Первая волна эмиграции русских писателей. Характерные черты литературы русского зарубежья 1920- 1930-х годов. Творчество И. Шмелева, Б. Зайцева, В. Набокова и др.
план-конспект по литературе

Тема: Первая волна эмиграции русских писателей. Характерные черты литературы русского зарубежья 1920—1930-х годов. Творчество И. Шмелева, Б. Зайцева, В. Набокова и др.

В первые годы эмиграция представляла собой сплетение личностей, судеб, характеров, целей.

Было бы упрощением приводить всю эмиграцию к одному общему негодующему знаменателю. Это многоплановое явление.

Для лучшего понимания эмиграции не лишне взглянуть на то, как сама эмиграция оценивала себя. Она весьма скромно оценивала свою роль и место.

«Эмигранты – души, еще вчера пролегавшие по духовным далям России привольными столбовыми дорогами, ныне же печальными верстовыми столбами торчащие над собственным своим прошлым, отмечая своею неподвижностью быстроту несущейся мимо них жизни».

С детских лет нам внушали, что эмигранты – изменники, предатели, жалкие, озлобленные. Не пора ли взглянуть пошире, задуматься над причинами эмиграции? Как известно, первым русским эмигрантом был князь Курбский. В своей переписке с Иваном Грозным, объясняя мотивы своей эмиграции, он обвиняет того в том, что «он затворил русскую землю, свободное естество человеческое, аки в адовой твердыне». Но теперь мы можем сказать, что в первые послереволюционные годы произошло такое «затворение свободного естества человеческого», какое князю Курбскому и не снилось.

У русской эмиграции было много пороков, грехи их длительное время рассматривались через увеличительное стекло, смаковались, считалось, что они предали интересы народа.

Шмелев теперь — последний и единственный из русских писателей, у которого еще можно учиться богатству, мощи и свободе русского языка. Шмелев изо всех русских самый распрерусский, да еще и коренной, прирожденный москвич, с московским говором, с московской независимостью и свободой духа. 
    А. И. Куприн

 Все, что написано Иваном Шмелевым, служит глубинному познанию России, ее корневой системы, пробуждению любви к нашим праотцам. До конца своих дней чувствовал он саднящую боль от воспоминаний о Родине, ее природе, ее людях. В последних книгах великого писателя — крепчайший настой первородных русских слов, самый лик России, которая видится ему в своей кротости и поэзии. 

По воспоминаниям современников можно собрать портрет Ивана Сергеевича Шмелева: среднего роста, тонкий, худощавый, с большими серыми глазами; лицо старовера, страдальца, изборождено глубокими складками взор чаще серьезный и грустный, хотя и склонен к ласковой усмешке. По отцу он действительно старовер, а предки матери вышли из крестьянства. Родился писатель в Москве в 1873 году, в семье подрядчика. Москва — глубинный источник его творчества. Именно самые ранние детские впечатления навсегда заронили в его душу и мартовскую капель, и вербную неделю, и “стояние” в церкви, и путешествие старой Москвой. Семья отличалась патриархальностью, истинной религиозностью. 
    Иван Сергеевич Шмелев страстно мечтал вернуться в Россию. Перед смертью он заповедал перевезти его прах и прах его жены в Москву для упокоения рядом с могилой отца его в Донском монастыре. В наши дни на Родину возвращаются его книги. Так возрождается его духовная жизнь на родной земле.

Набоков оставил после себя, без преувеличения, огромное литературное наследие. Его главными, написанными по-русски книгами являются: «Машенька» (1926), «Король, дама, валет» (1928), «Возвращение Чорба», «Защита Лужина» (1930), «Подвиг» (1932), «Круг» (1936), «Дар» (1937-1938), «Приглашение на казнь», «Соглядатай» (1938) и другие. В те же годы опубликовал немало стихов, стихотворные драмы: «Дедушка», «Смерть», «Скитальцы», «Плюс», пьесы в прозе, немало переводов, в том числе для детей: «Аня в стране чудес» Л. Кэтола. В США писал по-английски: «Действительная жизнь Себастьяна Найта», «Под знаком незаконнорожденных», «Лолита», «Призрачные вещи», «Ада», «Взгляни на арлекинов!». Переводил на английский русскую поэзию XIX века. Перевел и построчно откомментировал «Евгения Онегина», издал прочитанные в Уэльслейском колледже и Корнуэльском университете лекции по русской литературе.

Пансион набоковской прозы плотно населен малосимпатичными персонажами. Угрюмые, докучливые. То фальшивые, то трусливые, то откровенно подлые. Они и выглядят соответственно. В авторском голосе слышится злость и разочарование: ущербна, пакостно-тягуча, мелочна человеческая натура. Из каждого человека можно добыть «слабый раствор зла». Безрадостное впечатление. Кретинизм, мерзость…

Набокова обвиняли в бездумности и бездуховности, в аморализме, в подмене добродетельного пафоса приемом. Но так ли это? Взглянем на некоторые его произведения поближе.

Вообще, тема отражений в произведениях Набокова играет очень важную роль. Без осознания значимости этой роли невозможно добиться понимания всего творчества писателя. Со страниц книг на нас смотрит не сам автор, а отражение отражения Набокова, одетого в маскарадный костюм и играющего роль, придуманную им самим.

Пожалуй, самая характерная черта, свойственная всем проходным героям Набокова, – их максимальный эгоизм, нежелание считаться с «другими». Ганин жалеет не Машеньку и их любовь, он жалеет себя, только себя, которого не вернешь, как не вернешь молодости и России. И реальная Машенька, как не без оснований страшится он, жена тусклого и апатичного соседа по пансионату Алферова, своим «вульгарным» появлением убьет хрупкое прошлое…

Набоков – писатель интеллектуал, превыше всего ставящий игру воображения, ума, фантазии. Вопросы, которые волнуют сегодня человечество – судьба интеллекта, одиночество и свобода, личность и тоталитарный строй, любовь и безнадежность – он преломляет в своем, ярком метафорическом слове. Стилистическая изощренность и виртуозность Набокова резко выделяет его в нашей традиционной литературе. Его монументальное наследие только начинает публиковаться на родине. Общая оценка его творчества впереди; его место в русской и мировой литературе будет определено впоследствии.

Борис Константинович Зайцев (1881–1972), как и И.А. Бунин, входил в телешовский кружок «Среда», в который ввел его Л. Андреев. Однако по своему миропониманию он был достаточно далек от «знаниевцев». Зайцев участвовал в «Среде» и «Знании», но близки ему были Бальмонт и Белый; он преклонялся перед Чеховым, но сотрудничал в «Новом пути» и «Вопросах жизни» Д. Мережковского и 3. Гиппиус, в журналах, в которых печатались В. Розанов, Л. Шестов, С. Франк, Н. Бердяев, посещал «Башню» Вяч. Иванова.

В творчестве Зайцева 900-х годов выразились прежде всего импрессионистические тенденции, свойственные тогда русской литературе и русскому искусству в целом. В автобиографической заметке «О себе» начало своего творческого пути Зайцев определил так: «Я начал с импрессионизма». Это была, говорил он, «чисто-поэтическая стихия, избравшая формой не стихи, а прозу (поэтому и проза проникнута духом музыки. В то время меня нередко в печати называли "поэтом прозы")».

В 1920 г. Зайцев начал хлопотать о выезде за границу для поправки здоровья. В начале 1922 г. вместе с женой и дочерью он выехал в Берлин, около года жил в Италии, переехал во Францию, жил в Париже и под Парижем.

В первые годы эмиграции Зайцев в основном издавал свои старые вещи, написанные еще в России. О революции он практически не писал. «Странным образом, – вспоминал Зайцев в автобиографической заметке «О себе»,– революция, которую я всегда остро ненавидел, на писании моем отразилась неплохо. Страдания и потрясения, ею вызванные, не во мне одном вызвали религиозный подъем». И далее: «Писание направилось (в ближайшем времени) по двум линиям, Довольно разным: лирический отзыв на современность, проникнутый мистицизмом и острой напряженностью («Улица св. Николая») – и полный отход от современности (новеллы «Рафаэль», «Карл V», «Дон-Жуан», «Душа Чистилища»)».

Особое место в зарубежном творчестве Зайцева занимают писательские биографии, созданные в том же стиле лирического импрессионизма. Они интересны прежде всего тем, что открывают литературные пристрастия художника, его нравственные и эстетические взгляды. Это «Жизнь Тургенева» (1932), «Жуковский» (1952), «Чехов» (1954). Биографин написаны с повышенным вниманием к религиозной теме в творчестве этих писателей, которых Зайцев считает наиболее близкими себе.