Сказки для коррекционной работы с младшими школьниками.
классный час по психологии (5 класс) на тему

Владислав БАХРЕВСКИЙ

ДВОРЕЦ ЗОЛУШКИ

Второкласснику Зине поставили на уроке труда «отлично». Он из своего конструктора собрал два спутника и произвел стыковку.
Второклассник Зина был мальчиком, а страдал из-за своего дедушки, Зиновия. Зиновий, конечно, не хуже, чем Эдуард — Эдик или Прон — Проня, да только когда еще это Зиновием станешь, а вот Зиной — это уж до десятого класса включительно.
На перемене, разглядывая Зинины «спутники», ребята заговорили о своих любимых игрушках.
— У меня был такой кукленок резиновый, — сказала Вера, — я его звала Туська. Мама говорит, что я без него даже заснуть не могла. Когда мне было жарко, он меня холодил, а когда мне было холодно, он меня теплил.
— Утеплял, — поправил Веру Зина.
— Не утеплял — это квартиры утепляют, — вмешался в разговор Санька Чирикин. — Твой Тусенок тебя согревал.
— А ты не лезь! — рассердилась Вера. — Подумаешь, умный.
— Тусенок — это не очень интересно, — сказала Маша. — У меня вот, к примеру, был заяц-барабанщик, он сам барабанил, потом пингвин, у него горели глаза, и он ходил по комнате. Ну, конечно, у меня был и луноход, и всякие машины, которые объезжают препятствия. Железная дорога была. Полотно, паровоз и вагоны. И, представляете, от всей железной дороги сохранились передние колеса от паровоза и одна заржавевшая секция дороги.
Тут каждый стал вспоминать, какие игрушки у него были и что от них осталось.
— А вот у меня, — крикнул Санька Чирикин (говорили все, и никто уже друг друга не слышал), — а вот у меня был дворец! Из настоящего перламутра. Сквозь его маленькие окна были видны все комнаты. Перед самым дворцом лежало зеркальце. Оно было совсем как настоящее озеро. Вокруг озера стояли зеленые деревья, из нейлона, как настоящие. А по озеру плавали лебеди. Из настоящих лебединых перьев. В дверях дворца стояла Золушка на одной ноге, и на этой ноге был надет хрустальный башмачок.
— Ого! — удивился Зина. — И ты его тоже?
— Чего?
— Доломал?
— Ну ясно, доломал. Одно зеркальце только и осталось. Придешь — покажу.
— Бессовестный ты, Чирикин! — возмутилась Вера. — Такую прелесть уничтожить. Да у меня ни одна пылинка на такой дворец не посмела бы сесть. Нет, мальчишки, вы — безжалостные люди!
— Это верно, — грустно вздохнул Санька Чирикин. — Мне этот дворец папа подарил, а я не уберег. Когда светило солнце, каждая башенка сияла, и все окна сияли, и особенно хрустальный башмачок.
Санька Чирикин рассказывал, и глаза у него становились все больше, больше, а вот у Маши, наоборот, сужались и стали как щелочки.
— Он все врет! — сказала Маша. — Во-первых, Чирикин, у тебя нет отца. А во-вторых, таких игрушек в нашей стране не производят. Уж мне бы такую игрушку обязательно бы купили.
Саша побледнел, как взрослый, встал, а потом сел. Ребята глядели то на него, то на Машу и потом стали отворачиваться, чтобы не глядеть.
— Я правду говорю! — возмутилась Маша. — Я же их соседка. У Чирикина отца нет. Я, по крайней мере, ни разу его не видала.
— И не увидишь! — Санька вскочил из-за парты. — Потому что это тайна. Клянетесь не разболтать?
— Клянемся, — шепотом сказали ребята.
— Смотрите, я открываю вам государственный секрет. Мой отец разведчик! — выпалил Санька Чирикин. — А дворец Золушки он привез из-за кордона. Понятно?
Зина, слушая Саньку Чирикина, разглядывал свои ботинки. Он не умеет смотреть людям в глаза, если они говорят неправду. Он даже на свою маму не смотрит, когда она рассказывает гостям, что все их ковры от бабушки. Бабушка живет в деревне, у нее нет ни одного ковра, только половики линялые, и крыша у нее течет.
Не мог Зина и на Саньку Чирикина глядеть. У Санькиного отца другая семья, в той семье — двойняшки, они на будущий год в школу пойдут.
Кто-то тронул Зину за плечо — Чирикин!
— Разговор есть! — сказал он Зине.
Они вышли в коридор. Санька побежал под лестницу, значит, разговор серьезный.
— Чего? — спросил Зина.
— Да ничего, — ответил Санька. — Давай обнимемся. По-мужски.
Они обнялись, Санька был теплый, как меньшой братишка. На виске у него росли не волосы, а белые пушинки.
Прозвенел звонок. Пришла учительница. Посмотрела на ребят.
— Что-то вы очень возбужденные. Видимо, после урока труда. Сосредоточьтесь. Сегодня мы будем читать «Сказку про храброго Зайца длинные уши, косые глаза, короткий хвост». Саня Чирикин, читай первый.
Санька молчал. Все на него поглядели. Он сидел согнувшись, как старичок. Шею спрятал в плечи, голову склонил набок и что-то разглядывал на пустой доске.
— Чирикин! — удивилась учительница. — Вернись из своей мечты, мы ждем тебя в классе.
Санька Чирикин услыхал, вскочил.
— Читать?
— Читай!
— Про Храброго зайца?
— Про Храброго зайца.
— А вы знаете, я видел в зоопарке, когда еще совсем маленький был, но я это помню, — в одной клетке жили волк и заяц. Честное слово, это было на самом деле.
Глаза у Саньки Чирикина опять блестели.
— Он правду говорит. Так может быть! — вскочил Зина. — Если звери вместе с детства, они друг друга не съедят.

Уильям САРОЯН

НАШИ ДРУЗЬЯ — МЫШИ

Несмотря на то что мы держали кота, в доме у нас водились мыши. По ночам, когда все вокруг затихало, выключался свет и мы укладывались спать, можно было услышать, как они выбираются из своих норок и затевают беготню по деревянным половицам на кухне. А если поднапрячь слух, можно расслышать, как они попискивают. Ужасно забавно.
Мне очень нравилось, что у нас в доме обитают эти робкие скрытные существа. Я относился к ним как к нашим мышам, то есть принадлежавшим нашему семейному очагу, и, соответственно, считал, что они прочно вошли в нашу жизнь и стали ее неразрывной частью. Они были воришки и питались тем, что им удавалось стянуть, и все равно они были такой же семьей, как и мы, и поскольку они жили в нашем доме, я их страшно любил.
Иногда, прислушиваясь к мышиной возне, я чувствовал, что мой брат Крикор не спит и тоже слушает. Наши кровати стояли в одной комнате, рядышком, и если мы просыпались вместе, то я всегда знал, что он не спит, потому что, когда он спал, все было по-другому.
Я чувствовал, что он прислушивается к мышам вместе со мной, и говорил ему:
— Слышишь, Крикор?
А Крикор отвечал:
— Тихо. Они сейчас начнут играть.
Я чувствовал, что он не спит, потому что бодрствование в темноте имело для него особый смысл, если бы он спал, то лишился бы этого. Так что, прислушиваясь к мышам, мы постепенно пришли к осознанию собственного бытия. Мы поняли, что наше сознание постоянно в работе. Во сне оно отдыхает, но каждый раз пробуждается, и если бы у нас не завелись мыши, мы бы не постигли всего этого так быстро и просто.
Слово “мук” на нашем языке означает “мышь”. В нем нет ничего книжного или научного, оно просто обозначает крохотную форму жизни, которой свойственна настороженность и крайняя пугливость. Если ребенок мал и робок, его можно любовно наречь этим именем.
Мы думали о мышах на нашем языке и представляли себе их застенчивый игривый характер. Нам и в голову не приходило думать о них как о врагах, угрожавших нашему здоровью и кладовке.
Да, действительно, по простоте душевной они могли погрызть что-нибудь там и тут, иногда оставляя после себя помет на полу, но это все, что можно было сказать о них плохого. Ни один из нас не заразился от мышей малярией. И когда заходили разговоры на эту тему, Крикор возражал, что если бы мыши были малярийные, то они перемерли бы прежде, чем успели бы кого-нибудь заразить. Вот такая ненаучная у него была позиция.
Раза два мы видели нашего кота с пойманной мышью в зубах. Мы смотрели, как кот играет с мышью и в конце концов съедает ее. Нас потрясало то, что живое существо лишается жизни, мы приходили в уныние от хруста его косточек, и вместе с тем весь этот спектакль был поразительно справедлив, потому что все в нем было по правилам, законно.
Котам нравится закусывать мышами. Так что пусть мыши сами заботятся о том, как им держаться подальше от котов. Кот, как и мышь, есть живое существо, только принадлежит другой семье и отличается размерами. Им обоим дана от природы сообразительность, поэтому вполне естественно, что коты используют свою смекалку для ловли мышей, а мыши используют свою изобретательность, чтобы не попадаться на глаза коту. Все честно-благородно.
И если мышь попалась в когти коту, то либо потому, что кот проголодался или ему вздумалось поиграть и он проявил известную хитрость и сноровку, либо из-за того, что мышь по старости ли, а может, по крайней небрежности не проявила должной осмотрительности и, следовательно, кот заслужил съесть мышь, а мышь заслужила быть съеденной.
Едва ли существует какая-нибудь другая удобоваримая точка зрения, и бессмысленно симпатизировать мышам и клеймить котов как отвратительных и кровожадных тварей или же воображать, будто у них есть какое-то преимущество, потому что, если призадуматься, все как раз-таки наоборот, и остается только недоумевать, как это котам вообще удается ловить мышей.
Симпатизировать мышам — совершенно несправедливо и плоско. Это свидетельствует о слабом понимании законов природы и этической стороны того, что значит быть котом или мышью.
Я не натуралист, и я не знаю, как называются те тварюшки помельче, которых преследуют и поедают мыши, но могу предположить, что они все же питаются какими-то более мелкими существами.
Если же это не так, если они едят только то, что и люди, ну там сыр или первые издания книг, тогда они заслуживают еще большего восхищения.
Мне приходилось прежде видеть мышеловки, но я никогда не присматривался к ним внимательно и, конечно же, никогда не задумывался над тем, что они могут иметь какое-то отношение к нашим мышам. И вот у нас появились три мышеловки, и моя сестра Люси была полна решимости избавить наш дом от мышей.
Я взял мышеловку и стал ее изучать. Я отчетливо увидел упругую скобу, которая со страшной силой обрушится на мышь и придавит ее насмерть, и тугую пружину, которая приведет в действие эту скобу.
Когда кот ловит мышь и играет с ней, нетрудно представить напряженно-лихорадочное состояние мыши, ее страх и трагическую надежду на спасение, безжалостно внушаемую ей котом, чтобы поразвлечься.
И все-таки, как я уже говорил, мы понимаем, что все происходящее справедливо. Невозможно так же относиться к мышеловкам. Едва ли металлическая пружина и мышкина инстинктивная сообразительность могут достойно соперничать друг с другом.
Я был против мышеловок с самого начала и поражался, почему это Крикор совсем не возражает против них. Он посмотрел на мышеловки и не потрудился выразить к ним хоть какое-то отношение.
Я сказал по-армянски:
— Ну что вам сделали эти мыши? Ведь ничего же не сделали.
Моя мама сказала, что нашла мышь, утонувшую в банке с уксусом, и что весь уксус пришлось вылить в раковину. Она сказала, что глупо терпеть мышей только потому, что нам нравится слушать, как они резвятся по ночам.
Приманкой служил сыр. Мышеловки были взведены, и наутро мы обнаружили, что в две из них попались мыши, а третья, хоть и сработала, была пуста. Сыр однако из нее исчез. Маме это показалось очень странным.
— Мышь, видать, оказалась больно сообразительная, — сказала она.
Я же был ужасно рад этому обстоятельству, потому что одной из наших мышей удалось унести ноги, и я представлял, как она, вернувшись к своим, рассказывает: “Там у них мышеловки с сыром. Вы приближаетесь, чтобы взять сыр, и тут что-то обрушивается вам на голову и убивает. Теперь вы должны быть очень осторожны, смотрите в оба, не давайте себя обмануть при виде сыра, который лежит не там, где ему полагается, — на тарелке или полке. Если вы увидите проволоку на дощечке, держитесь от нее подальше, это западня. Она прикончит вас. Лучше уж остаться голодным, чем отведать сыру и быть убитым”.
Мертвые мыши окоченели, по их лапкам было видно, какие муки они испытали перед смертью. Вечером моя сестра Люси снова зарядила все три мышеловки сыром, и наутро в одну из них попалась мышь, а две другие хоть и сработали, но мышей в них не было. Я почувствовал, что наши мыши быстро учатся, и преисполнился гордостью за них.
На следующую ночь я проснулся и стал прислушиваться к мышам. Я прослушал недолго, ничего не услышал и почувствовал, что и мой брат Крикор не спит. Потом я услышал, как сработала одна мышеловка, и подумал о раздавленной насмерть мышке. Не прошло и минуты, как сработала вторая ловушка.
Я подумал: “Что это нашло на наших мышей? Почему они не научились держаться подальше от мышеловок?”
Потом хлопнула третья мышеловка, и я подумал: “Если и дальше так пойдет, то через неделю у нас все мыши переведутся”. И уснул.
Утром оказалось, что все три мышеловки пусты. За завтраком мой брат Крикор сказал:
— Я читал где-то, что некоторые мыши разбираются в мышеловках и их так просто не проведешь. Они заходят с той стороны, где им не угрожает пружина, съедают сыр и сматываются. Наши мыши так и делают.
Вот какой у меня брат, Крикор. Вскоре он пришел и лег спать. Я бодрствовал и так сосредоточенно думал о наших мышах и мышеловках, что Крикор сразу понял, что я не сплю. Мы стали перешептываться, и Крикор сказал:
— Я ходил к мышеловкам. Мы не хотим, чтобы они убивали мышей. Я положил сыр на пол, скоро они появятся, слопают сыр и уйдут. Мы услышим.
И мы стали прислушиваться. Через некоторое время мы уловили, как они вылезают из своих норок, и Крикор сказал:
— Врут они все про микробы. Мыши такие же чистые, как кошки. Просто, как и все живое, они испытывают голод. Я положил сыр перед их норками, и они его найдут.

1936

Перевел с английского
Арам Оганян

«Рождество зверей».

Мария-Луиза Вер

Каждый год, за несколько дней до Рождества, над лесом появляется особый знак – звезда, которая светит совсем не так, как другие звезды. Она разбрасывает во все стороны лучи, сияющие подобно блесткам инея, и каждый из них спешит коснуться спящих зверей, пробираясь в самые укромные норы и берлоги.

- Просыпайтесь, - шепчет звезда, - наступает  Рождество! Приготовьтесь к нашему ежегодному празднику!

Праздник происходит на одной таинственной поляне,  не известной никому из людей, под защитой стоящих на страже елей. Каждый год программа праздника меняется.

То это концерт, который дают птицы. Слетевшиеся изо всех уголков земли, праздничный концерт, на котором солируют соловей.

То это бал с настоящим оркестром. В нем звучат сорочьи трещетки, серебряная труба петуха, разнообразные голоса зверей, а цикады и сверчки отбивают ритм.

На этот раз звезда объявила  животным:

- У вас будет праздник, как у людей. Я разукрашу огнями ели, а вы приготовьте подарки и вручите их гостям. Я хочу, чтобы все остались довольны. А чтобы никто не оказался в обиде, мы устроим репетицию. Ведь найти нужный подарок – дело тонкое.

- Ну, это не трудно! – отвечали звери. – Мы уж придумаем что-нибудь необычное.

- Поглядим, - тихо сказала звезда. – Приходите все накануне Рождества, каждый со своим подарком. Выберите, что захотите, только помните, что ваши подарки должны всем доставить удовольствие!

В веселом настроении животные разбрелись по своим норкам. И каждый обдумывал, с каким подарком он придет на праздник.

Но всему свой срок. Вот и наступил долгожданный вечер накануне Рождества. Лунный свет накрыл лес и осветил необычную суматоху под кронами деревьев. Животные, включая тех, что находились в ближайшем зоопарке, спешили в сторону той самой таинственной поляны, и каждый нес свой подарок. А звезда как драгоценный камень сияли в темном небе.

Владислав БАХРЕВСКИЙ

СТРОЕНИЕ ПЕРА

Учитель показал ребятам птичье перо и спросил:
— Узнаете ли? Какая птица носит такие перья?
Мальчишки нахмурились, и каждый рукой махнул, девочки захихикали: уж чего это Виктор Степанович взялся пытать, как маленьких.
— Вижу, что узнали, — сказал Виктор Степанович. — Верно, перо гусиное. Сегодня мы будем изучать строение пера. Вот, смотрите, это опахало.
Виктор Степанович резко взмахнул пером, и воздух присвистнул.
— Для чего служит опахало?
— Чтоб на воздух можно было опереться, — сказал догадливый ученик Тюлихов.
— Молодец, — похвалил Виктор Степанович. — Опахало, как видите, на стержне, или стволе. А толстая, гладкая, пустотелая часть пера называется «очин».
Учитель глядел на класс и ждал. Ребята знали: им нужно догадаться, что это значит — очин.
— О и чин! — глядя Виктору Степановичу в глаза, принялся за свои догадки Тюлихов. — Очи и ны... Овчи-ны...
— Чины, очи и овчины тут ни при чем, — улыбнулся Виктор Степанович. — Вот представьте себе...
Он начал говорить, а перед глазами ребят пошло как бы кино.
Вырезана в бугре полукруглая скамья, выложена зеленым дерном. Сидит на этой скамье человек в ненынешней крылатой одежде. Смотрит в проем между деревьями, смотрит вдаль. Степь по-осеннему холодная, темная от дождей. И сумерки темны, небо забито облаками. Человек поеживается — засиделся.
Идет песчаной дорожкой вдоль пруда, полного черной осенней воды. Идет, трогая рукой шершавые стволы дубов, словно желая им покойной ночи. Перебегает по легкому мосту, выгнувшему спину. И вот он — дом. Сбрасывает в передней крылатый плащ, просторными пустующими комнатами проходит в угловую.
Свечи зажжены, комната ожидает хозяина. Язычки огня вытягиваются, приветствуя, — хозяин привел с собою ветер.
На столе свежие гусиные перья. Острым ножом хозяин дома очиняет перо. Опускает в чернила, и на пустом листе бумаги ложится за строкой строка:
Над лесистыми брегами
В час вечерней тишины...
Виктор Степанович читает стихи, писанные гусиным пером, рожденные на кончике очина. Ребята знают: это — Пушкин. Эти стихи пришли к Пушкину в Болдино.
В Болдино они были с Виктором Степановичем в прошлом году, весной, когда изучали цветы и травы родного края.
— А помните, Виктор Степанович, — говорит за всех девочка Вера, — помните, как в пойме, возле Большого Болдина, чибисы на нас кричали?
И весь класс на минуту замирает, уходит в ту весну.
Большие птицы, сонно размахивая крыльями, кружили над молодым зеленым лугом. Кричали пронзительно, сердито: «Сей-час-мы-вас! Сей-час-мы-вас!»
— А вот это и есть дафна — волчье лыко, — показал им тогда Виктор Степанович травяной кустик.
— С этого Петрухин-то наш ягоды ел? — спросил Тюлихов.
— Ох, с этого!
Ребята сбились в стайку, испуганно смотрели на ядовитое растение.
— Затоптать его! Да растереть его! — закричал на волчье лыко Тюлихов.
— Убить растение — дело нехитрое, — сказал Виктор Степанович. — Ну а вдруг завтра ученые найдут в ненужном, вредном цветке вещества, которые излечат человечество от каких-то страшных болезней! Не проще ли быть уважительным к миру растений? Не трогать, не пробовать на вкус, чего не знаешь.
Разрешил Виктор Степанович ребятам собрать букет из трав и растений, какие известны им. Невелик вышел букет. Попали в него трава-мурава, ромашка, просвирник, который зовут еще «пышки-лепешки», попал вечнозеленый наш северный копытень. Тысячелистник, подорожник, пижма — дикая рябинка, луговая гвоздика, или «часики», чайная розочка, она же манжетка, съедобный борщовник, одуванчик, тимофеевка, осот да молочай — он же бесогон-трава.
— Видите, сколько еще предстоит нам узнать? — повел Виктор Степанович руками вокруг.
Однако всем было пора вернуться в класс на урок «Строение пера». И все вернулись. Только Вера подзадержалась.
— Виктор Степанович, а может, человек все-таки от птицы произошел? — спросила она с надеждой. — Уж больно сладко во сне летать.
— А человек никогда с полетом и не расставался, — ответил Виктор Степанович. — В сказках летал, в мечтах. А теперь наяву летает, налетаться не может. Итак, каково же строение пера?
— Опахало, ствол, очин! — хором сказал класс.
А Вера все еще далеко была.
— Все-таки самые хорошие стихи гусиными перьями написаны! — сказала она, сдвигая упрямо брови, чтоб кто-нибудь не возразил. — «У Лукоморья дуб зеленый, златая цепь на дубе том...» Такие слова подобраны! Скажешь — и как будто и впрямь летишь.