Мотив движения в книге Ю.Вэллы "Белые крики"
статья по литературе по теме

Мотив движения в книге Юрия Вэллы «Белые крики»

Аннотация: В статье в этнофилологическом аспекте исследуется мотив движения в книге Ю. Вэллы "Белые крики", акцентирующий темы дома, поколений, ситуацию встречи, оппозиции «свой» / «чужой», «тогда» / «теперь».

The article analyzes in the ethnological aspect the motive of movement  in the book of the Nenets writer Yuri Vella "Belye kriki" ("Белые крики"), focusing themes of the house, generations, the situation of the meeting, the opposition "his" / "alien", "then" and "now".

Ключевые слова: ненецкая литература, мотив, заглавие, поэтический цикл, лирический герой, оппозиция, ситуация, миниатюра.

Key words: nenets literature, motive, title, persona (lyrical hero), genre of miniature, literary cycle, the opposition, the situation.

Книга Ю. Вэллы «Белые крики» состоит из трех глав. Стихотворение, открывающее первую главу о приходе в мир, «о начале земной жизни». Завершает «Белые крики» эпилог, в котором утверждается вечность жизни. Начинается жизнь с «врастания». И не важно, кто пришел – человек или олененок, главное – зачем. Ответ в названии первой главы: «Врастание». О.К. Лагунова пишет: «Врастание» - это встреча-обретение дома и семьи, Земли и Неба, в свою очередь обретающих нового человека, зверя, дерево, птицу и т.д. Логика структуры главы в целом и отдельных произведений, вошедших в нее, отражает логику процесса «врастания» - вырастания, физического и духовного» [Лагунова, 2007:141]. Лирический герой утверждает: мир вечен, день вечен, утро вечно, солнце вечно, небо вечно, дорога вечна. В открывающих книгу стихотворениях много глаголов несовершенного вида, обозначающих непрерывность движения: «тяжело врастал», «ждал тепла», «ждал молока», «ждал дороги». А.В. Головнев отмечает, что время в понимании традиционных народов – не просто измерение: «Это не столько то, что идет, сколько то, что происходит. Это, слегка перефразируя классическое изречение, и то, что действительно, и то, что разумно. Оно объединяет в себе языки людей, богов, зверей, деревьев, оно охватывает не только жизнь, но и смерть, не только Землю, но и Небо (как дневное, так и ночное)» [Головнев, 1995:296]. Произведения первой главы посвящены началу дня, началу жизни, природе, родному краю, солнцу, дождю. В стихотворениях. Лирический герой наблюдает, как просыпается на его ладони солнце, сияет с неба: «У меня на ладони просыпается солнце. / / У меня на ладони птицы песни поют. / / У меня на ладони дождик пляшет, смеется»  [Вэлла, 2000:11]*. Стихотворения посвящены родным и близким, ребенку, любимой женщине («Песня бабушки Ненги», «Бабушке Ненги», «Песня ненецкого мальчика», «Купание на рассвете»). Мотив движения зафиксирован в следующих синтаксических единицах: «сошью кисы», «пойдет за зверем», «будет пасти оленей», «ласкает ветерок», «спешу в родимые края», «прикоснуться к теплой шее» и т.д. Все, что окружает лирического героя, подвержено движению. Движения непрерывные, легкие, наполненные любви и заботы. Лирический герой с нежностью описывает, как он прикасается к своей возлюбленной, как он хочет превратиться в снежинку и покоиться на воротничке ее одежды, как ненецкий мальчик с заботой кормит олененка с ладошки.

В книге Ю. Вэллы значим образ ветра. Он ласкает коротенький пушок олененка, бывает порывист, заставляет ежиться человека, приносит погоду, несет облака. По представлениям ненцев, ветер вызывает мифическая птица Минлей. Ненцы связывают жизнь с наличием дыхания. Л.В. Хомич пишет: «Слово «смерть» - хабця, может обозначать не только «смерть как явление» (в этом значении употребляется также слово хава), но и «смерть как существо», например: выражение хабця, ханада означает «его унесла смерть» [Хомич, 1994:68]. Человек не умирает, его душа переносится в другое

* Вэлла Ю.К. Белые крики. Книга о вечном. Сургут, 2000. В дальнейшем ссылки даются в тексте по данному изданию с указанием страницы.

измерение, где продолжает жить, поэтому для ненецкого человека время безгранично, жизнь вечна, как вечно небо над головой. В понимании ненцев все стихии воплощают вечное движение, которым управляют и которое направляют духи-покровители. Поэтому ненец перед охотой или ловлей рыб

приносил в жертву духам оленя или задабривал их различными дарами.

Образ неба – один из центральных, в книге Ю.К. Вэллы. Небо – вечный спутник человека, оно всюду. Не случайно в стихотворении «И вот я снова возвращаюсь…» поэт называет небо «широкоглазой синевой», которая «испытующе глядит», «спросить желает» (с.45). Небо хранит память предков, встречает рождающегося, умирающий в последний раз глядит на небо. Небо неразрывно соединено с землей и водой, поэтому оно может быть в разных состояниях, и это не просто небо, это небо может быть  «безоблачное», с «грозовыми тучами», с «рваными облаками», «похожее на поле боя» (с.25, 26). Оно  разное, оно в каждом из нас. Небо доверчиво глядит на людей, и оно нужно всем: «влюбленным», «роженице», «рождающемуся» (с.26).

Небо в произведениях Вэллы одновременно недвижимо и подвижно. Во второй главе лирический герой замечает, как разноцветное небо теряет свои краски. Надвигается «чужое»: «По Варьегану плывет / / Нефть, нефть, нефть. / / Лодку, сети и весло / / Пропитала нефть» (с.95). Мотив движения фиксируют такие словосочетания, как «яростно расстреливал», «покинул родину», «больно хлещут в лицо», «больно заполняет меня» и т.д.

Эмоциональной доминантой в цикле  «Лесные боли» становятся тревога и боль. В главе «Врастание» лирический герой радуется солнечному дню, небу, «заснеженному простору». Все кругом наполнено жизнью, светится, процветает. В главе «Белые крики» лирический герой наблюдает, как «чужое» беспощадно разрушает все вокруг. Мир «вывернут наизнанку», все действия направлены на уничтожение, родина превратилась в «разрушенные временем стоянки», «сиротливо покинутые чумовища». Действия «чужих» безжалостны и направлены на уничтожение: «ворвался трактор», «с хрустом обломал», «зарастают тропы», «нет тайги – ее вырубили», «разрубили на сувениры» и т.д.  В первой главе «тонгоногий олененок» возле своей матери «ждал тепла», «ждал дороги веселой», ненецкий мальчик играет с олененком, жизнь наполнена энергией движения, радости. Во второй главе «олененок – сирота», («одинокий, беззащитный и хрупкий, как тот мир, который его окружает» - с. 87), который ничего уже не ждет, он неподвижен, обессилен: «Он стоял одиноко на соседнем с чумами бугре. Стоял неподвижно и глядел вдаль» (с. 87).

Заглавие главы «Белые крики» символизирует боль, утрату «своего мира», родной земли. Мир меняется, исчезает: «На моей земле / / Реже слышу родную речь». Трижды спрашивает лирический герой: «Где та земля?». И сам же констатирует – «отнята земля», «перетоптана», «перерыта»: «Отнята земля  / / И брошена на растерзание / / Под стальные гусеницы твои. / / А проголодавшийся экскаватор, / / Лязгая неистово, / / Уже вынимает внутренности» (с.76).

С мотивом движения во многих произведениях связаны мотивы дороги, возвращения. Образ дороги является структурообразующим в книге «Белые крики». В стихотворении, открывающем книгу, описан первый день «тонконогого олененка», который «в  свой первый день тяжело врастал». Олененка ждала впереди дорога жизни, дорога «веселая», «скрипучая», «быстрая», «вечная». Дорога предвещает возвращение в родные края («Спешу в родимые края, / / Домой, / / Где ждут меня мои снега» - с. 29; «И вот / / Я снова возвращаюсь  / / С пляжного лета / / На тундровый простор» - с. 45). Дорога предвещает возвращение к очагу, любимой женщине («Печка старается, / / Фыркает, / / Чум прогревая, / / Небу, клубами дым исторгая, / / Грозит теплотой… / / Выходит жена моя, / / Чистая, яркая, / / У печки прогревшаяся, / / Ласково смотрит на встречу» - с. 130).

В главе «Белые крики» (цикл «Лесные боли») дорога не предвещает возвращения на родину, «тропы зарастают», молодежь уезжает в большие города. К одному из стихотворений  цикла в качестве эпиграфа приводится отрывок из разговора двух оленеводов: «— Ты знаешь, сын-то мой женился в городе на русской женщине. — Что ж тут такого? У меня зять — хохол. — Да я не против. Но женился-то мой аж десять лет назад, а я не только внуков, а невестку-то еще не видел...» (Из разговора двух оленеводов) (с. 78).  В одном из стихотворений в качестве эпиграфа приводится пословица: «Добрый олень с выпадением первого снега возвращается туда, где он родился. (Ненецкая пословица) (с. 89). Лирический герой с осуждением обращается к земляку, поселившемуся в городе: «А если / / Ты не зверь беззащитный / / И не перелетная птица, / / Если крылья твои целы, / / Но дорогу не вспомнил / / В стойбище матери, / / Какую причину придумаешь ты себе?» (с. 80).

Цикл «Осенний триптих» состоит из трех миниатюр, пронизанных ностальгическим настроением лирического героя. Он скучает по белому снегу, по тундре. В миниатюре «Возвращение» с любовью описываются родные края: «Подъезжаю по реке Варьегану – к селу моего детства. Рвущееся на простор лесотундры сердце готово высвободиться из тесноты трепещущей груди. Это тот единственный уголок Земля, с которым даже короткая разлука невыносима» (с. 114). В миниатюре «В ожидании первоснежья» лирический герой с нетерпеньем ждет первого снега: «Первый снег – это удачная охота, легкость на душе и прозрачность воздуха» (с. 115). Лирический герой не теряет надежды, верит в светлое будущее своей родины. Не думая о том, что вокруг буровые и поблизости «ни одного зверя ни встретишь», он рвется в бескрайнюю белую тундру, на охоту.

В третьей главе («О Вечном») немало стихотворений, в которых описывается разлука двух влюбленных. Мотив дороги тесно связан с ситуацией прощания: «Твой самолет улетел. / / Я остался один / / В незнакомом мне городе» (с. 128); «По ту сторону моего стола, / / Где ты сидела прошлым вечером, / / Остались только твои большие глаза. / / Они и сейчас на меня глядят» (с. 142). В стихотворении «Только в сердце песня» описывается состояние лирического героя после разлуки с любимой: «Вот и все» / / Ты уехала. / / И оленья упряжка твоя / / Не маячит уже вдалеке» (с. 132). Остались только воспоминания:  «след», «шепот», «вкус твоих губ», «след твоей нарты»; «Только в сердце песню слышу. / / Вот и все, Что осталось / / От тебя» (с. 132). Но лирический герой не унывает, надеется на встречу: «У меня есть еще ожиданье дороги / / К тебе» (с. 132).

Подзаголовок книги – книга о вечном. Глава третья названа «О Вечном». Вечное для поэта – это не только небесное пространство, это весь мир, это слово предков, обычаи, традиции. В третьей главе есть цикл «Из Медвежьих игрищ», который состоит из 9 стихотворений, в которые входят отрывки фольклорных песен. Для обских угров медведь был почитаемым животным. Его называли описательно, например, «лесной старик», «живущий в лесу» и т.д. В медвежий праздник входил ряд обрядов: тотемные танцы, ритуальное поедание тела медведя. Все ритуалы имели цель «помирить медведя или его душу с убившими его охотниками». В.В. Блажес пишет: «Медвежьи песни исполнялись только мужчинами. При широкой вариативности медвежьих песен можно отметить несколько постоянных тем: убийство медведя, его перевозка с почестями, его происхождение – он представал сыном Верхнего Духа, или сыном обычной женщины, или человеком, превращенным демоном в медведя» [Блажес, 2005:3].

Во всех стихотворениях цикла птицы, животные, природные стихии именуются с большой буквы: «Полет летящего Орла, / / Полет летящего Ворона, / / С жизнью твоей сравнится ли?..» (с. 152). В книге постоянны описания солнца, облаков, ветра, дождя («Добротный Месяц / / В какую сторону по небу ходил, / / В ту же сторону ходить будет! / / Добротное Солнце / / В какую сторону по небу ходило, / / В ту же сторону ходить будет!..» - с. 152) Т. Лехтисало отмечает: «Европейские самоеды считают солнце, луну, звезды и облака более низкими духами, но им не приносят жертв. (…) В Сибири, согласно записанной мною на Нижней Оби молитве, солнцу жертвуют со словами: «Солнце, ешь, сохраняй нас здоровыми» [Лехтисало, 1998:15]. Все стихотворения в цикле пронизаны движением («В пропитанную хождением дверь / / Следом за мной / / Кто-то еще шагнёт...» - с. 152). Все небесные стихии живые: «Месяц по небу ходит»; «Солнце шагает»; «Вода-море мир топит»; «Отец-неба хранит лук и стрелы». Все сферы бытия – пространство и время, земля, воздух и вода — все вместе с героями «динамично связано в единый поэтический мир» (Д.С. Лихачев). Ощущение времени «фольклорно», движение изображено не только в пространстве, но и во времени: «Шагну на Тропу, / / Проложенную Стомедвежьим Отцом, / / Проложенную Стомедвежьей Матерью...» (с. 160); «Когда многотысячная Вода-Море / / Весь мир собой затопила, / / Взяла я в одну ладонь / / Маленький кусочек Ягельного Бора» (с. 162); «И священная вода / / — река-Ягельный Аган / / Пусть моей Тропой станет... / / До истока бы реки добраться / / И встретиться там с мутителями Воды...» (с. 168).

Лирический герой обращается к небу не просто как к небесной стихии, а как к «Отцу-неба» (Из-под стрелы моего Отца-Неба / / На людей оглянусь, / / В мир внимательно вгляжусь… - с. 168), к солнцу как к чему-то возвышенному, божественному: «Увижу живое Солнце, / / Навстречу мне шагнувшее, / / И разминувшись с Ним в дверном проеме, / / Шагну на Тропу» (10, с.152). В ненецком фольклоре важнейшее место занимают  персонажи, связанные с солнечной стихией. Это, например, Царь-Солнца, Хранитель-Солнца, Царь Огня, Старуха Солнце, Солнцеликая Женщина, Сын Солнечной Стороны,  Дочь Огнеподобного Грома и т.д. В ненецких фольклорных текстах представители солнечной стихии ведут себя по-разному по отношению к человеку. Е.Т. Пушкарева приводит примеры фольклорных текстов, где в конце каждого сказания человек роднится с солнечной стихией посредством брака: «В одном лаханако Неженатый царь решил жениться на дочери Старухи Огонь. Преодолев всякие препятствия, он женится на ней, но город Старухи Огонь он сжигает как враждебный ему» [Пушкарева, 2007:77].

Книгу «Белые крики» завершает эпилог, возвращающий читателя к первому стихотворению. Закольцованность структуры книги символизирует вечность круговорота жизни.  Книга завершается словами надежды, предвещающими начало новой жизни, утверждающими вечность жизни,  непрерывность движений: Пусть живет во мне теплый снег. / / Пусть живет во мне добрый лес. / / Пусть живет во мне доверчивая тундра. / / Пусть живет во мне вечная жизнь, / / Как хорошая песня, / / Как чудесная сказка» (с. 164).

Литература

1. Вэлла Ю.К. Белые крики. Книга о вечном. - Сургут, 2000.
2. Головнев А.В. Говорящие культуры: традиции самодийцев и угров. - Екатеринбург, 1995.
3. Лагунова, О.К. Феномен творчества русскоязычных писателей ненцев и хантов последней трети ХХ века (Е. Айпин, Ю. Вэлла, А. Неркаги). - Тюмень, 2007.
4. Лехтисало, Т.В. Мифология юрако-самоедов (ненцев). -  Томск, 1998.
5. Пушкарева, Е.Т. Картина мира в фольклоре ненцев: системно-феноменологический анализ. - Екатеринбург, 2007.
6. Хомич, Л.В. Ненцы. - СПб, 1994.
7.    Блажес, В.В. Фольклор коренных малочисленных народов Севера Западной Сибири  // Космос Севера. Вып. 4. - Екатеринбург, 2005.
8.  Лихачев Д. С. Поэтика художественного времени // Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы. - М., 1979.