перевод стихов "Шинейд Моррисси
проект по английскому языку (9 класс) на тему

1831

A beautiful cloudless morning. My toothache better.
William at work on The Pedlar. Miss Gell
left a basket of excellent lettuces; I shelled
our scarlet beans. Walked out after dinner for letters—
met a man who had once been a Captain begging for alms.

*

The afternoon airy & warm. No letters. Came home
near the lake, which was near-turquoise
& startled by summer geese.
The soles on this year’s boots are getting worn.
Heard a tiny, wounded yellow bird, sounding its alarm.                                         

*

William as pale as a basin, exhausted with altering.
I boiled up pears with cloves.
Such visited evenings are sharp with love
I almost said dear, look. Either moonlight on Grasmere
                                                                   —like herrings! —
or the new moon holding the old moon in its arms.

nationalists, nor to loyalists though claims that is interested in policy. Morrissey was already nominated for Eliot’s award in 2002, 2005 and 2009. Poetic award annually for the poetic collection in the English, published in Great Britain or Ireland. Eliot was the great Anglo-American poet, the author of the modernist poem "barren land". Since then the prize fund was provided with money of the widow of the poet, Valerie Eliot who has died in 2012. Now the material component of an award is equal to 15 thousand pounds.

Parallax is something of a treasure trove, the visual and aural equivalent of a child's "feely-bag". From an 18th-century jigsaw map, to electroplating, to the mutoscope, the poet's enthusiasms are infectious and they cohere in totally unexpected ways. "Take a parallax view" may not have entered social or political discourse yet, nor (thankfully) has it reached management-speak; but Morrissey's poetic framings and exposures of author, reader/viewer, and object in dynamic and angular relation to each other make her a compelling advocate, and exemplary practitioner, of both seeing and doing things differently.

At the start of Sinead Morrissey's brilliant, Forward prize-shortlisted fifth collection, she defines its title as: "Parallax (Astron.) Apparent displacement, or difference in the apparent position, of an object, caused by actual change (or difference) of position of the point of observation." It's a fertile subject for a book that reveals an interest in parallax in all its multiple senses – photographic, philosophical, and political. In photography, for instance, parallax is "the incorrect framing of an image due to the differing positions of the viewfinder and the lens" (OED). Morrissey, who has always been concerned with what lies "between here and there", the visible and invisible, with the artificiality of art in framing and containing its subject, exploits the potential inherent in this not immediately promising technical problem with consummate skill.

 The inhabitant of Belfast awarded for the collection of verses of "parallax". The chairman of eliotovsky jury, the poet Ian dyukhig (Ian Duhig) noted "political, historical and personal ambition" Morrissey’s books and declared that the jury voted for it unanimously. Poems of "parallax" are written in beautiful language, the head of jury noted, and the collection combines a set of the points of view, "as well as promises the title". The poetess premised to the book definition of the astronomical term "parallax". The guardian newspaper in the review notes says that this concept of texts of the collection reveals in photographic, philosophical and political meanings. Sinead Morrissey is 41 years; in July, 2013 she became the first poet winner of the capital of  Northern Ireland.  The poetess  doesn't carry herself neither to the Irish

1831

Безоблачное утро. Легко. Лишь мучает зубная боль.
Уильям на работе. Он коробейник. Поперек и вдоль.
Мисс Гелл нам принесла салат с латуком.
Я отдала ей алые бобы….
Поужинав, брела за письмами с собой наедине.
Там встретила мужчину, что капитаном был когда - то.
Он в милостыне руку протянул ко мне.
Днем так просторно и легко. А озеро у дома бирюзой манит….
И писем нет. И стоптаны сапог подошвы.
И гуси летние как восхищения магнит.
Услышала крик раненой пичужки у дороги.
И ноты громкие звучания тревоги.
Уильям, бедный, весь измучен,
Сварила груши и посыпала гвоздикой, 
Вдруг поняла момент любви великой.
И чуть не прошептала, дорогой, смотри,
Как лунный свет над Грасмером прекрасен,
И в озере лазури ясен,                                                                                                                                    И плещутся селедки в лунном свете,
Ловя луну, в объятия на рассвете. 

Through the square window

In my dream the dead have arrived
to wash the windows of my house.
There are no blinds to shut them out with.

The clouds above the Lough are stacked
like the clouds are stacked above Delft.
They have the glutted look of clouds over water.

The heads of the dead are huge. I wonder
if it’s my son they’re after, his
effortless breath, his ribbon of years ─

but he sleeps on unregarded in his cot,
inured, it would seem, quite naturally
to the sluicing and battering and pairing back of glass                                                                        that delivers this shining exterior …                                                                                                  One blue boy holds a rag in his teeth
between panes like a conjuror.
And then, as suddenly as they came, they go.
And there is a horizon
from which only the clouds stare in,
the massed canopies of Hazelbank,
the severed tip of the Strangford Peninsula,
and a density in the room I find it difficult to breathe in
until I wake, flat on my back with a cork
in my mouth, stopper-bottled, in fact,
like  a herbalist's cure for dropsy 

Сигнатуры

Здесь раньше была пустошь, а теперь здесь город. Еще шесть месяцев назад

Здесь грязь была, и гангренозный стапель купал свою больную ногу в море

Похожий на заржавленный причал.

Тут был когда-то малый городишко

Но протестанты в нем построили корабль размером с башню,

Сюда ж везут разбитое авто, что во дворах стоят

Щекочет кожу свежий ветер, иду по гладкому бетону

Что взлетную напоминает полосу, огнями освещенную

С верхушки палубы, где будто бы перила на корме.

Трава. Места сидячие.  Мемориал имен былых хозяев.

Так сложно их произнести  Сджстед, Тосиг, Бэкстом,

Раз семь читаю их на незапятнанном стекле…

Signatures
Belfast is a place meet for a corporate town, armed with all
commodities, as a principal haven, wood and good ground,
standing also upon a border…
—extract from a letter to the Privy Council
from the Earl of Essex, 1573.

I

Where nothing was, then something. Six months ago
most of this was sludge and a gangrenous slip-way
dipping its ruined foot in the sea — a single rusted gantry
marking the spot where a small town’s population
of Protestant men built a ship the size of the Empire State Building.
Smashed cars and wreckers’ yards flourished in between.
II
A skin-stripping wind. This morning I walk on concrete
smooth as a runway with a full-scale outline laid in lights
of the uppermost deck. Railings as over a stern.
Grass. Seating. The memorial for the dead hosts names
I can’t pronounce — Sjöstedt, Taussig, Backström—
in immaculate glass. Once, I count a surname seven times.

   Сквозь квадратное окно                          

Во сне, ко мне стучаться мертвецы,
почистить окна в доме, я не могу их не впустить
нет сил, чтоб занавески опустить.
А за окном над городом сгущенье туч
такие плотные, как будто в Делфте,
вот – вот обрушатся дождем.
И мертвых головы огромны,
а вдруг мой сын таким же станет
после того как прекратится легкое дыхание,
как завершится лента его лет.
Но он сопит в своей уютной люльке,
казалось бы, забытый богом,
и кажется, вполне нормальным, 
что погребенные хотят намыть мне окна,
сиять заставить их, переливаясь блеском.
Один из них, мальчишка, темно-синий
зажал в зубах тряпичку для мытья,
и словно фокусник меж стекол появился.
Вдруг исчезают тени мертвых, а может их и не было совсем.
А за окном просторы горизонта
лишь облака уставились в окно.                                                                                                       И нависает надо мной массивный Хэйзелбэнк,
оторванный от мира остров Стренгфорд*,
так душно в комнате и дышится с трудом.
Лежа пластом во сне, смочив водою губы,                                                                         попробовать бы травами водянку излечить. 

 *Стренгфорд-Лох (англ. Strangford Lough, иногда Strangford Loch) — большое морское озеро в графстве Даун Северной Ирландии.

Dowson "Autumnal" 
Pale amber sunlight falls across 
The reddening October trees, 
That hardly sway before a breeze 
As soft as summer: summer's loss 
Seems little, dear! On days like these. 

Let misty autumn be our part! 
The twilight of the year is sweet: 
Where shadow and the darkness meet 
Our love, a twilight of the heart 
Eludes a little time's deceit. 
Are we not better and at home                                                                               

  In dreamful Autumn, we who deem 
No harvest joy is worth a dream? 
A little while and night shall come, 
A little while, then, let us dream. 

Beyond the pearled horizons lie 
Winter and night: awaiting these 
We garner this poor hour of ease, 
Until love turn from us and die 
Beneath the drear November trees.

that delivers this shining exterior...
One blue boy holds a rag in his teeth
between panes like a conjuror.

And then, as suddenly as they came, they go.
And there is a horizon
from which only the clouds stare in,

Там лодки колесят в мели из последнего усилия

И выжить может лишь амфибия

Раздумья…, вижу мальчика, что в сыновья годится

Слюна стекает по губам

Я не могу без ужаса смотреть, передо мной возник

И странно как он в дом ко мне проник

Играет «ливень слез», я вижу кровь,

Вновь, вновь и вновь.

Примечание: Bob Dylan "Buckets of Rain"

В них комнаты выходят

На фонтан

Калеки полоскали в нем белье,

Усердней женщин

Те, в шляпах, с крыльями – полями

Им промывали чисто раны.

Мой отчим, был одним из тех

Для кого Вьетнам

Был постоянно повторяющимся сном,

в котором сами,

Сквозь джунгли шли, что тыкают усами

 И проникая  в легкие все  ждали,

что, задохнувшись дебрями неопредолимыми

Станут мертвыми и  недвижимыми

Вьетнам, и щелкает внутри

Перед кончиной на губах замри

the massed canopies of Hazelbank,
the severed tip of the Strangford Peninsula,
and a density in the room I find it difficult to breathe in

until I wake, flat on my back with a cork
in my mouth, stopper-bottled, in fact,
like a herbalist's cure for dropsy.

Доусену. Осенний

Октябрь. Сквозь алые деревья
Янтарно - бледный свет ложится,
Качает ветер листьев ожерелья,
И лето в веренице осени кружится.
И дней прекрасных, милый, не вернуть.

Пусть осень будет нас туманом овевать
Вечерней мглой прекрасных желтых дней,
К нам тень и тьма стучится ночевать
Любовь уходит в сумрак призрачных ночей,
Стучат сердца, а время лишь обман,
Летит в незабываемую осень
Нам грустно в стенах дома, а туман,
О радостях и о мечте не спросит.
Вот ночь стучит в открытое окно,
Уже почти темно.
Не будем время драгоценное терять,
Пришла пора немного помечтать.

И где-то там, пестреют осени контрасты,
Зима уже ночным дыханием обдает, 

В печальный час забудем все ненастья,
Пока любовь в сердцах живет,
Пока не отвернется, не умрет. Как жаль….
А в ноябре все краски потускнеют,
Придет печаль.                                                                

Baltimore

In other noises, I hear my children crying — 
in older children playing on the street 
past bedtime, their voices buoyant 
in the staggered light; or in the baby 
next door, wakeful and petulant 
through too-thin walls; or in the constant 
freakish pitch of Westside Baltimore 
on The Wire, its sirens and rabid gunfire, 
its beleaguered cops haranguing kids 
as young as six for propping up 
the dealers on the corners, their swagger 
and spitfire speech; or in the white space 
between radio stations when no voice 
comes at all and the crackling static 
might be swallowing whole a child’s 
slim call for help; even in silence itself, 
its material loops and folds enveloping 
a ghost cry, one I’ve made up, but heard, 
that has me climbing the stairs, pausing 
in the hall, listening, listening hard, 
to — at most — rhythmical breathing 
but more often than not to nothing, the air 
of the landing thick with something missed, 
dust motes, the overhang of blankets, a ship 
on the Lough through the window, infant sleep. 

who in folded hats like wings
washed clean their wounds.
My erstwhile stepfather was one
for whom Vietnam
was a constantly recurring dream—
the jungle inching its tendrils 
into his lungs until he becomes
half-man, half-vine, asphyxiating.
The word itself has a click in it.
It halts before the ending.
Boats left stranded in trees.
The ones that survive are amphibian.
As I speak, there is something muscled
and bloody in the sink                                                                                                                                     the boy young enough to be my son
spat out and I can’t look.
I don’t know how he got inside my house.
The stereo is playing Buckets of Rain
by Dylan,
over and over again.

В – это ветеран

Солдат, вернувшийся с войны,

Сошедший со страницы книги.

Они калеки, все в пыли, в крови,

Трясут коробками монет

После имперских распрей.

Приглядевшись, увидела дома  покатом

Построенные квадратом.

расположили его в верхней части.
Так дети королевские, играя целый час,
Стуча деталями, все грани расставляли,
Ура! Какое счастье! Тот континент в дальнем конце угла,
их остров собственный, на склоне неизведанного края,
и нет в природе этого материка.
А впрочем, разница какая!
Аотероа* или Америка!

*Аотероа (страна длинного белого облака) - маорийское название Новой Зеландии

V is for Veteran

A soldier returned from a war
was how my P6 spelling book put it I saw
cripples with tin cans for coins                                                                                                                           in dusty scarlet, back from some spat of Empire.
Later I became aware of buildings
built in squares around a courtyard
where every room looked down
to a fountain
rinsing and bleaching the light
assiduously as the women

Балтимор

Я слышу, среди шума как плачут мои дети,
Те, что постарше и на улице играют после сна
Звонки их голоса в рассеивающемся свете;
Сквозь крики малыша в соседской детской,
Сквозь звуки Западного Балтимора в проводах,
Среди сирен и бешеной пальбы в заулочных углах,
где копы окружили ребятишек, мешающих местным торгашам
в их чванстве, и неуместном содержанье речи,
и в белом пространстве безголосых радиостанций.
Что с треском ей присущем, глотает крик ребенка
о помощи молящий; И в тишине, в ее ловушках, 
я слышу призрачный мной выдуманный плач
в душе кричащий, он заставляет лестницы считать,
поднявшись, задержавшись слушать громкое дыхание,
опять его лишь слышно, но чаще темнота,
а в воздухе витает неуловимая пылинок пустота,                                                                                                                    А за окном, корабль на Лох,                                                                                                                   скользит по озеру в младенческие сны

Jigsaw

The Royal children have been sent a gift—
A map of Europe from 1766
Complete with longitude, painted onto wood,
Like any other map in brown and green and red,
But then disfigured: cut up into parts,
A disassembly of tiny courts
Strewn across the table. There is a key
To help the children slot, country by country,
The known traversable world in place:
Little Tartary, Swedish Lapland, France,
The Government of Archangel. The sea
Has been divided into squares, crudely,
As though the cast-iron sides of nations
Still applied (but with more attention
To geometry) while the engraver’s signature
—A circle, his name, a folded flower—
Has been deftly sawn in half. If successful,
The three young princes and the oldest girl
(This is not, after all, a lesson in diplomacy                                                                                                                     So she can play too) will, ironically,
Undo the puzzle’s title and its claim:
Europe Divided in its Kingdoms
Shall be Europe reconfigured, whole.
They start in the top left corner with the scale
Then fill the other corners in: ‘Part of Africa’,
A scroll, the blank of simply ‘Asia’
Rolling off to hordes and steppes and snow
Beyond the boundary. Outlines follow,
Aided by exquisite lettering:
‘The Frozen Ocean’ solidifies across the map’s ceiling.
And so the Royal children spend an hour
Staring and exclaiming, clicking together
(What joy!) the angled buttress of a continent—
Their own unlikely island on a slant
By its farthest edge, and in their trance ignore
What will no longer fit: Aotearoa, America.

* Aotearoa – маорийское название Новой Зеландии

Головоломка

Как – то королевским детка подарили                       
карту Европы, год 1766ой
вырезанную на дереве, в комплекте с долготой.
Как и другие карты была она,
Раскрашена в коричневые, красные, зеленые тона,
Разрезана на части, на мелкие кусочки-пазлы,
И по столу разбросана детьми. И есть к ней ключ
Чтобы помочь страну со страной соединить
И все известные кусочки мира на месте верном разместить: 
Маленькую Татарию, Шведскую Лапландию, Францию, 
Архангельские земли. Море, 
Было разделено на квадраты, немного резка грубовата,
А по краям обрамлено металлом.
Так же на ней (с геометрической точностью) надпись гравировщика размещена
- Круг, его имя, сложенный бутон цветка – 
Был разрезан ровно пополам. И если повезет,
Три юных принца и их старшая сестра
(ведь это не урок дипломатии, и она тоже может играть с братьями)
С иронией воспримут смысл головоломки,                                                                                                            Но как ни странно, в игре заложен смысл названия
Европа, что на пазлы делится
Вновь станет целой, не изменится
Начав с верхушки верхнего угла, 
Где пролегает долготы шкала,
Заполнили они часть «Африка»
И свиток «Азия»
От орд, степей и снежных континентов направились они 
к границе. Исследовав все очертанья,
увидев надпись «Ледовитый океан»,