Литературно-музыкальная композиция «Война. Путь к Победе»
материал по литературе на тему

Литературно-музыкальная композиция

«Война. Путь к Победе»

22 июня 1941 года...

9 мая 1945 года...

Две странички календаря.

Два дня жизни планеты Земля.

Два дня истории Человечества.

 Они отмечены в календаре разными цветами.

 Один – чёрный лист с ощетинившимися штыками и падающими бомбами.

Другой – красный лист с переливами радуг победного салюта и символами воинской доблести и славы.

Они так и называются:

День Памяти и Скорби. Вероломное нападение фашистской Германии на СССР. Начало Великой Отечественной войны советского народа 1941–1945 гг.

День 9 Мая. Праздник Победы советского народа в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.

22 июня – особая дата в нашем календаре. Это день памяти всех погибших в Великой Отечественной войне, нашей скорби по ее жертвам и благодарности за спасение Отечества, за жизнь на земле.

Самой черной стала та короткая летняя ночь, когда тишину, занимавшегося утра на западной границе Союза, взорвали тысячи снарядов и бомб…

Тот самый длинный день в году,

 С его безоблачной погодой,

Нам выдал общую беду

На всех, на все четыре года.

      Сегодня у нас праздничный, торжественный, радостный день! Мы стоим на пороге самого светлого, самого святого праздника - 70-летия Победы в Великой Отечественной войне! 70 лет наша страна не видела ужасов войны……70 лет наша земля не вздрагивала от взрывов снарядов.

     Дорогой ценой досталась нам эта Победа, долог и труден был этот путь, путь к Победе… И очень важно, чтобы люди никогда не забывали тех, кто отдал свои жизни за нашу Родину. 22 июня… Этот день вечно будет отбрасывать нашу память к 1941 году.

Казалось, было холодно цветам,
И от росы они слегка поблёкли.
Зарю, что шла по травам и кустам,
Обшарили немецкие бинокли.

Такою все дышало тишиной,
Что вся земля еще спала, казалось.
Кто знал, что между миром и войной
Всего каких-то пять минут осталось.

Я о другом не пел бы ни о чем,
а славил бы всю жизнь свою дорогу,
когда б армейским скромным трубачом
я эти пять минут трубил тревогу.

      4 года… 1418 дней, 34000 часов, и более 20 миллионов погибших людей. Если по каждому из них объявить минуту молчания, то Земля будет молчать 38 лет.

     Четыре долгих года  шла на нашей земле самая кровопролитная и страшная война в истории человечества. 22 июня 1941 года в 3 часа 15 минут утра немецкие войска перешли границу Советского Союза. Так началась Великая Отечественная война.

    «Россия должна быть ликвидирована», - объявил Гитлер на совещании в своей ставке 1 августа 1940 года, а 12 мая 1942 года уточнил: «Цель моей восточной политики заключается в том, чтобы заселить эту территорию, по крайней мере, 100 миллионами людей германской расы… Убивай всякого русского. Не останавливайся, если перед тобой старый человек, женщина, мальчик или девочка».

Они с детьми погнали матерей 
И яму рыть заставили, а сами 
Они стояли, кучка дикарей, 
И хриплыми смеялись голосами. 
У края бездны выстроили в ряд 
Бессильных женщин, худеньких ребят. 
Пришел хмельной майор и медными глазами 
Окинул обреченных... Мутный дождь 
Гудел в листве соседних рощ 
И на полях, одетых мглою, 
И тучи опустились над землею, 
Друг друга с бешенством гоня... 
Нет, этого я не забуду дня, 
Я не забуду никогда, вовеки! 
Я видел: плакали, как дети, реки, 
И в ярости рыдала мать-земля. 
Своими видел я глазами, 
Как солнце скорбное, омытое слезами, 
Сквозь тучу вышло на поля, 
В последний раз детей поцеловало, 
В последний раз... 
Шумел осенний лес. Казалось, что сейчас 
Он обезумел. Гневно бушевала 
Его листва. Сгущалась мгла вокруг. 
Я слышал: мощный дуб свалился вдруг, 
Он падал, издавая вздох тяжелый. 
Детей внезапно охватил испуг,- 
Прижались к матерям, цепляясь за подолы. 
И выстрела раздался резкий звук, 
Прервав проклятье, 
Что вырвалось у женщины одной. 
Ребенок, мальчуган больной, 
Головку спрятал в складках платья 
Еще не старой женщины. Она 
Смотрела, ужаса полна. 
Как не лишиться ей рассудка! 
Все понял, понял все малютка. 
- Спрячь, мамочка, меня! Не надо умирать! -
Он плачет и, как лист, сдержать не может дрожи. 
Дитя, что ей всего дороже, 
Нагнувшись, подняла двумя руками мать, 
Прижала к сердцу, против дула прямо... 
- Я, мама, жить хочу. Не надо, мама! 
Пусти меня, пусти! Чего ты ждешь? -
И хочет вырваться из рук ребенок, 
И страшен плач, и голос тонок, 
И в сердце он вонзается, как нож. 
- Не бойся, мальчик мой. Сейчас вздохнешь ты 
вольно. 
Закрой глаза, но голову не прячь, 
Чтобы тебя живым не закопал палач. 
Терпи, сынок, терпи. Сейчас не будет больно.-
И он закрыл глаза. И заалела кровь, 
По шее лентой красной извиваясь. 
Две жизни наземь падают, сливаясь, 
Две жизни и одна любовь! 
Гром грянул. Ветер свистнул в тучах. 
Заплакала земля в тоске глухой, 
О, сколько слез, горячих и горючих! 
Земля моя, скажи мне, что с тобой? 
Ты часто горе видела людское, 
Ты миллионы лет цвела для нас, 
Но испытала ль ты хотя бы раз 
Такой позор и варварство такое? 
Страна моя, враги тебе грозят, 
Но выше подними великой правды знамя, 
Омой его земли кровавыми слезами, 
И пусть его лучи пронзят, 
Пусть уничтожат беспощадно 
Тех варваров, тех дикарей, 
Что кровь детей глотают жадно, 
Кровь наших матерей... 

  Разве для смерти рождаются дети,
 Родина?

   Разве хотела ты нашей смерти,
  Родина?

   Пламя ударило в небо —

   Ты помнишь,
  Родина?

   Тихо сказала: «Вставайте на помощь…» —
  Родина.

   Мы от свинцовых розг
  Падали в снег с разбега,

  Но — подымались в рост

   Звонкие, как Победа!
 

  Как продолжение дня,
   Шли тяжело и мощно…
 

  Можно убить меня,

Вместе:       Нас убить — невозможно! 

     Во время войны наряду со взрослыми против фашистских захватчиков сражались дети и подростки. Они стали гвардейцами фронта и тыла: дежурили на крышах домов, предупреждали нападение вражеской авиации, помогали строить оборонительные рубежи, тушили пожары от зажигательных бомб, оказывали медицинскую помощь пострадавшим, помогали рабочим ковать оружие, производить боеприпасы. Они становились связными и разведчиками, минёрами и военными лётчиками.

Был трудный бой. Всё нынче как спросонку...
И только не могу себе простить:
Из тысяч лиц узнал бы я мальчонку,
Но как зовут, - забыл его спросить.

Лет десяти-двенадцати. Бедовый.
Из тех, что главарями у детей.
Из тех, что в городишках прифронтовых
Встречают нас, как дорогих гостей.

Машины обступают на стоянках,
Таскать им воду вёдрами не труд.
Выносят мыло с полотенцем к танку
И сливы недозрелые суют...

Шёл бой за улицу. Огонь врага был страшен.
Мы прорывались к площади вперёд,
А он гвоздит, - не выглянуть из башен, -
И чёрт его поймёт, откуда бьёт.

Тут угадай-ка, за каким домишком
Он примостился - столько всяких дыр!
И вдруг к машине подбежал парнишка:
«Товарищ командир! Товарищ командир!

Я знаю, где их пушка... Я разведал...
Я подползал, они вон там, в саду»...
«Да где же? Где?» - «А дайте, я поеду
На танке с вами, прямо приведу!»

Что ж, бой не ждёт. «Влезай сюда, дружище...»
И вот мы катим к месту вчетвером,
Стоит парнишка, мимо пули свищут, -
И только рубашонка пузырём.

Подъехали. «Вот здесь!» И с разворота
Заходим в тыл и полный газ даём,
И эту пушку заодно с расчётом
Мы вмяли в рыхлый жирный чернозём.

Я вытер пот. Душила гарь и копоть.
От дома к дому шёл большой пожар.
И помню, я сказал: «Спасибо, хлопец...»
И руку, как товарищу, пожал.

Был трудный бой. Всё нынче как спросонку.
И только не могу себе простить:
Из тысяч лиц узнал бы я мальчонку,
Но как зовут, - забыл его спросить.

    С первых дней войны повсюду в стране миллионы людей рвались на фронт. Вчерашние школьники, студенты, молодёжь осаждали военкоматы, они требовали – не просили! – убеждали, а когда это не помогало, то с искренним чувством шли на подлог – завышали  на год, а то и на два свой возраст. Война – дело мужчин, но юные граждане сердцем ощущали свою причастность к происходящему на их родной земле, и они, подлинные патриоты, не могли остаться в стороне от разыгравшейся на их глазах трагедии. Они шли буквально на всё, чтобы стать в строй защитников Родины. Кое-кому это удавалось. И происходило это не только в тех районах, к которым доползли кровавые языки военного пламени. На фронт убегали мальчики и девочки из далёких тыловых городов и деревень. Их стремление было продиктовано  только одним нескрываемым желанием – вместе с армией громить ненавистный фашизм. Юные граждане, мальчики и девочки, писали: «Направьте нас туда, где нужны наши руки, наши знания».  

Девушку, совсем ещё девчонку,
С мягкою улыбкой после сна,
В скромном платье с бантиком и чёлкой
Увела безжалостно война.

Ужас, кровь и грохот канонады,
Госпиталь, походный медсанбат…
Твёрдо знала девочка, что надо,
Боль перетерпев, спасать солдат.

Маленькими ловкими руками
Бинтовала раненых, слепых.
Сколько писем написала мамам 
За безруких пареньков седых.

На шинели ордена, медали,
Выправка военная и стать.
Только деток руки не держали,
Не успела деток нарожать.

Всех, кто дорог был, любим и близок,
Забрала разлучница-война.
Пожелтевший обгоревший снимок:
Два солдата в форме и она.

Предлагали сердце, душу, руку.
Жизнь, как в сказке, счастье чередой.
Да лежит один в Великих Луках,
А под Сталинградом спит другой.

И стоит в печали одинокой
Слушая седую тишину,
Бабушкою ставшая до срока 
Девочка, прошедшая войну.

      Все, что мы знаем о женщине, лучше всего вмещается в слово «милосердие». Есть и другие слова – «сестра», «жена». И самое высокое –«мать»! Но на самой страшной - Великой Отечественной - войне женщине пришлось стать солдатом. Она не только спасала, перевязывала раненых, но и стреляла из «снайперки», бомбила и подрывала мосты, ходила в разведку, брала «языка». Женщина убивала. Она убивала врага, обрушившегося с невиданной жестокостью на её землю, на её дом, на её близких.

Как разглядеть за днями 
след нечёткий?
Хочу приблизить к сердцу
этот след…
На батарее 
были сплошь – 
девчонки.
А старшей было 
восемнадцать лет.
Лихая чёлка 
над прищуром хитрым, 
бравурное презрение к войне…
В то утро 
танки вышли 
прямо к Химкам.
Те самые.
С крестами на броне.

И старшая, 
действительно старея, 
как от кошмара заслонясь рукой, 
скомандовала тонко:
- Батарея-а-а!
(Ой,  мамочка!..
Ой родная!..)
Огонь! – 
И – 
залп!
И тут они 
заголосили, 
девчоночки.
Запричитали всласть.
Как будто бы 
вся бабья боль 
России 
в девчонках этих 
вдруг отозвалась.
Кружилось небо – 
снежное, 
рябое.
Был ветер 
обжигающе горяч.
Былинный плач 
висел над полем боя, 
он был слышней разрывов, 
этот плач!
Ему – 
протяжному – 
земля внимала, 
остановясь на смертном рубеже.
- Ой, мамочка!..
- Ой, страшно мне!..
- Ой, мама!.. – 
И снова:
- Батарея-а-а! – 
И уже 
пред ними, 
посреди земного шара, 
левее безымянного бугра 
горели 
неправдоподобно жарко 
четыре чёрных 
танковых костра.
Раскатывалось эхо над полями, 
бой медленною кровью истекал…
Зенитчицы кричали 
и стреляли, 
размазывая слёзы по щекам.
И падали.
И поднимались снова.
Впервые защищая наяву 
и честь свою 
(в буквальном смысле слова!).
И Родину.
И маму.
И Москву.
Весенние пружинящие ветки.
Торжественность 
венчального стола.
Неслышанное:
«Ты моя – навеки!..»
Несказанное:
«Я тебя ждала…»
И губы мужа.
И его ладони.
Смешное бормотание
во сне.
И то, чтоб закричать 
в родильном 
доме:
«Ой, мамочка!
Ой, мама, страшно мне!!»
И ласточку.
И дождик над Арбатом.
И ощущенье 
полной тишины…
…Пришло к ним это после.
В сорок пятом.
Конечно, к тем, 
кто сам пришёл 
с войны.

      В то время, как  на фронте мужчины, женщины и подростки  мужественно боролись с врагом,   ленинградцы сражались в блокадном городе, сражались с голодом, с холодом, со смертью, как Таня Савичева. Дневник этой девочки нельзя читать без боли и содрогания. Савичевы умирали один за другим. Таня не сдавалась, она высохла, вымерзла, стала тоненькой и совсем лёгкой, но жила. С ней была мама, и она держалась. Потом… Страничка на букву С: “Савичевы умерли все”. Таня Савичева не стреляла в фашистов, не была разведчиком у партизан. Она просто жила в родном городе в трудное время. Но может быть, фашисты потому и не вошли в Ленинград, что в нём жила Таня Савичева и  много других девчонок и мальчишек, которые так и остались навсегда в своём времени.

Девять страничек. Страшные строчки.

Нет запятых. Только черные точки.

«Умерли все». Что поделать? Блокада.

Голод уносит людей Ленинграда.

Жутко и тихо в промерзшей квартире.

Кажется, радости нет больше в мире.

Если бы хлебушка всем по кусочку,

Может, короче дневник был на строчку.

Маму и бабушку голод унес.

Нет больше силы. И нет больше слез.

Умерли дяди, сестренка и брат

Смертью голодной. Пустел Ленинград.

Пусто в квартире. В живых – только Таня.

В маленьком сердце – столько страданья.

«Умерли все». Никого больше нет.

Девочке Тане – одиннадцать лет.

Я расскажу вам, что было потом.

Эвакуация, хлеб и детдом,

Где после голода, всех испытаний

Выжили все. Умерла только Таня.

Девочки нет. Но остался дневник –

Детского сердца слезы и крик.

Дети мечтали о корочке хлеба,

Дети боялись военного неба.

Этот дневник на процессе Нюрнбергском

Был документом страшным и веским.

Плакали люди, строчки читая.

Плакали люди, фашизм проклиная.

Танин дневник – это боль Ленинграда.

Но прочитать его каждому надо.

Словно кричит за страницей страница:

«Вновь не должно это все повториться!»

     Нельзя  забыть и  об одном из самых драматических эпизодов блокады Ленинграда — трагедии тысяч ленинградских детей, погибших 14 октября  1941 г. под немецкой бомбежкой на станции Тихвин, во время эвакуации на Большую землю.

      В этот день на путях стояло 2 эшелона с детьми, эвакуированными из Ленинграда, эшелон с ранеными, а также составы с боеприпасами и цистерны с горючим. Около 100 немецких бомбардировщиков в течение 6 часов бомбили станцию. Загорелись и пассажирские составы, и цистерны с горючим, и вагоны с боеприпасами. В течение нескольких часов на станции рвались снаряды, бушевало пламя, куски металла отлетали на три километра; все пути были разрушены, вагоны лежали грудой лома. Тогда погибло много пожарных и железнодорожников, погибли практически все дети. По свидетельствам очевидцев, дети сильно обгорели, они ползли и ковыляли от станции к городу, умирая от боли и ожогов, и не хватало людей и подвод, чтобы помочь им... Останки погибших долго еще собирали по окрестностям и два дня вывозили на телегах на городское кладбище.

    Точное количество погибших в тот день детей неизвестно. По свидетельствам очевидцев трагедии, их могло быть до тысячи человек. Но по некоторым экспертным оценкам  в каждом эшелоне, отправляемом из Ленинграда на Большую землю, было  более 2500 человек.

Они были уже далеко от блокады –
Вывозимые в тыл ленинградские дети.
Где-то там, позади артобстрелов раскаты,
Вой сирен, стук зениток в прожекторном свете,

Надоевшие бомбоубежищ подвалы,
Затемненных домов неживые громады,
Шёпот мам на тревожном перроне вокзала:
«Будет всё хорошо, и бояться не надо!…»

А потом путь по Ладоге, штормом объятой,
Волны, словно таран, били в баржи с разгона.
Наконец, твёрдый берег – уже за блокадой!
И опять пересадка, и снова в вагоны.

Они были уже далеко от блокады,
Всё спокойней дышалось спасаемым детям,
И стучали колёса: «Бояться не надо!
Бояться не надо! Мы едем! Мы едем!»

Поезд встал, отдуваясь, на станции Тихвин.
Паровоз отцепился, поехал пить воду.
Всё вокруг, как во сне, было мирным и тихим…
Только вдруг крик протяжный за окнами: «Воздух!»

«Что случилось?» – «Налёт. Выходите быстрее!..» –
«Как налёт? Но ведь мы же далёко от фронта…» –
«Выводите детей из вагонов скорее!..»
А фашист уже груз сыпанул с разворота.

И опять свист и вой души детские рвали,
Словно дома, в кошмарной тревог круговерти.
Но сейчас дети были не в прочном подвале,
А совсем беззащитны, открыты для смерти.

Взрывы встали стеной в стороне, за домами.
Радость робко прорвалась сквозь страх: «Мимо! Мимо!»
И душа вновь припала к надежде, как к маме –
Ведь она где-то рядом, неслышно, незримо…

А над станцией снова свистит, воет, давит,
Бомбы к детям всё ближе, не зная пощады.
Они рвутся уже прямо в детском составе.
«Мама!.. Ты говорила: бояться не надо!..»

Есть на тихвинском кладбище, старом, зелёном,
Место памяти павших героев сражений.
Здесь в дни воинской славы склоняются знамёна,
Рвёт минуту молчанья салют оружейный.

А в другой стороне в скромной братской могиле
Спят погибшие здесь ленинградские дети.
И цветы говорят, что о них не забыли,
Что мы плачем о них даже в новом столетье.

Помолчим возле них, стиснув зубы упрямо,
Перечтём вновь и вновь скорбный текст обелиска,
И почудятся вдруг голоса: «Мама! Мама!
Приезжай, забери нас отсюда! Мы близко!..»

     27 миллионов погибших, миллионы искалеченных, осиротевших, обездоленных…  Среди них не только воины, но и дети – мальчишки и девчонки, не успевшие узнать, что такое жизнь, но познавшие страдание и взглянувшие в глаза смерти. Дети? Нет! Уже не дети.  Война внезапно ворвалась в их детство и юность.  Они гибли под бомбами и умирали от голода, сражались рядом с взрослыми, становились настоящими героями. У целого поколения, рожденного с 1928 по 1945 год, украли детство. «Дети Великой Отечественной войны» — так их называют сейчас. И дело здесь не только в дате рождения. Их воспитала война. Они сейчас стали ветеранами — дети войны. А  их память хранит  в сердце пережитое.

    Немцы угоняли в  в Германию не только взрослых, трудоспособных мужчин и женщин, но и детей. Преступники-врачи ставили на них опыты, а из вен выкачивали кровь для раненых немецких солдат, их отправляли в печи крематориев. Этих детей уже почти никто не помнит. От них остались в концлагерных музеях груды отобранных кукол,  туфельки, ботиночки.

Занесенный в графу

С аккуратностью чисто немецкой,

Он на складе лежал

Среди обуви взрослой и детской.

Его номер по книге:

«Три тысячи двести девятый».

«Обувь детская. Ношена.

Правый ботинок. С заплатой...»

Кто чинил его? Где?

В Мелитополе? В Кракове? В Вене?

Кто носил его? Владек?

Или русская девочка Женя?..

Как попал он сюда, в этот склад,

В этот список проклятый,

Под порядковый номер

«Три тысячи двести девятый»?

Неужели другой не нашлось

В целом мире дороги,

Кроме той, по которой

Пришли эти детские ноги

В это страшное место,

Где вешали, жгли и пытали,

А потом хладнокровно

Одежду убитых считали?

Здесь на всех языках

О спасенье пытались молиться:

Чехи, греки, евреи,

Французы, австрийцы, бельгийцы.

Здесь впитала земля

Запах тлена и пролитой крови

Сотен тысяч людей

Разных наций и разных сословий...

Час расплаты пришел!

Палачей и убийц - на колени!

Суд народов идет

По кровавым следам преступлений.

Среди сотен улик -

Этот детский ботинок с заплатой.

Снятый Гитлером с жертвы

Три тысячи двести девятой.

    Лагерь Нацвайер, где производились «научные опыты» над заключенными. Среди найденных документов дневной рапорт от 31 октября. Всего на этот день в лагере содержалось 18486 человек, в том числе детей, юношей и подростков до 20 лет – 2595.В крематорий лагеря попадали не только нетрудоспособные, но и здоровые. В то время  как первых здесь убивали и отправляли в печь просто в целях истребления, вторые играли роль подопытных кроликов: им прививались тиф, холера, чума, проказа и другие эпидемические болезни. Лагерь давал немцам побочный доход от продажи пепла в специальных урнах ценою в 60 марок и получше - 120 марок. Что может быть циничнее и страшнее, чем земля, удобренная прахом наших сверстников!

     Фашистские нелюди стреляли в детей ради забавы, чтобы посмотреть, как ребятишки в страхе разбегаются, или выбирали себе живую мишень, чтобы поупражняться в меткости. Заключенные в лагерях дети были донорами крови для немецких солдат. А как цинично их «сортировали» на пригодных и непригодных к работе. Вышел ростом, дотягиваешься до нарисованной на стене барака линии - будешь служить «великой Германии», ниже необходимой отметки – отправляйся в печь.

Страшнее мир еще не видел действа,
Жестокости предела нет на свете...
Идут пешком, под черной планкой дети
Она им отмеряет жизнь и детство.
Придумано забавно, очень просто -
Недаром автор метода прославлен:
Кто хоть немного ниже планки ростом,
Без промедленья будет в печь отправлен.
И ребятишки знали про условье.
О, как они на цыпочки вставали!..
Гесс видел все. Он молча хмурил брови,
И молча цепь детишек разрывали.
Не плакали, пощады не просили,
Вытягиваясь телом выше, выше,
Шли дети Украины и России,
Варшавы, Братиславы и Парижа.

    Каждый год на местах бывших лагерей смерти зацветают маки. Они алеют, как брызги крови жертв фашизма, напоминая о трагедиях войны.

Цветут в Бухенвальде цветы -
Алые маки.
В музейном покое - щиты,
А рядом - бараки.

Цветут в Бухенвальде цветы -
Алые вспышки.
На маки глядят с высоты
Бессменные вышки. 

На вышках эсесовцев нет,
Дым не клубится...
Цветы пламенеют - и свет
Ложится на лица. 

Не ходит по лагерю смерть,
Не лают собаки. 
А всё-таки жутко смотреть 
На алые маки.

     Не дождались с фронта своих сыновей и дочерей тысячи матерей. Как долго хранили они солдатские треугольники -  весточки от дорогих их сердцу детей. И до самой смерти не верили в их гибель, надеялись и ждали, наперекор злым похоронкам с траурной каймой. Можно ли описать словами горечь разлуки матери с сыном? Её сердце разрывается на части от того, что она не может защитить своё дитя. Если б она могла, то закрыла сына собой, чтобы в него не попала вражеская пуля. И каждая весточка с фронта – это и холодящая душу тревога: жив ли он?

Постарела мать за много лет,

А вестей от сына нет и нет.

Но она всё продолжает ждать,

Потому что верит, потому что мать.

И на что надеется она?

Много лет, как кончилась война.

Много лет, как все пришли назад,

Кроме мёртвых, что в земле лежат.

Сколько их в то дальнее село,

Мальчиков безусых, не пришло.

...Раз в село прислали по весне

Фильм документальный о войне,

Все пришли в кино - и стар, и мал,

Кто познал войну и кто не знал,

Перед горькой памятью людской

Разливалась ненависть рекой.

Трудно было это вспоминать.

Вдруг с экрана сын взглянул на мать.

Мать узнала сына в тот же миг,

И пронёсся материнский крик;

- Алексей! Алёшенька! Сынок! -

Словно сын её услышать мог.

Он рванулся из траншеи в бой.

Встала мать прикрыть его собой.

Всё боялась - вдруг он упадёт,

Но сквозь годы мчался сын вперёд.

- Алексей! - кричали земляки.

- Алексей! - просили, - добеги!..

Кадр сменился. Сын остался жить.

Просит мать о сыне повторить.

И опять в атаку он бежит.

Жив - здоров, не ранен, не убит.

- Алексей! Алёшенька! Сынок! -

Словно сын её услышать мог...

Дома всё ей чудилось кино...

Всё ждала, вот-вот сейчас в окно

Посреди тревожной тишины

Постучится сын её с войны.

    Течет река времени. Годы прошли с того самого страшного дня, когда настежь распахнулись двери войны. Много воды унесла река времени с тех пор. Заросли шрамы окопов, исчезли пепелища сожженных городов, выросли новые поколения. Но из памяти человеческой никогда не сотрутся те роковые, страшные события. Сколько  жизней унесла Великая Отечественная война! Дата 9 Мая наполняет гордостью за подвиг нашего народа и печалью: миллионы сыновей и дочерей Отечества навсегда остались лежать в своей и чужой земле. Сколько оборвалось жизненных ниточек, сколько матерей, жён, детей, родных не дождались своих любимых? Сколько судеб исковеркала эта страшная война?

Вечная память солдатам,
Павшим отважно в бою.
Родина не виновата!
Место теперь их в раю.
Долго страну защищали,
Грозно сражаясь с врагом.
Быстро под пулями пали,
Землю усыпав ковром.
Всегда благодарны мы тем, кто
Для нас свою жизнь не жалел.
Но что солдат чувствовал сердцем,
Когда в него выстрел летел?
Нет, сердце не сжалось ни капли
И страх не пришел ни на миг!
Лишь образ сынка пред глазами
Как замок туманный возник.
А видел недавно солдатик
Ужасный, пророческий сон:
К нему сынок в белой рубахе
Навстречу с крестом медным шел.
И вот та минута, стреляют...
И взор на убийцу попал...
А кто умирать-то заставит?
Кто право такое им дал?
Но разве известно солдату,
Что сын его отжил уже...
Что выжжена милая хата,
Лишь пепел летит по земле...
Но сын не погиб при пожаре,
Его растерзали враги!
Когда парню в шею стреляли,
То мать наблюдала вдали.
Ее не пустили к ребенку,
Оставили молча рыдать.
И как закрывались глазенки -
Все видела бедная мать!
Тогда хоронить запрещали.
Лишь в общую яму свалив,
Их сверху землей закидали,
Ту землю ногой придавив.
И мать на прощанье сыночку
На шею повесила крест.
Потертая медь и цепочка - 
Вот все, что у женщины есть...
Прошли те трагичные годы,
И страх перед смертью в глазах,
И кровь на земле смыли воды,
Но воины в наших сердцах.
А Родина не виновата!
Слова разрядят тишину -
- Давайте помянем солдата!
Минуту молчанья прошу...

      Память о войне, о жертвах войны. Она набатом стучит в наши сердца, повелевая не забывать подвиг народа, бережно хранить мир, завоёванный ценой  стольких человеческих жизней. Почет и вечная слава всем, кто в годы войны защищал Родину от врага, кто в тылу стоял у станков и выращивал хлеб на полях, всем тем, кто своим трудом и ратным подвигом приближал долгожданную победу.

Давно умолк последний выстрел,
Последний стон сороковых.
Спешат года походкой быстрой,
И тает строй солдат живых.
За наши жизни умирали
Те, кто сегодня старики.
С последним выдохом кричали:
«Вперед!» – смертям всем вопреки.
От вражьих глаз прикрывшись веткой,
Он бить без промаха умел.
Лишь глаз, припав к винтовке меткой,
От напряжения немел.
Один… другой… их меньше, меньше,
Захватчиков земли моей.
И в майский день порою вешней
Не стало их. И мир светлей!
Пройти пришлось вам пол-Европы,
Чтоб их добить в норе своей.
Войной забрызганные тропы
Не заметает суховей.
И время всем в наш День Победы
Напомнить памятный глагол:
Врага, а это наше кредо,
Бить там, откуда он пришел!
Земной поклон, солдат, от жизни,
От всех, кого ты заслонил.
Ты спас свободу, честь Отчизны,
В потомках память заслужил!

    Для нас  9 Мая – это парад Победы, ветераны,  которых с каждым годом становится всё меньше и меньше. К сожалению, люди, отстоявшие  нашу Родину, уходят один за другим. Но мы, ныне живущие, никогда не забудем их подвига, благодаря которому  можем  жить,  любить, встречать рассветы и просто радоваться тому, что мы есть.

Май… Вовсю щебечут птицы, 
И парад идёт в столице. 
В орденах шагают деды. 
Поздравляем с Днём Победы! 

Приходят к дедушке друзья, 
Приходят в День Победы. 
Люблю подолгу слушать я 
Их песни и беседы. 

Горят на солнце золотом 
Награды боевые, 
И входят в дом, 
В наш мирный дом, 
Дороги фронтовые. 

Я молча рядышком сижу, 
Но кажется порою, 
Что это я в прицел гляжу, 
Что я готовлюсь к бою. 

Приходят к дедушке друзья 
Отпраздновать Победу. 
Всё меньше их, 
Но верю я: 
Они опять приедут. 

   Мы не были на той войне, не слышали  взрывов бомб,  не видели гибели невинных людей, не  шли в атаку.

   Мы не были на той войне,  нас не морили голодом, не травили собаками, не  пытали, не жгли, не вешали.

   Мы не были на той войне,  но знаем о ней и сделаем всё возможное, чтобы  никогда не повторилось подобное.

Я не был там,  на той войне,
Но я стоял на карауле
На Вахте Памяти, и мне
Как будто в душу заглянули.
Из списков, высеченных в камне,
Солдаты, что остались там
И что стоят на пьедестале,
Они рассказывали нам…
Нам,  не знающим войны,
Вдруг порохом в глаза сыпнуло.
У Вечного Огня, под дулом,
Как у стены стояли мы...

Стекались люди, вереницы...
С цветами ,с болью на глазах,
А в чистом небе пели птицы,
И звонкий смех стоял в ушах
По парку шествующих важно,
По танку ползающих крох,
И было им совсем не важно,
Что это памятник как Бог!
В войну страну их защищал,
А в боевом расчете сидел парнишка капитан,
Погибший при большом налете...
В строю шагают ветераны,
И по безмолвной тишине,
Как гром набатный, звон медалей
Стоял на площади, и  мне

казалось, что по всей планете,

У  обелисков той войны
Стояли взрослые, и дети,

И все погибшие сыны,
Во имя жизни на земле
Уйдя в бессмертие когда-то...
Я не был там, на той войне,
Но я стоял на карауле,
И превратилась в бесконечность
та Вахта Памяти во мне,
И я сказал ушедшим в вечность:
«Мы будем помнить о войне!»

Война закончилась. И заживают раны,

И в День Победы по восторженной земле,

Блестя наградами, шагают ветераны,

Фронтовики, герои, совесть наших дней.

 Война закончилась. Но с каждым годом

 Редеет славная гвардейская родня,

 И все цветы свои весна в венок вплетает

 И с ним склоняется у Вечного огня!

 Война закончилась. Но память поколений,

 Как фронтовая дружба, вечна и тверда.

 Нас никогда, никто не ставил на колени

 И не поставит ни за что и никогда!

 Война закончилась. Но песней опаленной

 Над каждым домом до сих пор она кружит,

 И не забыли мы, что двадцать миллионов

 Ушли в бессмертие, чтоб нам с тобою жить.

 Война закончилась. И пушки замолчали.

 И годы сгладили великую беду.

 И мы живем. И мы опять весну встречаем,

 Встречаем День Победы – лучший день в году.

Награждение за участие в проекте.