ДИАЛОГИЧЕСКОЕ ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ ТЕКСТОВ В СЦЕНАРИИ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОГО МЕРОПРИЯТИЯ
статья (9, 10, 11 класс) на тему

ДИАЛОГИЧЕСКОЕ ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ ТЕКСТОВ

В СЦЕНАРИИ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОГО МЕРОПРИЯТИЯ

Разработка сценария требует реализации ряда задач, призванных удовлетворить современные требования образовательного процесса, в котором используются разнообразные методы для осуществления просветительской, воспитательной, а также культурно-эстетической составляющей мероприятия.

Интертекстуальность, как основной способ построения художественного текста в искусстве модернизма и постмодернизма, является мощнейшим иллюстративным приемом, с помощью которого учащиеся устанавливают взаимосвязи между разными текстами в контексте законченного тематического мероприятия. Использования интертекста в сценарии школьного мероприятия, установление диалога между текстами из разных эпох и культур вокруг одной идеи обусловливает ее универсальность и общечеловеческий характер.

Возникновение термина «интертекстуальность» в последней трети ХХ века спровоцировано самим временем, а именно семиотизацией человеческой жизни, необычайно сильным потоком информации, осложнением понимания, что ново, а что является калькой, повторением уже сказанного. Наличие интертекста будто обнаруживает различия, утверждает новизну (идеи, формы, подачи материала), либо опровергает ее.

Сценарий мероприятия ко Дню Победы «Не мое лицо», форма реализации которого – спектакль по мотивам биографий неизвестных защитников нашей Родины, содержит интертекст для создания тематических отсылок к текстам разного исторического контекста русских писателей, объединенных вокруг основного тематического стержня.

В сценарии использованы выдержки из романов Достоевского Ф. М. «Братья Карамазовы», «Преступление и наказание», фрагмент пьесы Чехова А. П. «Три сестры», стихотворение Бродского И. А. «Только пепел знает, что значит сгореть до тла…», фрагмент стихотворения «Воспоминания», текст изданной в Берлине листовки капитана Неустроева С.А., командира стрелкового батальона. Форма мероприятия – спектакль. Цель: ознакомление учащихся с реалиями военного времени, судьбами женщин, ставшими образцом самоотверженного служения своему народу. В основе спектакля – документально-очерковое произведение белорусской писательницы Светланы Алексиевич «У войны – не женское лицо», лауреата Нобелевской премии по литературе 2015 года.

Название спектакля «Не мое лицо» перекликается с произведением-основой, вмещая смысловую нагрузку, ориентированную на зрителя-школьника среднего и старшего звена. Название мероприятия содержит в себе смысловую антиномию, формирующую два противоположных состояния в начале и в конце спектакля: от отстраненности, изначальной установки «не мое» до стирания границы и желания оспорить изначальное влияние номена на восприятие театральной действительности – реализации основной воспитательной цели.

Сценическое пространство спектакля будто проникает в зрительный зал. В помещении стулья расставлены таким образом, чтобы основное место действия максимально приближалось к зрителю: сцена расположена в широком коридоре между двумя секторами рядов, а сами стулья – вдоль сформировавшегося коридора.  На протяжении всего спектакля создается искусственный дискомфорт: взор зрителей направлен друг на друга в моменты, когда сцена пуста. Также эффект «сближения» по причине специфического оформления театрального пространства провоцирует некоторую сложность сокрытия эмоциональных реакций зрителей.

Логика изложения подчинена определенному плану. Сцена первая знакомит зрителя с основой спектакля – фронтовыми воспоминаниями женщин. Первые слова – это размышления Родиона Раскольникова о непреклонной ценности жизни в порой даже самых невыносимых условиях:

«...где это я читал, как один приговоренный к смерти, за час до смерти, говорит или думает, что если бы пришлось ему жить где-нибудь на высоте, на скале, и на такой узенькой площадке, чтобы только две ноги можно было поставить, — а кругом будут пропасти, океан, вечный мрак, вечное уединение и вечная буря, — и оставаться так, стоя на аршине пространства, всю жизнь, тысячу лет, вечность, – то лучше так жить, чем сейчас умирать!» 

Монолог отличается постулируемым жизнеутверждением, предвосхищая слова медсестер и подпольщиц о том, какое лицо было у «их войны».

Фронтовые воспоминания обрамляет стихотворение Бродского И. А., обнажая всю неукротимость времени, забвение, вероятное приуменьшение достоинств прошлого:

«Только пепел знает, что значит сгореть дотла.
Но я тоже скажу, близоруко взглянув вперед:
не все уносимо ветром, не все метла,
широко забирая по двору, подберет.
Мы останемся смятым окурком, плевком, в тени
под скамьей, куда угол проникнуть лучу не даст.
И слежимся в обнимку с грязью, считая дни,
в перегной, в осадок, в культурный пласт.
Замаравши совок, археолог разинет пасть
отрыгнуть; но его открытие прогремит
на весь мир, как зарытая в землю страсть,
как обратная версия пирамид.
«Падаль!» выдохнет он, обхватив живот,
но окажется дальше от нас, чем земля от птиц,
потому что падаль — свобода от клеток, свобода от
целого: апофеоз частиц.»

Окончание первой сцены основано также на антиномии: во время звучания минорной мелодии, оставшись в одиночестве, человек в черном зачитывает фрагмент монолога из «Трех сестер», который по своей смысловой нагрузке резко противоречит, но, в одночасье, вторит общей сложившейся атмосфере:

«Музыка играет так весело, бодро, и хочется жить! О, боже мой! Пройдет время, и мы уйдем навеки, нас забудут, забудут наши лица, голоса и сколько нас было, но страдания наши перейдут в радость для тех, кто будет жить после нас, счастье и мир настанут на земле, и помянут добрым словом и благословят тех, кто живет теперь. О, милые сестры, жизнь наша еще не кончена. Будем жить! Музыка играет так весело, так радостно, и, кажется, еще немного, и мы узнаем, зачем мы живем, зачем страдаем... Если бы знать, если бы знать!»

Героиня пьесы (Маша), подобно фронтовым уже ушедшим «сестрам», повествует о неизбежности забвения поколений, о бесцельности страданий в тот момент, когда оживленная сцена постепенно пустеет.

Вторая сцена начинается также с несоответствия, противоречия содержания и художественного оформления, где страстное танго и появление нарочито воодушевленного конферансье, предваряют рассказ о двух разбитых судьбах советских разведчицы и снайпера:

«Конферансье: Добрый день дамы и господа! Сегодня перед вами выступят очаровательные леди! Блестящая репутация, яркая внешность, прекрасные перспективы и далекоидущие планы: все это увенчалось – сломанной жизнью! Встречайте: Людмила Павличенко и Татьяна Маркус! Аплодисменты!»

Начало четвертой сцены (предпоследней) положено словами старца Зосимы (в прошлом – вспыльчивого офицера Зиновия) из произведения Достоевского Ф. М. «Братья Карамазовы»:

«Ибо все-то в наш век разделились на единицы, всякий уединяется в свою нору, всякий от другого отдаляется, прячется и, что имеет, прячет и кончает тем, что сам от людей отталкивается и сам людей от себя отталкивает. Копит уединенно богатство и думает: сколь силен я теперь и сколь обеспечен, а и не знает безумный, что чем более копит, тем более погружается в самоубийственное бессилие. Ибо привык надеяться на себя одного и от целого отделился единицей, приучил свою душу не верить в людскую помощь, в людей и в человечество, и только и трепещет того, что пропадут его деньги и приобретенные им права его. Повсеместно ныне ум человеческий начинает насмешливо не понимать, что истинное обеспечение лица состоит не в личном уединенном его усилии, а в людской общей целостности.»

Монолог предвещает смену настроения, сцену, которая описывает жизнь людей после войны в диалоге между мужем и женой.

Пятая сцена (последняя) начинается строками из стихотворения «Воспоминания» И. А. Бродского:

«Кого мы помним,

кого мы сейчас забываем,

чего мы сто'им, чего мы еще не сто'им;

вот мы стои’м у моря,

и облака проплывают,

и наши следы затягиваются водою.»

Местоимение «мы», объединение зрительного зала и сценического действа в конце спектакля, дальнейшее развертывание постановки, чтение всеми актерами текста «победной» листовки подталкивает зрителя к тому, что «не мое лицо» становится лицом всех и каждого. Изначальный барьер стерт и торжествующая Победа – это «наш» величественный День в истории разных народов, объединенных одним горем и радостью, и голос за кадром звучит, как голос миллионов ныне живущих человек:

«Кто они – русские или советские? Нет, они были советские - и русские, и белорусы, и украинцы, и таджики... Все-таки был он, советский человек. Таких людей, я думаю, больше никогда не будет, они сами это уже понимают. Даже мы, их дети, другие. А что говорить о внуках... У них был Сталин и ГуЛАГ, но была и Победа. И они это знают».

Возвращаясь к диалогическому взаимодействию текстов в сценарии образовательного мероприятия, хотелось бы подытожить, что благодаря использованию интертекста у школьника формируются представления, позволяющие понять, что некоторые проблемы и переживания имеют общечеловеческий характер и стоят особняком вне временного контекста. Таким образом, школьник подходит к осознанию общности, неразрывности со своим прошлым, а также в рассматриваемом спектакле «Не мое лицо», богатством культурного наследия России.

ГЛОССАРИЙ

1. Интертекст – основной вид и способ построения художественного текста в исскустве модернизма и постмодернизма состоящий в том, что текст строится из цитат и реминисценций к другим текстам.
2. Интертекстуальность – текстовая категория, отражающая соотнесенность одного текста с другими, диалогическое взаимодействие текстов в процессе их функционирования, обеспечивающее приращение смысла произведения

ИСТОЧНИКИ

1. Руднев В. П. Словарь Культуры ХХ века.
2. Стилистический энциклопедический словарь русского языка / Под ред. Кожиной М. Н.