В.Шаламов. Как сохранить в себе человека в нечеловеческих условиях?
план-конспект урока по литературе (11 класс)

Тема. В.Т.Шаламов. «Колымские рассказы».  Как сохранить в себе человека в нечеловеческих условиях?

I.  «Погружение в эпоху»

(Исполняется «Песня о Родине» ,на её фоне демонстрируются плакаты 20-30-х годов.  После слов песни «Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек…» - пауза)

Вольно и свободно… (На слайде карта ГУЛАГа.)

 С 1921 по 1954 год по стране за так называемые «контрреволюционные действия» было осуждено 3.777.380 человек, в том числе приговорено к высшей мере наказания 642.980 человек, к содержанию в лагерях и тюрьмах на срок от 25 лет и ниже – 2.369.220 человек, отправлено в ссылку 765.880 человек.

Система ГУЛага к 1940 году включала 53 лагеря, 425 исправительно-трудовых колоний и 50 колоний для несовершеннолетних.

Узнать, что происходило во времена ГУЛАГа, мы можем из учебников истории. Понять, что происходило с человеком в ГУЛАГе, мы можем, благодаря книгам.  (На слайде список книг на лагерную тематику.)

 Евгения Гинзбург «Крутой маршрут»,

Анатолий Жигулин «Черные камни»,

Олег Волков «Погружение во тьму»,

Георгий Владимов «Верный Руслан»,

Юрий Домбровский «Хранитель древности», «Факультет ненужных вещей»,

Лев Разгон «Непридуманное»,

Анатолий Рыбаков «Дети Арбата», «35-й и другие годы», «Страх»,

Юрий Нагибин «Встань и иди»,

Александр Солженицын «Один день Ивана Денисовича», «Архипелаг ГУЛаг».

         Варлам Шаламов «Колымские рассказы».

         Шаламов стал одним из первых в современной литературе, кто открыто заговорил на эту тему.

- Как вы думаете, почему? (Ответы учащихся.)

II. Сообщение темы.

В.Т. Шаламова можно назвать человеком трагической судьбы. В этом вы убедитесь, познакомившись с биографией писателя. Почти 20 лет тюрьмы: лагеря, ссылки, одиночество и забытость в последние годы жизни, жалкий дом престарелых, и, в конце концов, как венец всему мытарству - психушка, куда он был насильно перевезен из этого дома, чтобы вскоре умереть от воспаления легких.

Сегодня на уроке мы познакомимся с «Колымскими рассказами» В. Шаламова, который одним из первых сказал правду о тех страшных годах.

Мы должны увидеть и почувствовать трагедию человека в тоталитарном государстве, тот ужас, который переживал человек, попадая в исправительно-трудовой лагерь.

- Зачем это все вспоминать? Может быть лучше забыть весь ужас и жить дальше? (Ответы учащихся.)

Ответом можно взять слова Акмала Икрамова  Камила, которые я взяла в качестве первого эпиграфа: «Не хочу мести, не хочу суда. Хочу, чтобы люди знали и помнили, как всё это было».

 В «Колымских рассказах» Шаламова с достаточной степенью откровенности передан лагерный быт, с которым писатель был знаком не понаслышке. В своих рассказов он умел дать яркие зарисовки тех лет, показать образы не только зэков, но и их охранников, начальников лагерей, где ему пришлось сидеть. В этих рассказах воссозданы страшные лагерные ситуации — голода, дистрофии, унижения людей озверелыми уголовниками. В «Колымских рассказах» исследуются коллизии, в которых узник «доплывает» до прострации, до порога небытия.

Но главное в его рассказах — это не только передача атмосферы ужаса и страха, но и изображение людей, которые в то время сумели сохранить в себе лучшие человеческие качества, готовность прийти на помощь, ощущение того, что ты не только винтик в огромной машине подавления, а прежде всего человек, в душе которого живет надежда.

Поэтому тему сегодняшнего урока я бы хотела сформулировать так: как сохранить в себе человека в нечеловеческих условиях?

III. Целеполагание.

- О чем мы должны узнать, на что обратить внимание, что понять, чтобы ответить на поставленный вопрос? (Ответы учащихся.)

- Знакомясь с судьбой и творчеством Варлама Шаламова, мы попробуем ответить на следующие вопросы: “Что происходит с человеком в аду сталинских лагерей? Что помогает тому, кто прошёл все круги лагерного ада, подняться и победить в себе растоптанного человека?”

IV. Знакомство с биографией В.Шаламова.

1. Рассказ учителя с использованием презентации.

- «На две части, две стороны распадалась всегда моя жизнь с самого далекого детства… Первая –это искусство, литература. Я уверен был, что мне суждено сказать свое слово…и именно в литературе, в художественной прозе, поэзии. Вторая была – участие в общественных сравнениях тогдашних, невозможность уйти от них, при моем главном кредо – соответствии слова и дела».    

Варлам Тихонович Шаламов родился 18 июня в 1907 году в городе Вологда.

В 1924 году Варлам Шаламов навсегда покидает дом, где родился и вырос.

В 1926 году Варлам Шаламов поступает в Московский университет на факультет советского права, занимается активной общественной деятельностью.

19 февраля 1929 года он был арестован за распространение «Завещания В.И. Ленина». Он был осужден на три года заключения в лагерях и отправлен этапом в Вишерский лагерь

Варлам Шаламов вернулся в Москву в 1932 году, стал работать в журналах, много писал.

12 января 1937 года Варлам Шаламов был вновь арестован и осужден за «контрреволюционную деятельность» на пять лет заключения в лагерях с использованием на тяжелых физических работах. В 1943 году новый срок – 10 лет за антисоветскую агитацию: он назвал И. Бунина, находившегося в эмиграции, «великим русским классиком». От гибели спасло Варлама Шаламова знакомство с лагерными врачами. Благодаря их помощи, он закончил фельдшерские курсы и работал в центральной больнице для заключенных до самого освобождения из лагеря. Вернулся в Москву в 1953 году, но, не получив прописки, вынужден был работать на одном из торфопредприятий в Калининской области.

Реабилитирован Варлам Тихонович Шаламов был в 1954 году.

Дальнейшая жизнь писателя протекала в упорном литературном труде. Однако при жизни В.Т. Шаламова его произведения напечатаны не были.

Умер Варлам Тихонович Шаламов 17 января 1982 года в Доме инвалидов.

2.  Художественное чтение (рассказ) подготовленного ученика.  Из статьи О. В. Волкова «Незаурядный талант».

Чтобы лучше представить этого человека, давайте обратимся к воспоминаниям человека, знавшего Шаламова не понаслышке.

«Есть люди, встречи с которыми вызывают не только сочувствие и сострадание, но и жгучее ощущение своей вины перед ними. Вины из-за того, что на твою долю не досталось и сотой доли перенесенных ими бед и унижений.

Я общался с Варламом Шаламовым после его реабилитации, когда уже были опубликованы его первые книги, сразу замеченные и получившие признание....

        У Варлама Тихоновича слегка дергалась голова, и слушал он собеседника напряженно - следствие побоев, навсегда повредивших его слух. Выдавал и нездоровый, желтовато-бледный цвет лица - из-за длительного пребывания на сорокаградусном морозе, продубившем кожу на всю жизнь. Ходил он, прихрамывая и опираясь на палку. И в условиях однокомнатной московской квартиры Шаламов выглядел зэком, привыкшим к алюминиевой кружке и миске, нарезанным на столе ломтям хлеба, который он ел, держа кусок в одной руке, а другую подставляя горстью, чтобы не ронять крошек. В комнате было голо, хозяин не хотел заботиться о комфорте. Неприхотливая меблировка -железная кровать, не слишком аккуратно застеленная, кухонный стол и тройка разнобойких стульев - составляла убранство комнаты, однако пол был чисто выметен и книги на полке аккуратно составлены. На единственном столе, за которым мы чаевничали, стояла сверкающая чистотой новенькая пишущая машинка.

        Говорил Варлам Тихонович медленно, с запинками, чувствовалась его выработанная годами привычка к одиночеству, замкнутость характера. Мы разговаривали на профессиональные темы - я и познакомился с Шаламовым после того, как написал рецензию на сборник его колымских рассказов, горячо рекомендуя его издательству «Советский писатель». Впрочем, бесполезно. В те годы никакое издательство не могло и помыслить их опубликовать. То был потрясающий своей правдивостью сборник свидетельств о страшных, тщательно засекречиваемых палаческих делах, творимых на Колыме.

        На долю автора рассказов о Колыме пришлись как раз те тяжелые мучительства, что в них описаны. Да, именно он виделся мне с кайлом в руках, долбящим породу на лютом морозе.. Именно ему грозила казнь за невыполнение нормы выработки, о которой он писал в новелле «Одиночный замер». И, глядя на дрожащие руки Шаламова, на нервный тик, то и дело подергивающий его лицо, на застывший взгляд, я знал: в его свидетельствах нет ни грамма выдумки, передачи с чужих слов, все это испытал на себе сидящий передо мной истерзанный, но еще сильный, еще не сдающийся человек... Перед тем, как перенес колымчанин Шаламов проведенные на Колыме 17лет, меркнут испытания сонма зэков на прочих островах Архипелага...

        Измученным инвалидом подошел писатель к концу своею трагического пути. Брали свое недуги: крепкий от природы организм, подточенный пытками и лишениями, не выдержал.

Язвит сознание, что кончил свои дни Шаламов в доме инвалидов. Около него не было родной души, которая бы скрасила его последние дни. Он выстоял, у него хватило сил, до конца остаться человеком вопреки ожесточавшим и принижавшим условиям. Однако ценой веры в возможности торжества добра, ценой отчуждения от людей....Он много знал, видел, помнил, как никто, и, обладая редкой памятью, эрудицией и начитанностью, был бы особенно нужен в новых условиях.»

        -  Каким вы увидели Шаламова? (Человеком, сумевшим сохранить в себе человека.)

 Реабилитирован В.Т. Шаламов был в 1954 году. Позже он напишет: «Мне было свыше 45 лет, я старался обогнать время и писал день и ночь стихи и рассказы. Каждый мой рассказ – пощечина сталинизму. Каждый мой рассказ – абсолютная достоверность документа…». Поэтому вторым эпиграфом я взяла слова самого писателя: «Каждый мой рассказ – это абсолютная достоверность. Это достоверность

документа».

Правда жизни стала эстетическим кредо В. Шаламова. Все до единого его рассказы, отвечают этому высокому критерию. Нам трудно представить, какого огромного душевного напряжения стоили писателю его рассказы.

Вот как он описывает свой творческий процесс: «Каждый рассказ, каждая фраза его предварительно прочитана в пустой комнате, - я всегда говорю сам с собой, когда пишу. Кричу, угрожаю, плачу. И слез мне не остановить. Только после, кончая рассказ или часть рассказа, я утираю слезы».

V. Проблемное изучение нового материала.

- Что поразило вас, когда вы читали рассказы? Определите ваше впечатление от них одним-двумя словами. (Боль, ужас, страдание, гнев, стыд…)

В своей книге В. Шаламов пишет: «Самым страшным был холод. Ведь активировали только мороз свыше 55 градусов. Ловили этот 56 градус Цельсия, который определялся по плевку, стынущему на лету. Голод – вторая сила, разрушающая человека; за 2 недели человек «доходил». Третья сила – отсутствие силы. Не дают спать, рабочий день – 14-16  часов (приказ в 1938 г.). Побои – четвёртая сила. Доходягу бьют все: конвой, нарядчик, бригадир, блатарь, командир роты. Доходягой ты становишься тогда, когда ослабел из-за непосильного труда, без сна, на тяжёлой работе при 50-градусном морозе». Чтение рассказов  Шаламова – не удовольствие, а тяжкий труд, переживание чужих бед. Страстное, правдивое повествование о разрушении человеческой личности вызывает у читателя чувство боли.

- Что способствует духовной деградации? Свой ответ обоснуйте. Приведите примеры из рассказов В.Шаламова «Плотники», «Детские картинки», «Татарский мула и свежий воздух», «Ягоды».

Плотники

Градусника рабочим не показывали, да это было и не нужно – выходить на работу приходилось в любые градусы. К тому же старожилы почти точно определяли мороз без градусника: если стоит морозный туман, значит, на улице сорок градусов ниже нуля; если воздух при дыхании выходит с шумом, но дышать еще не трудно – значит, сорок пять градусов; если дыхание шумно и заметна одышка – пятьдесят градусов. Свыше пятидесяти пяти градусов – плевок замерзает на лету. Плевки замерзали на лету уже две недели

Детские картинки

Кончив работу, греться мы не пошли. Давно уже мы заметили большую мусорную кучу близ забора – дело, которым нельзя пренебрегать. Оба моих товарища ловко и привычно обследовали кучу, снимая заледеневшие наслоения одно за другим. Куски промороженного хлеба, смерзшийся комок котлет и рваные мужские носки были их добычей. Самым ценным были, конечно, носки, и я жалел, что не мне досталась эта находка

Татарский мулла и чистый воздух

Работали тогда по шестнадцать часов, и нормы были рассчитаны на шестнадцать часов. Если считать, что подъем, завтрак, и развод на работу, и ходьба на место ее занимают полтора часа минимум, обед – час и ужин вместе со сбором ко сну полтора часа, то на сон после тяжелой физической работы на воздухе оставалось всего четыре часа. Человек засыпал в ту самую минуту, когда переставал двигаться, умудрялся спать на ходу или стоя. Недостаток сна отнимал больше силы, чем голод. Невыполнение нормы грозило штрафным пайком – триста граммов хлеба в день и без баланды.

Ягоды

Мне было все равно. Я не выносил розовощеких, здоровых, сытых, хорошо одетых, я не боялся. Я согнулся, защищая живот, но и это было прародительским, инстинктивным движением – я вовсе не боялся ударов в живот. Фадеев ударил меня сапогом в спину. Мне стало внезапно тепло, а совсем не больно. Если я умру – тем лучше

Прокуратор Иудеи

…Пятого декабря тысяча девятьсот сорок седьмого года в бухту Нагаево вошел паро- ход «КИМ» с человеческим грузом – тремя тысячами заключенных. В пути заключенные подняли бунт, и начальство приняло решение залить все трюмы водой. Все это было сделано при сорокаградусном морозе. Что такое отморожение третьей-четвертой степени, как гово- рил Браудэ, – или обморожение, как выражался Кубанцев, – Кубанцеву дано было знать в первый день его колымской службы ради выслуги лет. Все это надо было забыть, и Кубанцев, дисциплинированный и волевой человек, так и сделал. Заставил себя забыть. Через семнадцать лет Кубанцев вспоминал имя, отчество каждого фельдшера из заклю- ченных, каждую медсестру, вспоминал, кто с кем из заключенных «жил», имея в виду лагер- ные романы. Вспомнил подробный чин каждого начальника из тех, что поподлее. Одного только не вспомнил Кубанцев – парохода «КИМ» с тремя тысячами обмороженных заклю- ченных. У Анатоля Франса есть рассказ «Прокуратор Иудеи». Там Понтий Пилат не может через семнадцать лет вспомнить Христа.

- Какие пути выживания выбирают “слабые” герои “Колымских рассказов”, борясь за себя, стремясь выжить? Приведите примеры из рассказов В.Шаламова “Ночью”, “Заклинатель змей”, «Таежное золото», «Васька Денисов, похититель свиней». Как автор относится к таким путям выживания? Принимает?

Ночью

Вдвоем они с трудом вытащили труп за ноги. – Здоровый какой, – сказал Глебов, задыхаясь. – Если бы он не был такой здоровый, – сказал Багрецов, – его похоронили бы так, как хоронят нас, и нам не надо было бы идти сюда сегодня. Они разогнули мертвецу руки и стащили рубашку. – А кальсоны совсем новые, – удовлетворенно сказал Багрецов. Стащили и кальсоны. Глебов запрятал комок белья под телогрейку. – Надень лучше на себя, – сказал Багрецов. – Нет, не хочу, – пробормотал Глебов. Они уложили мертвеца обратно в могилу и закидали ее камнями. Синий свет взошедшей луны ложился на камни, на редкий лес тайги, показывая каждый уступ, каждое дерево в особом, не дневном виде. Все казалось по-своему настоящим, но не тем, что днем. Это был как бы второй, ночной, облик мира. Белье мертвеца согрелось за пазухой Глебова и уже не казалось чужим. – Закурить бы, – сказал Глебов мечтательно. – Завтра закуришь. Багрецов улыбался. Завтра они продадут белье, променяют на хлеб, может быть, даже достанут немного табаку…

Заклинатель змей

– Слушай, а романы ты можешь тискать? Огонь блеснул в мутных глазах Платонова. Еще бы он не мог. Вся камера следственной тюрьмы заслушивалась «Графом Дракулой» в его пересказе. Но там были люди. А здесь? Стать шутом при дворе миланского герцога, шутом, которого кормили за хорошую шутку и били за плохую? Есть ведь и другая сторона в этом деле. Он познакомит их с настоящей литературой. Он будет просветителем. Он разбудит в них интерес к художественному слову, он и здесь, на дне жизни, будет выполнять свое дело, свой долг. По старой привычке Плато- нов не хотел себе сказать, что просто он будет накормлен, будет получать лишний супчик не за вынос параши, а за другую, более благородную работу. Благородную ли? Это все-таки ближе к чесанию грязных пяток вора, чем к просветительству. Но голод, холод, побои… Федя, напряженно улыбаясь, ждал ответа. – М-могу

– Впрочем, трудно было только первое время, два-три месяца. Там одни воры. Я был единственным… грамотным человеком там. Я им рассказывал, «тискал романы», как гово- рят на блатном жаргоне, рассказывал по вечерам Дюма, Конан Дойля, Уоллеса. За это они меня кормили, одевали, и я работал мало. Вы, вероятно, тоже в свое время использовали это единственное преимущество грамотности здесь? – Нет, – сказал я, – нет. Мне это казалось всегда последним унижением, концом. За суп я никогда не рассказывал романов. Но я знаю, что это такое. Я слышал «романистов». – Это – осуждение? – сказал Платонов. – Ничуть, – ответил я. – Голодному человеку можно простить многое, очень многое.

Домино

Рядом со мной лежал лейтенант танковых войск Свечников, нежный розовощекий юноша, осужденный военным трибуналом за какие-то преступления по службе. Здесь он тоже был под следствием – работая на прииске, он был уличен в том, что ел мясо человеческих трупов из морга, вырубая куски человечины, «не жирной, конечно», как он совершенно спокойно объяснял. Соседей на пересылке не выбирают, да есть, наверно, дела и похуже, чем обедать человечьим трупом

Васька Денисов, похититель свиней

Но дальше под мешками лежали мороженые поросята, и Васька уже больше ничего не видел. Он оторвал примерзшего поросенка и, держа его в руках, как куклу, как ребенка, пошел к выходу. Но уже из комнат выходили люди, белый пар наполнял коридор. Кто-то крикнул: «Стой!» – и кинулся в ноги Ваське. Васька подпрыгнул, крепко держа поросенка в руках, и выбежал на улицу. За ним помчались обитатели дома. Кто-то стрелял вслед, кто-то ревел по-звериному, но Васька мчался, ничего не видя

федру-трибуну он подтащил туда же. Кто-то потряс дверь, и наступила тишина. Тогда Васька сел на пол, взял в обе руки поросенка, сырого, мороженого поросенка, и грыз, грыз… Когда вызван был отряд стрелков, и двери были открыты, и баррикада разобрана, Васька успел съесть половину поросенка…

- Как автор относится к таким путям выживания? Принимает?

Писатель никогда ничего не оценивает. Он утверждает, что в его рассказах «изображены люди в крайне важном, не описанном ещё состоянии, когда человек приближается к состоянию за-человечности». Это с одной стороны. С другой стороны, Шаламов писал, что это «фиксация того немногого, что в человеке сохранилось».

В его сборнике мы найдем рассказы, в которых человек, поставленный в немыслимую ситуацию, всё-таки способен не переступить эту грань. Как это утверждение реализуется в рассказе «На представку»?

- Почему герой рассказа не отдал свитер? Ведь это всего лишь вещь? (Ответы учащихся.) 

Это не просто свитер. Это напоминание о свободе. Это уважение к самому себе, чувство собственного достоинства. Это связь с собой. Это – «Я». Отдашь свитер – и ты потеряешь себя, станешь рабом, и ты уже не человек, а существо.

- Чем жив человек? Что помогает человеку выжить? Приведите примеры из рассказов В.Шаламова “Апостол Павел”, “Домино”, “Последний бой майора Пугачёва”, “Выходной день”.

Апостол Павел

Но с Фризоргером я не ссорился ни разу. Я думаю, что в этом была заслуга Фризор- гера, ибо не было человека мирнее его. Он никого не оскорблял, говорил мало. Голос у него был старческий, дребезжащий, но какой-то искусственно, подчеркнуто дребезжащий. Таким голосом говорят в театре молодые актеры, играющие стариков. В лагере многие стараются (и небезуспешно) показать себя старше и физически слабее, чем на самом деле. Все это делается не всегда с сознательным расчетом, а как-то инстинктивно. Ирония жизни здесь в том, что большая половина людей, прибавляющих себе лета и убавляю щих силы, дошли до состояния еще более тяжелого, чем они хотят показать. Но ничего притворного не было в голосе Фризоргера. Каждое утро и вечер он неслышно молился, отвернувшись от всех в сторону и глядя в пол, а если и принимал участие в общих разговорах, то только на религиозные темы, то есть очень редко, ибо арестанты не любят религиозных тем. Старый похабник, милейший Изгибин, пробовал было подсмеиваться над Фризоргером, но остроты его были встречены такой мирной улыбочкой, что изгибинский заряд шел вхолостую. Фризоргера любила вся разведка и даже сам Парамонов, которому Фризоргер сделал замечательный письменный стол, проработав над ним, кажется, полгода

С этого времени, уже не таясь от меня, Фризоргер, окончив вечернюю молитву и улег- шись на койку, доставал фотографию дочери и поглаживал цветной ободочек

Домино

– Не хотите ли сыграть в домино? – сказал Андрей Михайлович, дружелюбно разглядывая меня. – Если у вас есть время. Я ненавижу домино. Эта игра самая глупая, самая бессмысленная, самая нудная. Даже лото интереснее, не говоря уж о картах – о любой карточной игре. Всего бы лучше в шахматы, в шашки хоть бы, я покосился на шкаф – не видно ли там шахматной доски, но доски не было. Но не могу же я обидеть Андрея Михайловича отказом. Я должен его развлечь, должен отплатить добром за добро. Я никогда в жизни не играл в домино, но убежден, что великой мудрости для овладения этим искусством не надо. И потом – на столе стояли две кружки чая, миска с кашей. И было тепло. – Выпьем чаю, – сказал Андрей Михайлович. – Вот сахар. Не стесняйтесь. Ешьте эту кашу и рассказывайте – о чем хотите. Впрочем, эти два дела нельзя делать одновременно. Я съел кашу, хлеб, выпил три кружки чаю с сахаром. Сахару я не видел несколько лет. Я согрелся, и Андрей Михайлович смешал костяшки домино

После того как я немного окреп, я работал у Андрея Михайловича санитаром. По его рекомендации и настоянию я уехал учиться на курсы фельдшеров, окончил эти курсы, работал фельдшером и вернулся на материк. Андрей Михайлович и есть тот человек, которому я обязан жизнью. Сам он давно умер – туберкулез и майор Черпаков сделали свое дело.

е выиграл. – Немудрено выиграть, – сказал Андрей Михайлович. – Я тоже впервые тогда взял домино в руки. Хотел вам приятное сделать.

Выходной день

На лесной поляне молился человек. Матерчатая шапка-ушанка комочком лежала у его ног, иней успел уже выбелить стриженую голову. На лице его было выражение удивительное – то самое, что бывает на лицах людей, вспоминающих детство или что-либо равноценно дорогое. Человек крестился размашисто и быстро: тремя сложенными пальцами правой руки он будто тянул вниз свою собственную голову. Я не сразу узнал его – так много нового было в чертах его лица. Это был заключенный Замятин, священник из одного барака со мной. Все еще не видя меня, он выговаривал негромко и торжественно немеющими от холода губами привычные, запомненные мной с детства слова. Это были славянские формулы литургийной службы – Замятин служил обедню в серебряном лесу. Он медленно перекрестился, выпрямился и увидел меня. Торжественность и умиленность исчезли с его лица, и привычные складки на переносице сблизили его брови.

Я знаю, что у каждого человека здесь было свое самое последнее, самое важное – то, что помогало жить, цепляться за жизнь, которую так настойчиво и упорно у нас отнимали. Если у Замятина этим последним была литургия Иоанна Златоуста, то моим спасительным последним были стихи – чужие любимые стихи, которые удивительным образом помнились там, где все остальное было давно забыто, выброшено, изгнано из памяти. Единственное, что еще не было подавлено усталостью, морозом, голодом и бесконечными унижениями

- Что же спасает человека в этой бесчеловечной жизни? (Примерный ответ учащихся: Шаламов: «Я знаю, что у каждого человека здесь было самое последнее, самое важное – то, что помогало жить, цепляться за жизнь, которую так настойчиво и упорно у нас отбирали». Этим «самым последним» могло быть разное – стремление вернуться к родным, к семье, любовь к детям, вера в Бога.)

VI. Подведение итогов.

Итак, страшнее “колымских кругов” ада ничего не было (в рассказах Шаламова царствует смерть), и потому восприятие этого художника трагично, пессимистично. Варлам Тихонович констатировал:“Лагерь был великой пробой нравственных сил человека, обыкновенной человеческой морали, и девяносто девять процентов людей этой пробы не выдержали”. И только немногие, наделенные особой духовной силой, сумели проявить великое терпение, мужество, стойкость. Яркий пример – сам автор, доказавший прежде всего самому себе, что он не сломался, не предал заложенные в нем с детства высокие нравственные принципы, сумел сохранить в себе человеческие качества, а значит, способность к сопротивлению против всего бесчеловечного, безнравственного.

А теперь вернемся к вопросу, заданному в начале урока: как сохранить в себе человека в нечеловеческих условиях? На первый взгляд автор не даёт нам ответа на этот вопрос, но я хотела бы прочитать ещё одно произведение из «Колымских рассказов» Шаламова «Стланик».

- О чем рассказ?

- Почему автор включил его в сборник?

- Так как же сохранить в себе человека? (Нужно иметь веру. Верить хотя бы во что-нибудь, что дает силы жить и оставаться человеком.)

VII. Рефлексия.

1. Незаконченное предложение.

        - Продолжите предложение: Сегодняшний разговор заставил меня задуматься о…

2. Чтение стихотворения «Стланик».

Ведь снег-то не выпал. И, странно

Волнуя людские умы,

К земле пригибается стланик,

Почувствовав запах зимы.

Он в землю вцепился руками,

Он ищет хоть каплю тепла.

И тычется в стынущий камень

Почти неживая игла.

Поникли зеленые крылья,

И корень в земле — на вершок!..

И с неба серебряной пылью

Посыпался первый снежок.

В пугливом своем напряженье

Под снегом он будет лежать.

Он — камень. Он — жизнь без движенья,

Он даже не будет дрожать.

Но если костер ты разложишь,

На миг ты отгонишь мороз,—

Обманутый огненной ложью,

Во весь распрямляется рост.

Он плачет, узнав об обмане,

Над гаснущим нашим костром,

Светящимся в белом тумане,

В морозном тумане лесном.

И, капли стряхнув, точно слезы,

В бескрайность земной белизны,

Он, снова сраженный морозом,

Под снег заползет — до весны.

Земля еще в замети снежной,

Сияет и лоснится лед,

А стланик зеленый и свежий

Уже из-под снега встает.

И черные, грязные руки

Он к небу протянет — туда,

Где не было горя и муки,

Мертвящего грозного льда.

Шуршит изумрудной одеждой

Над белой пустыней земной.

И крепнут людские надежды

На скорую встречу с весной.

VIII. Домашнее задание.

Если останется врем Отец Арсений.