Пейзажная лирика А.К. Толстого.
статья по литературе (6 класс) на тему

      Большая часть пейзажных шедевров А. К. Толстого написана в семидесятые годы. Они уже свободны от явной фольклорной стилизации, надолго закрепившейся за именем их автора, учитывают всесторонний опыт современной лирики и даже прозы.

      Правда, в пятидесятые годы в печати появились стихи А. К. Толстого, в которых угадывался его поздний почерк, например такие строки:

          Вот уж снег последний в поле тает,

          Тёплый пар восходит от земли,

          И кувшинчик синий расцветает,

          И зовут друг друга журавли.

          Юный лес, в зелёный дым одетый,

          Тёплых гроз нетерпеливо ждёт;

          Всё весны дыханием согрето,

          Всё кругом и любит и поёт…

                                                («Вот уж снег последний…»)

      Продолжение этого стихотворения включает в себя противопоставление обновлённой природы и состояния человека:

          Отчего ж в душе твоей так мрачно

          И зачем на сердце тяжело?

      Легко ощущаемая двухчастность такого рода (сопоставление человека и природы без сложных переплетений душевного и природного рядов) станет в дальнейшем основой многих толстовских стихов. Простота психологического параллелизма или противопоставления в них восходит к глубокой выучке у народного песенного творчества.

      В цитированном стихотворении проглянули густые, сочные, беспримесные тона красок А. К. Толстого: «Кувшинчик синий», «зелёный дым» юного леса. К этим двум цветам – синему и нежно-зелёному поэт будет не раз возвращаться в стихах о минувших вёснах и молодости:

          С какою радостию чистой

          Я вновь встречал в бору сыром

          Кувшинчик синий и пушистый

          С его мохнатым стебельком…

                                      («Во дни минувшие, бывало…»)

          То было раннею весной,

                       Трава едва всходила,

          Ручьи текли, не парил зной,

                        И зелень рощ сквозила…

                            («То было раннею весной…»)

      В романтических декларациях А. К. Толстого обычно речь идёт о влечении к «мирам иным»:

          Душа незримый чует мир…

                                               («И. С. Аксакову»)

      Но истинная суть его музы – земная. Поэт мог бы повторить слова героя одной из своих былин – Садко: «Уж очень я к земле привязан». Отрывок из поэмы «Иоанн Дамаскин» «Благословляю вас, леса…» воспринимается как гимн земной красоте и свободному человеческому духу, который она питает. А в послании И. С. Аксакову поэт противопоставляет своей устремлённости к «беспредельному» страсть к «земному», которая обретает в стихотворении характер единственной подлинной реальности:

          …И всё земное я люблю,

          Все ежедневные картины:

          Поля, и сёла, и равнины,

          И шум колеблемых лесов,

          И звон косы в лугу росистом,

          И пляску с топотом и свистом

          Под говор пьяных мужичков;

          В степи чумацкие ночлеги,

          И рек безбережный разлив,

          И скрып кочующей телеги,

          И вид волнующихся нив…

      Выделив строчки из стихотворения Лермонтова «Родина», А. К. Толстой присоединился к тому пониманию «странной» любви к земле, которая противопоставлена у Лермонтова тяге к пышным, полным «гордого величия» образам. Путь поэта к истинной глубине и даже обыденности этой любви оказался внутренне созвучным А. К. Толстому. Долгое время картины природы у него были пронизаны сложными историко-философскими раздумьями, воспоминаниями о красивом легендарном прошлом родины, насыщались колоритными стилизаторскими интонациями. В процессе эволюции его творчества даже в балладах стал выделяться непритязательный, лишённый декоративности, вполне реальный, обозримый глазом родной пейзаж. В одной из баллад он предстаёт в точном, по-человечески обаятельном, демократическом видении народного героя Садко, держащего речь к подводному царю:

          Богатством своим ты меня не держи;

                     Все роскоши эти и неги

          Я б отдал за крик перепёлки во ржи,

                     За скрып новгородской телеги!

          Давно так не видно мне Божьего дня,

                      Мне запаху здесь только тина;

          Хоть дёгтем повеяло б раз на меня,

                      Хоть дымом курного овина!

      Страстный охотник, А. К. Толстой невольно вовлекается в своеобразные «деловые» отношения с природой, которые оборачиваются отменным знанием её жизни. Алексей Константинович смотрит на природу очень трезво, словно сознавая её стихийную целесообразность. Иной раз он нарочито ориентируется на кажущуюся будничность пушкинских пейзажных образов:

          Винтовку сняв с гвоздя, я оставляю дом,

          Иду меж озимей, чернеющей дорогой;

          Смотрю на кучу скирд, на сломанный забор,

          На пруд и мельницу, на дикий косогор,

          На берег ручейка, болотисто-отлогий,

          И в ближний лес вхожу.

                                       («Когда природа вся…»)

      Перечисляются непритязательные детали привычного сельского пейзажа, так свойственные пристальной к деревенскому быту прозе современной поэту (вспомним хотя бы «Записки охотника» Тургенева).

      Лирика А. К. Толстого семидесятых годов преобразует и объединяет в своей полноте все компоненты его видения природы. Стихотворение 1871 года «На тяге» даёт разнообразную, объёмную картину природы – в неё входят, бессознательно и беспорядочно чередуясь, как звуковые, так и зрительные впечатления:

          И глушь и тишина. Лишь сонные дрозды

          Как нехотя своё доканчивают пенье;

          От луга всходит пар… мерцающей звезды

          У ног моих в воде явилось отраженье;

          Прохладой дунуло, и прошлогодний лист

          Зашелестел в дубах…

      Рассказ льётся естественно и легко, захватывая довольно продолжительный отрезок времени: поэт уложил в стихотворение описание охоты. Он передаёт живые, стремительные действия, опуская промежуточные звенья, - присоединяется к достижениям современного лаконичного языка лирики:

          Я выждал верный миг – вперёд

                                                         на пол-аршина

          Я вскинул – огнь блеснул, по лесу грянул гром –

          И вальдшнеп падает на землю колесом.

      Переход от картин природы к внутреннему миру человека А. К. Толстой совершает легко, чаще – по контрасту:

          Но отчего же вдруг, мучительно и странно,

          Минувшим на меня повеяло нежданно…

      В другом случае поэт прямо говорит о притягательной силе явлений природы, наводящих его на размышления и сопоставления:

          …На землю жёлтый лист спадает за листом:

          Невольно я слежу за ними взором думным…

                          («Прозрачных облаков спокойное движенье…»)

      «Думный» взор приводит А. К. Толстого к созданию таких высоких образцов философской лирики, как «Земля цвела. В лугу…». Их вполне можно присоединить и к произведениям Тютчева, и к поэзии мысли позднего Фета («думам»).

      Пейзажи А. К. Толстого семидесятых годов не претендуют на грандиозность или исключительность, в них не входят описания гор, моря, широких степей. Они часто строятся на очаровании отдельных, хорошо знакомых, даже примелькавшихся деталей, которые находятся буквально под рукой:

          Вновь растворилась дверь

                                                 на влажное крыльцо,

          В полуденных лучах следы недавней стужи

          Дымятся. Тёплый ветр повеял нам в лицо

          И морщит на полях синеющие лужи.

                  («Вновь растворилась дверь…»)

      Тут целый комплекс всевозможных, очень конкретных ощущений, в которых можно увидеть точные приметы наступившей весны.

      Одно это четверостишие достаточно красноречиво говорит о свежести и первозданности лирики позднего А. К. Толстого. Хотя в общем-то земного призвания своей музы он не мог не сознавать и прежде, размышляя о восприятии природы: «Свежий запах грибов возбуждает во мне целый ряд воспоминаний. Вот сейчас, нюхая рыжик, я увидал перед собой, как в молнии, всё моё детство во всех подробностях до семилетнего возраста.

      Это продолжалось, может быть, лишь одну тысячную секунды, не больше. Всякий сорт грибов имеет своё особенное свойство, но все они меня относят в прошедшее.

       А потом являются все другие лесные ароматы, например, запах моха, древесной коры, старых деревьев, молодых, только что срубленных сосен, запах в лесу во время сильного зноя, запах леса после дождя и так много ещё других, не считая запаха цветов в лесу…»

      Это признание А. К. Толстого необычайно важно для понимания устремлённости его лирики к естественности песнопения и в семидесятые годы – модного «прорыва» её подлинного голоса.  

     Пейзажная лирика

          А. К. Толстого