В чем проявляется отношение автора к герою и его жизненной философии?

     Сказка Салтыкова-Щедрина «Премудрый пискарь» очень точно обличает пороки общества того времени. Это произведение о трусости и бесполезной трате времени. Главный герой пискарь проживает в бесконечном страхе и ужасе. Главное в его философии было сохранение свой жизни любыми способами. Такое мировоззрение у него сформировалось после предсмертного завета своего отца, который говорил: «Смотри, сынок, коли хочешь жизнью жуировать, так гляди в оба!», «Пуще всего берегись уды!». После этих слов, премудрый пискарь не жил, а доживал, дрожа от любого шороха. Из-за своей жизненной философии, он очень страдал и «прожил премудрый пискарь таким родом с лишком сто лет, все дрожал, ни друзей у него, ни родных; ни он к кому, ни к нему кто». Через своего главного персонажа Салтыков-Щедрин высмеивает подобные взгляды на жизнь и показывает, к чему они могут привести. Иронически он называет пискаря «премудрым» и «умеренно-либеральным».

В каких произведениях отечественной классики объектом изображения являются социальные пороки и в чем эти произведения можно сопоставить с щедринским «Премудрым пискарём»?

     В своём произведении «Премудрый пискарь» Салтыков-Щедрин высмеивает пороки общественной жизни. Кроме этого, различные социальные дефекты изображают и многие другие писатели. Одним из ярких примеров может служить поэма Николая Гоголя «Мёртвые души». Каждая страница произведения проникнута общественными проблемами. Павел Иванович Чичиков объезжает различных помещиков и очень надеется провернуть долгожданную аферу. Каждый из постояльцев являл собой картину мёртвой души. В них Гоголь видит глупость и упрямство, чахлость и дурной характер, постоянные мечты и неприспособленность к жизни. Манилов, Коробочка, Ноздрёв, Собакевич, Плюшкин были самой настоящей «прорехой на человечестве». Главное отличие поэмы Н.В. Гоголя заключается в том, что автор прибегает ко множеству героев и охватывает несколько пороков сразу, в то время, как Салтыков-Щедрин останавливается на одной конкретной черте, раскрывая её ничтожность в полном объёме. Произведением, в котором обличаются общественные проблемы также может являться роман Гончарова «Обломов». На протяжении всего произведения главный герой пытается побороть лень и приспособиться к жизни по настоянию своих друзей. Всю его жизнь можно охарактеризовать, как сплошная «обломовщина». Сам по себе Илья Ильич обладает добротой и искренностью, его не в коем случае нельзя назвать безнравственным персонажем, ведь иначе, как он влюбляется в Ольгу Ильинскую и стремится ради неё преобразовать свою жизнь? Произведения обоих писателей схожи тем, что их главные герои к концу жизни осознают свою бесполезность и бессмысленность существования. Авторы надсмехаются над актуальными пороками общества, изображая напряжение и внутренние переживания их персонажей.

Как в стихотворении А. С. Пушкина передана мысль о «бесценности» подлинной дружбы?

Александр Сергеевич Пушкин очень разносторонний и искренний писатель. Тема дружбы является одной из самых фундаментальных в его творчестве. За годы проживания в Царскосельском лицее, он познал, что такое настоящая дружба и смог найти верных себе единомышленников. Как раз стихотворение «Пущину» посвящено одному из лицейских друзей, которое было написано во время ссылки писателя. Строки «И я судьбу благословил, когда мой двор уединённый, печальным снегом занесённый, твой колокольчик огласил» передают душевную благодарность Пущину, который, несмотря, на обстоятельства приезжает к поэту, чтобы его навестить. Лирический герой ощущает заботу и испытывает радость. Эпитет «звонкий» передаёт оживление и всплеск кипящих эмоций. Истинная же бесценность подлинной дружбы очень точно передана в строках «Да озарит он заточенье, лучом лицейских ясных дней», в которых Пушкин погружается в лицейские годы и отдаётся тёплым воспоминаниям. Переполненный чувствами лирический герой видит в товарище больше, чем просто приятеля, он знает, что их дружба преодолеет любые преграды, и бесконечно радуется за то, что может ощутить это прекрасное пробуждение на себе. Так, мысль о «бесценности» подлинной дружбы передана автором очень трогательно и лаконично.

Кто из русских писателей обращался в своём творчестве к теме дружбы и что сближает их произведения со стихотворением А. С. Пушкина?

Тема дружбы в творчестве Александра Пушкина имеет особое и неповторимое звучание. Стихотворение «Пущину» наполнено трогательными чувствами и эмоциональными размышлениями. К данной теме нередко обращался Александр Блок. В своём послании «Друзьям» он размышляет о предательстве и ненависти к товарищам. Строки «Друг другу мы тайно враждебны, завистливы, глухи, чужды» передают разочарования в дружбе и скрытые пороки товарищей. В отличие от Пушкина, он не испытывает трепетных чувств к старым приятелям, а лишь надсмехается над жалкими, по его мнению, качествами. Аллитерация звуков «ч» и «с» передают негативные чувства и помогают придать ещё большую выразительность поэту. Кроме этого, к теме дружбы обращается Сергей Есенин. Стихотворение «Памяти Брюсова» посвящено великому поэту. Есенин считал Брюсова своим учителем и многое старался от него перенимать. Строками «Мы рифмы старые, раз сорок повторим» писатель отдаёт дань уважения главному вдохновителю. Эпитеты «милый», «нищенской» помогают прочувствовать всю глубину опустошения поэта, разочарованного смертью Брюсова. Как и Пушкин, Есенин трепетно даёт свободу своим мыслям, которые окутывают сознание читателя. Они оба призывают ценить дружбу и людей, которые привносят в жизнь яркие краски и являются способом преодоления проблем.

Маяковский «Летом на даче»
Как меняется внутреннее состояние лирического героя по мере развития сюжета приведенного фрагмента?

Стихотворение Маяковского «Необычайное приключение, бывшее с Владимиром Маяковский летом на даче» было написано в первой половине двадцатого века. С первых строк лирический герой предстаёт настоящим поэтом-тружеником, который изо дня в день пишет стихи. Более всего ему хочется быть полезным обществу и поэтому он работает не переставая. Лирический герой считает, что солнце только лишь «валяет дурака», к нему он обращается, называя его «Д?армоед». Он уверен, что освещать мир – это простое занятие, не требующее никаких великих способностей. Из-за этого он испытывает глубокое раздражение к светилу: «И день за днемужасно злитьменявот этостало». В начале приведённого фрагмента, лирический герой недоволен приходом солнца и говорит ему: «Ну что ж,садись, светило!». По мере развития действий он начинает обращаться к солнцу уже со страхом в глазах перед необъятностью и величием гостя: «Черт дёрнул дерзости моиорать ему,-сконфужен,я сел на уголок скамьи,боюсь — не вышло б хуже!». Постепенно между новыми приятелями затягивает разговор. В результате их уже дружеской беседы выясняется роль, не только поэта, но и светила в жизни общества: «Ты да я,нас, товарищ, двое!Пойдем, поэт,взорим,вспоему мира в сером хламе.Я буду солнце лить свое,а ты — свое,стихами». В конце стихотворения у лирического героя наблюдается переосмысление взглядов и изменение внутреннего состояния. Он не только радостен, но и до безумия воодушевлён. Главным образом, он осознаёт, что первостепенная цель человека: «Светить всегда,светить везде».

Сочинение объемное, можно поделить на абзацы.

Всего: 6 баллов

В каких произведениях русской литературы раскрывается мысль о значимости искусства и в чём эти произведения можно сопоставить со стихотворением В. В. Маяковского?

Многие отечественные писатели затрагивают в своих произведениях тему искусства и раскрывают мысль о её значимости в нашей жизни. Александр Пушкин в своём стихотворении «Пророк», написанном в первой половине девятнадцатого века поднимает эту идею и рассматривает её со своей позиции. Он уверен, что поэт должен обладать исключительными качествами, которые будут необходимы оправдать своё предназначение. Для того, чтобы точно и выразительно описывать людскую жизнь и направлять общество на верный путь, поэт должен через многое пройти: 1 «И внял я неба содроганье,и горний ангелов полет,и гад морских подводный ход,и дольней лозы прозябанье». Таким образом, «Пророк» может восприниматься, как настоящий манифест о предназначении искусства и поэта. Точно, как и Маяковский он уверен, что у поэта есть особая святая обязанность. Это он доносит до читателя яркой и выразительной метафорой, оканчивая стихотворение: «Глаголом жги сердца людей».Кроме этого, мысль о значимости искусства раскрывается Михаилом Юрьевичем Лермонтовым в произведении «Не верь себе». Оно было написано в первой половине девятнадцатого века и вызвало множество споров у общественности. Смысл эпиграфа заключается в отношении толпы к поэтам и их творчеству. Они относятся к ним с недоверием и поэтому не трудно становится понять, что в основе стихотворения лежит конфликт лирического героя собществом. Толпе всё равно на чувства и переживания поэта, она не слышит его мысли, а тем болееидеи, которые он пытается до неё донести: «Какое дело нам, страдал ты или нет?На что нам знать твои волненья,надежды глупые первоначальных лет,рассудка злые сожаленья?». В какой-то степени — это стихотворение можно расценивать, как определённую мантру для поэтов. Как и Маяковский он видит свой путь тернистым, непростым, особенным. Он осознаёт, что всем поэтам придётся столкнуться с осуждениями толпы, встретиться с ней «лицом к лицу». Обилие глаголов: «не верь, не бойся, истощи, не ищи, не предавайся, разлей» заставляет читателя ощутить стремление Лермонтова наставить своих последователей достойно принимать все трудности и продолжать развиваться. 2Все упомянутые мной поэты размышляют о значимости искусства и роли поэта в общественной жизни. Они уверены, что на творчество нельзя смотреть через призму точности и призывают более глубоко вдумываться в истинный смысл их произведений.

1.Это он уже стал пророком (фактическая)

2. отнесём к композиции, снижение одного балла

Всего: 8 баллов

Что даёт основание считать поступок героя «Судьбы человека» подвигом?

Главный герой рассказа Андрей Соколов обладает удивительным мужеством и твёрдым характером. Ужасы войны и трудности, которые выпали на его долю не смогли его сломить. Он не позволил себе злиться на весь мир и замыкаться в своём горе. В его исстрадавшемся сердце находится достаточно тепла и любви, чтобы усыновить сироту. В годы войны Соколов потерял родных людей, пережил фашистский плен и смысл жизни нашёл только в встретившемся мальчике. Такой благородный поступок, действительно, можно считать подвигом. Принять это решение в первую очередь ему помогло сердце: «закипела во мне горючая слеза». Его желание было бескорыстным, он не задумывался о личной выгоде. Он поступил очень доблестно и самоотверженно. Понимая, что ему придётся обеспечивать не только себя, но и Ванюшку, Андрей Соколов находил в этом исключительно положительные стороны: «на душе стало легко и как-то светло». Так или иначе, главный герой рассказа совершил настоящий подвиг, ведь благодаря своим благородным качествам он сохранил жизнь осиротевшего Ванюшки. Сердце Андрея Соколова не зачерствело от собственного горя, он оказался способным на самопожертвование и милосердие.

В каких произведениях русских писателей отображены русские характеры и что сближает их с героем «Судьбы человека»?

Многогранность характера русского человека всегда интересовала отечественных писателей. В своих произведениях многие из них изображали героев, наделённых теми или иными достойными качествами. Шолохов в своём рассказе «Судьба человека» показал Андрея Соколова, как сильного и обладающего мужеством. Главный герой совершает своего рода нравственный подвиг, когда решает усыновить сироту. Ванюша помогает ему встать на ноги и почувствовать себя нужным. В образе Андрея Соколова показан настоящий русский характер, сильный и достойный подражания. Человека с таким же великолепным характером изобразил и Лев Николаевич Толстой в своём романе-эпопее «Война и мир». Наташа Ростова наделена огромным и любящим сердцем. Героиня очень добра и милосердна. Пределы её человечности сложно найти даже в сложной ситуации. В разгар войны она решилась отдать свои вещи солдатам, положение которых было в разы хуже. Когда мама не поддержала идею дочери, Наташа не побоялась упрекнуть её в мелочности и поступила так, как посчитала правильным. Качества Андрея Соколова и Наташи Ростовой очень схожи. Они готовы помогать людям, в их голове нет места корыстным мыслям, и они оба стремятся преобразовывать мир вокруг себя. Кроме этого, черты характера русского человека очень точно передал Некрасов в своей поэме «Кому на Руси жить хорошо». Гриша Добросклонов – персонаж, который появляется в ходе развития сюжета. Он обладает харизмой и является борцом за всех людей низших классов. Выпавшие испытания на его долю, не пугают Гришу также, как и Андрея Соколова. Он верит в важность и правильность дела, которому посвящает всю жизнь. Добросклонов видит в этом настоящее счастье, ведь уверен, что делает благородные и великие поступки. Не стремящийся к богатству Григорий, состоит в борьбе за свободу угнетённых. Герои этих произведений очень схожи по своему характеру. Писатели выделяют, какими качествами обладает настоящий русский человек. Они восхищаются тем, насколько наш характер может быть стойким, верным и любящим. Он не сломится даже в самые тяжелые периоды и достойно примет все обстоятельства.

В чём заключается сложность и противоречивость отношения героини к возлюбленному?

Стихотворение Цветаевой «Мне нравится, что вы больны не мной» относится к любовной лирике. Данная тема является вечной и ей посвящено очень много произведений отечественных писателей. Она воплощает сложную гамму человеческих чувств, переживаний и состояний души. Отношения лирической героини к возлюбленному сложны и противоречивы. В её обращении: «Мне нравится, что вы больны не мной, мне нравится, что я больна не вами» ощущается лёгкость и спокойствие. Героиня испытала множество чувств, пережила разочарования и различные трудности. Любовь она переносит тяжелее болезни. Именно поэтому своим монологом она пытается высвободить всю душевную тяжесть, раскрыться и с легкостью вздохнуть, отпустив все переживания. Изначально она утверждает, что ей нравится отсутствие чувств между ней и возлюбленным, из-за чего становится более раскованной, смешной и даже распущенной: «Мне нравится, что можно быть смешной – распущенной – и не играть словами». Её устраивает, что возлюбленный«спокойно обнимает другую». Обращение «мой нежный» полностью меняет настроение стихотворения, и заключительная часть ощущается, как способ выражения глубокой признательности человеку, который любит героиню, но не может этого осознать. Дважды повторяющееся «увы» в конце стихотворения полностью доказывает это и позволяет ощутить сожаление девушки, давшей возможность своему возлюбленному уйти. Их отношения очень противоречивы и неоднозначны. Несмотря на всё, лирическая героиня благодарит своего мужчину за приобретённую свободу, но в то же время понимает, что лишилась дорогого и важного для неё человека, отчего переживает и неуверенно переосмысляет всё заново.

В каких произведениях русских поэтов звучит тема неразделенной любви и в чем эти произведения схожи со стихотворением М. И. Цветаевой?

В стихотворении Цветаевой «Мне нравится, что вы больны не мной» звучит характерная для её творчества тема неразделённой любви. Во многих произведениях русских поэтов также можно ощутить подобные мотивы. Например, стихотворение Пушкина «Я вас любил…» является неким «образцом поведения» отвергнутого мужчины. Лирический герой уважает свою возлюбленную и принимает любой её выбор. Несмотря на отказ девушки, он желает ей всего самого прекрасного и надеется, что её будущее будет светлым и сложится удачно. Лирический герой больше не хочет «тревожить» и «печалить» свою возлюбленную, чувства к которой по-прежнему не угасли. Он понимает, что девушка не испытывает взаимности и поэтому герой совершает самопожертвование, предоставляя ей полную свободу: «любовь ещё, быть может, в душе моей угасла не совсем; но пусть она вас больше не тревожит; я не хочу печалить вас ничем». Он желает своей возлюбленной встретить другого человека, который будет её ценить и сможет испытывать такие же сильные чувства: «я вас любил так искренно, так нежно, как дай вам бог любимой быть другим». Оба стихотворения пропитаны чувствами грусти и одновременно нежности. Тоска по прежним отношениям и невозможность дальнейшей любвиобъединяют лирических героев произведений. В стихотворении Есенина «Письмо к женщине» тема неразделённой любви также находит своё отражение. Герой с грустью вспоминает о том, как его возлюбленная сказала: «Нам пора расстаться». Женщина не желает понять и принять его бушующую душу: «Любимая, я мучил вас, у вас была тоска в глазах усталых, что я пред вами напоказ себя растрачивал в скандалах». Лирический герой пытается донести, что он возмужал, признал свои ошибки и раскаялся. Он просит прощения у девушки и утверждает, что по-прежнему в неё влюблён, как и лирическая героиня Цветаевой. Возлюбленная героя Есенина живёт с «серьёзным и умным мужем», а мужчина, в которого влюблена героиня Цветаевой «обнимает другую» женщину. Все эти стихотворения наполнены искренними чувствами грусти и душевной тревоги, являющимися последствиями неразделённой любви. Отношения лирических героев в этих произведения заканчиваются расставанием.

Что дает основание отнести стихотворение Н. М. Рубцова «Зимняя песня» к философской поэзии?

Стихотворение Н. И. Рубцова «Зимняя песня» пропитано особым настроением и относится к философской лирике. Размышления лирического героя о жизни, сущности бытия, его месте в мире и вечных вопросах полностью это подтверждают. Свет и тишина являются основой всего пейзажа. «Светлые звёзды» придают нежный тон и становятся ключевым образом. Лирический герой устаёт от жизни, его пути были трудны, но несмотря на это он остаётся «улыбчив и рад», задаёт риторические вопросы: «где ж вы печали мои?», «кто мне сказал, что надежды потеряны?», не желая впредь расстраиваться и сдаваться. Такой ряд обращений даёт ощущение, что лирический герой ищет диалог с природой, выстраивает гармонию со вселенной. Он задаётся вопросами бытия, вспоминает все пройденные им сложности и понимает, что «трудное, трудное – всё забывается».Герой настроен оптимистически и уверен в то, что его будущее будет светлым. Его душа насыщается радостью и постепенно обретает покой. Стихотворение «Зимняя ночь», действительно, можно отнести к философской поэзии, ведь в его основе лежат личные и интимные переживания лирического героя, размышления о его жизненном пути. Все пройденные препятствия теперь не кажутся ему чем-то непосильным, он ощущает перерождение и меняет своё отношению к природе и людям.

В каких произведениях русских поэтов отображена связь человека и природы и в чём эти произведения созвучны стихотворению «Зимняя песня»?

Стихотворение Николая Рубцова «Зимняя песня» относится к философской лирике, в его основе лежат поиск смысла человеческой жизни и личные переживания лирического героя. Многие писатели обращаются к данной теме. Подобные мотивы, связь человека и природы также отображены в стихотворении русского поэта Фета «Шёпот, робкое дыханье…». Чтобы передать лёгкость и воздушность образов, автор полностью отказывается от глаголов. Чувство страсти полностью растворяется в окружающих красках и звуках. Весь ночной пейзаж, восход солнца сопровождают влюблённых, отражая их чувства и переживания: «ряд волшебных изменений милого лица», «и лобзания, и слёзы». Кульминацией произведения становится наступающая «заря», символизирующая высшую точку любовной страсти. Данное стихотворение созвучно с «Зимней песней» Рубцова. Лирические герои испытывают любовь к природе, черпают в ней силы и вдохновение. Человеческие понятия перекликаются с природными, создавая ощущение неразрывного объединения. Кроме этого, отображение подобной связи ярко выражено в произведении Тютчева «Душа хотела б быть звездою». В этом стихотворении поэт задумывается о жизни после смерти. Он говорит, что хочет быть дневной звездой, которая отличается чистотой и светом: «Они, как божества, горят светлей в эфире чистом и незримом». Земной мир поэт называет «сонным». Стихотворение обладает спокойным настроением, выразительные средства помогают ощутить переживания героя. Сравнение «Они, как божества горят светлей» возвеличивает звёзды и ставит их на один уровень с богами. Произведения Рубцова и Тютчева различны по настроению. В стихотворении «Зимняя ночь» лирический герой только начинает свой жизненный путь, он прошёл через множество трудностей и готов бороться за счастливое будущее. У Тютчева же герой наоборот подводит итоги своего бытия, задумывается о смерти и сравнивает себя с звездой.

Приветствую тебя, пустынный уголок,
Приют спокойствия, трудов и вдохновенья,
Где льется дней моих невидимый поток
На лоне счастья и забвенья.
Я твой: я променял порочный двор цирцей, - (Цирцея – в древнегреческой мифологии волшебница с острова Эя, обратившая в свиней спутников Одиссея, а его самого державшая насильно при себе в течение года).
Роскошные пиры, забавы, заблужденья
На мирный шум дубров, на тишину полей,
На праздность вольную, подругу размышленья.

Я твой: люблю сей темный сад
С его прохладой и цветами,
Сей луг, уставленный душистыми скирдами, (скирды –плотно сложенная масса сена , соломы или снопов).
Где светлые ручьи в кустарниках шумят.
Везде передо мной подвижные картины:
Здесь вижу двух озер лазурные равнины,
Где парус рыбаря белеет иногда,
За ними ряд холмов и нивы полосаты,
Вдали рассыпанные хаты,
На влажных берегах бродящие стада,
Овины дымные и мельницы крилаты; (овин – хозяйственная постройка, в которой сушили снопы перед молотьбой).
Везде следы довольства и труда…

Я здесь, от суетных оков освобожденный,
Учуся в истине блаженство находить,
Свободною душой закон боготворить,
Роптанью не внимать толпы непросвещенной,
Участьем отвечать застенчивой мольбе
И не завидывать судьбе
Злодея иль глупца — в величии неправом.

Оракулы веков, здесь вопрошаю вас! оракулы – предсказатели.
В уединенье величавом
Слышнее ваш отрадный глас.
Он гонит лени сон угрюмый,
К трудам рождает жар во мне,
И ваши творческие думы
В душевной зреют глубине.

Но мысль ужасная здесь душу омрачает:
Среди цветущих нив и гор
Друг человечества печально замечает
Везде невежества убийственный позор.
Не видя слез, не внемля стона,
На пагубу людей избранное судьбой,
Здесь барство дикое, без чувства, без закона,
Присвоило себе насильственной лозой    лоза – тонкий стебель.
И труд, и собственность, и время земледельца.
Склонясь на чуждый плуг, покорствуя бичам, - длинный кнут.
Здесь рабство тощее влачится по браздам
Неумолимого владельца.
Здесь тягостный ярем до гроба все влекут,
Надежд и склонностей в душе питать не смея,
Здесь девы юные цветут
Для прихоти бесчувственной злодея.
Опора милая стареющих отцов,
Младые сыновья, товарищи трудов,
Из хижины родной идут собой умножить
Дворовые толпы измученных рабов.
О, если б голос мой умел сердца тревожить!
Почто в груди моей горит бесплодный жар
И не дан мне судьбой витийства грозный дар?
Увижу ль, о друзья! народ неугнетенный
И рабство, падшее по манию царя,
И над отечеством свободы просвещенной
Взойдет ли наконец прекрасная заря?

     Узник

Сижу за решеткой в темнице сырой.
Вскормленный в неволе орел молодой,
Мой грустный товарищ, махая крылом,
Кровавую пищу клюет под окном,

Клюет, и бросает, и смотрит в окно,
Как будто со мною задумал одно.
Зовет меня взглядом и криком своим
И вымолвить хочет: «Давай улетим!

Мы вольные птицы; пора, брат, пора!
Туда, где за тучей белеет гора,
Туда, где синеют морские края,
Туда, где гуляем лишь ветер… да я!…»

ПАМЯТНИК

Я памятник себе воздвиг чудесный, вечный,
Металлов тверже он и выше пирамид;
Ни вихрь его, ни гром не сломит быстротечный,
И времени полет его не сокрушит.

Так! — весь я не умру, но часть меня большая,
От тлена убежав, по смерти станет жить,
И слава возрастет моя, не увядая,
Доколь славянов род вселенна будет чтить.

Слух пройдет обо мне от Белых вод до Черных,
Где Волга, Дон, Нева, с Рифея льет Урал;
Всяк будет помнить то в народах неисчетных,
Как из безвестности я тем известен стал,

Что первый я дерзнул в забавном русском слоге
О добродетелях Фелицы возгласить,
В сердечной простоте беседовать о боге
И истину царям с улыбкой говорить.

О муза! возгордись заслугой справедливой,
И презрит кто тебя, сама тех презирай;
Непринужденною рукой неторопливой
Чело твое зарей бессмертия венчай.

МОРЕ
Элегия

Безмолвное море, лазурное море,
Стою очарован над бездной твоей.
Ты живо; ты дышишь; смятенной любовью,
Тревожною думой наполнено ты.
Безмолвное море, лазурное море,
Открой мне глубокую тайну твою:
Что движет твое необъятное лоно?
Чем дышит твоя напряженная грудь?
Иль тянет тебя из земныя неволи
Далекое светлое небо к себе?..
Таинственной, сладостной полное жизни,
Ты чисто в присутствии чистом его:
Ты льешься его светозарной лазурью,
Вечерним и утренним светом горишь,
Ласкаешь его облака золотые
И радостно блещешь звезда́ми его.
Когда же сбираются темные тучи,
Чтоб ясное небо отнять у тебя —
Ты бьешься, ты воешь, ты волны подъемлешь,
Ты рвешь и терзаешь враждебную мглу...
И мгла исчезает, и тучи уходят,
Но, полное прошлой тревоги своей,
Ты долго вздымаешь испуганны волны,
И сладостный блеск возвращенных небес
Не вовсе тебе тишину возвращает;
Обманчив твоей неподвижности вид:
Ты в бездне покойной скрываешь смятенье,
Ты, небом любуясь, дрожишь за него.

                              Деревня

Приветствую тебя, пустынный уголок,
Приют спокойствия, трудов и вдохновенья,
Где льется дней моих невидимый поток
На лоне счастья и забвенья.
Я твой: я променял порочный двор цирцей,
Роскошные пиры, забавы, заблужденья
На мирный шум дубров, на тишину полей,
На праздность вольную, подругу размышленья.

Я твой: люблю сей темный сад
С его прохладой и цветами,
Сей луг, уставленный душистыми скирдами,
Где светлые ручьи в кустарниках шумят.
Везде передо мной подвижные картины:
Здесь вижу двух озер лазурные равнины,
Где парус рыбаря белеет иногда,
За ними ряд холмов и нивы полосаты,
Вдали рассыпанные хаты,
На влажных берегах бродящие стада,
Овины дымные и мельницы крилаты;
Везде следы довольства и труда…

Я здесь, от суетных оков освобожденный,
Учуся в истине блаженство находить,
Свободною душой закон боготворить,
Роптанью не внимать толпы непросвещенной,
Участьем отвечать застенчивой мольбе
И не завидывать судьбе
Злодея иль глупца — в величии неправом.

Оракулы веков, здесь вопрошаю вас!
В уединенье величавом
Слышнее ваш отрадный глас.
Он гонит лени сон угрюмый,
К трудам рождает жар во мне,
И ваши творческие думы
В душевной зреют глубине.

Но мысль ужасная здесь душу омрачает:
Среди цветущих нив и гор
Друг человечества печально замечает
Везде невежества убийственный позор.
Не видя слез, не внемля стона,
На пагубу людей избранное судьбой,
Здесь барство дикое, без чувства, без закона,
Присвоило себе насильственной лозой
И труд, и собственность, и время земледельца.
Склонясь на чуждый плуг, покорствуя бичам,
Здесь рабство тощее влачится по браздам
Неумолимого владельца.
Здесь тягостный ярем до гроба все влекут,
Надежд и склонностей в душе питать не смея,
Здесь девы юные цветут
Для прихоти бесчувственной злодея.
Опора милая стареющих отцов,
Младые сыновья, товарищи трудов,
Из хижины родной идут собой умножить
Дворовые толпы измученных рабов.
О, если б голос мой умел сердца тревожить!
Почто в груди моей горит бесплодный жар
И не дан мне судьбой витийства грозный дар?
Увижу ль, о друзья! народ неугнетенный
И рабство, падшее по манию царя,
И над отечеством свободы просвещенной
Взойдет ли наконец прекрасная заря?

                                 Узник

Сижу за решеткой в темнице сырой.
Вскормленный в неволе орел молодой,
Мой грустный товарищ, махая крылом,
Кровавую пищу клюет под окном,

Клюет, и бросает, и смотрит в окно,
Как будто со мною задумал одно.
Зовет меня взглядом и криком своим
И вымолвить хочет: «Давай улетим!

Мы вольные птицы; пора, брат, пора!
Туда, где за тучей белеет гора,
Туда, где синеют морские края,
Туда, где гуляем лишь ветер… да я!…»

Во глубине сибирских руд
Храните гордое терпенье,
Не пропадет ваш скорбный труд
И дум высокое стремленье.

Несчастью верная сестра,
Надежда в мрачном подземелье
Разбудит бодрость и веселье,
Придет желанная пора:

Любовь и дружество до вас
Дойдут сквозь мрачные затворы,
Как в ваши каторжные норы
Доходит мой свободный глас.

Оковы тяжкие падут,
Темницы рухнут — и свобода
Вас примет радостно у входа,
И братья меч вам отдадут.

Поэт

Пока не требует поэта
К священной жертве Аполлон,
В заботах суетного света
Он малодушно погружен;
Молчит его святая лира;
Душа вкушает хладный сон,
И меж детей ничтожных мира,
Быть может, всех ничтожней он.

Но лишь божественный глагол
До слуха чуткого коснется,
Душа поэта встрепенется,
Как пробудившийся орел.
Тоскует он в забавах мира,
Людской чуждается молвы,
К ногам народного кумира
Не клонит гордой головы;
Бежит он, дикий и суровый,
И звуков и смятенья полн,
На берега пустынных волн,
В широкошумные дубровы…

К ЧААДАЕВУ

Любви, надежды, тихой славы
Недолго нежил нас обман,
Исчезли юные забавы,
Как сон, как утренний туман;
Но в нас горит еще желанье,
Под гнетом власти роковой
Нетерпеливою душой
Отчизны внемлем призыванье

Мы ждем с томленьем упованья

Минуты вольности святой,
Как ждет любовник молодой
Минуты верного свиданья.
Пока свободою горим,
Пока сердца для чести живы,
Мой друг, отчизне посвятим
Души прекрасные порывы!
Товарищ, верь: взойдет она,
Звезда пленительного счастья,
Россия вспрянет ото сна,
И на обломках самовластья
Напишут наши имена!

Пророк

Духовной жаждою томим,
В пустыне мрачной я влачился, —
И шестикрылый серафим
На перепутье мне явился.
Перстами легкими как сон
Моих зениц коснулся он.
Отверзлись вещие зеницы,
Как у испуганной орлицы.
Моих ушей коснулся он, —
И их наполнил шум и звон:
И внял я неба содроганье,
И горний ангелов полет,
И гад морских подводный ход,
И дольней лозы прозябанье.
И он к устам моим приник,
И вырвал грешный мой язык,
И празднословный и лукавый,
И жало мудрыя змеи
В уста замершие мои
Вложил десницею кровавой.
И он мне грудь рассек мечом,
И сердце трепетное вынул,
И угль, пылающий огнем,
Во грудь отверстую водвинул.
Как труп в пустыне я лежал,
И бога глас ко мне воззвал:
«Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею моей,
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей».

Сквозь волнистые туманы
Пробирается луна,
На печальные поляны
Льет печально свет она.

По дороге зимней, скучной
Тройка борзая бежит,
Колокольчик однозвучный
Утомительно гремит.

Что-то слышится родное
В долгих песнях ямщика:
То разгулье удалое,
То сердечная тоска…

Ни огня, ни черной хаты,
Глушь и снег… Навстречу мне
Только версты полосаты
Попадаются одне…

Скучно, грустно… Завтра, Нина,
Завтра к милой возвратясь,
Я забудусь у камина,
Загляжусь не наглядясь.

Звучно стрелка часовая
Мерный круг свой совершит,
И, докучных удаляя,
Полночь нас не разлучит.

Грустно, Нина: путь мой скучен,
Дремля смолкнул мой ямщик,
Колокольчик однозвучен,
Отуманен  лунный лик.

          Анчар

В пустыне чахлой и скупой,
На почве, зноем раскаленной,
Анчар, как грозный часовой,
Стоит — один во всей вселенной.

Природа жаждущих степей
Его в день гнева породила,
И зелень мертвую ветвей
И корни ядом напоила.

Яд каплет сквозь его кору,
К полудню растопясь от зною,
И застывает ввечеру
Густой прозрачною смолою.

К нему и птица не летит,
И тигр нейдет: лишь вихорь черный
На древо смерти набежит —
И мчится прочь, уже тлетворный.

И если туча оросит,
Блуждая, лист его дремучий,
С его ветвей, уж ядовит,
Стекает дождь в песок горючий.

Но человека человек
Послал к анчару властным взглядом,
И тот послушно в путь потек
И к утру возвратился с ядом.

Принес он смертную смолу
Да ветвь с увядшими листами,
И пот по бледному челу
Струился хладными ручьями;

Принес — и ослабел и лег
Под сводом шалаша на лыки,
И умер бедный раб у ног
Непобедимого владыки.

А царь тем ядом напитал
Свои послушливые стрелы
И с ними гибель разослал
К соседям в чуждые пределы.

Ю.Кузнецов  (11 февраля 1941 г. – 17 ноября 2003 г.)

Поэзия есть свет, а мы пестры...

В день Пушкина я вижу ясно землю,

В ночь Лермонтова – звёздные миры.

Как жизнь одну, три времени приемлю.

Я знаю, где-то в сумерках святых

Горит моё разбитое оконце,

Где просияет мой последний стих,

И вместо точки я поставлю солнце.

Заболоцкий «Над морем» (7 мая 1903 г. – 14 октября 1958 )

Лишь запах чабреца, сухой и горьковатый,
Повеял на меня - и этот сонный Крым,
И этот кипарис, и этот дом, прижатый
К поверхности горы, слились навеки с ним.

Здесь море - дирижер, а резонатор - дали,
Концерт высоких волн здесь ясен наперед.
Здесь звук, задев скалу, скользит по вертикали,
И эхо средь камней танцует и поет.

Акустика вверху настроила ловушек,
Приблизила к ушам далекий ропот струй.
И стал здесь грохот бурь подобен грому пушек,
И, как цветок, расцвел девичий поцелуй.

Скопление синиц здесь свищет на рассвете,
Тяжелый виноград прозрачен здесь и ал.
Здесь время не спешит, здесь собирают дети

Зачин стихотворения 1956 г. открывается запоминающимся обонятельным образом — душистым «горьковатым» ароматом чабреца, который символизирует крымскую землю. Приятный запах вызывает в памяти характерный пейзаж: дом, построенный у подножия горы, кипарис, бескрайняя панорама моря.

В удивительном «сонном» мире подвергается трансформации художественное время: оно «не спешит», и замедляющееся движение стрелок будто стремится соответствовать неподвижной громаде вечных скал.

Центральный фрагмент посвящен еще одному примечательному свойству художественного пространства — акустическим «ловушкам». Звуки, источники которых находятся далеко, кажутся близкими. По этой причине слух субъекта речи отчетливо различает плеск волн. Раскаты грома во время грозы напоминают страшный грохот пушек. Комплекс акустических образов завершает живописное сравнение, семантика которого выходит за рамки звуковых характеристик. Поцелуй девушки метафорически отождествляется с распустившимся цветком.

Причины потрясающих акустических эффектов кроются в особой траектории звука. Последний устремляется по вертикали, порождая эхо, олицетворенный образ которого наделен способностями петь и танцевать.

Метафора, уподобляющая море режиссеру, перспективу — резонатору, прибой — концерту, обозначает границы художественного мира. Изображаемая среда видится субъекту речи замкнутой, напоминающей концертный зал или корпус гигантского музыкального инструмента. За счет особых свойств причудливого пространства стали возможными акустические явления, занимающие неторопливые мысли лирического «я».

Стихотворение завершает ряд визуальных образов: весело щебечущая стайка синиц, прозрачно-алые виноградные гроздья и дети, занятые сбором чабреца. Миниатюрные сценки дополняют картину идеального пространства, соединившего в себе природное и музыкальное начала, и проникнуты задумчивым умиротворением.

Метки: ЗаболоцкийЧабрец, траву степей, у неподвижных скал.

Поэт

Пока не требует поэта
К священной жертве Аполлон[1],
В заботах суетного света
Он малодушно погружен;
Молчит его святая лира;
Душа вкушает хладный сон,
И меж детей ничтожных мира,
Быть может, всех ничтожней он.

Но лишь божественный глагол
До слуха чуткого коснется,
Душа поэта встрепенется,
Как пробудившийся орел.
Тоскует он в забавах мира,
Людской чуждается молвы,
К ногам народного кумира
Не клонит гордой головы;
Бежит он, дикий и суровый,
И звуков и смятенья полн,
На берега пустынных волн,
В широкошумные дубровы…

Я вас любил: любовь ещё, быть может,
В душе моей угасла не совсем;
Но пусть она вас больше не тревожит;
Я не хочу печалить вас ничем.
Я вас любил безмолвно, безнадежно,
То робостью, то ревностью томим;
Я вас любил так искренно, так нежно,
Как дай вам Бог любимой быть другим.

ЗИМНЕЕ УТРО

Мороз и солнце; день чудесный!
Еще ты дремлешь, друг прелестный —
Пора, красавица, проснись:
Открой сомкнуты негой взоры
Навстречу северной Авроры,
Звездою севера явись!

Вечор, ты помнишь, вьюга злилась,
На мутном небе мгла носилась;
Луна, как бледное пятно,
Сквозь тучи мрачные желтела,
И ты печальная сидела —
А нынче... погляди в окно:

Под голубыми небесами
Великолепными коврами,
Блестя на солнце, снег лежит;
Прозрачный лес один чернеет,
И ель сквозь иней зеленеет,
И речка подо льдом блестит.

Вся комната янтарным блеском
Озарена. Веселым треском
Трещит затопленная печь.
Приятно думать у лежанки.
Но знаешь: не велеть ли в санки
Кобылку бурую запречь?

Скользя по утреннему снегу,
Друг милый, предадимся бегу
Нетерпеливого коня
И навестим поля пустые,
Леса, недавно столь густые,
И берег, милый для меня.

ПЕСНЬ О ВЕЩЕМ ОЛЕГЕ

Как ныне сбирается вещий Олег
Отмстить неразумным хозарам,
Их селы и нивы за буйный набег
Обрек он мечам и пожарам;
С дружиной своей, в цареградской броне,
Князь по полю едет на верном коне.

Из темного леса навстречу ему
Идет вдохновенный кудесник,
Покорный Перуну старик одному,
Заветов грядущего вестник,
В мольбах и гаданьях проведший весь век.
И к мудрому старцу подъехал Олег.

«Скажи мне, кудесник, любимец богов,
Что сбудется в жизни со мною?
И скоро ль, на радость соседей-врагов,
Могильной засыплюсь землею?
Открой мне всю правду, не бойся меня:
В награду любого возьмешь ты коня».

«Волхвы не боятся могучих владык,
А княжеский дар им не нужен;
Правдив и свободен их вещий язык
И с волей небесною дружен.
Грядущие годы таятся во мгле;
Но вижу твой жребий на светлом челе.

Запомни же ныне ты слово мое:
Воителю слава — отрада;
Победой прославлено имя твое;
Твой щит на вратах Цареграда;
И волны и суша покорны тебе;
Завидует недруг столь дивной судьбе.

И синего моря обманчивый вал
В часы роковой непогоды,
И пращ, и стрела, и лукавый кинжал
Щадят победителя годы...
Под грозной броней ты не ведаешь ран;
Незримый хранитель могущему дан.

Твой конь не боится опасных трудов;
Он, чуя господскую волю,
То смирный стоит под стрелами врагов,
То мчится по бранному полю.
И холод и сеча ему ничего...
Но примешь ты смерть от коня своего».

Олег усмехнулся — однако чело
И взор омрачилися думой.
В молчаньи, рукой опершись на седло,
С коня он слезает, угрюмый;
И верного друга прощальной рукой
И гладит и треплет по шее крутой.

«Прощай, мой товарищ, мой верный слуга,
Расстаться настало нам время;
Теперь отдыхай! уж не ступит нога
В твое позлащенное стремя.
Прощай, утешайся — да помни меня.
Вы, отроки-други, возьмите коня,

Покройте попоной, мохнатым ковром;
В мой луг под уздцы отведите;
Купайте; кормите отборным зерном;
Водой ключевою поите».
И отроки тотчас с конем отошли,
А князю другого коня подвели.

186

Ковши круговые, запенясь, шипят
На тризне плачевной Олега;
Князь Игорь и Ольга на холме сидят;
Дружина пирует у брега;
Бойцы поминают минувшие дни
И битвы, где вместе рубились они.

К МОРЮ

Прощай, свободная стихия!
В последний раз передо мной
Ты катишь волны голубые
И блещешь гордою красой.

Как друга ропот заунывный,
Как зов его в прощальный час,
Твой грустный шум, твой шум призывный
Услышал я в последний раз.

Моей души предел желанный!
Как часто по брегам твоим
Бродил я тихий и туманный,
Заветным умыслом томим!

Как я любил твои отзывы,
Глухие звуки, бездны глас
И тишину в вечерний час,
И своенравные порывы!

Смиренный парус рыбарей,
Твоею прихотью хранимый,
Скользит отважно средь зыбей:
Но ты взыграл, неодолимый,
И стая тонет кораблей.

Прощай же, море! Не забуду
Твоей торжественной красы
И долго, долго слышать буду
Твой гул в вечерние часы.
В леса, в пустыни молчаливы
Перенесу, тобою полн,
Твои скалы, твои заливы,
И блеск, и тень, и говор волн.

НЯНЕ

Подруга дней моих суровых,
Голубка дряхлая моя!
Одна в глуши лесов сосновых
Давно, давно ты ждешь меня.
Ты под окном своей светлицы
Горюешь, будто на часах,
И медлят поминутно спицы
В твоих наморщенных руках.
Глядишь в забытые вороты
На черный отдаленный путь:
Тоска, предчувствия, заботы
Теснят твою всечасно грудь.
То чудится тебе...

Я помню чудное мгновенье:
Передо мной явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.

В томленьях грусти безнадежной
В тревогах шумной суеты,
Звучал мне долго голос нежный
И снились милые черты.

Шли годы. Бурь порыв мятежный
Рассеял прежние мечты,
И я забыл твой голос нежный,
Твои небесные черты.

В глуши, во мраке заточенья
Тянулись тихо дни мои
Без божества, без вдохновенья,
Без слез, без жизни, без любви.

Душе настало пробужденье:
И вот опять явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.

И сердце бьется в упоенье,
И для него воскресли вновь
И божество, и вдохновенье,
И жизнь, и слезы, и любовь.

Мчатся тучи, вьются тучи;
Невидимкою луна
Освещает снег летучий;
Мутно небо, ночь мутна.
Еду, еду в чистом поле;
Колокольчик дин-дин-дин…
Страшно, страшно поневоле
Средь неведомых равнин!

«Эй, пошел, ямщик!..» — «Нет мочи:
Коням, барин, тяжело;
Вьюга мне слипает очи;
Все дороги занесло;
Хоть убей, следа не видно;
Сбились мы. Что делать нам!
В поле бес нас водит, видно,
Да кружит по сторонам.

Посмотри: вон, вон играет,
Дует, плюет на меня;
Вон — теперь в овраг толкает
Одичалого коня;
Там верстою небывалой
Он торчал передо мной;
Там сверкнул он искрой малой
И пропал во тьме пустой».

Мчатся тучи, вьются тучи;
Невидимкою луна
Освещает снег летучий;
Мутно небо, ночь мутна.
Сил нам нет кружиться доле;
Колокольчик вдруг умолк;
Кони стали… «Что там в поле?» —
«Кто их знает? пень иль волк?»

Вьюга злится, вьюга плачет;
Кони чуткие храпят;
Вот уж он далече скачет;
Лишь глаза во мгле горят;
Кони снова понеслися;
Колокольчик дин-дин-дин…
Вижу: духи собралися
Средь белеющих равнин.

Бесконечны, безобразны,
В мутной месяца игре
Закружились бесы разны,
Будто листья в ноябре…
Сколько их! куда их гонят?
Что так жалобно поют?
Домового ли хоронят,
Ведьму ль замуж выдают?

Мчатся тучи, вьются тучи;
Невидимкою луна
Освещает снег летучий;
Мутно небо, ночь мутна.
Мчатся бесы рой за роем
В беспредельной вышине,
Визгом жалобным и воем
Надрывая сердце мне…

Последняя туча рассеянной бури!
Одна ты несешься по ясной лазури,
Одна ты наводишь унылую тень,
Одна ты печалишь ликующий день.

Ты небо недавно кругом облегала,
И молния грозно тебя обвивала;
И ты издавала таинственный гром
И алчную землю поила дождем.

Довольно, сокройся! Пора миновалась,
Земля освежилась, и буря промчалась,
И ветер, лаская листочки древес,
Тебя с успокоенных гонит небес.

Я памятник себе воздвиг нерукотворный,
К нему не зарастет народная тропа,
Вознесся выше он главою непокорной
Александрийского столпа.

Нет, весь я не умру — душа в заветной лире
Мой прах переживет и тленья убежит —
И славен буду я, доколь в подлунном мире
Жив будет хоть один пиит.

Слух обо мне пройдет по всей Руси великой,
И назовет меня всяк сущий в ней язык,
И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой
Тунгус, и друг степей калмык.

И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что в мой жестокий век восславил я Свободу
И милость к падшим призывал.

Веленью божию, о муза, будь послушна,
Обиды не страшась, не требуя венца,
Хвалу и клевету приемли равнодушно
И не оспоривай глупца.

Погасло дневное светило;
На море синее вечерний пал туман.
Шуми, шуми, послушное ветрило,
Волнуйся подо мной, угрюмый океан.
Я вижу берег отдаленный,
Земли полуденной волшебные края;
С волненьем и тоской туда стремлюся я,
Воспоминаньем упоенный...
И чувствую: в очах родились слезы вновь;
Душа кипит и замирает;
Мечта знакомая вокруг меня летает;
Я вспомнил прежних лет безумную любовь,
И все, чем я страдал, и все, что сердцу мило,
Желаний и надежд томительный обман...
Шуми, шуми, послушное ветрило,
Волнуйся подо мной, угрюмый океан.
Лети, корабль, неси меня к пределам дальным
По грозной прихоти обманчивых морей,
Но только не к брегам печальным
Туманной родины моей,
Страны, где пламенем страстей
Впервые чувства разгорались,
Где музы нежные мне тайно улыбались,
Где рано в бурях отцвела
Моя потерянная младость,

• Свободы сеятель пустынный,
  Я вышел рано, до звезды;
  Рукою чистой и безвинной
  В порабощенные бразды
  Бросал живительное семя —
  Но потерял я только время,
  Благие мысли и труды...
• Паситесь, мирные народы!
  Вас не разбудит чести клич.
  К чему стадам дары свободы?
  Их должно резать или стричь.
  Наследство их из рода в роды
  Ярмо с гремушками да бич.

К Керн*

Я помню чудное мгновенье:
Передо мной явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.

В томленьях грусти безнадежной,
В тревогах шумной суеты,
Звучал мне долго голос нежный
И снились милые черты.

Шли годы. Бурь порыв мятежный
Рассеял прежние мечты,
И я забыл твой голос нежный,
Твои небесные черты.

В глуши, во мраке заточенья
Тянулись тихо дни мои
Без божества, без вдохновенья,
Без слез, без жизни, без любви.

Душе настало пробужденье:
И вот опять явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.

И сердце бьется в упоенье,
И для него воскресли вновь
И божество, и вдохновенье,
И жизнь, и слезы, и любовь.

ЭЛЕГИЯ

Безумных лет угасшее веселье
Мне тяжело, как смутное похмелье.
Но, как вино — печаль минувших дней
В моей душе чем старе, тем сильней.
Мой путь уныл. Сулит мне труд и горе
Грядущего волнуемое море.

Но не хочу, о други, умирать;
Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать;
И ведаю, мне будут наслажденья
Меж горестей, забот и треволненья:
Порой опять гармонией упьюсь,
Над вымыслом слезами обольюсь,
И может быть — на мой закат печальный
Блеснет любовь улыбкою прощальной.

299

М.Ю.Лермонтов

Нет, я не Байрон, я другой,
Ещё неведомый избранник,
Как он, гонимый миром странник,
Но только с русскою душой.
5 Я раньше начал, кончу ране,
Мой ум немного совершит;
В душе моей, как в океане,
Надежд разбитых груз лежит.
Кто может, океан угрюмый,
10 Твои изведать тайны? Кто
Толпе мои расскажет думы?
Я — или Бог — или никто!

Тучки небесные, вечные странники!
Степью лазурною, цепью жемчужною
Мчитесь вы, будто как я же, изгнанники
С милого севера в сторону южную.

Кто же вас гонит: судьбы ли решение?
Зависть ли тайная? злоба ль открытая?
Или на вас тяготит преступление?
Или друзей клевета ядовитая?

Нет, вам наскучили нивы бесплодные…
Чужды вам страсти и чужды страдания;
Вечно холодные, вечно свободные,
Нет у вас родины, нет вам изгнания.

У врат обители святой
Стоял просящий подаянья
Бедняк иссохший, чуть живой
От глада, жажды и страданья.

Куска лишь хлеба он просил,
И взор являл живую муку,
И кто-то камень положил
В его протянутую руку.

Так я молил твоей любви
С слезами горькими, с тоскою;
Так чувства лучшие мои
Обмануты навек тобою!

Из-под таинственной, холодной полумаски
Звучал мне голос твой отрадный, как мечта.
Светили мне твои пленительные глазки
И улыбалися лукавые уста.

Сквозь дымку легкую заметил я невольно
И девственных ланит, и шеи белизну.
Счастливец! видел я и локон своевольный,
Родных кудрей покинувший волну!..

И создал я тогда в моем воображенье
По легким признакам красавицу мою;
И с той поры бесплотное виденье
Ношу в душе моей, ласкаю и люблю.

И все мне кажется: живые эти речи
В года минувшие слыхал когда-то я;
И кто-то шепчет мне, что после этой встречи
Мы вновь увидимся, как старые друзья.

Белеет парус одинокой
В тумане моря голубом!..
Что ищет он в стране далекой?
Что кинул он в краю родном?..

Играют волны — ветер свищет,
И мачта гнется и скрыпит…
Увы! он счастия не ищет
И не от счастия бежит!

Под ним струя светлей лазури,
Над ним луч солнца золотой…
А он, мятежный, просит бури,
Как будто в бурях есть покой!

М.Ю.Лермонтов

Смерть поэта

Погиб поэт!- невольник чести —
Пал, оклеветанный молвой,
С свинцом в груди и жаждой мести,
Поникнув гордой головой!..
Не вынесла душа поэта
Позора мелочных обид,
Восстал он против мнений света
Один, как прежде… и убит!
Убит!.. К чему теперь рыданья,
Пустых похвал ненужный хор
И жалкий лепет оправданья?
Судьбы свершился приговор!
Не вы ль сперва так злобно гнали
Его свободный, смелый дар
И для потехи раздували
Чуть затаившийся пожар?
Что ж? веселитесь… Он мучений
Последних вынести не мог:
Угас, как светоч, дивный гений,
Увял торжественный венок.

Его убийца хладнокровно
Навел удар… спасенья нет:
Пустое сердце бьется ровно,
В руке не дрогнул пистолет.
И что за диво?… издалека,
Подобный сотням беглецов,
На ловлю счастья и чинов
Заброшен к нам по воле рока;
Смеясь, он дерзко презирал
Земли чужой язык и нравы;
Не мог щадить он нашей славы;
Не мог понять в сей миг кровавый,
На что он руку поднимал!..

И он убит — и взят могилой,
Как тот певец, неведомый, но милый,
Добыча ревности глухой,
Воспетый им с такою чудной силой,
Сраженный, как и он, безжалостной рукой.

Зачем от мирных нег и дружбы простодушной
Вступил он в этот свет завистливый и душный
Для сердца вольного и пламенных страстей?
Зачем он руку дал клеветникам ничтожным,
Зачем поверил он словам и ласкам ложным,
Он, с юных лет постигнувший людей?..

И прежний сняв венок — они венец терновый,
Увитый лаврами, надели на него:
Но иглы тайные сурово
Язвили славное чело;
Отравлены его последние мгновенья
Коварным шепотом насмешливых невежд,
И умер он — с напрасной жаждой мщенья,
С досадой тайною обманутых надежд.
Замолкли звуки чудных песен,
Не раздаваться им опять:
Приют певца угрюм и тесен,
И на устах его печать.
_____________________

А вы, надменные потомки
Известной подлостью прославленных отцов,
Пятою рабскою поправшие обломки
Игрою счастия обиженных родов!
Вы, жадною толпой стоящие у трона,
Свободы, Гения и Славы палачи!
Таитесь вы под сению закона,
Пред вами суд и правда — всё молчи!..
Но есть и божий суд, наперсники разврата!
Есть грозный суд: он ждет;
Он не доступен звону злата,
И мысли, и дела он знает наперед.
Тогда напрасно вы прибегнете к злословью:
Оно вам не поможет вновь,
И вы не смоете всей вашей черной кровью
Поэта праведную кровь!

 Скажи-ка, дядя, ведь не даром
Москва, спаленная пожаром,
Французу отдана?
Ведь были ж схватки боевые,
Да, говорят, еще какие!
Недаром помнит вся Россия
Про день Бородина!

— Да, были люди в наше время,
Не то, что нынешнее племя:
Богатыри — не вы!
Плохая им досталась доля:
Немногие вернулись с поля…
Не будь на то господня воля,
Не отдали б Москвы!

Мы долго молча отступали,
Досадно было, боя ждали,
Ворчали старики:
«Что ж мы? на зимние квартиры?
Не смеют, что ли, командиры
Чужие изорвать мундиры
О русские штыки?»

И вот нашли большое поле:
Есть разгуляться где на воле!
Построили редут.
У наших ушки на макушке!
Чуть утро осветило пушки
И леса синие верхушки —
Французы тут как тут.

Забил заряд я в пушку туго
И думал: угощу я друга!
Постой-ка, брат мусью!
Что тут хитрить, пожалуй к бою;
Уж мы пойдем ломить стеною,
Уж постоим мы головою
За родину свою!

Два дня мы были в перестрелке.
Что толку в этакой безделке?
Мы ждали третий день.
Повсюду стали слышны речи:
«Пора добраться до картечи!»
И вот на поле грозной сечи
Ночная пала тень.

Прилег вздремнуть я у лафета,
И слышно было до рассвета,
Как ликовал француз.
Но тих был наш бивак открытый:
Кто кивер чистил весь избитый,
Кто штык точил, ворча сердито,
Кусая длинный ус.

И только небо засветилось,
Все шумно вдруг зашевелилось,
Сверкнул за строем строй.
Полковник наш рожден был хватом:
Слуга царю, отец солдатам…
Да, жаль его: сражен булатом,
Он спит в земле сырой.

И молвил он, сверкнув очами:
«Ребята! не Москва ль за нами?
Умремте же под Москвой,
Как наши братья умирали!»
И умереть мы обещали,
И клятву верности сдержали
Мы в Бородинский бой.

Ну ж был денек! Сквозь дым летучий
Французы двинулись, как тучи,
И всё на наш редут.
Уланы с пестрыми значками,
Драгуны с конскими хвостами,
Все промелькнули перед нами,
Все побывали тут.

Вам не видать таких сражений!..
Носились знамена, как тени,
В дыму огонь блестел,
Звучал булат, картечь визжала,
Рука бойцов колоть устала,
И ядрам пролетать мешала
Гора кровавых тел.

Изведал враг в тот день немало,
Что значит русский бой удалый,
Наш рукопашный бой!..
Земля тряслась — как наши груди,
Смешались в кучу кони, люди,
И залпы тысячи орудий
Слились в протяжный вой…

Вот смерклось. Были все готовы
Заутра бой затеять новый
И до конца стоять…
Вот затрещали барабаны —
И отступили бусурманы.
Тогда считать мы стали раны,
Товарищей считать.

Да, были люди в наше время,
Могучее, лихое племя:
Богатыри — не вы.
Плохая им досталась доля:
Немногие вернулись с поля.
Когда б на то не божья воля,
Не отдали б Москвы!

Когда волнуется желтеющая нива,
И свежий лес шумит при звуке ветерка,
И прячется в саду малиновая слива
Под тенью сладостной зеленого листка;

Когда росой обрызганный душистой,
Румяным вечером иль утра в час златой,
Из-под куста мне ландыш серебристый
Приветливо кивает головой;

Когда студеный ключ играет по оврагу
И, погружая мысль в какой-то смутный сон,
Лепечет мне таинственную сагу
Про мирный край, откуда мчится он,—

Тогда смиряется души моей тревога,
Тогда расходятся морщины на челе,—
И счастье я могу постигнуть на земле,
И в небесах я вижу бога.

Дума

Печально я гляжу на наше поколенье!
Его грядущее — иль пусто, иль темно,
Меж тем, под бременем познанья и сомненья,
В бездействии состарится оно.
Богаты мы, едва из колыбели,
Ошибками отцов и поздним их умом,
И жизнь уж нас томит, как ровный путь без цели,
Как пир на празднике чужом.

К добру и злу постыдно равнодушны,
В начале поприща мы вянем без борьбы;
Перед опасностью позорно малодушны
И перед властию — презренные рабы.
Так тощий плод, до времени созрелый,
Ни вкуса нашего не радуя, ни глаз,
Висит между цветов, пришлец осиротелый,
И час их красоты — его паденья час!

Мы иссушили ум наукою бесплодной,
Тая завистливо от ближних и друзей
Надежды лучшие и голос благородный
Неверием осмеянных страстей.
Едва касались мы до чаши наслажденья,
Но юных сил мы тем не сберегли;
Из каждой радости, бояся пресыщенья,
Мы лучший сок навеки извлекли.

Мечты поэзии, создания искусства
Восторгом сладостным наш ум не шевелят;
Мы жадно бережем в груди остаток чувства —
Зарытый скупостью и бесполезный клад.
И ненавидим мы, и любим мы случайно,
Ничем не жертвуя ни злобе, ни любви,
И царствует в душе какой-то холод тайный,
Когда огонь кипит в крови.
И предков скучны нам роскошные забавы,
Их добросовестный, ребяческий разврат;
И к гробу мы спешим без счастья и без славы,
Глядя насмешливо назад.

Толпой угрюмою и скоро позабытой
Над миром мы пройдем без шума и следа,
Не бросивши векам ни мысли плодовитой,
Ни гением начатого труда.
И прах наш, с строгостью судьи и гражданина,
Потомок оскорбит презрительным стихом,
Насмешкой горькою обманутого сына
Над промотавшимся отцом.

Поэт

Отделкой золотой блистает мой кинжал;
Клинок надежный, без порока;
Булат его хранит таинственный закал —
Наследье бранного востока.

Наезднику в горах служил он много лет,
Не зная платы за услугу;
Не по одной груди провел он страшный след
И не одну прорвал кольчугу.

Забавы он делил послушнее раба,
Звенел в ответ речам обидным.
В те дни была б ему богатая резьба
Нарядом чуждым и постыдным.

Он взят за Тереком отважным казаком
На хладном трупе господина,
И долго он лежал заброшенный потом
В походной лавке армянина.

Теперь родных ножон, избитых на войне,
Лишен героя спутник бедный,
Игрушкой золотой он блещет на стене —
Увы, бесславный и безвредный!

Никто привычною, заботливой рукой
Его не чистит, не ласкает,
И надписи его, молясь перед зарей,
Никто с усердьем не читает…

В наш век изнеженный не так ли ты, поэт,
Свое утратил назначенье,
На злато променяв ту власть, которой свет
Внимал в немом благоговенье?

Бывало, мерный звук твоих могучих слов
Воспламенял бойца для битвы,
Он нужен был толпе, как чаша для пиров,
Как фимиам в часы молитвы.

Твой стих, как божий дух, носился над толпой;
И, отзыв мыслей благородных,
Звучал, как колокол на башне вечевой,
Во дни торжеств и бед народных.

Но скучен нам простой и гордый твой язык,
Нас тешат блёстки и обманы;
Как ветхая краса, наш ветхий мир привык
Морщины прятать под румяны…

Проснешься ль ты опять, осмеянный пророк?
Иль никогда, на голос мщенья
Из золотых ножон не вырвешь свой клинок,
Покрытый ржавчиной презренья?..

        э

                  Три пальмы

В песчаных степях аравийской земли
Три гордые пальмы высоко росли.
Родник между ними из почвы бесплодной,
Журча, пробивался волною холодной,
Хранимый, под сенью зеленых листов,
От знойных лучей и летучих песков.

И многие годы неслышно прошли;
Но странник усталый из чуждой земли
Пылающей грудью ко влаге студеной
Еще не склонялся под кущей зеленой,
И стали уж сохнуть от знойных лучей
Роскошные листья и звучный ручей.

И стали три пальмы на бога роптать:
«На то ль мы родились, чтоб здесь увядать?
Без пользы в пустыне росли и цвели мы,
Колеблемы вихрем и зноем палимы,
Ничей благосклонный не радуя взор?..
Не прав твой, о небо, святой приговор!»

И только замолкли — в дали голубой
Столбом уж крутился песок золотой,
Звонком раздавались нестройные звуки,
Пестрели коврами покрытые вьюки,
И шел, колыхаясь, как в море челнок,
Верблюд за верблюдом, взрывая песок.

Мотаясь, висели меж твердых горбов
Узорные полы походных шатров;
Их смуглые ручки порой подымали,
И черные очи оттуда сверкали…
И, стан худощавый к луке наклоня,
Араб горячил вороного коня.

И конь на дыбы подымался порой,
И прыгал, как барс, пораженный стрелой;
И белой одежды красивые складки
По плечам фариса вились в беспорядке;
И с криком и свистом несясь по песку,
Бросал и ловил он копье на скаку.

Вот к пальмам подходит, шумя, караван:
В тени их веселый раскинулся стан.
Кувшины звуча налилися водою,
И, гордо кивая махровой главою,
Приветствуют пальмы нежданных гостей,
И щедро их поит студеный ручей.

Но только что сумрак на землю упал,
По корням упругим топор застучал,
И пали без жизни питомцы столетий!
Одежду их сорвали малые дети,
Изрублены были тела их потом,
И медленно жгли до утра их огнем.

Когда же на запад умчался туман,
Урочный свой путь совершал караван;
И следом печальный на почве бесплодной
Виднелся лишь пепел седой и холодный;
И солнце остатки сухие дожгло,
А ветром их в степи потом разнесло.

И ныне все дико и пусто кругом —
Не шепчутся листья с гремучим ключом:
Напрасно пророка о тени он просит —
Его лишь песок раскаленный заносит
Да коршун хохлатый, степной нелюдим,
Добычу терзает и щиплет над ним.

                     Молитва

В минуту жизни трудную,
Теснится ль в сердце грусть,
Одну молитву чудную
Твержу я наизусть.

Есть сила благодатная
В созвучье слов живых,
И дышит непонятная,
Святая прелесть в них.

С души как бремя скатится,
Сомненье далеко —
И верится, и плачется,
И так легко, легко...

                                         И скучно и грустно

И скучно, и грустно, и некому руку подать
В минуту душевной невзгоды…
Желанья!.. что пользы напрасно и вечно желать?..
А годы проходят — все лучшие годы!

Любить... но кого же?.. на время — не стоит труда,
А вечно любить невозможно.
В себя ли заглянешь? — там прошлого нет и следа:
И радость, и муки, и всё там ничтожно…

Что страсти? — ведь рано иль поздно их сладкий недуг
Исчезнет при слове рассудка;
И жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг —
Такая пустая и глупая шутка…

Последний период творчества Михаила Лермонтова связан с переосмыслением жизненных ценностей и приоритетов. Поэтому из-под пера поэта выходят произведения, в которых он словно бы подводит итог собственной жизни. Безрадостный, по его мнению, и совершенно не отвечающий тем надеждам и мечтам, которые хотелось бы осуществить автору. Не секрет, что Лермонтов был человеком достаточно самокритичным и, к тому же, разочаровавшимся в жизни. Он хотел стать выдающимся полководцем, однако появился на свет в тот период, когда в России уже завершилась война 1812 года. Стремление найти свое призвание в литературе, по мнению Лермонтова, также не принесло значимых результатов. Поэт признавал, что он не стал вторым Пушкиным. Более того, резкие и достаточно критичные стихи Лермонтова снискали ему при жизни дурную славу. От потомственного дворянина отвернулись представители самых лучших и влиятельных сословий Москвы и Петербурга, его не жаловали власти, считая, что творчество поэта вносит смуту и раздор в общество. В итоге свой последний год жизни поэт провел в депрессии. Он не только предчувствовал свою скорую гибель, но и подсознательно стремился к смерти.

Единственное, что его по-настоящему беспокоило, имело глубокие философские корни. Лермонтов пытался найти ответ на вопрос, зачем он появился на свет, и почему его жизнь оказалась такой безрадостной и, как он считал, никчемной. Именно в этот период, осенью 1840 года, он написал свое знаменитое стихотворение «И скучно, и грустно…», в котором подвел черту и под творчеством, и под жизнью. В этом произведении автор открыто признается, что страдает от одиночества, так как «некому руку подать в минуту душевной невзгоды». Лермонтову всего 27 лет, но поэт отмечает, что у него уже не осталось практически никаких желаний, так как «что пользы напрасно и вечно желать?», если им все равно не суждено сбыться.

Многие молодые люди в его возрасте упивались свободой и любовью, но Лермонтов разочаровался в женщинах, считая, что любить на время не стоит труда, а «вечно любить невозможно».

Пытаясь разобраться в своих мироощущениях, Лермонтов отмечает, что в его душе «прошлого нет и следа», намекая, видимо, на доблесть и отвагу ярких представителей прошлого поколения, к которым он причислял Пушкина. Поэт также отмечает, что даже стать рабом страстей и пороков ему не удалось, так как «их сладкий недуг исчезнет при свете рассудка». В результате сама жизнь представляется поэту «пустой и глупой шуткой», в которой нет ни смысла, ни целей, ни радости.

Стихотворение «И скучно, и грустно..» является не только подведением итогов, но и своеобразной рифмованной исповедью поэта, который устал от бренности бытия и бессмысленности собственного существования. Пренебрежительно относясь к своему творчеству, поэт даже не мог предположить, что пройдет несколько десятилетий, и его стихи по значимости будут приравнены к произведениям Пушкина, которого Лермонтов буквально боготворил. Трудно сказать, смог бы поэт изменить свою жизнь, если бы знал, что в будущем ему суждено будет стать классиком русской литературы. Но к тому моменту, когда было написано стихотворение «И скучно, и грустно..», подобные мысли даже не посещали Лермонтова, считавшего себя, по меньшей мере, неудачником. И в этот сложный период жизни не нашлось ни одного настоящего друга, который бы смог переубедить поэта, заставив его взглянуть на собственное творчество менее критично и предвзято. Если бы это произошло, то не исключено, что судьба Лермонтова сложилась бы совсем по-другому, и он не стал бы жертвой бессмысленной дуэли, которая так нелепо оборвала жизнь одного из величайших русских поэтов.

Нет, не тебя так пылко я люблю,
Не для меня красы твоей блистанье:
Люблю в тебе я прошлое страданье
И молодость погибшую мою.

Когда порой я на тебя смотрю,
В твои глаза вникая долгим взором:
Таинственным я занят разговором,
Но не с тобой я сердцем говорю.

Я говорю с подругой юных дней,
В твоих чертах ищу черты другие,
В устах живых уста давно немые,
В глазах огонь угаснувших очей.

Родина

Люблю отчизну я, но странною любовью!
Не победит ее рассудок мой.
Ни слава, купленная кровью,
Ни полный гордого доверия покой,
Ни темной старины заветные преданья
Не шевелят во мне отрадного мечтанья.

Но я люблю — за что, не знаю сам —
Ее степей холодное молчанье,
Ее лесов безбрежных колыханье,
Разливы рек ее подобные морям;
Проселочным путем люблю скакать в телеге
И, взором медленным пронзая ночи тень,
Встречать по сторонам, вздыхая о ночлеге,
Дрожащие огни печальных деревень.
Люблю дымок спаленной жнивы,
В степи ночующий обоз,
И на холме средь желтой нивы
Чету белеющих берез.
С отрадой многим незнакомой
Я вижу полное гумно,
Избу, покрытую соломой,
С резными ставнями окно;
И в праздник, вечером росистым,
Смотреть до полночи готов
На пляску с топаньем и свистом
Под говор пьяных мужичков.

     Сон

В полдневный жар в долине Дагестана
С свинцом в груди лежал недвижим я;
Глубокая еще дымилась рана;
По капле кровь точилася моя.
Лежал один я на песке долины;
Уступы скал теснилися кругом,
И солнце жгло их желтые вершины
И жгло меня — но спал я мертвым сном.

И снился мне сияющий огнями
Вечерний пир, в родимой стороне.
Меж юных жен, увенчанных цветами,
Шел разговор веселый обо мне.

Но в разговор веселый не вступая,
Сидела там задумчиво одна,
И в грустный сон душа ее младая
Бог знает чем была погружена;

И снилась ей долина Дагестана;
Знакомый труп лежал в долине той;
В его груди дымясь чернела рана,
И кровь лилась хладеющей струей.

Пророк

С тех пор как вечный судия
Мне дал всеведенье пророка,
В очах людей читаю я
Страницы злобы и порока.

Провозглашать я стал любви
И правды чистые ученья:
В меня все ближние мои
Бросали бешено каменья.

Посыпал пеплом я главу,
Из городов бежал я нищий,
И вот в пустыне я живу,
Как птицы, даром божьей пищи;

Завет предвечного храня,
Мне тварь покорна там земная;
И звезды слушают меня,
Лучами радостно играя.

Когда же через шумный град
Я пробираюсь торопливо,
То старцы детям говорят
С улыбкою самолюбивой:

«Смотрите: вот пример для вас!
Он горд был, не ужился с нами:
Глупец, хотел уверить нас,
Что бог гласит его устами!

Смотрите ж, дети, на него:
Как он угрюм, и худ, и бледен!
Смотрите, как он наг и беден,
Как презирают все его!»

Валерик

Я к вам пишу случайно; право
Не знаю как и для чего.
Я потерял уж это право.
И что скажу вам?— ничего!
Что помню вас?— но, Боже правый,
Вы это знаете давно;
И вам, конечно, все равно.

И знать вам также нету нужды,
Где я? что я? в какой глуши?
Душою мы друг другу чужды,
Да вряд ли есть родство души.
Страницы прошлого читая,
Их по порядку разбирая
Теперь остынувшим умом,
Разуверяюсь я во всем.
Смешно же сердцем лицемерить
Перед собою столько лет;
Добро б еще морочить свет!
Да и при том что пользы верить
Тому, чего уж больше нет?..
Безумно ждать любви заочной?
В наш век все чувства лишь на срок;
Но я вас помню — да и точно,
Я вас никак забыть не мог!
Во-первых потому, что много,
И долго, долго вас любил,
Потом страданьем и тревогой
За дни блаженства заплатил;
Потом в раскаяньи бесплодном
Влачил я цепь тяжелых лет;
И размышлением холодным
Убил последний жизни цвет.
С людьми сближаясь осторожно,
Забыл я шум младых проказ,
Любовь, поэзию,— но вас
Забыть мне было невозможно.

И к мысли этой я привык,
Мой крест несу я без роптанья:
То иль другое наказанье?
Не все ль одно. Я жизнь постиг;
Судьбе как турок иль татарин
За все я ровно благодарен;
У Бога счастья не прошу
И молча зло переношу.
Быть может, небеса востока
Меня с ученьем их Пророка
Невольно сблизили. Притом
И жизнь всечасно кочевая,
Труды, заботы ночь и днем,
Все, размышлению мешая,
Приводит в первобытный вид
Больную душу: сердце спит,
Простора нет воображенью...
И нет работы голове...
Зато лежишь в густой траве,
И дремлешь под широкой тенью
Чинар иль виноградных лоз,
Кругом белеются палатки;
Казачьи тощие лошадки
Стоят рядком, повеся нос;
У медных пушек спит прислуга,
Едва дымятся фитили;
Попарно цепь стоит вдали;
Штыки горят под солнцем юга.
Вот разговор о старине
В палатке ближней слышен мне;
Как при Ермолове ходили
В Чечню, в Аварию, к горам;
Как там дрались, как мы их били,
Как доставалося и нам;
И вижу я неподалеку
У речки, следуя Пророку,
Мирной татарин свой намаз
Творит, не подымая глаз;
А вот кружком сидят другие.
Люблю я цвет их желтых лиц,
Подобный цвету наговиц,
Их шапки, рукава худые,
Их темный и лукавый взор
И их гортанный разговор.
Чу — дальний выстрел! прожужжала
Шальная пуля... славный звук...
Вот крик — и снова все вокруг
Затихло... но жара уж спала,
Ведут коней на водопой,
Зашевелилася пехота;
Вот проскакал один, другой!
Шум, говор. Где вторая рота?
Что, вьючить?— что же капитан?
Повозки выдвигайте живо!
Савельич! Ой ли — Дай огниво!—
Подъем ударил барабан —
Гудит музыка полковая;
Между колоннами въезжая,
Звенят орудья. Генерал
Вперед со свитой поскакал...
Рассыпались в широком поле,
Как пчелы, с гиком казаки;
Уж показалися значки
Там на опушке — два, и боле.
А вот в чалме один мюрид
В черкеске красной ездит важно,
Конь светло-серый весь кипит,
Он машет, кличет — где отважный?
Кто выйдет с ним на смертный бой!..
Сейчас, смотрите: в шапке черной
Казак пустился гребенской;
Винтовку выхватил проворно,
Уж близко... выстрел... легкий дым...
Эй вы, станичники, за ним...
Что? ранен!..— Ничего, безделка...
И завязалась перестрелка...

Но в этих сшибках удалых
Забавы много, толку мало;
Прохладным вечером, бывало,
Мы любовалися на них,
Без кровожадного волненья,
Как на трагический балет;
Зато видал я представленья,
Каких у вас на сцене нет...