й ведущий: Розы растут на братских могилах Пискарёвского кладбища. Огромны они, братские могилы. И много их. Полмиллиона ленинградцев покоится здесь! Бесконечны гранитные плиты с высеченными датами: «1941», «1942».Идут на кладбище поклониться праху героев люди… Здесь старые ленинградцы, пережившие блокаду…

2-й ведущий: О.Берггольц говорила: « Когда Ленинградский Совет депутатов трудящихся предложил мне сделать надпись на Пискарёвском кладбище, надпись, которая должна быть высечена на гранитной стене, не скрою, что вначале это предложение испугало меня. Но архитектор Левинсон сказал мне как-то : Поедемте на кладбище».Был ненастный, осенний ленинградский день, когда мы пробрались на окраину Ленинграда. Мы шли среди ещё абсолютно неоформленных курганов, а не могил. Но уже за ними была огромная гранитная стена, и там стояла женщина с дубовым венком в руках. Невыносимое чувство скорби, полного отчуждения настигло меня в ту минуту, когда я шла по этим мосткам, по этой страшной земле, мимо этих огромных холмов-могил, к этой ещё слепой и безгласной стене. Нет, я вовсе не думала, что именно я должна дать этой стене голос. Но ведь кто-то должен был дать ей это – слова и голос. Я поглядела вокруг, на эти страшнейшие и героические могилы, и вдруг подумала, что нельзя сказать проще и определённей, чем:

9-й чтец:

Здесь лежат ленинградцы,

Здесь горожане – мужчины, женщины, дети.

Рядом с ними солдаты-красноармейцы…

Всею жизнью своею

Они защищали тебя, Ленинград,

Колыбель революции,

Их имен благородных мы здесь перечислить не сможем:

Так их много под вечной охраной гранита.

Но знай, внимающий этим камням,

Никто не забыт, и ничто не забыто!

1-й ведущий: «Здесь оставлено сердце моё», - писала О.Берггольц о своем городе. Её голос был голосом Ленинграда. Он дарил людям надежду, помогая им жить и бороться.

К 100-летию Ольги Берггольц посвящается…