Один в поле - воин (о Чехове)
статья по литературе

Один в поле – воин

        В Западной Европе почти не было – да и теперь почти нет – писателей, которые проделали бы столь блестящую карьеру. Внук крестьянина, своими силами выбившегося из крепостных, сын бакалейного лавочника стал одним из тех, на кого, как на путеводную звезду, ориентировались лучшие люди эпохи. Правда, мировая слава пришла лишь после его смерти. При жизни он был за границей мало известен. В одном из своих писем он отмечает – очевидно, как «событие», - что его перевели на датский язык, и забавно добавляет: «Теперь я спокоен за Данию».

        Он мало ел, мало спал, очень любил порядок. В комнатах его была удивительная чистота, спальня похожа на девичью. Как ни слаб бывал он порой, ни малейшей поблажки не давал себе в одежде. Точен и скуп на слова и даже в обыденной жизни. Словом он чрезвычайно дорожил, слово высокопарное, фальшивое, книжное действовало на него резко: сам он говорил прекрасно – всегда по – своему, ясно, правильно. Писателя в его речи не чувствовалось, сравнения, эпитеты он употреблял редко, а если и употреблял, то чаще всего обыденное и никогда не щеголял, не наслаждался своим удачно сказанным словом. Учить не любил и не умел, н позволял себе говорить языком проповедника. По словам И.А. Бунина, Чехов весь был воплощенное чувство меры, благородства, человек высшей простоты, высшего художественного целомудрия.

        Вл. Набоков, характеризуя смысл, наполняющий произведения Чехова, говорил, что чеховский герой был неудачливым носителем неясной, но прекрасной человеческой истины – бремени, которое он не мог сбросить, но и не мог нести. Во всех чеховских рассказах мы видим бесконечное спотыкание, но это спотыкание человека, который оступается, потому что смотрит на звезды.

«Пишущие не должны подражать Хаму»

        Бунин, бывший в теплых дружеских отношениях с Чеховым, вспоминал: «Долгое время его не называли иначе, как «хмурым» писателем, «певцом сумеречных настроений», «больным талантом», человеком, смотрящим на все безнадежно и равнодушно. Теперь гнут палку в другую сторону. «Чеховская нежность, грусть, теплота», «чеховская любовь к человеку»… Я же всей душой свидетельствую пока одно: это был человек редкого душевного благородства, воспитанности и изящества в самом лучшем значении этих слов, мягкости и деликатности при необыкновенной искренности и простоте, чуткости и нежности при редкой правдивости».

        Чехова нередко называют гуманистом. Но гуманизм – это не просто вера в человека, но исключительная вера в человека, в то, что человек – центр мироздания. Credo Чехова иное – в то время как современник Чехова Максим Горький победно восклицал: «человек … это звучит гордо!», Чехов всем своим творчеством как бы говорил: «человек – это звучит трагически. Это звучит страшно и жалостно до слез».

        Поэтому важнейшее для него – не обличение мира, пребывающего во зле. Обличение всегда опасно возможностью сокрушения бытия, разрушения всех основ его. Чехов видел это: «современные писатели, которых я люблю, служат злу, т.к. разрушают» писал он Суворину, включая в число лучших писателей и Толстого.

        Главное было для него – видеть не дурное, а истинное, которое может быть закрыто дурным для поверхностного взора. Он пояснял эту мысль примером из ветхозаветной истории: «Хам заметил только, что отец его пьяница, и совершенно упустил из виду, что Ной гениален, что он построил ковчег и спас мир. Пишущие не должны подражать Хаму». Дело писателей, считал он, не обвинять, а вступаться даже за виноватых, раз они уже осуждены и несут наказание.

        С.Н. Булгаков был в свое время едва ли не единственным, кто утверждал высокую религиозность Чехова: «Загадка о человеке в чеховской постановке, - может получить или религиозное разрешение или… никакого».

        Многие считали его позитивистом или атеистом, но эти люди просто не утруждали себя размышлениями над истинным мировоззрением писателя. Чехов отвергает религию из – под палки и религию от сытости и довольства. Человек перед Богом не должен чувствовать себя подневольным: это убивает в нем веру. Вера может быть только свободной, без фарисейства и лицемерия. Он всегда носил нательный крест, писал слово «Бог» с большой буквы, в пасхальных открытках читаем собственноручное: «Христос Воскресе!». При этом он говорил: «Я никогда не лгу», и это действительно было так. По воспоминаниям брата, Чехов ни одной пасхальной ночи не провел в постели и отправлялся бродить по церквям, слушая пасхальный перезвон и праздничную службу.

        Вся его жизнь была служением нуждающимся: поездка на Сахалин стала для его здоровья роковой; оставляя служение музе, он шел служить мужикам и бабам, лечил их (причем для этого ему пришлось завести целую аптеку за свой счет), строил им церкви, школы – какие еще подтверждения его религиозности нам нужны!

        Вера его была глубинной, не напоказ, без пышных речей. По словам И. Шмелева, Чехов, «к религии внешне как будто равнодушный, целомудренно религиозен».

        Брату Мише, подписавшемуся «ничтожным и незаметных братишкой», Чехов ответил строгой отповедью: «Ничтожество свое сознаешь? Не всем, брат, Мишам быть одинаковыми. Ничтожество свое сознавай, знаешь где? Перед Богом, пожалуй, перед умом, красотой, природой, но не перед людьми, среди людей нужно сознавать свое достоинство. Ведь ты не мошенник, честный человек? Ну, и уважай в себе честного малого и знай, что честный малый не ничтожество. Не смешивай «смиряться» с «сознанием своего ничтожества». Верно замечание М.М. Дунаева по поводу этих строк: для того, кто так говорит, - бытие Бога несомненно.

        Видимо, Булгаков был прав: обдумывая замысел драмы «Три сестры», Чехов пометил в записной книжке: «До тех пор человек будет сбиваться с направления, искать цель, быть недовольным, пока не отыщет своего Бога. Жить во имя детей или человечества нельзя. А если нет Бога, то жить не для чего, надо погибнуть. Человек должен быть верующим или ищущим веры, иначе он пустой человек». Так что путь гуманизма отвергнут писателем: жизнь вне Бога, бессмертия – не имеет смысла.

        Чехов считал, что современная ему интеллигенция только играет в религию, тогда как вера должна быть настоящей, и, естественно, не кричал о своих убеждениях на всех перекрестках. Он писал С.П. Дягилеву 30.12.1902 г.: «Теперешняя культура – это начало работы во имя великого будущего. Работы, которая будет продолжаться, может быть, еще десятки тысяч лет для того, чтобы хотя в далеком будущем человечество познало истину настоящего Бога, т.е. не угадывало бы, не искало бы в Достоевском, а познало ясно, как познало, что дважды два есть четыре».

«По плодам их узнаете их»

        Чехов этот стук слышал всегда – не только слышал, всю жизнь он старался служить людям. Его дела говорят о нем лучше всяких слов. И.А. Бунин восклицал: «Такого, как Чехов, писателя еще никогда не было! Поездка на Сахалин, книга о нем, работа во время голода и во время холеры, врачебная практика, постройка школ, устройство Таганрогской библиотеки, заботы о постановке памятника Петру I в родном городе – и все это в течение семи лет при развивающейся смертельной болезни!».

        Когда в 1892 году на Россию надвинулась холера, ему, как врачу и члену земского совета, предложили взять на себя заведование санитарным участком. Он тотчас же согласился и, конечно, безвозмездно. У земства было мало средств, и Антон Павлович взялся собирать их. Он стал объезжать соседних фабрикантов и помещиков и убеждать их давать средства на борьбу с холерой. Я, верно, был бы очень хорошим нищим, - говорил он, - сколько удалось выпросить!

        В Мелихове в его ведении был участок в двадцать пять деревень, четыре фабрики и один монастырь – и со всем этим он управлялся один, с помощью фельдшера, который, как он жаловался, без него не мог сделать ни шагу и «считал его начальством».

        Во время голода Антон Павлович организовал широкую подписку и в суровую зиму отправился в Нижегородскую губернию, по дороге, сбившись с пути, едва не погиб во время метели. Так он устроил столовые, кормил крестьян, делал, что только мог.

        Голодавшее население или продавало за бесценок скот, который нечем было кормить, или убивало его, обрекая себя еще на один на голодный год. Чехов организовал скупку лошадей на местах и прокорм их на общественный счет с тем, чтобы весной раздать безлошадным крестьянам. В Мелихове приказал брату продавать зерно по полтора пуда за пуд (ну это уже из житийной области!) – кто – то из мужиком дома взвесил, и Чеховы заслужили звание «простоватых».

        Вечно ищущий, чем бы помочь мужику и что бы сделать для крестьян, Антон Павлович то строил пожарный сарай, то по просьбе крестьян сооружал колокольню с зеркальным крестом, который блестел на солнце и при луне так, точно маяк на море, и был виден издали за 13 верст. «Повесть для «Нивы» я кончил. Колокольню кончил. Было освящение школы, и мужики после молебна поднесли мне образ, две серебряные солонки и четыре хлеба на блюдах. Один старик говорил речь; говорил очень хорошо. Школа – лучшая в уезде». За границей, глядя на благоустроенные чистые деревеньки, садики с обязательной грядкой белых лилий, кустами роз, огородиком, Чехов с болью говорил жене: «Когда же наши мужички будут жить в таких домиках!»

        Писатель – врач Чехов по – христиански жалел и любил людей деятельной любовью, которой пронизана вся его жизнь. Многим он казался холодным из – за сдержанности, скрытности. Но простой люд видит яснее: «С мужиками я живу мирно, у меня ничего не крадут, и старухи, когда я прохожу по деревне, улыбаются или крестятся… бабы встречают меня приветливо и ласково, как юродивого. Каждая наперерыв старается проводить, предостеречь насчет канавы или отогнать собаку».

        Любя людей, делая добро, он старался быть незаметным, как герой его рассказа сапожник Терентий: «Засыпают дети, думая о бесприютном сапожнике. А ночью приходит к ним Терентий, крестит их и кладет им под головы хлеба. И такую любовь не видит никто. Видит ее разве одна только луна, которая плывет по небу и ласково, сквозь дырявую стреху, заглядывает в заброшенный сарай».

        Незадолго до смерти Чехов писал: «Если в конце июня и в июле буду здоров, то поеду на войну. Поеду врачом» (1904г.) 2 (15) июля 1904г его не стало. Умер он спокойно, среди тишины и красоты летнего рассвета, который так любил всегда. И когда умер, «выражение счастья появилось на его сразу помолодевшем лице…», его лицо было «прекрасным, успокоившимся, как бы улыбающимся, словно он понял что -то».

Анна Боедова. Смоленск

Православный. Июль 2009

ИСПОЛЬЗОВАННАЯ ЛИТЕРАТУРА:

1. А.П. Чехов. Собр. Соч. в 8 т. – М., 1970.
2. Вокруг Чехова./Сост., вступ.ст. и примеч. Е.М. Сахаровой. – М., 1990.
3. Дунаев М.М. православие и русская литература. – В 5ч. – Ч. 4. – М., 1998.
4. Бунин И.А. О Чехове. – Нью – Йорк, 1955.