Проект учителя Ахметхановой Г.М. "Категория диминутативности в английском языке"
опыты и эксперименты по английскому языку

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

ФГАОУВПО «Казанский (Приволжский) федеральный университет»

Институт филологии и искусств

Кафедра контрастивной лингвистики и лингводидактики

Категория диминутативности в английском языке

Выполнила студентка 4 курса

 группы 08 0802с

Ахметханова Г. М.

Руководитель:  Доцент кафедры

 контрастивной лингвистики

 и лингводидактики

Мингазова Н. Х.

Казань 2011.

СОДЕРЖАНИЕ

ВВЕДЕНИЕ………………………………………………………………….1

ГЛАВА 1. ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ КАТЕГОРИИ ДИМИНУТАТИВНОСТИ.

1.1. Диминутативность как понятийная категория………………………..4

1.2. . Эмотивный концепт как важная составляющая понятийной категории диминутивности……………………………………………………22

ВЫВОДЫ ПО ГЛАВЕ 1……………………………………………………28

ГЛАВА 2. ДИМИНУТИВ КАК СРЕДСТВО ВЫРАЖЕНИЯ ЗНАЧЕНИЯ УМЕНЬШИТЕЛЬНОСТИ В АНГЛИЙСКОМ ЯЗЫКЕ

2.1. Средства выражения категории уменьшительности в английском языке……………………………………………………………………………29

2.2. Функциональная обусловленность использования диминутивов и особенности их эмоционального воздействия на слушателя с точки зрения восприятия речевого акта……………………………………………………...35

2.3. Выражение категории уменьшительности в художественных произведениях (на примере творчества Ш.Бронте. С.Беккета и Д.Барнс.)…………………………………………………………………………38

ВЫВОДЫ ПО ГЛАВЕ 2…………………………………………………………………………………58

ЗАКЛЮЧЕНИЕ…………………………………………………………….59

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ……………………….62

ВВЕДЕНИЕ

Актуальность исследования. Интердисциплинарный характер проблем исследования диминутивности вписывается в парадигму современной лингвистики, требуя многостороннего подхода, включающего вопросы связи с языковой картиной мира, которые находят проекцию в аспекте межкультурной коммуникации, а также в лингвокультуро-логическом и этнокультурном аспектах исследования. Являясь когнитивно-прагматической категорией, диминутивность пересекается с категориями эмотивности и экспрессивности. В рамках когнитивного подхода диминутивность рассматривается как средство концептуализации и категоризации мира и представляет оформленный концепт. Связь когнитивной и эмоциональной сфер сознания подтверждается тем, что «осуществление оформления когнитивного значения основано на корреляции между когнитивным и эмоционально-оценочным компонентом содержания посредством переключения мыслительных единиц когнитивных структур сознания на их корреляты в прагматических эмоционально-оценочных структурах сознания», «где эмоции - там и когниция».

Национальный миропорядок, существующий в коллективном сознании любого этноса, также тесно переплетается с системой оценок и ценностных ориентиров, отраженных на эмоционально-ценностном уровне. Представляя собой механизм косвенной оценки, диминутивность выступает как аксиологическая система координат, сочетающая в себе два оценочных полюса - мелиоративный и пейоративный.

Специфика диминутивности, заключенная в ее амбивалентности, имеет возможность служить средством актуализации как инвективной (пейоративной), так и ласкательно-эмпативной (мелиоративной) модели, которые могут быть определены как когнитивные модели поведения.

Прагматический потенциал диминутивности реализуется за счет контекстуально-ситуативной объективации эмотивных составляющих концепта «диминутивность», а диминутивы выполняют функцию аккумуляции и трансляции эмоций. Эмотивная составляющая концепта «диминутивность» включает набор эмоконцептов, связанных с объективацией определенного спектра эмоций. Говоря о спектре эмоций, следует упомянуть кластерностъ, которая предопределена самой природой эмоций.

Диминутивность представляет значимый фрагмент в картине мира и составляет часть лингвокультурной картины мира этноса. Выделенность этого фрагмента говорит о ценностном предпочтении, ценностной ориентации с учетом этого фрагмента, а также значимости для этнической картины мира. «Готовность» одних близкородственных языков образовывать диминутивы и «сопротивление» других наводит на мысль об определенной «вписанности» данного явления в картину мира и его связи с этническими стереотипами, национальным характером, этнической культурой и этнической психологией. Диминутивы, таким образом, могут служить маркерами наличия культурно-значимой информации.

Объектом исследования - категория диминутивности в английском языке.

Предмет исследования - уменьшительно-ласкательные суффиксы в английском языке.

Цель исследования - выявить роль категории диминутивности в художественном дискурсе англоязычной литературы.

Реализация цели достигается путем решения следующих задач:

1) определить диминутативность как понятийную категорию,

2) описать эмотивный концепт как важную составляющую понятийно категории диминутивности,

3) охарактеризовать средства выражения категории уменьшительности в английском языке,

4) продемонстрировать функциональную обусловленность использования деминутивов и особенности их эмоционального воздействия на слушателя с точки зрения восприятия речевого акта,

5) обосновать выражение категории уменьшительности в художественных произведениях (на примере творчества Ш..Бронте , С..Беккета и  Д..Барнс).

Материалом исследования являются различные английские художественные тексты, в число которых входят произведения С. Беккета, Ш. Бронте, Д.Барне.

Структура и объем работы. Работа состоит из введения, двух глав, заключения и списка использованной литературы.

Теоретическое значимость  работы  заключается в рассмотрении категории диминутативности как концепта, связанный, прежде  всего с указанием на уменьшение размера объекта и  изучение категории эмотивности в тексте.

Практическое значимость – Результаты исследования могут быть использованы в практике  при подборе наиболее адекватного переводческого эквивалента в речевой ситуации. Данная работа пригодна для развития языковой компетенции учащимся старших классов в общеобразовательной школе.

Во введении представлены объект и предмет исследования, определены  цели и задачи. Теоретическое и практическое значимость работы.

ГЛАВА 1. ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ КАТЕГОРИИ ДИМИНУТИВНОСТИ

1.1. Диминутативность как понятийная категория

Прежде чем приступить к характеристике лексико-семантической категории деминутивности, необходимо обратить внимание на ряд вопросов, тесно связанных с выражением данной категории.

Значение, смысл и концепт, бесспорно, представляют собой сущности семантического порядка, поскольку каждая из них имеет прямое отношение к мыслительным процессам, протекающим в сознании языковой личности. Следовательно, нельзя не признать наличия определенного рода связей и отношений между всеми этими семантическими феноменами. Однако значение, смысл и концепт, имея совершенно разную природу, возникают и функционируют в силу абсолютно разных причин и по абсолютно разным принципам.

Значение слова не равно сумме трех компонентов (концепта, денотата и звукографической формы слова), но непосредственно связано с ними.

Прежде всего, следует отметить, что значение слова не связано жестко с его звукографической формой, ведь один и тот же звуковой и/или графический комплекс может соответствовать нескольким значениям. В частности, это проявляется уже в наличии омонимов внутри языка.

Один и тот же предмет или действие может иметь разные названия (house/дом — mansion/ большой дом — building/здание; etc.); единое понятие может быть выражено одним или несколькими словами (quickly/быстро — in the nick of time/ в самый последний момент; etc.), несколько понятий могут быть объединены в одном слове (revolution). Слово выступает как носитель разных видов информации.

Следовательно, значение слова представляет собой гибкую структуру, схематически напоминающую треугольник (называемый «треугольником Фреге"), в котором изменения любой из сторон влияют на общий характер структуры.

Г. Фреге считал, что, употребляя знак, мы хотим сказать что-то не о самом знаке, ведь главным для нас, как правило, является его значение.

Отношение, существующее между знаком, названием, именем, именуемым предметом и смыслом имени, Фреге описывает строго терминологично: «Когда употребляют слова обычным образом, тогда то, о чем хотят сказать с помощью этих слов, составляет их значение. Однако бывает и так, что приходится говорить нечто о самих словах или их смысле» [Фреге Г. 2000: c.231-232].

С Фреге берет начало категория отношения наименования со всеми свойствами ее элементов, согласно которой знак должен обозначать только один предмет (иметь единственное значение); смысл должен однозначно указывать на предмет - значение знака как носителя данного смысла; смысл для данного имени должен быть единственным; предмет может обозначаться разными знаками, а, значит, его можно задавать, используя разные смыслы.

Треугольник Фреге может использоваться и в более широком смысле - для обозначения связей человека с окружающим его миром.

Три стороны треугольника Фреге образуют три раздела семиотики:

• семантику (значение),
• синтактику (отношение между знаками),
• прагматику (отношение знака к человеку) [Исакова С.Ш. 2007: c.12].

Первым употребил термины семантика, синтактика, прагматика американский исследователь Ч.Моррис (1901-1978), последователь Ч. Пирса (1837-1914). Пирс,  в свою очередь, считается одним из основателей семиотики как науки. Согласно Пирсу существуют три измерения знаков:

• материальная оболочка знака,
• обозначаемый знаком объект,
• интерпретация знака.

Нас в данной работе интересует, прежде всего, интерпретация знаков, благодаря которой обозначаемое и обозначающее образуют определенную систему кодов или условных обозначений.

Одним из способов характеристики значения может быть представление его в виде некоторой семантической функции или семантического принципа. Такой подход встречается, прежде всего, в общей теории знаков Ч. Морриса. В соответствии с этой теорией, означаемое знака должно удовлетворять условиям, изложенным в семантическом правиле для данного знака. Семантическое правило представляет собой набор условий обозначения и, таким образом, определяет десигнат (объекты или ситуации, которые потенциально могут быть сопоставлены знаку в соответствии с конкретным семантическим правилом), под которым подразумевается класс денотатов. Функция семантического правила (или значения) состоит в том, чтобы определить возможность или невозможность применения данной конкретной ситуации, его приложимость к тому или иному денотату.

Именно приписывание знаку некоего "правила использования" (rule of usage), т.н. семантического правила, определяющего, что знак может потенциально обозначать, объясняет, по мнению Морриса, существование знаков, имеющих "нулевую денотацию" (null denotation) [Morris Ch. 1971: p.38].

По мнению К. Льюиса, значение - это неотъемлемая составляющая языкового выражения (linguistic expression), которое получается в результате соотнесения некоторой последовательности звуков и фиксированного значения. К языковым выражениям относятся, например, термы (terms), называющие объект или объекты, являясь их знаками. Значения всех термов, как полагает автор, имеют следующую структуру:

1. Денотативный компонент (экстенсионал) значения терма представляет собой класс присутствующих на данный момент в фокусе внимания или вообще существующих в реальности объектов, к которым корректно применить данный терм. Льюис отмечает, что объекты, которые можно назвать при помощи терма, но которые не принадлежат реальности, не входят в денотативный компонент значения терма,
2. Коннотативный компонент (интенсионал) очерчивается любым корректным определением терма; другими словами, интенсионал включает в себя набор свойств некоторого объекта, релевантного для того, чтобы указанный объект можно было обозначить при помощи конкретного терма, интенсионала и экстенсионала, значение терма включает также и область понимания (comprehension). Область понимания пишет автор, заполняется всеми объектами, по отношению к которым можно корректно применить данный терм [Lewis C.J. 1952: .51-52].

Денотативный компонент передает общее логическое понятие, заключенное в слове, а коннотативный — его дополнительные оттенки. Носителями и денотативного, и коннотативного значений являются семы — мельчайшие смысловые единицы языка, набор которых собственно и составляет лексическое значение слова.

Коннотативный компонент, имеющийся в значении не всякого слова (слова с максимально обобщенным значением таким компонентом не обладают), может содержаться внутри денотативного значения (таковы, например, оценочные слова — good/хороший, awkward/ неуместный, dirty/ отвратительный, etc.). У некоторых грамматических категорий слов (например, междометий) коннотативное значение является ведущим, что связано с выражением экспрессии и эмоциональной оценки [Лингвистический энциклопедический словарь 1990: .236].

Понимание значения как функции (совокупности условий употребления знака) - не редкость в лингвистических исследованиях. В качестве иллюстраций можно обратить внимание на работы А. Вежбицкой: "Значение слов - это, грубо говоря, то, что мы имеем в виду или 'держим в голове', когда произносим слова. А поскольку то, что мы 'имеем в виду', может меняться в зависимости от контекста и ситуации, мы должны уточнить, что значение - это только постоянные, не меняющиеся условия употребления слов. Эти постоянные условия могут быть установлены разными способами, включая изучение методом интроспекции; а также с помощью изучения фразеологии, стандартных метафор, методом опроса информантов, с помощью различного рода психолингвистических экспериментов и т.д.» [Вежбицкая А. 1997: .243].

Подытоживая краткое рассмотрение трактовок значения как функции или правила, необходимо отметить следующие принципиальные положения, сближающие рассмотренные точки зрения и релевантные для дальнейшей характеристики взаимоотношений значения и смысла:

1.        Значение определятся:

1.1. Как сложная функция, перечисляющая условия приложимости некоторого языкового выражения к конкретному объекту или ситуации;

1.2.Функциональная зависимость истинности/ложности предложения от референции входящих в его состав термов и экстенсионалов предикатов.

2.        Значение обладает следующей структурой:

2.1.        Экстенсионал, представляющий собой:

1. Для идентифицирующих выражений - класс объектов либо отдельные объекты, по отношению к которым будет корректным применить данное языковое выражение;
2. Для предложений или пропозиций - логическое значение истинности или ложности;

2.2.        Интенсионал, представляющий собой:

2.2.1. Набор свойств, необходимых для того, чтобы объект можно было назвать при помощи данного языкового выражения;

2.2.2. Критерий, выполнение которого позволяет применить данное выражение для обозначения того или иного положения дел;

2.2.3.Функцию, на входе которой находятся разнообразные факторы, от которых может зависеть экстенсионал, а на выходе и сам экстенсионал [Исакова С.Ш. 2007: .16-17].

Таким образом, из приведенных точек зрения, при всем их разнообразии, видна функциональная сторона значения, которое служит своего рода фильтром между двумя множествами: множеством языковых выражений, с одной стороны, и множеством объектов и ситуаций реального или воображаемого мира, с другой. Назначение такого фильтра, как вытекает из сказанного выше, состоит в том, чтобы корректно соотносить друг другу отдельные элементы упомянутых множеств.

Как нам представляется, для дальнейшего рассмотрения взаимосвязи значения и смысла немаловажную роль сыграют еще две характеристики значения, именно, его языковая и социальная связанность, неотделимая от постоянства и вариантности. Именно постоянство и устойчивость к изменениям делают значение общедоступным для представителей данного языкового сообщества: в силу этой характеристики значением можно овладеть, им можно пользоваться, выполнять посредством него разнообразные коммуникативные задачи.

Безусловно, произнося нечто, адресант осуществляет референцию к некоторому объекту (объектам) или ситуации (ситуациям) окружающего мира. Тем не менее, значение произнесенного отрывка, считает Дж. Ферс, помимо референции, включает в себя, как минимум, еще четыре параметра:

1.        Оценочный параметр, представляющий собой отношение к объекту референции;

2.        Параметр межличностных отношений, то есть отношение к собеседнику (собеседникам);

3.        Цель, которой намеревается добиться говорящий, произнося свое высказывание;

4. Языковые традиции, бытующие в данной социальной группе [Firth J.R. 1986: .174-177].

В рамках описанного подхода, полагаем, что значение предстает как прагмасоциолингвистический феномен. Действительно, если принять, что само значение или, точнее, отдельный его аспект определяется сочетаемостью конкретной лексемы, следовательно, семантическая информация, передаваемая данной лексемой, ставится в зависимость от двух социолингвистических факторов:

1. Конвенций, касающихся дистрибуций лексемы, существующих в рамках всего общества носителей данного языка или в пределах некоторой социальной группы этого общества;
2. Индивидуальной творческой языковой активности адресанта (В данном случае также налицо социальная детерминация коллокационного аспекта значения, только субъектом такой детерминации выступает уже не общество или социальная группа, а отдельная языковая личность).

С генетической точки зрения, значение лежит в основе создания смысла (такова позиция Г.П. Мельникова), «смысл знака в любом акте коммуникации - величина вариативная, окказиональная, нередко абсолютно уникальная, представленная лишь в единственном случае употребления данного знака в данном смысле, тогда как значение во всех случаях инвариантно, обязательно, узуально, и количество смыслов существенно превосходит количество значений, так как одно значение служит источником образования множества смыслов» [Мельников Г.П. 1978: .24].

Другой российский лингвист Ю.А. Ладыгин вводит понятие коннотативных смыслов и полагает, что таковые образуют в тексте литературного произведения целую систему, имеющую многоуровневое строение [Ладыгин Ю.А. 2000: .9].

Согласно Э.С. Азнауровой, окказиональная номинация может быть стилистически маркированной и служить источником создания двух видов стилистического смысла: экспрессивно-образного и эмоционально-оценочного. Первый тип стилистических смыслов является средством создания речевой образности и осуществляется по моделям метафоры, метафорического эпитета, онтономасии и метонимии. Второй же тип окказионального наименования направлен на передачу эмоционально-оценочной информации посредством стилистически маркированной окказиональной актуализации нейтральной лексемы [Азнаурова Э.С. 1977: .102].

Перед анализом средств выражения данной категории целесообразно остановиться на самом понятии «понятийная категория», функционирующем в языкознании.

Есть языки с богатыми морфологическими средствами выражения категории диминутивности. В английском же языке характерные для русского языка уменьшительно-ласкательные суффиксы представлены слабо, а потому категория диминутивности должна быть представлена другими формами выражения.

Как нам представляется, в тех языках, которые испытывают недостаток в диминутивных суффиксах, должны существовать другие, альтернативные способы выражения, находящие свое отражение в диминутивных суффиксах информации касательно оценки адресатом размера референта, выражения коннотативных смыслов экспрессивности, эмотивности, оценочности.

Под понятийными категориями в языкознании принято подразумевать смысловые компоненты общего характера, свойственные не отдельным словам и системам их форм, а обширным классам слов, выражаемые в естественном языке разнообразными средствами [Исакова С.Ш. 2007: .19]. В отличие от скрытых и грамматических категорий, понятийные категории рассматриваются безотносительно к тому или иному конкретному, прямому или косвенному, явному или неявному, лексическому, морфологическому или синтаксическому способу выражения.

Большинство понятийных категорий характеризуется «полевой» структурой, наличием «ядра» и «периферии» в составе соответствующего функционально-семантического поля. В качестве грамматикализованного ядра понятийных категорий выступает соответствующая ей грамматическая категория.

Впервые термин «понятийные категории» был введен в научный обиход в работе «Философия грамматики» (1924) О.Есперсеном, определившим понятийные категории как «универсальные категории», поскольку они применимы ко всем языкам, хотя они редко выражаются в этих языках ясным и недвусмысленным образом, причем «некоторые из них относятся к таким фактам внешнего мира, как пол, другие — к умственной деятельности или к логике» [Есперсен О. 1958: .57]. В данной работе О.Есперсен сознательно дифференцирует синтаксические и понятийные категории. Так, например, род, по его мнению, является «синтаксической категорией в таких языках, как латинский, французский и немецкий. Этой синтаксической категории соответствует естественная, или понятийная, категория — пол. Пол существует в реальном мире, но не всегда он выражается в языке, даже в таких языках, как латинский, французский и немецкий, имеющих систему грамматического рода, во многом соответствующую естественному разделению по полу» [Есперсен О. 1958: .57].

Систематический обзор главных понятийных категорий, поскольку они находят грамматическое выражение, и рассмотрение взаимоотношений между этими двумя мирами в различных языках и является задачей большей части работы О.Есперсена. Не раз ему приходится констатировать, что «грамматические категории представляют собой в лучшем случае симптомы, или тени, отбрасываемые понятийными категориями; иногда «понятие», стоящее за грамматическим явлением, оказывается таким же неуловимым, как кантовская вещь в себе» [Есперсен О. 1958: .59].

В разработке учения о понятийных категориях в языкознании важную роль сыграли труды и таких российских лингвистов, как И.И. Мещанинов, С.Д. Кацнельсон, В.Н. Ярцева, М.М. Гухман и др. Иногда понятийные категории называются также философскими и логическими (в рациональных грамматиках XVII—XIX вв.), психологическими (в работах XIX — начала XX вв., например, у Г.Пауля [Пауль Г. 1960]), «онтологическими», «внеязыковыми», «когнитивными», «концептуальными», «семантическими», «мыслительными», «речемыслительными» [Кацнельсон С.Д. 1986].

Так, И.И. Мещанинов приходит к мысли о том, что различия между языками имеют не абсолютный, а относительный характер, касаясь в основном формы экспликации содержания, тогда как такие понятия, как предметность и действие, субъект, предикат, объект, атрибут с их модальными оттенками, а также отношения между словами в составе предложения оказываются общими для всех языков [Мещанинов И.И. 1958: .5]. По С.Д. Кацнельсону, «в самих значениях слов, независимо от того, оформлены ли они флективно или по нормам иной морфологии, существуют некие опорные пункты, позволяющие говорить о существительных, прилагательных и т.д.» [Кацнельсон С.Д. 1986: .119]. Такими «опорными пунктами» и служат понятийные и семантические категории.

Подчеркивая принципиальную возможность перехода от семантической системы одного языка к семантической системе другого языка, ученый делает акцент на универсальных, общечеловеческих мыслительных процессах, лежащих в основе речетворческой деятельности, настаивая на том, что «переход от логико-семантической системы к идиосемантической системе данного языка не представляет значительных трудностей, так как, оставаясь в пределах одного языка, мы всегда знаем, когда конфигурация понятийных компонентов образует фиксированное нормой значение и когда ей соответствует не одно, а несколько значений» [Кацнельсон С.Д. 1972: .117].

Значительный вклад в исследование понятийной сферы мышления в ее отношении к языку внес американский лингвист У.Л. Чейф, рассматривая в своей работе "Значение и структура языка" значение с точки зрения концептуальной (ideational) теории языка. Эта теория утверждает, что идеи, или понятия, являются реальными сущностями в сознании людей и что посредством языка они обозначаются звуками, так что могут быть переданы из сознания одного индивидуума в сознание другого [Чейф У.Л. 1975: .91]. По мнению У.Л. Чейфа, понятийная структура и поверхностная структура суть различные вещи: и если поверхностная структура представлена материальными средствами языка и дана нам в чувственном восприятии, то понятия находятся глубоко внутри нервной системы человека [Чейф У.Л. 1975: .92].

В концепции А. В. Бондарко понятийные категории и охватывающие их понятийные поля относятся к уровню мыслительного содержания (подразделяемому на универсальный (фундаментальный) базис и систему понятийных категорий конкретного языка), противопоставляясь языковым семантическим функциям и функционально-семантическим полям, относящимся к уровню языкового содержания (обусловленному системой конкретного языка).

Классификация понятийных категорий проводится на разных основаниях; можно различать системный и структурный аспекты их изучения. При системном подходе понятийные категории рассматриваются в парадигматическом аспекте, то есть с точки зрения их роли в формировании определенных понятийных полей и семантических оппозиций. Так, например, можно подразделять понятийные категории на классифицирующие (играющие в составе оппозиции интегральную роль) и модифицирующие (играющие в составе оппозиции дифференциальную роль). С другой стороны, системная классификация понятийных категорий (и соответствующих понятийных полей) может вскрывать их соотношение с коррелятивными им грамматическими категориями и/или разрядами. Она параллельна классификации функционально-семантических полей в концепции А.В. Бондарко [Бондарко А.В. 1999].

При структурном подходе к классификации понятийных категорий последние рассматриваются в синтагматическом аспекте, то есть с точки зрения их роли в формировании семантической структуры высказывания и текста. Мыслительное содержание, охватываемое понятийными категориями, многослойно. Оно включает как минимум два слоя информации:

• внешнеситуационный (или «денотативный», «референтный», «когнитивный»)
• прагматический (или «субъективный», «модальный», «иллокутивный», «коммуникативный»),

В сфере внимания отечественных и зарубежных лингвистов в последнее время оказывались различные понятийные категории, например, персональности, модальности, бытийности, понятийная же категория диминутивности незаслуженно оставалась на периферии научного интереса, что было связано с узким пониманием данной категории, ограничивавшим границы данной понятийной категории морфологией (наличием уменьшительно-ласкательных суффиксов).

Как нам представляется, подобное узкое понимание диминутивности вряд ли оправдано, ведь понятийная категория диминутивности может находить свое отражение, например, во фразеологическом значении. Большое число фразеологизмов, подобно существительным с уменьшительно-ласкательными суффиксами, подчеркивают несостоятельность референта, что является прямой аналогией использования диминутивных суффиксов для выражения пренебрежения.

Идеи «нового смысла», «семантической добавочности», «приращения смысла» оказываются весьма продуктивными при сопоставлении лексем с диминутивными суффиксами и лексем без таковых.

Семантическая целостность слова с выраженной категорией диминутивности может быть установлена при сопоставлении значения данного диминутива со значением слова, в котором семантическая категория диминутивности отсутствует, а также выявлением особенностей употребления диминутива в контексте.

Диминутивная семантика имеет ряд характерных особенностей, которые связаны с фразеологическим по своей сути переосмыслением. Во фразеологии важно не только «что выражается», но и «как выражается». Сходные особенности «внутренней формы» выступают на первый план и в понятийной категории диминутивности, которая может быть представлена как в рамках слова, так и словосочетания.

Фразеологическое переосмысление — это полное или частичное образное преобразование значения прототипа фразеологизма (или фразеосемантического варианта), основанное на семантическом сдвиге, который осуществляется путем «фразеологической абстракции» (термин, предложенный В.Л. Архангельским [Архангельский В.Л. 1964]). Сходное по своему характеру переосмысление характерно и для диминутива, использование которого адресантом связано с определенной коммуникативной стратегией.

Диминутивы в своем употреблении подчинены существующим языковым нормам, то есть определенным исторически сложившимся или принятым и, тем самым, обязательным для всех говорящих правилам употребления диминутивов в речи. В этом смысле вполне определенно можно говорить о нормативном и ненормативном употреблении отдельных групп и разрядов диминутивов.

Использование как диминутивов, так и фразеологизмов в большинстве случаев продиктовано желанием адресанта придать особую эмоциональность и экспрессивность своему высказыванию, выразить свое отношение и оценку.

Помимо фразеологии и диминутивных суффиксов, которые в английском языке малопродуктивны, понятийная категория диминутативности может отражаться и в свободных сочетаниях с различными прилагательными, в которых находит свое отражение концепт малой величины, незначительности, недостаточности.

Понятийная категория диминутивности, как и все другие понятийные категории, не может не быть связанной с целевыми установками, находящими свое отражении в непосредственной речи, или иллокутивной направленностью каждого отдельного речевого акта, его успешностью, которая тесно связана с используемым говорящим планом выражения.

«Определенному логическому сочетанию знаков», по словам Л.Витгенштейна, «соответствует и определенная логическая связь их значений [Витгенштейн Л. 1994: .34].

В теории Л.Витгешнтейна, ориентированной на «логическое просвечивание языка» и осмысление того, что лежит по ту сторону высказываемого, значение слова проявляется только через его употребление, точно так же функции инструмента можно определить только при его применении. Такое доказательство при помощи аналогии и через языки-игры является неоспоримым свидетельством имплицитного присутствия теории метафоры в философии Л.Витгенштейна. Ясные и простые языки-игры, по мысли философа, установленные как объекты сравнения, предназначенные пролить свет на факт нашего языка путем не только сходств, но и несходств, не являются подготовительными студиями для будущего урегулирования языка [Витгенштейн Л. 1994: .83]. Использование слов в переносном значении представляет собой пример языковой игры.

Искренность в некоторых теориях речевого акта (например, в теории речевых актов у раннего Дж. Серля) относится к условиям удачности речевого действия.

Коммуникативные неудачи могут быть обнаружены как слушателем, не сумевшим идентифицировать источник референции, так и самим говорящим, в процессе речи осознавшим собственную неточность или необоснованность своего суждения. Неуспех речевого акта (или коммуникативная неудача) во многих случаях связан с релевантностью интенций коммуникантов, а также правильностью соотнесения референции адресатом речи.

Исследования в русле данной проблематики получили свое дальнейшее развитие в трудах А.В. Бондарко в связи с разработкой этим автором категории функционально-семантического поля, а также предпринятым им анализом функционально-семантических, семантических/ структурных категорий [Бондарко А.В. 1974].

Значительный вклад в исследование понятийной сферы мышления в ее отношении к языку внес американский лингвист У.Л. Чейф. В своем труде "Значение и структура языка" он рассматривает значение с точки зрения концептуальной теории языка. Эта теория утверждает, что идеи, или понятия, являются реальными сущностями в сознании людей и что посредством языка они обозначаются звуками, так что могут быть переданы из сознания одного индивидуума в сознание другого. У.Л. Чейф считает, что понятийная структура и поверхностная структура суть различные вещи: и если поверхностная структура представлена материальными средствами языка и дана нам в чувственном восприятии, то понятия находятся глубоко внутри нервной системы человека [Чейф У.Л. 1975: .16].

Языковая категория в широком смысле - это любая группа языковых моментов, выделяемая на основании какого-либо общего свойства: в строгом смысле - некоторый признак (параметр), который лежит в основе разбиения обширной совокупности однородных языковых единиц на ограниченное число непересекающихся классов, члены которых характеризуются одним и тем же значением данного признака.

Диминутивность - это особое языковое значение, связанное, прежде всего с указанием на уменьшение размера объекта, и, как правило, выражающееся морфологически, т.е. путем прибавления определенного аффикса к именной основе.

Получившее распространение в российской лингвистике понятие «диминутив» происходит от английского слова diminutive, использующегося в английском языке и в качестве существительного, и в качестве прилагательного.

Diminutive (adj.) - Уменьшительный (прил.):

1. Extremely small in size; tiny - Чрезвычайно маленький по размеру, крохотный.
2. (Grammar) Of or being a suffix that indicates smallness or, by semantic extension, qualities such as youth, familiarity, affection, or contempt, as -let in booklet, -kin in lambkin, or -et in nymphet. - (Грамм.) Использующийся в отношении суффикса, обозначающего незначительность, или такие качества, как молодость, фамильярность, привязанность, презрение, как в словах книжонка, барашек, нимфетка.

Diminutive (n.) - Диминутив (сущ.):

1.        (Grammar) A diminutive suffix, word, or name. - (Грам.). Диминутивные суффикс, слово или имя.

2.        A very small person or thing. - Нечто небольшое.

Как мы видим, все значения этого слова связаны со значением уменьшительности или малости.

Исходный английский термин используется как в отношении т.н. уменьшительно-ласкательных суффиксов, слов и наименований, при помощи которых передается значение диминутивности.

Из этого следует, что диминутивность находится в антагонистических отношениях с категорией интенсивности выражения признака, что позволяет выделять не только аффиксы, но и слова и словосочетания с:

1. нейтральным;
2. повышенным;
3. пониженным показателем интенсивности.

Термин "интенсивность", в принципе, может быть отнесен и к характеристикам количества объективных признаков предметов окружающего мира. Можно говорить об интенсивности, например, таких характеристик реальных референтов, как рост, вес или, скажем, цвет лица человека. Различная интенсивность подобного рода признаков в языке выражается либо грамматически (с помощью степеней сравнения: высокий -выше - самый высокий), либо словообразовательно - с помощью диминутивных аффиксов (ср.: бледный - бледноватый), либо лексически (умный - талантливый). Все эти и подобные различия демонстрируют "степень наличия признака", количество признака, т.е., по сути дела, его интенсивность.

Признавая безусловную правомерность универсального толкования термина "интенсивность", И.И. Туранский, автор книги «Семантическая категория интенсивности в английском языке», трактует интенсивность преимущественно как меру количества экспрессивности. Между интенсивностью свойства реального объекта и интенсивностью его экспрессивной оценки говорящим, по мнению Туранского, «существует некоторая корреляция (так, верзилой или верстой коломенской называют действительно высокого человека), но жесткой взаимосвязи между объективной реальностью и капризами ее субъективного речевого отражения не обнаруживается» [Туранский И.И. 1990: c.15].

«Шкала интенсивности, - полагает Туранский, - существует как в сознании говорящего, так и в сознании слушающего. Разметка на этой шкале носит субъективный характер, ибо в ее основе - восприятие и оценка индивида (или группы индивидов). Она, однако, в обязательном порядке включает понятие ординарного. Ординарное как коллективно-субъективное представление о нейтральном, исходном, обычном является точкой отсчета. Отклонение от ординарного вверх или вниз по шкале воспринимается как необычное, в нашем случае - интенсифицированное либо деинтенсифицированное. Деления на шкале интенсивности, разумеется, имеют условный характер, однако в каждом случае интенсификации/ деинтенсификации устанавливается оппозиция «ординарное: суперординарное», «ординарное: субординарное» [Туранский И.И. 1990: .32].

Слова, снижающие категорию интенсивности И.И. Туранский, относит к разряду даунтонеров, включающему в свой состав:

1. Компромайзеры (compromisers), сигнализирующие незначительное движение вниз по шкале: kind of/ отчасти, sort of/ вроде, quite/ до некоторой степени, rather/ слегка, more or less/ более или менее;
2. Диминишеры (diminishers): partly/ отчасти, slightly/ слегка, somewhat/до некоторой степени, a little/ немного;
3. Минимайзеры (minimizers): a bit/ чуть-чуть, barely/ едва, hardly/ едва ли;
4. Аппроксиматоры (approximators), цель которых - аппроксимация глагольного действия (almost/ почти, nearly/ приблизительно, as good as/примерно столько же (Anyway your guess is as good as mine — Я знаю об этом столько же, сколько и ты), all but/ почти).

В отличие от компромайзеров, диминишеры и минимайзеры обозначают значительное движение вниз по шкале интенсивности [Туранский И.И. 1990: .84].

Все четыре перечисленных подкласса несут в себе понижающий заряд по отношению к глагольному действию, к содержанию предиката.

1.        "Are you nervous?" "Kind of. — "Ты нервничаешь?" - "Что-то вроде
этого".

2.        These batteries are all but dead. — Эти аккумуляторы почти
разряжены.

Даунтонерам И.И. Туранский противопоставляет слова-интенсификаторы:

I like them a lot (to a great extent). / Я их просто обожаю.

I paid him a lot for his work (a large amount). / Я ему немало заплатил за его работу.

I see him a lot (often). / Я его вижу часто.

Если, например, во всех приведенных выше примерах вместо a lot употребить a (little) bit (=немного, чуточку, самую малость), то мы столкнемся со снижением интенсивности обозначенного действия.

Морфологические и лексико-морфологические способы интенсификации высказывания представляют оппозицию категориальных форм в формально чистом виде. Иллюстрацией может служить соположение таких пар, как correct / hypercorrect, sensational / super-sensational, to value / to overvalue / to undervalue.

1.2. Эмотивный концепт как важная составляющая понятийной категории диминутивности

Составляющее специфику экспрессивных лексических единиц, предложенное понимание коннотации (системно-семантическое), следует заметить, — лишь одно из возможных. Коннотативный компонент значения (в иной терминологии: эмоционально-экспрессивная окраска, эмоционально-оценочное значение, дополнительное значение, стилистическая окраска и др.) также состоит из нескольких сем, определение набора и роли которых в составе лексического значения составляет цель исследования семантики эмотивного и экспрессивного слова. Традиционное толкование коннотации как эмоционально-экспрессивно-оценочных обертонов, накладывающихся на основное значение слова [Ахматова О. С. 1964: .203-204], применительно к экспрессивной лексике языка требует уточнения [Лукьянова Н. А. 1979: .51], поскольку коннотативная часть значения экспрессивного языкового слова, каковыми являются слова с выражением категории диминутивности, — это смысл существования такого слова в языке. Коннотативные семы в лексическом значении экспрессивного слова являются ядерными, а не периферийными (с понятием ядра значения связываются признаки общеизвестности, регулярности речевых реализаций, постоянства, частотности семы или сочетания сем).

Все это свидетельствует о том, что роль коннотативного компонента лексического значения чрезвычайно важна при разговоре о собственно диминутивах и их отличии по лексическому значению от слов, посредством которых они образованы при помощи аффиксов (при разговоре о морфологическом способе образования диминутивов), а также и при разговоре о выражении категории диминутивности на уровне словосочетаний (при помощи специальных слов, снижающих выражение интенсивности обозначенного признака, и фразеологизмов).

Соотношение языковых и неязыковых знаний, концептуальной и лексико-семантической информации представляет собой одну из самых сложных проблем современной лингвистики. Она затрагивает многие кардинальные вопросы взаимосвязи языка и мышления, теории языка, его структуры, организаций, типологии языковых единиц и их значений. К их числу относятся проблемы определения концепта и значения языковой единицы, их соотношения, вопросы формирования значения и смысла с точки зрения системы языка и его функционирования, связь языковых значений с энциклопедическим знанием, а также методы и принципы исследования перечисленных и многих других проблем.

Эмоции играют огромную роль в жизни человека. Изучение эмоций — насущная и необходимая часть психологии и когнитивных наук. Эмоции исключительно трудно исследовать (настолько, что до настоящего времени они считались просто не поддающимися научному исследованию). Глубокое проникновение в структуру эмоций и природы эмоциональной жизни обнаруживают народные представления об эмоциях.

Наши представления о мире кристаллизуются в языке эмоций, особенно в эмоциональной лексике данного языка. Используя для описания универсального мира человеческих чувств слова, обозначающие эмоции в отдельно взятом языке, мы неизбежно принимаем концептуализацию мира, задаваемую именно этим языком, так что наше описание становится в большей или меньшей мере неадекватным. В таком случае мы приписываем носителям иной культуры те чувства, которые они, возможно, не испытывают и уж во всяком случае не могли бы назвать, и игнорируем те эмоции, которые для них особенно значимы. Тем самым поиск «базовых человеческих эмоций» неизбежно ведет в тупик.

А.Вежбицкая внесла значительный вклад в изучение эмотивных концептов, настаивая на возможности и целесообразности их анализа: «Про эмоциональные концепты часто говорят, что они не могут быть «истолкованы классическим способом», из чего нередко делают вывод, что они не могут быть истолкованы в принципе» [Вежбицкая 1996: .327].

Ученые, желающие изучать эмоции, по мнению А.Вежбицкой, в значительной мере полагаются на эмоциональные концепты, выражаемые в их родном языке, но «это неизбежно, и не обязательно плохо; если только они осознают факт такого влияния и не обманывают себя на тот счет, что, говоря, например, об 'anger/раздражение', 'joy/радость' или 'disgust/отвращение', они ведут речь о каких-то биологически обусловленных, универсальных человеческих реалиях, и если они понимают, что рассматривают эмоциональные переживания человека сквозь призму собственного языка» [Вежбицкая 1996: .348].

Она предлагает принципиально новый подход к описанию эмоций. В основу анализа каждого чувства, которое испытывают люди, кладется описание «когнитивного сценария» этого чувства, т. е. характеристика типичной ситуации, в которой возникает данная эмоция, а также связанных с нею мыслей и желаний субъекта. Существенно, что описание «когнитивного сценария» эмоции делается на основе универсальных семантических элементов, представленных в разных языках и культурах проявляется по-разному.

В последнее время лингвисты все чаще обращаются к более углубленному исследованию эмотивной стороны языкового знака, широко представленной в категории диминутивности. При определении и интерпретациях экспрессивности обращаются к таким семантическим явлениям, как оценочности, образности, выразительности речи, экспрессивности и эмотивности, причем последние часто не дифференцируются.

Категория эмотивности, как бы она ни понималась, и на каком бы уровне языка ни исследовалась, последовательно обнаруживает связь с логической категорией состояния.

В.И. Шаховский в свое время достаточно точно определил признаки эмотивности как функционально-семантической категории, основываясь на учении А.В. Бондарко о функциональной грамматике и функционально-семантическом поле. Он отмечает, что эмотивность является функционально-семантической категорией, поскольку отвечает всем ее признакам, таким как общность семантической функции - выражение эмоций; взаимодействие лексических и грамматических элементов; членение: центр – периферия [Шаховский В.И. 1987: .113].

Семантические категории, к которым относится категория эмотивности, если полностью не охватывающая, то, во всяком случае, пересекающаяся с категорией диминутивности, в качестве универсальных семантических констант представляют собой содержательное основание функционально-семантического поля (ФСП) в концепции А.В. Бондарко. «Языковая парадигматическая система ФСП соотносится с их проекцией на высказывание - аспектуальными, темпоральными, таксисными, модальными, квалитативными, локативными, бытийными, посессивными и другими категориальными ситуациями» [Бондарко А.В. 1999: .6-8]. Иначе говоря, ФСП представляет собой билатеральное парадигматическое единство, план содержания которого - это «определенная семантическая категория в ее языковой интерпретации, а план выражения отражается в системе языковых средств, служащих для ее выражения» [Бондарко А.В. 1999: .28].

Представляется правомерным определить эмотивность, имеющую категориальный статус на различных уровнях языковой системы и в речи — фонологическом, морфологическом, лексическом, на уровне предложения и текста, как полистатусную когнитивную категорию. Полистатусность данной категории наиболее отчетливо проявляется в тексте, интегрирующем различные категориальные проявления эмотивности, поэтому при изучении категории эмотивности целесообразно основной упор сделать на изучении реализации эмотивности в тексте.

В наиболее явном, чистом виде реализация категорий эмотивности проявляется в устной речи, а в процессе письменной коммуникации в некоторых типах нехудожественных текстов. С другой стороны, изучение эмотивности в текстах художественных интересно по другой причине, ибо в них можно «увидеть» преображенную эмотивную реальность, пропущенную через призму творческого видения создателя художественного произведения. Кроме того, интересен и вопрос о сопоставлении функционирования категории эмотивности в текстах различных типов художественной и нехудожественной коммуникации.

Смысловое содержание текста включает в себя предметно-логическую информацию о том или ином участке действительности, но, как правило, не ограничивается ею. На предметно-логическую информацию наслаивается информация второго рода - экспрессивная, эмотивная, оценочная.

Поскольку концепт существует в сознании не в виде структурированного понятия, а как пучок представлений, понятий, знаний, ассоциаций, проблема разработки структуры концепта может быть решена с привлечением теорий поля. Под полем традиционно понимают совокупность языковых (главным образом лексических) единиц, объединенных общностью содержания и отражающих понятийное, предметное или функциональное сходство обозначаемых явлений [Лингвистический энциклопедический словарь 1990: .380]. Лексико-семантическое поле (ЛСП) не является конгломератом слов.

Как и элементы любой системы, слова в лексико-семантическом поле находятся в определенных взаимоотношениях и образуют структурное целое. Отношения, возникающие при этом между словами, очень сложны. Прежде всего, необходимо отметить, что ЛСП - это парадигматическая структура, т.е. такая группа слов, элементы которой связаны отношениями противопоставления. Общее значение, объединяющее слова в одну парадигму, в каждом слове дополнено какими-либо специфическими семантическими признаками, по которым члены парадигмы противопоставлены друг другу.

Индивидуальная семантика слова, таким образом, обуславливается определенным парадигматическим противопоставлением слову какого-то другого слова или нескольких слов. Слова, противопоставленные по специфическим признакам другим словам той же парадигмы, составляют группировки внутри данной парадигмы. Одно и то же слово и даже его ЛСВ могут входить в несколько подобных рядов, которые в свою очередь могут перекрещиваться.

Эмотивный концепт, представленный в категории диминутивности, предполагает определенные прагматические установки, а именно:

1. проинформировать о своих чувствах,

2. поделиться своими чувствами,
3. излить свои чувства.

Во многих случаях происходит параллельная реализация нескольких прагматических установок.

Мы полагаем, что изучение категории эмотивности в тексте представляет значительный интерес при исследовании тесно с нею связанной категории диминутивности.

Выводы по главе № 1

Таким образом, значение той или иной языковой единицы определяется как сложная функция, перечисляющая условия приложимости некоторого языкового выражения к конкретному объекту или ситуации. Очевидна функциональная сторона значения, которое служит своего рода фильтром между двумя множествами: множеством языковых выражений, с одной стороны, и множеством объектов и ситуаций реального или воображаемого мира, с другой.

Именно постоянство и устойчивость к изменениям делают значение общедоступным для представителей данного языкового сообщества: в силу этой характеристики значением можно овладеть, им можно пользоваться, выполнять посредством него разнообразные коммуникативные задачи.

Диминутивность рассматривается нами как концепт (комплексная мыслительная единица, которая в процессе мыслительной деятельности поворачивается разными сторонами, актуализируя свои разные признаки и слои), связанный, прежде всего с указанием на уменьшение размера объекта, и, как правило, выражающийся морфологически, т.е., прежде всего путем прибавления определенного аффикса к именной основе, но и использованием лексем и фразеологических единиц, обладающих аналогичным значением.

Диминутивность тесно связана с эмотивными концептами и активно используется как для выражения любви, так и презрения к объекту номинации, основывая свою позитивную или негативную оценку на субъективном отношении, основанном на незначительности объекта речи.

ГЛАВА 2. ДИМИНУТИВ КАК СРЕДСТВО ВЫРАЖЕНИЯ ЗНАЧЕНИЯ УМЕНЬШИТЕЛЬНОСТИ В АНГЛИЙСКОМ ЯЗЫКЕ

2.1. Средства выражения категории уменьшительности в английском языке

Категория диминутивности, традиционно находящая свое выражение на уровне морфологии в синтетических языках, к каковым, вне сомнения, относится русский язык, в аналитическом по своей фактуре английском языке, тоже должна быть как-то представлена. Поскольку арсенал уменьшительно-ласкательных суффиксов в английском языке не велик, и последние трудно отнести к продуктивным суффиксам, если не брать в расчет использование уменьшительно-ласкательных суффиксов с именами собственными, необходимо проанализировать - не может ли категория диминутивности со свойственным ей денотативным значением незначительности/небольшого размера или количества и коннотативным значением эмотивности, экспрессивности и оценочности отражаться на лексико-семантическом и фразеологическом уровнях.

На морфологическом уровне категория диминутивности в английском языке, как утверждают российские ученые, выражена недостаточно. В качестве диминутивных суффиксов у существительных можно выделить -let (book/booklet -книга/брошюра), -kin (lamb/lambkin овца/овечка), -et/ette (nymph/nymphet нимфа/нимфетка, cigar/cigarette (сигара/сигарета) - данный диминутивный суффикс имеет французское происхождение). Уменьшительный суффикс создает слова с указанием на малый размер и одновременно ласкательные, шутливые или презрительные: -kin (lambkin - барашек/овечка), -let (chicklet -цыпочка, starlet - звездочка), -ling (weakling - слаба, underling – мелкий чиновник), -у (daddy - папочка), -ie (lassie - девчушка/ милочка, oldie -старушенция/старушка).

Собственные имена существительные часто имеют диминутив, образованный при помощи суффиксов -у и -ie (напр. Andrew/Andy, Bernard/ Berny, Ernest/Ernie, Nick/Nicky, Gerald/Gerry, Agnes/Aggie, Constance/Conny, Katherine/Kathy, Jacqueline/Jacky, Margery/Margy, Winifred/Winnie..., однако выражение категории диминутивности в именах собственных отнюдь не ограничивается суффиксальным способом словообразования. Усечение имен собственных также следует интерпретировать как отражение категории диминутивности: Benjamin/Ben; Albert, Gilbert, Herbert, Hubert/Bert; Desmond/Des; Geoffrey/Geoff; Geffrey/Geff; Joseph/Joe; Leonard/Len; Elizabeth/Lisa, Liza; Gillian/Gill... To, что усеченные имена собственные следует расценивать как выражение категории диминутивности, можно наглядно подкрепить их использованием; ведь они редко встречаются в официальной обстановке, а их применение, например, в качестве обращения, свидетельствует о желании говорящего либо выразить свою симпатию, либо продемонстрировать пренебрежение к адресату (при выборе интерпретации обращают внимание на контекст, интонацию и экстралингвистические факторы), стремлении эмоционально разрядить обстановку. Кроме того, есть диминутивные образования от имен собственных, которые трудно связать со словообразованием вообще: Richard/Dick; John/Jack; Barbara/Babs; Mary/Mamy, Molly.

Не следует ограничивать использование категории диминутивности именами существительными, поскольку сема незначительности /недостаточности может быть выражена и в других частях речи. Так, прилагательные образуют диминутивы при помощи суффикса —ish (-оват-) (напр. blue/bluish-голубой/голубоватый). У глаголов есть диминутивный префикс under- (напр. value/undervalue -оценить/недооценить). Впрочем, это вопрос дискуссионный, поскольку категория диминутивности не исчерпывается значением недостаточности, а имеет еще и ярко выраженную коннотацию.

Другой пример достаточно систематического сдвига значения диминутива представляют имена животных, которые обозначают не просто животное маленьких размеров, а детенышей. Данное использование диминутива характерно как для имен животных, так и для названий деревьев, а также растений и их частей (A little dog or doggy (песик, щенок, щеночек), а little /tiny orange (апельсинчик)...).

Таким образом, идея уменьшительности часто оказывается связанной с общей идеей 'детскости' и 'молодости'. Этот семантический компонент связан с происхождением уменьшительного суффикса.

Семантика диминутива определяет чрезвычайно широкое его употребление в детской речи, а также в речи, обращенной к детям (ср. производные от имен собственных: Jimmy, Tommy, а также Mammy/мамочка, Daddy/папочка). Это связано еще и с тем, что уменьшительные имена морфологически однотипны, а значит, проще усваиваются и становятся базой для дальнейшего продуктивного словообразования.

Слова с оценочными суффиксами могут иметь двоякое значение: они либо уточняют качественно-количественную характеристику предмета или признака: домик — маленький дом, тихонечко — очень тихо, либо имеют главным образом экспрессивное, выразительное назначение: домик — симпатичный домик, беленький — белый (о чем-то милом и маленьком).

Диминутивные суффиксы в современном английском языке употребляются значительно реже, чем в русском языке, а потому примеры их использования - явление редкое и в художественной литературе.

И.П. Иванова в учебнике «Структура английского имени существительного» выделяет такие диминутивные суффиксы, как -ette (leather-ette - кожа/искусственная кожа; происхождение: суффикс уменьшительности во французском языке имел две формы: мужского рода -ЕТ и женского рода -ЕТТЕ. К средне-английскому периоду понятие о роде в английском языке значительно ослабло и материально не выражалось. Поэтому французские существительные со значением уменьшительности заимствовались с суффиксом либо в мужской форме (-ЕТ), либо в женской (- ЕТТЕ) в соответствии с интуитивными представлениями об их родовой принадлежности), -et (lion-et - лев/львенок, происхождение: суффикс -ЕТ в заимствованных их французского языка слова имеют значение, состоящее из 2-х следующих семем: а) уменьшительности (diminutive), что отмечает ряд исследователей, например: tippet (1300), tacket (1316), chainet (1623), brooket (1538), hogget (1538), porket (1554), locket (1679), smicket (1685) (Marchand, 1960, p. 229);

б) название тканей (cloth), например: camlet (1400), burdet (1710), persianet (1709), setinet (1703), toilinet (1799), -let (circle/circlet - круг/кружок, buglet - жук/жучок, cloudlet - облачко, kinglet -царек), -ie (-еу, -у) (crapp-ie, girl-ie), -у (dark-y - темный/негритос), quick-y -быстрый/наспех сделанный фильм), dolly, baccy, hanky; cootie, cubby), -ie (giftie - подарочек), -ling (catling - котик/кошечка, oakling - «дубик», fosterling - питомец, groundling - буржуа, rockling, priestling - попик, squirreling - белочка), -ster и его варианты (-aster, -ister) (criticaster -«критикуй», poetaster - стихоплет) [Иванова И.П. 1975].

Чуть меньшее количество суффиксов фиксируется в «Лексикологии английского языка» И.Р. Гальпериным и Е.Б. Черкасской, отмечающим, что «в отличие от русского языка, в котором имеется чрезвычайно богатая система суффиксов, придающих словам эмоциональное значение, английский язык сравнительно беден этого рода суффиксами, а наиболее употребительные из них суффиксы -у, -let, -ling, -ette, причем суффикс -у, (-ie, -ey), придавая эмоциональное значение слову не меняет его предметно-логического значения» [Гальперин И. Р., Черкасская Е. Б. 1956: .67].

Во многих других учебниках лексикологии английского языка про диминутив нет даже и речи.

Наиболее яркую картину диминутивных суффиксов -ette, -ie (-у), -ikin, -let, -ling, -ette /et/ дает Н. Marchand в книге «The Categories and Types of Present-day English Word-formation».

He все лингвисты относят к диминутивным суффиксам суффикс прилагательных –ish (происхождение: суффикс -ish германского происхождения).

Примеры употребления каждого из выделенных суффиксов в выражении категории диминутивности исчерпываются несколькими десятками лексических единиц, так с суффиксом -ster и его вариантами (-aster, -ister) зарегистрировано лишь 29 производящих основ [Иванова И.П. 1975].

К наиболее употребительным относят диминутивные суффиксы -у, -let, -ling, -ette. Суффикс -у, (-ie, -ey), придавая эмоциональное значение слову не меняет его предметно-логического значения. Слова sonny (сынок, сынишка, сыночек), girlie (девчушка, девчоночка), auntie (тетушка) выражают те же понятия, что и слова без уменьшительно-ласкательного суффикса -у (-ie). Они выражают скорее отношение говорящего к предмету мысли, чем новое понятие.

Суффикс -у (-ie) весьма продуктивен в современном английском языке, причем существует тенденция использовать этот суффикс непосредственно после корня или его части, отбрасывая иногда не только словообразующие морфемы, но и целые сочетания слов.

Диминутивные суффиксы помимо значения небольшого размера выражают как значение особой близости, любви к обозначаемому понятию, так и значение пренебрежительности.

Все из данных суффиксов имеют и другие лексические значения, в некоторых из них, особенно во французских заимствованиях, значение диминутивности присутствует лишь формально, будучи не осознаваемым носителями языка.

Так суффикс -ette имеет массу других лексических значений, к которым относятся обозначение деятеля женского пола — usher-ette (капельдинерша); обозначение имитирующего предмета или материала, leather-ette (кожа > кожезаменитель) ...

В ряде случаев выражение категории диминутивности, в виду отсутствия на текущий момент исходного существительного без диминутивного суффикса, едва заметно:

With these words Mr. Brocklehurst put into my hand a thin pamphlet sewn in a cover, and having rung for his carriage, he departed. [Bronte: IV.]- С этими словами мистер Броклъхерст вручил мне тощую брошюрку, аккуратно вшитую в папку, и,

In this room, too, there was a cabinet piano, quite new and of superior tone; also an easel for painting and a pair of globes. [Bronte: XI]- В комнате стоял, кроме того, кабинетный рояль, совершенно новый и превосходного тона, а также мольберт и несколько глобусов. [Бронте: XI].

Во всех приведенных примерах мы имели дело с французскими заимствованиями.

Категория диминутивности может быть выражена не только внутри слова (при помощи аффикса или корня с семой диминутивности), но и вне его (на уровне свободных или устойчивых словосочетаний) посредством сем «малость», «незначительность» и т.п.. Семы - это своего рода «атомы» значения, входящие в состав макроэлементов — аспектов значения, микроэлементы значения, обозначающие реальные или воображаемые признаки денотатов.

Ю.Д. Апресян заключает, что "владение значением слов проявляется в способности по-разному выразить одну мысль, а у слушающего — понять семантическое тождество внешне различных высказываний" [Апресян Ю.Д. 1974: .252-253].

2.2.Функциональная обусловленность использования диминутивов и особенности их эмоционального воздействия на слушателя с точки зрения восприятия речевого акта

Уменьшительно-ласкательные имена (диминутивы) являются одним из признаков специального "языка нянь" - того речевого регистра, который взрослые используют для общения с детьми и в детоцентрических ситуациях. Обилие диминутивов в речи маленьких детей обычно объясняют тем, что взрослые, которые говорят с ребенком, злоупотребляют уменьшительно-ласкательными именами. Это свойство можно отнести к особенностям семейного общения, т.к. не в каждой семье принято использовать такой стиль. Существует также мнение, что обилие диминутивов скорее свойственно старшему поколению, в то время как родители, особенно молодые, избегают специального "языка нянь". Однако даже в семьях, где "язык нянь" не поощряется, дети слышат больше диминутивов, чем взрослые [Гаврилова Т.О. 2002: .23].

Общая семантика диминутивов определяется как "лицо или вещь меньшего по сравнению с общепринятым размера". Однако не все лингвисты согласны с тем, что это значение способно объяснить их широкую распространенность. По данным В. Дресслера и Мерлини-Барбарези, диминутивы в большинстве языков играют немаловажную прагматическую роль, например, уменьшая категоричность просьбы. Е.Ю.Протасова определяет прагматическую роль диминутивов в детоцентрических ситуациях как обозначение "вещей для нас" по сравнению с вещами для всех [Протасова Е.Ю. 2001: .20]. Можно предположить, что и в речи взрослых диминутивы часто служат для того, чтобы сигнализировать о неформальном общении внутри закрытой группы.

Употреблению экспрессивно окрашенных слов способствует экспрессивно-стилистическое согласование. Выбор выразительного слова объясняется нередко выразительностью соседнего слова или более широкого контекста. В русском и английском языках экспрессивно-стилистическое согласование — один из законов словоупотребления. Оно касается как слов с уменьшительными суффиксами, так и других способов выражения категории диминутивности и эмотивности.

Английские прилагательные типа little /tiny /small часто употребляются при переводе для передачи значений русских уменьшительных суффиксов.

Употребление диминутивов отнюдь не ограничивается общением с детьми. Диминутивы имеют и другие сферы употребления. Так В.Г. Гак говорит о гастрономических диминутивах.

Использование диминутивов характерно и для официально-делового стиля общения. Употребление диминутивов в речи начальника и подчиненного помогает ярче и точнее передать различия в их социальном статусе: подчиненный выражает свою незначительность и подобострастие перед начальством: «Не найдется ли у вас местечка? Подождите минуточку; начальник в свою очередь снисходит до просьб подчиненного (обращаясь к нему, как к ребенку): Что у нас за проблемка?» [Гаврилова Т.О. 2002: .25].

Обращение к деловому партнеру с выражением имени в собственном категории диминутивности при первом деловом контакте неприемлемо, но в дальнейшем, в деловой переписке и общении, выражение данной категории свидетельствует о близости, симпатии, непосредственности в общении, желании выразить деловому партнеру свое признание, благодарность, которую обычно несет на себе такая разновидность иллокутивного акта как экспрессив.

Пропозициональное содержание экспрессива приписывает некоторый предикат субъекту, которым может быть либо говорящий, либо слушающий. Так, когда мы говорим «Sorry. I'm late» (Извините за опоздание), то речь идет о нашем собственном опоздании. Когда мы говорим «Thank you very much " (Огромное спасибо), то имеем в виду действие, совершенное адресатом высказывания. Использование категории диминутивности в имени собственном (Jo или Joe вместо Joseph) также имплицитно свидетельствует о признательности и благодарности, свидетельствует о близости, интенсивности взаимоотношений между говорящим и адресатом.

Понимая диминутив как особое языковое значение, связанное главным образом с указанием на уменьшение размера объекта, уменьшение интенсивности выражения признака, особой близостью в отношении к говорящему и выражающееся не только морфологически, мы можем постулировать, что морфологическая категория диминутивности, представленная диминутивными классами имен существительных (за исключением имен собственных) и прилагательных, характеризующихся наличием уменьшительно-ласкательного суффикса, в английском языке по сравнению с русским языком выражена крайне слабо. Эта недостаточность должна быть восполнена каким-то иным образом: на уровне сочетаемости со словами, включающими семантику диминутивности или в устойчивых словосочетаниях, идиоматических фразеологизмах, где значение диминутивности благоприобретено или выражено образно.

Недостаток и непродуктивность английских диминутивных суффиксов с лихвой может компенсироваться использованием дополнительных лексических средств и фразеологии, которые следует использовать при подборе наиболее адекватного переводческого эквивалента в той или иной речевой ситуации.

2.3. Выражение категории уменьшительности в художественных произведениях (на примере творчества Ш.Бронте. С.Беккета и Д.Барне.)

Достаточно редко встречаются диминутивные суффиксы у английских существительных. Отнюдь не к каждому существительному можно присоединить наиболее употребительный из английских диминутивных суффиксов -let/-ette/-et- (leaf - leaflet: лист - листочек), по сравнению, например, с близким к английскому нидерландским языком, где уменьшительный суффикс -je /-pje / -tje (hond - hondje: собака - собачка / собачонка) присоединяется к нарицательному имени существительному чрезвычайно часто. Употребление диминутивного суффикса связывается с необходимостью указания на незначительность представленного лексемой явления. Незначительность по размеру или количеству по принципу аналогии указывает и на небольшую значимость денотата для говорящего.

My spring is gone, however, but it has left me that French floweret on my hands, which, in some moods, I would fain be rid of [Bronte: XIV] - Моя весна прошла, но она оставила мне этот французский цветочек, от которого в иные минуты мне очень хотелось бы отделаться. [Бронте: XIV.].

Гораздо более частотным является диминутивный суффикс прилагательных -ish (сходный по значению с русским суффиксом -оват-: красноватый, узковатый...), обозначающий незначительность представленного признака, однако далеко не во всех случаях использования этого суффикса (особенно в случае отсутствия противопоставления «достаточность/недостаточность» представленного признака в пределах данной лексико-семантической группы) обеспечивают категорию диминутивности на практике:

The hue of her dress was black too; but its fashion was so different from her sister's—so much more flowing and becoming—it looked as stylish as the other's looked puritanical. [Bronte: XXI].

Georgiana said she dreaded being left alone with Eliza; from her she got neither sympathy in her dejection, support in her fears, nor aid in her preparations; so I bore with her feeble-minded wailings and selfish lamentations as well as I could, and did my best in sewing for her and packing her dresses. [Bronte: XXII] .

В этих двух случаях вопрос о присутствии категории диминутивности представляется спорным.

Feverish with vain labour, I got up and took a turn in the room; undrew the curtain, noted a star or two, shivered with cold, and again crept to bed. [Bronte: X].

According as the shifting obscurity and flickering gleam hovered here or glanced there, it was now the bearded physician, Luke, that bent his brow; now St. John's long hair that waved; and anon the devilish face of Judas, that grew out of the panel, and seemed gathering life and threatening a revelation of the arch-traitor—of Satan himself—in his subordinate's form. [Bronte: XX].

Наиболее наглядно и регулярно категория диминутивности на морфологическом уровне в английском языке выражена в лексико-семантическом поле цвета:

Again a whitish object gleamed before me: it was a gate—a wicket; it moved on its hinges as I touched it. [Bronte: XXVIII].

Случаи использования диминутивного суффикса в английском языке чрезвычайно редки, и в большинстве случаев проблем с подбором диминутивного соответствия в русском переводе не возникает, но возникает проблема выражения категории диминутивности, представленной в тексте английского текста имплицитно, в структуре других ЛСЕ.

But the phantoms come back, it's in vain they go abroad, mingle with the dying, they come back and slip into the coffin, no bigger than a matchbox, it's they have taught me all I know, about things above, and all I'm said to know about me, they want to create me, they want to make me, like the bird the birdikin, with larvae she fetches from afar, at the peril—I nearly said at the peril other life!. [Beckett 1967: V].

Категория диминутивности находит активное отражение в именах собственных, которые при более близких отношениях между людьми имеют тенденцию к сокращению и упрощению, в ряде случаев приобретая суффиксы -y/-ie, -ling.

"What does Bessie say I have done?" I asked. [Bronte: I] - А что Бесси сказала? Что я сделала? [Бронте: I].

Bessie Lee must, I think, have been a girl of good natural capacity, ……[Bronte: IV] - Теперь мне кажется, что Бесси Ли была очень одарена от природы…. [Бронте: IV]

Helen sighed as her reverie fled, and getting up, obeyed the monitor without reply as without delay. [Bronte: VI.] - Элен очнулась от грез, она вздохнула, встала и пошла выполнять приказание старшей, не медля и не прекословя. [Бронте: VI.]

Sophie is my nurse; she came with me over the sea in a great ship with a chimney that smoked—how it did smoke!—and I was sick, and so was Sophie, and so was Mr. Rochester. Mr. Rochester lay down on a sofa in a pretty room called the salon, and Sophie and I had little beds in another place. I nearly fell out of mine; it was like a shelf. [Bronte: XI] - Софи - это моя няня, она приехала со мною на большом корабле с трубой, которая дымила, - ну уж и дымила! Меня все тошнило, и Софи тоже, и мистера Рочестера... Мистер Рочестер лежал на диване в красивой комнате, которая называется салон, а мы с Софи лежали на таких чудных кроватках в каюте. Я чуть не вывалилась из своей: она как полочка. [Бронте: XI.]

Категория эмотивности, особая нежность в отношении, свойственная в основном одушевленным именам собственным в английском языке, лишь изредка оказывается, выражена суффиксально в отношении имен неодушевленных и нарицательных.

Adele sang the canzonette tunefully enough, and with the naivete of her age. This achieved, she jumped from my knee and said, "Now, Mademoiselle, I will repeat you some poetry. " [Bronte: XI] - Адель спела канцонетту вполне верно и с наивностью, присущей ее возрасту. Кончив, она соскочила с моих колен и сказала:   - А теперь, мадемуазель, я вам прочту стихи! [Бронте: XI]

Обратившись к произведениям, написанным на английском языке, мы обнаружим, что негативная оценка передается чаще всего при помощи определений (a dirty old man - грязный старикашка), хотя и есть отдельные примеры использования диминутива в этой функции (changeling -оборотень).

I catheterize myself, unaided, with trembling hand, bent double in the public pisshouse, under cover of my cloak; people take me for a dirty old man. [Beckett 1967: III] - Я ставлю себе катетер в одиночестве, дрожащей рукой, стоя в общественной уборной, согнувшись пополам, накрывшись плащом, чтобы никто не видел, меня принимают за порочного старикашку. [Беккет 1967: II]

Не continued to send for me punctually the moment the clock struck seven; though when I appeared before him now, he had no such honeyed terms as "love " and "darling" on his lips: the best words at my service were "provokingpuppet, " "malicious elf, " "sprite, " "changeling," etc. [Bronte: XXIV] - Как только часы били семь, он ежедневно посылал за мной. Но когда я теперь появлялась перед ним, он уже не встречал меня такими нежными словами, как "моя любовь", "моя голубка", - в лучшем случае он называл меня "дерзким бесенком", "лукавым эльфом", "насмешницей", "оборотнем" и все в таком роде. [Бронте: XXIV]

"And though I don't comprehend how it is, I perceive you have acquired a degree of regard for that foolish little child Adele, too; and even for simple dame Fairfax? " [Bronte: XXIII] - - И кроме того, не знаю каким образом, но вы привыкли к этому легкомысленному существу, к маленькой Адели. И даже к простодушной миссис Фэйрфакс. [Бронте : XXIII]

Childish and slender creature! It seemed as if a linnet had hopped to my foot and proposed to bear me on its tiny wing. [Bronte: XXVII] - Худенькая девушка, почти дитя! Казалось, маленькая пташка прыгает около моих ног и предлагает понести меня на своих крошечных крылышках. [Бронте : XXVII]

Английский язык в силу своего аналитического характера в отличие от синтетических языков, к каковым относится русский, в большинстве случаев требует описательности при передаче свойственных категории диминутивности эмотивности, оценочности и экспрессивности, которые в нем обозначаются чаще всего атрибутивно и адъективно.

Наиболее часто в английском языке для выражения незначительности используется слово little, включенное И.И. Туранским в класс диминишеров [Туранский И.И. 1990]. В данной работе не будем дифференцировать функционирование little в   качестве местоимения (в какой степени, насколько?), существительного и прилагательного, поскольку во всех случаях оно служит показателем небольшой величины или степени.

Еще большую незначительность прилагательного little может подчеркнуть сочетание не только с диминутивным существительным, наречием, но и прилагательным, необязательно напрямую связанным с семой незначительности, как, например, прилагательное silly.

So, являющееся интенсификатором, при употреблении с диминутивными по значению прилагательными усиливает их диминутивность. Прилагательное poor подобно прилагательному dear, используясь в качестве обращения или при повествовании с одушевленными именами существительными, подчеркивает интимность чувств к объекту речи.

Where were we? My bowl. So I never got rid of it. I used it as a receptacle, I kept things in it, I wonder what I.could have kept in it, so small a space, and I made a little cap for it, out of tin. Next. Poor Macmann. Decidedly it will never have been given to me to finish anything, except perhaps breathing. [Beckett 1977] - На чем мы остановились? На чашечке. Избавиться от нее мне так и не удалось. Я использовал ее в качестве кладовки, любопытно, что могло бы поместиться в таком крохотном пространстве, и сделал для нее из жестянки крышечку. Дальше. Бедный Макман! Мне решительно не дано довести до конца ничего, разве что покончить с дыханием. [Беккет 1994]

Прилагательное worthless наравне с little подчеркивает несущественность объекта речи. Интенсификатор quite в сочетании с диминутивным прилагательным подчеркивает еще большую незначительность явления.

 When he was a little calmer she told him that his clothes had certainly ceased to exist and could not therefore be returned to him. With regard to the objects found in the pockets, they had been assessed as quite worthless and fit only to be thrown away with the exception of a little silver knife-rest which he could have back at any time. [Beckett 1977] - Когда он немного успокоился, она сказала, что одежды его, конечно же, больше не существует, и потому вернуть ее нельзя. Что же касается предметов, обнаруженных в карманах, то их сочли совершенно никчемными, годными разве что в утиль, за исключением маленькой серебряной подставки для ножа, которую он может получить обратно в любое время. [Беккет 1994].

Не менее важный характер имеет прилагательное small в романе С. Беккета, подчеркивая начальный характер повествования и/или существования:

Did I say I only say a small proportion of the things that come into my head? I must have. I choose those that seem somehow akin. It is not always easy. [Beckett 1977] - Я говорил уже, что сообщаю лишь ничтожную часть того, что мне приходит в голову? Должно быть, говорил. Я выбираю то, что идет к делу. Это не всегда легко. [Беккет 1994]

Сема незначительности является основной у глагола diminish и получает развитие при интенсификации.

But these were small things compared to the change in her complexion, now rapidly turning from yellow to saffron. The sight of her so diminished did not damp Macmann's desire to take her, all stinking, yellow, bald, and vomiting, in his arms. And he would certainly have done so had she not been opposed to it. [Beckett 1977] - Но это были пустяки по сравнению с тем, как менялся цвет ее лица, от бледно-желтого к желто-коричневому. Но как она ни подурнела, желание Макмана обнимать свою любимую, насквозь зловонную, лысую и страдающую рвотой, ничуть не ослабло. И он, безусловно, обнимал бы ее и дальше, если бы она этому не противилась. [Беккет 1994]

В прилагательном lesser диминутивность развивается по нарастающей, подчеркивая постоянное уменьшение количества или размера.

The room was small and absolutely empty, for Lemuel slept on the bare boards and even off them ate his lesser meals, now at one place, now at another. [Beckett 1977] - Комната была маленькая и абсолютно пустая, поскольку Лемюэль спал на полу и на полу же ел пищу, переходя с места на место. [Беккет 1994]

Диминутивность находит отражение в составе сказуемого не только при употреблении глаголов с диминутивным значением уменьшения, сокращения, падения (diminish, cut down, decrease, fall, shorten, shrink...), но и в составе определенных глагольных конструкций: one can't help (doing smth.), one cannot but (do smth.); there is no escape from (doing smth.), обозначая отсутствие малейшей возможности избежать совершения какого-либо действия (по-русски: «нельзя не...», «не мочь не...» (сделать что-либо).

Even his teachers could not help thinking he had a remarkable head and they were all the more irked by their failure to get anything into it. [Beckett 1977] - Школьные учителя в один голос соглашались, что у него поразительная голова, и тем более приходили в отчаяние, что им не удается в нее ничего заложить. [Беккет 1994]

На незначительность указывают и значение прилагательного humble, выражающее тенденцию диминутивности в поведении или характере человека или явления, и причастия crumpled, передающего неуважительность, небрежность обращения. Оказываясь рядом с другими диминутивами и/или интенсификаторами слова-диминутивы получают более глобальный характер.

Or if at the time they could not help feeling a little hurt, this feeling was quite dispelled a little later, when they found on the kitchen-table the crumpled paper-bag containing a few little articles of haberdashery. And these humble presents, but oh how useful, and this oh so delicate way of giving, ….[Beckett 1977] - Но даже если в момент его ухода они и чувствовали себя несколько уязвленными, то чувство это совершенно исчезало чуть позже, когда на кухонном столе обнаруживался смятый сверток с какими-нибудь хозяйственными мелочами. Эти скромные, но очень полезные подарки, преподнесенные столь деликатно,…[Беккет 1994]

Наполненность существования незначительным и мелким ощущает протагонист романа С.Беккета, чувствующий к деткам то интерес, то отвращение, сам с течением времени превращаясь в своего рода baby, нечто совершенно незначительное, чем можно пренебречь.

And I honestly believe that in this house there are people coming and going and even conversing, and multitudes of fine babies, particularly of late.., [Beckett 1977] - К тому же я искренне верю, что в доме находятся люди, что они входят и выходят и даже разговаривают, а также множество очаровательных младенцев, особенно много их стало в последнее время….[Беккет 1994]

Подобно диминутиву little в зависимости от контекста может выражать как отрицательную, так и положительную оценку денотата.

Like a little creepy crawly it ventures out an instant, then goes back in again, the things one has to listen to, I say it as I hear it. [Beckett 1967: V] - Как маленький коротколапый зверек, она чуть проползает вперед из укрытия, потом юркает назад, что тут слышать, я говорю, как слышу. [Беккет 2001: V]

I don't remember coming, I can't go, all my little company, my eyes are closed and I feel the wet humus harsh against my cheek, my hat is gone, it can't be gone far, or the wind has swept it away, I was attached to it. [Beckett 1967:1]

- He помню, как пришел, уйти не смогу никогда, весь мой маленький мир, закрою глаза и щекой чувствую шершавый и влажный перегной, с меня свалилась шляпа, упала рядом или ветер унес ее вдаль, мне это казалось важно. [Беккет 2001:1]

The things too must still be there, a little more worn, a little even less, many still standing where they stood in the days of their indifference. [Beckett 1967: II]

 -Вещи тоже еще там, чуть больше потрепаны, и стало их чуть поменьше, многие на тех же местах, что во времена своего равнодушия. [Беккет 2001:11]

Местоимение a little в отличие от little обозначает небольшое количество, но лишено негативной оценки, поэтому и его соответствиями в переводе на русский будут «немного, немножко, капля, капелька», то небольшое количество, которым можно или следует удовлетвориться.

With a cluther of limbs and organs, all that is needed to live again, to hold out a little time,…. It's enough to will it, I'll will it, will me a body, will me a head, a little strength, a little courage, …[Beckett 1967: III]

- С кучей членов и органов, с которыми можно еще пожить, продержаться какое-то время…….  . Достаточно захотеть, и я захочу, захочу тело, голову, капельку сил, капельку мужества, …..[Беккет 2001: III]

I could get up, take a little turn, I long to, but I won't. I know where I'd go, I'd go into the forest, I'd try and reach the forest, unless that's where I am, I don't know where I am, in any case I stay. [Beckett 1967: V]

- Я бы мог встать, пройтись, я этого страстно хочу, но не сделаю. Знаю, куда бы я пошел, я бы пошел в лес, попытался бы добраться до леса, хотя, может быть, я и теперь там, не знаю, где я. [Беккет 2001: V]

No, it was perfectly all right, just a little unimaginative... Mme Wyatt, with whom I was a cote, seemed to enjoy it, or at least to relish the salmon. [Barnes 1991: I]

- Нет, все было хорошо, может быть, чуть-чуть не хватало фантазии... Мадам Уайетт, с которой мы сидели рядом, была, судя по всему, вполне довольна, во всяком случае, семга ей уж точно понравилась. [Варне 2003:1]

I sensed that little hesitation when I floated the subject of his double chin. ……And with his round face and friendly little circular eyes peering at you from behind those less-than-state-of-the-art spectacles. I mean, he looks amicable enough, but he somehow needs work, wouldn't you say? [Barnes 1991:1]

 - Я почувствовал no легкому сомнению во взгляде, когда упомянул двойной подбородок. …..И это при круглой физиономии и глазках-пуговках, добродушно выглядывающих из далеко не модных очков. Я хочу сказать, он симпатяга малый, но нуждается в обработке, вы согласны? [Барнс 2003:1]

Of course we went to a little market and naturally we bought a couple of plaited strings of garlic which will go mouldy before we've finished them. So we'd better give some away. The weather was a bit damp, but who cares? [Barnes 1991: VIII]

- Само собой, мы побродили по местному рынку и, конечно, купили две косицы чеснока, который заплесневеет, прежде чем мы его употребим. Надо будет часть подарить. Погода была немного сыровата, но какая разница? [Барне 2003: VIII].

Фразеологизмы с компонентом little сообщают высказыванию высокую экспрессивность.

I'll follow him, with my sealed eyes, he needs no door, needs no thought, to issue from this imaginary head, mingle with air and earth and dissolve, little by little, in exile. [Beckett 1967: V] - Я провожу его запечатанными глазами, ему не нужна дверь, не нужна мысль, чтобы выйти из этой воображаемой головы, смешаться с воздухом, с землей, и капля за каплей раствориться в изгнании. [Беккет 2001: V]

Достаточно часто little в переводе на русский язык опускается или передается предикативно («поспать» подразумевает короткий сон; «перекур» или «передышка» - небольшой отдых).

How are the intervals filled between these apparitions? Do my keepers snatch a little rest and sleep before setting about me afresh, how would that be? That would be very natural, to enable them to get back their strength. Do they play cards, the odd rubber, bowls, to recruit their spirits, are they entitled to a little recreation ? [Beckett 1967: VI] - Что происходит между этими видениями? И если происходит, то удается ли моим стражам отдохнуть и поспать, прежде чем вновь на меня наброситься, и как это у них происходит? Вполне естественно, что надо дать им возможность восстановить силы. Всем вместе? Может, они играют в карты, понемножку, в шары, чтобы дать голове передышку, имеют же они право перевести дух? [Беккет 2001: VI]

Диминутивным по своему характеру является и выражение «стоит / требуется лишь / только».

I would know that nothing had changed, that a little resolution is all that is needed to come and go under the changing sky, …..[Beckett 1967: VI] - Я бы знал, что ничего не изменилось, что стоит только захотеть, и я опять смогу уходить и приходить под меняющимся небом, …..[Беккет 2001: VI]

Ситуативным соответствием для little является «щепотка» (используется при обозначении сыпучего материала).

Well look at me, a little dust in a little nook, stirred faintly this way and that by breath straying from the lost without. [Beckett 1967: VI] - Ну что ж, вот он я, щепотка праха в малом гнезде, которую вздымает одно дуновение, и прибивает к земле другое, прилетевшее из затерянных краев. [Беккет 2001: VI]

Экспрессивность (a) little усиливается благодаря повторам. Акцентуация на незначительности в сочетании со сравнительной степенью в русском языке передается благодаря частице всё (всё меньше и меньше = каждый раз на немного меньше).

But I speak softer, every year a little softer. Perhaps. Slower too, every year a little slower. Perhaps. …….And I should hear, at every little pause, if it's the silence I say when I say that only the words break it. [Beckett 2001: VIII] - Но я говорю тише, с каждым годом все тише. Может быть. И медленней тоже, с каждым годом все медленней. ……..И в каждой маленькой паузе я бы должен слышать тишину, о которой я уже говорил, когда говорил, что ее нарушают только слова. [Беккет 2001: VIII]

При отсутствии непрерывности в незначительном увеличении или уменьшении целесообразно использовать «немного» или «чуть-чуть».

Or if I'm guilty let me be forgiven and graciously authorized to expiate, coming and going in passing time, every day a little purer, a little deader. [Beckett 2001: VIII] - Пускай меня помилуют, если я виновен, и разрешат искупить вину, со временем, уходя и приходя, каждый день становясь немного чище, немного мертвее. [Беккет 2001: VIII]

Передача little в переводе на русский язык при помощи диминутивного суффикса связывается и с выразительностью, и с проблемой сочетаемости русского существительного.

….it would be the first step on the long travelable road, destination tomb, to be trod without a word, tramp tramp, little heavy irrevocable steps, down the long tunnels……[Beckett 2001: IX]  …..это был бы первый шаг долгого осуществимого путешествия, назначение — могила, совершать в молчании, маленький неотвратимый шажок, потом другой шажок, сперва по длинным коридорам, [Beckett 2001: IX].

Использование диминутива во многих случаях связывается со стилистикой текста, особенно с таким риторическим приемом, как литота, усиливающим значение референта при помощи иронического преуменьшения.

Показательным примером использования диминутива в английском языке является существительное и наречие a bit.

 And the bits have to be so small that they can be fed through a sort of grille with a really narrow gauge. [Barnes 2000: XVII] - И обломки должны быть столь малы, что их можно пропустить сквозь что-то вроде сита с очень маленькими отверстиями. [Барнс Love, etc: XVII]

Диминутивное по своему значению прилагательное small также допускает широкий ряд интерпретаций (небольшой, некоторый, мелкий, низкий, короткий, невысокий...)

I'm not really complaining. I'm just making a small correction. [Barnes 1991: III] - He подумайте, что я жалуюсь. Просто вношу некоторые уточнения. [Барнс 2003: III]

My parents were the type of parents who always seemed faintly disappointed by whatever it was you did, as if you were constantly letting them down in small ways. [Barnes 1991: III] -Родители мои были из тех, которые, что ни делай, всегда немного разочарованы, словно ты в чем-то их отчасти подвел. [Барнс 2003: III].

Пренебрежительность находит свое выражение и в прилагательном little, поскольку незначительность размера часто ассоциируется и с недостаточной важностью.

Where were you standing, in the doorway of the little tobacconist's closed for the night on the corner of Glasshouse Street was it, no, you don't remember, and for cause. [Beckett 1967: VI] - Где ты топтался на пороге закрытой табачной лавчонки на углу Гласхаус-стрит, нет, не помнишь, и правильно. [Беккет 2001: VI]

В последнем случае' диминутивность прилагательного little компенсируется переводом существительного с прибавлением диминутивного суффикса, передающего значение пренебрежительности, однако далеко не всегда данные приемы перевода (опущение слова и компенсация) оказываются правомерными - во многих случаях буквальный перевод (калькирование: little = небольшой, маленький) более правомерен.

……tell a story, in the true sense of the words, the word hear, the word tell, the word story, I have high hopes, a little story, with living creatures coming and going on a habitable earth ……[Beckett 2001: VI] - ……чтобы рассказать историю, в полном смысле обоих слов — слова "рассказать ", слова "история", очень на это надеюсь, небольшую историю с живыми существами, которые входят и выходят, и все это будет происходить на обитаемой земле… [Беккет 2001: VI]

Me, here, if they could open, those little words, open and swallow me up, perhaps that is what has happened. [Beckett 2001: VIII] - Я здесь, если они могли открыться, эти маленькие слова, поглотить меня и опять захлопнуться, то, наверно, это и произошло.. [Беккет 2001: VIII]

Во многих случаях передача категории диминутивности представленной в английском оригинале связана с возможностью использования приема калькирования и компенсации с опущением слова, которому свойственен концепт диминутивности. Причем выбор способа передачи категории диминутивности на другом языке часто связан со стилистикой текста, необходимостью эксплицировать значение пренебрежительности, представленное в английском оригинале имплицитно.

По мнению К.Морика, оценка эффективности речевого акта должна вобрать в себя обоснованность, уместность, удачность конкретной последовательности речевых актов. «Возможно, эта оценка не ограничивается простым соположением элементарных актов в данную конфигурацию, но еще должна отражать и удаленность констатации от убеждений, царящих в данный момент в сознании реципиента». [Morik 1982: 227].

Обращение внимания на необычную толщину записной книжки героев романов С.Беккета не случайно, ведь вся их жизнь - это поток слов, выливающихся на полотно бумаги, смывающий на своем пути все препоны. В воображении всегда присутствует приблизительность, нечеткость, на которую следует обратить внимание.

And taking out a notebook as fat as a ship's log he made note, murmuring, Private or state, mad orlike me, how out, etc. Macmann could then be sure he would never hear any more about it. May I get,' up? he said one day. [Beckett 1977] - И вынимая записную книжку, толщиной с вахтенный журнал, записывал, бормоча: Частный или государственный, сумасшедшие или как я, как выйти — и так далее. После этого Макман мог не сомневаться, что ответа не получит уже никогда. Встать я могу? — спросил он однажды. [Беккет 1994].

Успех внушения зависит, как минимум, от установок по отношению к пропоненту, к сообщению в речи как таковому и к референтному объекту. Первый вид установок характеризует степень доверчивости, симпатии к пропоненту, а завоевание выгодных позиций в этой области зависит от человеческого искусства говорящего и от свойств характера реципиента (ср. патологическую доверчивость на одном полюсе и патологическую подозрительность на другом).

Изменить установку слушателя в свою пользу можно, удачно расположив защищаемое положение в рамках своей речи, создавая при этом у адресата ощущение добровольного приятия чужого мнения, заинтересованности, актуальности, истинности и удовлетворенности.

POZZO: I woke up one fine day as blind as Fortune. (Pause.) Sometimes I wonder if I'm not still asleep. [Beckett 1954] - Поццо: В один прекрасный день я проснулся, слепой как судьба. (Пауза.) Иногда я спрашиваю себя: может, я все еще сплю. [Беккет 1998].

Показательны в этом смысле наблюдения над процессом внушения и предсказания его эффективности. Справедливым представляется следующее общее положение: люди вырабатывают ожидания относительно речевого поведения своих собеседников, что сказывается на принятии или непринятии внушаемых точек зрения. Речевое поведение, нарушающее нормативные ожидания уместных видов поведения, препятствует эффективности воздействия, если неожиданность обладает неприятными для реципиента коннотациями. Если же ожидания нарушаются в позитивную сторону (неожиданно происходит нечто более приятное, чем ожидается в норме), то эффективность может резко возрастать. Различаются ситуации с пассивным восприятием, с активным участием и с сопротивлением внушению со стороны адресата. Именно активизации восприятия содействуют английские диминутивы, указывающие на небольшую степень размера, возраста, других признаков, приблизительность соотнесения, близость.

Когда адресат активно сопротивляется внушению, результаты речевого акта (РА) варьируются.

Искренность в некоторых теориях РА (например, в теории речевых актов у раннего Дж. Серля) относится к условиям удачности речевого действия. Так, РА обещания оказывается успешным, если обещающий, действительно, намеревается совершить действия, объявляемые в высказывании.

Предвидеть результаты своего речевого действия, - скажем, предвидеть реакцию собеседника, проявленную внешне или совершенно незаметную (то, что иногда приравнивают перлокутивному эффекту), - не всегда значит намереваться получить соответствующий эффект. Ведь можно предвидеть данный эффект как одну из возможностей (не всегда наиболее желанную), как одно из наименее вероятных событий и т.п. Так, с большей вероятностью мы ожидаем от собеседника реакцию благодарности, когда сообщаем ему, что тот успешно сдал экзамен (хотя возможны варианты). И в то же самое время мы имеем дело с нацеленностью на желаемый результат, - здесь скорее речь идет о степени вероятности, об ожидании эффекта. Так, предчувствуя смерть, герои Беккета не могут умолчать о ней, приближать ее приход. Диминутивность чувствуется и там, где отсутствуют ее формальные показатели:

The still nights, too, still as the grave as the saying is, were nights of storm for me. These I amused myself with identifying, as I lay there. Yes, I got great amusement, when young, from their so-called silence. The sound I liked best had nothing noble about it. [Beckett 1977] - А тихие ночи, тихие, как говорится, как могила, и они становятся для меня грозовыми, до краев наполненными бесчисленными вздохами. Лежа в постели, я развлекался тем, что распознавал их. Да, я неплохо позабавился, еще в молодости, слушая их так называемое молчание. В звуке, который нравился мне больше всего, не было ничего благородного. [Беккет 1994].

Предвидение результатов - одна из сторон намерения, не совпадающая однозначно с преднамеренностью, выбором действий и психологическим состоянием искренности. При этом следует иметь в виду, что одно дело предвидеть, а другое - адекватно оценить эффект: совестливый говорящий испытывает явно другие чувства, наблюдая результаты своих (пусть даже и предсказуемых) поступков (лжи, коварства, иронии), чем иные типы говорящих. Контролируемость речи можно представить как один из независимых параметров намерения, наряду с преднамеренностью, выбором действия, психологическим состоянием и прозорливостью в предвидении результатов.

Анализ контекста, входя в уразумение, его не исчерпывает: при уразумении информация, извлекаемая из контекста, как бы сополагается с той, которая выводится и из самого высказывания; в частности, "прагматическое" уразумение может быть представлено как серия процессов, во время которых носители языка оценивают высказывания с точки зрения определенных конвенциональных актов общения.

Диминутивы чрезвычайно важны для выражения искренности, ведь ласковое обращение к собеседнику, указание на недостаточность ваших знаний, необходимость самой малости при просьбе и так далее не могут не помочь добиться желаемого результата, а потому и цель речевого акта окажется достигнутой.

Out of the corner of my eye I observe the writing hand, all dimmed and blurred by the—by the reverse of farness. [Beckett 1967: V] - Краешком глаза слежу за рукой, которая пишет, совершенно сбитая с толку... не отдаленностью, а наоборот. [Беккет 2001: V].

Выводы по главе  2

Таким образом, в художественной литературе, как и в спонтанной разговорной речи, которая в литературном тексте находит свое отражение, категория диминутивности имеет огромное значение, связанное с эмоциональным характером коммуникации.

Данная понятийная категория, как мы выяснили, находит свое отражение в английском языке не столько на морфологическом уровне (употребление уменьшительно-ласкательных суффиксов - довольно редкое явление для английского языка), сколько на лексико-семантическом и фразеологическом уровнях.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Семантическая категория диминутивности составляет важную составную часть языковой и концептуальной картин мира, отражая особенности национального восприятия и отношения к миру.

Основу понятийной категории диминутивности составляет концепт незначительности, на основании которого дается подчеркнуто положительная или отрицательная оценка референту.

Специфика положительного или отрицательного отношения адресанта к референту определяется эмоциональным настроем адресата. Положительная оценка основана на выражении любви, сочувствия, умиления, базирующихся, прежде всего, на сценарии благоприятного взаимоотношения матери и ребенка. Отрицательная оценка основана на возмущении адресанта недостаточным размером или масштабом проявления тех или иных важных качеств, в силу чего адресат бросает вызов референту, актуализирующему понятийную категорию диминутивности, демонстрирует по отношению к нему свою антипатию и пренебрежение, тем самым, указывая на необходимость восполнения данных важных качеств в нужном размере.

Категория диминутивности чрезвычайно важна в художественном дискурсе, в центре внимания которого лежит специфика человеческих взаимоотношений, отражающаяся не в последнюю очередь в выборе тех или иных лексических средств языка. Выбор этих средств аргументируется иллокутивной направленностью речевого акта.

В случае использования диминутива данная стратегия определяется желанием: эмоционального сближения, избегания конфликта, максимализации взаимопонимания и находит выражение в использовании диминутивных словообразований, подчеркивающих интерес адресанта к адресату, дающих положительную оценку адресату и того фрагмента действительности, с которым адресат неразрывно связан в силу своих интересов того или иного рода, или же отстранения, основанного на недостаточности тех или иных важных, с точки зрения адресанта, качеств у адресата, определяющих коммуникативную стратегию пренебрежения адресатом или тем фрагментом мира, который имеет для последнего первостепенное значение.

Пренебрежение данными эмотиными, оценочными и экспрессивными оттенками значения, находящими свое выражение в диминутиве, будет противоречить концепции адекватного перевода и лишит речевой акт присущей ему эмоциональности и выразительности.

Диминутивы чрезвычайно важны для выражения экспрессии и эмоций, ведь ласковое или пренебрежительное отношение к референту определяют предлагаемую собеседником систему ценностей, с которой можно и не согласиться.

Оценочность далеко не всегда наглядно представлена в структуре лексико-семантического значения слов с диминутивными суффиксами, так, например, в таких словах как ведерочко, ситечко, веревочка и т.п. на первый план выступают обозначение незначительности по размеру и эмоциональная составляющая, отражающая, что отношение говорящего к тому или иному референту имеет свои особенности.

Дефицит выражения категории диминутивности в английском языке на морфологическом уровне компенсируется использованием прилагательных и других частей речи, в которых концепт незначительности в той или иной мере находит свое проявление. Лишь на уровне имен собственных категория диминутивности на морфологическом уровне в английском языке представлена достаточно широко.

Очевидно, что три основные категории диминутивности, так или иначе представленные морфологически и лексически во всех языках, находят свои особые формы выражения и в английском языке. Если морфологическое выражение категорий диминутивности представлено достаточно скудно, то на уровне словосочетания и высказывания этот недостаток восполняется при помощи ряда прилагательных и наречий, чрезвычайно интенсивно использующихся для снижения степени, масштаба, размера, категоричности, выражения особой близости или пренебрежения.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

1. Стилистический аспект номинации словом как единицей речи //Языковая номинация (виды наименований). Э.С. Азнаурова  - М., 1977. - С. 86-128.
2. Лексическая семантика. Ю.Д. Апресян  - М, 1974.
3. Семантическая структура слова в современном английском языке и методика ее исследования. И. В. Арнольд  - Л., 1966.
4. Язык и мир человека. Н.Д. Арутюнова  - М.: Языки русской культуры, 1999.
5. Устойчивые фразы в современном русском языке. Основы теории устойчивых фраз и проблемы общей фразеологии. В. Л. Архангельский - Ростов на Дону, 1964.
6.  Общее языкознание. О. С Ахматова.  - М, 1964.
7. Эмоцинальность в языковой и неязыковой вариативности (основы эмотивной стилистики текста). В. И. Болотов - Ташкент, 1981.
8. Основы функциональной грамматики. Языковая интерпретация идеи времени. А.В. Бондарко - СПб., 1999.
9. Понятийные категории и языковые семантические функции в грамматике // Универсалии и типологические исследования. А.В. Бондарко - М, 1974.
10. Обозначения цвета и универсалии зрительного восприятия // Язык. Культура. Познание. - М., 1997. - С. 231 -290.
11. Язык. Культура. А. Вежбицкая.   - М, 1996.
12. Философские работы. Л. Витгенштейн - T.1. - М., 1994.
13. Регистр общения с детьми: структурный и социолингвистический аспекты (на материале русского языка). Т.О. Гаврилова  - СПб, 2002.
14.  Лексикология английского языка. И. Р.и Е. Б. Черкасская - М, 1956.
15. Философия грамматики. О. Есперсен  - М., 1958.
16. Структура английского имени существительного. И.П. Иванова  - М., 1975.
17. Средства выражения категории диминутивности в английском и русском языках : (на материале английской и русской художественной прозы XIX - XX веков) : дис. … канд. филол. наук; [Дагест. гос. пед. ун-т]. С.Ш. Исакова  - Махачкала, 2007.
18. Культурные доминанты в языке // Языковая личность - культурные концепты. В. И. Карасик - Волгоград-Архангельск, 1996.
19. Общее и типологическое языкознание. С.Д. Кацнельсон  - Л., 1986.
20. Типология языка и речевое мышление. С.Д. Кацнельсон - Л., 1972.
21. Актуализация личностных смыслов автора в системе коннотативных значений французского прозаического художественного текста/Автореф.дисс. докт. филол. н. Ю.А. Ладыгин Иркутск, 2000.стр 9
22. Лингвистический энциклопедический словарь. - М., 1990. [ЛЭС]
23. Некоторые вопросы диалектной лексикологии. Н. А. Лукьянова  Новосибирск, 1979.
24. Экспрессивная лексика разговорного употребления: проблемы семантики. Н. А. Лукьянова  - Новосибирск; 1986.
25. Системология и языковые аспекты кибернетики. Г.П. Мельников  М., 1978.
26. Типологические сопоставления и типология систем // НДВШ. Филол. науки, 1958. - № 3. И.И. Мещанинов
27. Принципы истории языка. Г.Пауль. - М., 1960.
28. Роль диминутивов в современном русском языке // Russian language: system and functioning. Е.Ю. Протасова  - Tartu, 2001.
29. Семантическая категория интенсивности в английском языке. И.И. Туранский  - М., 1990.
30. Язык эмоций в английском тексте. Когнитивный и коммуникативный аспекты. О. Е. Филимонова - СПб., 2001.
31. Логика и логическая семантика. Г.Фреге. - М., 2000.
32. Значение и структура языка. У.Л. Чейф  - М., 1975.
33. Категоризация эмоций в лексико-семантической системе языка. В.И. Шаховский - Воронеж, 1987.
34. Firth J.R. The Tongues of Men and Speech. Westport Greenwood Press, 1986.
35. Lewis C.J. The Modes of Meaning // Semantics and the Philosophy of Language. Urbana: The University of Illinois Press, 1952. P. 50-63.
36. Morris Ch. Writings on the General Theory of Signs. - The Hague, Paris: Mouton, 1971.

Использованная художественная литература:

37. Barnes J. Love, etc. Jonathan Cape, L., 2000.
38. Barnes J. Talking It. L., 1991.
39. Beckett S. Malone Dies. - Harmondworth, 1977.
40. Beckett S. No's knife. - L., 1967.
41. Beckett S. Waiting for Godot. - NY, 1954.
42. Bronte Ch. Jane Eyre. - L., 1997.