ИТОГОВАЯ АТТЕСТАЦИОННАЯ РАБОТА «Художественная мифология в прозе Татьяны Толстой (по роману «Кысь»)»
статья по литературе (11 класс) на тему

Московский государственный университет имени М.В.Ломоносова

Отдел дополнительного образования

ИТОГОВАЯ АТТЕСТАЦИОННАЯ РАБОТА

НА ТЕМУ:

«Художественная мифология в прозе Татьяны Толстой  (по роману «Кысь»)»

Работу выполнила

слушательница курсов

профессиональной

переподготовки учителей

РЫЖАЯ О.Н.

Москва – 2012

Содержание

1. Введение.   Татьяна Никитична Толстая  — один из наиболее ярких прозаиков современности.

2. Художественная мифология в прозе Татьяны Толстой

3. Заключение.    Антимиф как   выражение  социального отчуждения и одиночества героя, его духовной деградации.

Введение

        Татьяна Никитична Толстая (1951) — один из наиболее ярких прозаиков современности. Толстая родилась в семье, отмеченной значительными литературными дарованиями. «Куда ни посмотри, у меня одни литераторы в роду,— замечает Толстая — Алексей Николаевич Толстой — дед по отцовской линии. Бабушка Наталия Васильевна Крандиевская-Толстая — поэтесса. Их матери тоже были писательницами. Дед по материнской линии Михаил Леонидович Лозинский — переводчик...» После окончания средней школы и классического отделения филологического факультета Ленинградского университета долгое время работает в издательстве «Наука» корректором.
       С 1974 живет в Москве. Писать, по собственному признанию, начала случайно. Первый рассказ «На золотом крыльце сидели...» был опубликован в журнале «Аврора» (1983. №8); он сразу был замечен и читателями, и критикой, а дебют автора признан одним из лучших в 1980-е. Рассказ представлял собой калейдоскоп детских впечатлений, которые дробились и множились, складывались в мозаику и разрушались снова, воссоздавая таинственные персонажи сказочного мира. Повествование заканчивалось недоумением: «Вынырнув с волшебного дна детства, из теплых сияющих глубин, на холодном ветру разожми озябший кулак — что, кроме горсти сырого песка, унесли мы с собой?» В прозе Толстой критики обнаруживали необычно резкое для литературы того времени сочетание высокого и низкого, романтического и бытового, сказочного и натуралистического, реального и выдуманного. Обращали внимание на лексическое богатство ее текста, изощренность художественной решений. Ю.Рытхэу в послесловии к публикации рассказа «Соня» отметил необычную роль автора в прозе Толстой: «Автор играет с нами, шутит и прячется, примеряя то одну маску, то другую. С начала до самого конца нам неясно, куда он клонит, что хочет рассказать, о чем собственно идет повествование» (Аврора.1984.№10.С.84).
       Толстая публикует рассказы на страницах журналов «Октябрь», «Нева», «Знамя», «Новый мир», принимает участие в работе VIII Всесоюзного совещания молодых писателей, посещает семинар Г.Бакланова.
       В 1987 выходит в свет первый сборник рассказов Толстой «На золотом крыльце сидели...». Он был с восторгом принят критикой, которая отметила несомненную талантливость молодого прозаика, обладающего сложившейся манерой, уверенностью, художественным своеобразием. В произведениях Толстой проявляется устойчивый интерес к странным, нелепым героям (в основном детям, старухам, ненормальным), они отличаются и жесткой, отстраненной авторской позицией. Эта «бесслезная традиция» (М.Золотоносов), перепутывание «важного и неважного» (Е.Невзглядова), отказ «от постулатов жизнеподобия», от установки «на тепловатое сочувствие любому персонажу» (С.Чупрынин) — основные черты поэтики Толстой. Одним из лучших в сборников был рассказ «Река Оккервиль», повествующий о странной любви юноши к воображаемой исполнительнице старинных романсов. В прозе Толстой возникал новый конфликт — странной, придуманной повседневности с многоцветными картинами воображения. По мнению Толстой, «существуют только вечные проблемы: добро и зло, тираны и толпа... Есть лишь новые способы описания мира, и в них наслаждение, ибо по существу ты делаешь то же, что делал Бог во дни творения» (Московские новости. 1990. 24 июня). Толстая привлекают моменты иррациональности в человеческой жизни, которые являются «трагедией повседневной жизни, но истинным наслаждением для словесных упражнений» (там же). В ее творчестве постоянны мотивы смерти, ибо «пока жизнь не завершена, ее нельзя ни подытожить, ни оценить» (Литературная газета. 1986. 23 июля).
       В 1998 Толстая была принята в СП СССР, в следующем — стала членом русского ПЕН-центра. С этого времени Толстая с успехом занимается публицистикой.
       В 1991 она вела рубрику «Своя колокольня» в еженедельнике «Московские новости».
       В прозе Толстая критики обнаруживали традиции М.Булгакова, В.Набокова, А.Грина, немецких экспрессионистов, русской прозы 1920-х Толстая подчеркивает в интервью важность для своего творчества открытий новеллистики 1920-х. По ее мнению, «в развалах этой недостроенной поэтики могут таиться клады» (Там же). Высказывания Толстой о неприятии литературы, развивающейся в причинно-следственных традициях XIX в., ее призыв к элитарности (Культура должна быть элитарной, но открытой для присоединения к элите // Московские новости. 1991. 28 июля) вызвали в критике полемику. Толстая упрекали в самоуверенности, «учительстве» и лихости (Бушин В. С высоты своего кургана // Наш современник. 1987. №8), в пропаганде «вредоносных для литературы доктрин» (Ованесян Е.).

       В 2000 появляется в печати первый роман Толстой «Кысь» (1986-2000), потом выходят  новые сборники «Ночь» (2002), «День» (2002), «Двое» (2002), «Изюм» (2002), «Круг» (2003), «Не кысь» (2004), «Белые стены» (2004). Определяя место Т. Толстой в современном литературном процессе, большинство критиков относит творчество писательницы к постмодернизму. Другие исследователи, прямо не называя Т.Толстую постмодернистом, высказывают мнение, что концепция человека и система образов восходят именно к постмодернистской традиции. И.С. Скоропанова так характеризует направление творческой эволюции писательницы: «С конца 80-х — в 90-е гг. ряды постмодернистов растут. Они пополняются как за счет вчерашних реалистов и модернистов, так и благодаря появлению плеяды талантливых молодых авторов». Г.Л. Нефагина отрицает принадлежность писательницы к постмодернистам и причисляет ее к авторам «другой прозы», ставя в один ряд В. Пьецуха, Вик. Ерофеева, С. Каледина, Л.Петрушевскую, Евг. Попова. В Т. Толстой видят представительницу «новой волны», мастера «артистической прозы», говорят о внимании писательницы к «состоянию основного вещества», жизни, «которая каждый день бывает», о частом использовании мотивов одиночества, разлада мечты и реальности, что позволяет им отнести рассказы Т.Толстой к современной «женской прозе».

       Первый роман Толстой «Кысь» (1986-2000) представляет собой сложное жанровое образование, включающее элементы памфлета, фантастики, философского исследования и мифологии. Русская жизнь в нем изображена после Взрыва, который можно осмыслять на разных семантических уровнях — революционном, постперестроечном, апокалиптическом. В этом вымышленном пространстве (город Федор-Кузьмичск) живут разного рода мутанты и небольшое количество «прежних», которые еще помнят некоторые слова из культурного обихода. Герой романа — Бенедикт — пытается чтением приобщиться к старой культуре (главы романа озаглавлены буквами старославянского алфавита: Аз, Буки, Веди и т.д.), но ничего из этого не получается. Его чтение напоминает времяпрепровождение гоголевского Петрушки.
       Некоторые критики восприняли роман «Кысь» с восторгом и назвали его «энциклопедией русской жизни» (Б.Парамонов, Л.Рубинштейн, Д.Ольшанский), А.Немзер воспринял его как «плохо взбитый коктейль из хорошо известных ингредиентов (Ремизова, Замятина, Набокова), баек про мутантов и приевшейся игрой с мифологической символикой». Более объективно оценила роман А.Латынина, которая отметила, что это произведение «уводит из довольно банального сюжетного пространства язык, сама словесная ткань, всепронизывающий комизм, точнее, едкий сарказм». По ее мнению, «роман не глубок, но блестящ».
       За роман «Кысь» Толстая была удостоена в 2001 премии «Триумф».

       Мифопоэтика романа «Кысь» Т.Н.Толстой основана на художественно мотивированном обращении к традиционным мифологическим схемам, моделям, сюжетно-образной системе и поэтике мифа и обряда, в том числе и к созданию «неомифологических текстов». Роман Т. Толстой «Кысь» – мифопоэтическая антиутопия, структурно построенная по принципу дореформенной русской азбуки от «Аза» до «Ижицы». Роман ориентирован на различные интертексты, маркерами которых выступают жанры, сюжеты, мотивы и герои мифа и фольклора. Фольклорно-мифологический контекст в романе – разноуровневый, включает и реалии ХХ века, проецируется на политические мифологемы и архетипы. Дата написания романа 1986-2000 гг. – две эпохи, в которых складывалась политическая и тотальная мифология, так едко развенчанная в романе. Т. Толстая создает не просто фольклорно-мифологическую антиутопию, роман-сказку, а антимир, основной концепт которого – пародия и травестирование. Игровой принцип структурирования текста, интертекстуальность, бинарность мифопоэтической модели мира позволяют отнести роман к постмодернистскому произведению. «В целом роман «Кысь» – это национальная антиутопия в постмодернистском ключе»  

Рассмотрим мифопоэтическую архетипику романа. Известно, что универсальным понятием мифологии является модель мира, которая определяется как способ сокращенного и упрощенного отображения всей суммы представлений о мире в данной традиции. В.Н. Топоров отмечает, что мировая модель предполагает прежде всего выявление и описание основных параметров вселенной: пространственно-временных, причинных, этических, количественных, семантических, персонажных.   Мифологическое моделирование романа «Кысь» реализовано по принципу бинарности: свой / чужой, цивилизация / природа, молодой / старый, сакральный / профанный, освоенный / неосвоенный и т.д.

Модель мира представлена уже в главе «Аз». В центре антиутопического пространства городок Федор-Кузьмичск, построенный на семи холмах, вокруг которого «поля необозримые, земли неведомые»: на севере – дремучие леса (а в них – Кысь), на западе – опасная дорога, на юге – степи с чеченцами, на восходе – клелевые леса. Пространство четко маркировано на свое / чужое.

Время делится на начальное: до Взрыва и собственно мифологическое: после Взрыва, которое реализуется в оппозиции: цивилизация / природа. До Взрыва существовала цивилизация, обозначенная языковыми кодами ХХ века, после Взрыва сформировался антиязык, представленный в искаженных словах: «фелософия», «шадевры», «мозей», «осфальт», «аружые», «тродиция» и др. В отличие от мифологической картины мира, романная ММ, в соответствии с жанровой природой антиутопии, дегуманизирована и античеловечна.

В начальном средневековом времени обитают жители государства: 1) «прежние», оставшиеся после Взрыва, выжившие старики и старухи, которые не умирают; 2) «перерожденцы», одичавшие «то ли люди, то ли нет»; «голубчики», рожденные после Взрыва, но имевшие разные Последствия. Архетипика героев прозрачно отсылает к типологии мифологических персонажей – высших и низших. Что касается архетипа героя, то Толстая его развенчивает, дает в пародийной интерпретации. Так, «культурный герой» – Федор Кузьмич – «Наибольший Мурза» – дал людям счет, письмо, научил шить книги, варить чернила, пишет указы и книги. Однако книги эти являются узнаваемыми (для читателя) текстами – это русские народные сказки («Колобок», «Репка»), стихотворения Пушкина, Лермонтова, Тютчева, Блока, Мандельштама, Окуджавы.

Архетипы «мудрого старика» и «мудрой старухи» реализованы в образах бывших. Это матушка героя, прожившая 230 лет и 3 года, бережно хранившая довзрывные традиции, умершая от огнецов. «Мудрый старик» – Никита Иванович – главный Истопник, пышущий огнем, хранитель памяти и локусов бывшей Москвы, наставник и чудесный помощник героя. Новые люди – «голубчики» с последствиями – зооантропоморфные существа: Васюк Ушастый, Варвара Лукинишна с петушиными гребнями на голове, Оленька с когтями, сам герой Бенедикт – с хвостиком.

Обращаясь к традиционным сюжетам, мотивам и жанрам, Т. Толстая иронически их переосмысливает. Так, жизненный путь Бенедикта воспроизводит обряд инициации, но в сниженном виде. Чудесно рожденный от «мудрой старухи» и простого отца, он проходит все этапы перерождения: служит писарем, до жениться лишается хвостика, женится, становится Санитаром, читает книги (как неофит, посвященный). Но не понимает истинного их смысла, делает революцию. Бенедикт, с одной стороны – двойник Кыси (тоже вытягивает жилы из людей, ища книги), а с другой – ученик Никиты Ивановича: читает книги, делает Пушкина, размышляет, грустит. Амбивалентность героя напоминает литературную традицию – от Акакия Акакиевча (писаря) до чеховского Ионыча. Демоническая сила представлена образом Кыси, которая появляется, когда герою скучно или «фелософия засвербила». Герою помогает «хранитель огня и памяти», спасает от Кыси. Испытание книгой – кульминационное. Герой попадает во власть страшного Санитара и деградирует. Он не проходит целый ряд испытаний, самого главного – книгами (читает, не понимая) и становится антигероем.

По мнению Г.Л. Нефагиной, Бенедикт переживает квест – «стремление соединить традиционно противоположные полюса: Детскости и Взрослости, Разума и Чувства, Природы и Культуры, Истины и Красоты, Мужского и Женского». Амбивалентность героя выражается в том, что он выступает в разных ипостасях – Ребенка, опекаемого Взрослыми; Взрослого, читающего книги и пытающегося приобщиться к Культуре. Бинарные оппозиции структурируют его судьбу и тип поведения.

На уровне жанра Толстая обыгрывает мифы (космогонический, календарный и эсхатологический), былички о лешем, русалке, кладе, сказки о пошехонцах, заговоры, предания о неведомых землях, игры, праздники, похоронный обряд. Так, праздники «голубчиков» явная пародия на официальную светскую культуру, устроитель которой Федор Кузьмич (как и Петр 1) пишет Указ о праздновании Нового Года, в котором перечисляет все ритуалы и обряды праздника: еду, веселье, танцы, игры, одежду, дерево украшенное и т.д. Главный герой ощущает праздничное настроение и радость в преддверии праздника (ловит мышей, меняет их на продукты). На празднике господствуют массовое веселье, обжорство и пьянка – квазикарнавальные черты. Ритуальный хаос является архетипическим мотивом, тесно связанным с мифом, реализован в описании Праздников («После праздника, как водится, увечных да калечных в городе прибавилось»). В отличие от космогонического мифа, в романе хаос не переходит в космос, а наоборот, герой заболевает, наступает дисгармония – тоска, болезнь («Кысь в спину смотрит»).

Итак, в романе Т. Толстой представлен эсхатологический миф, в котором доминирует Хаос – антимир, антигерой, антиобщество. Главный концепт – деградация общества – моральная, интеллектуальная, духовная (пушкин с маленькой буквы). Однако эта антиутопия совмещается с философской притчей, в центре которой – поиск Слова, книги (недаром в быличке о кладе кладом является книга).

Таким образом, на базе переосмысления архетипических мотивов и образов создан не миф, а антимиф. По мнению Н. Лейдермана и                                М. Липовецкого, «в «Кыси» разворачивается трансформация авторитетных мифов культуры в сказочную игру с этими мифами». Мифопоэтизм романа реализован в использовании принципа бинера в структуре праздника, в аксеологических отношениях, в построении миромодели по мифопоэтическому образцу.

Мифологические корни романа «Кысь»

 О. М. Фрейденберг, изучая происхождение фольклорного и литературного сюжета, связала генезис некоторых элементов поэтики художественного текста с возникновением искусства из древних мифологических представлений. Литературный сюжет, по определению Фрейденберг, соотносится не с жизнью, если под ней понимать историческую и бытовую конкретику эпохи, а с представлениями людей о ней, уходящими корнями в архаический миф. Произведение искусства, таким образом, оказывается не первичной моделью действительности, а вторичной, так как художественно моделирует не мир предметов и явлений действительности, а реальность человеческого сознания.

Миф — специфически человеческий способ творения (моделирования), освоения и познания реальности, некий универсальный образ мира, с которым связаны все другие формы человеческого бытия.

1)Миф о культурном герое (персонажи, которые добывают или создают предметы культуры).

«Принёс-то огонь людям Фёдор Кузьмич, слава ему. С неба свёл, топнул ножкой — и на том месте земля и загорись ясным пламенем». Фёдор Кузьмич приравнивается Прометею.

«Кто сани измыслил? Фёдор Кузьмич. Кто колесо из дерева резать догадался? Фёдор Кузьмич. Научил каменные шарики долбить, мышей ловить да суп варить. Научил бересту рвать, книги шить, из болотной ржави чернила варить, палочки для письма расщеплять…»

Хранителем памяти, гармонии, тепла и света является фигура среди прежних – Никита Иванович.

2)Тотемный миф 

Мышь - как краеугольный камень счастливого бытия.

Настала эпоха мышиной фауны, «Мыши — наша опора» - лозунг жителей «города будущего»: и колбаска из мышатинки, и сальце для свечек мышиное, и испечешь их, и зажаришь, и обменяешь. «Мышь – она другое дело, ее – вон, всюду полно, каждый день она свежая, наловил, ежели время есть, и меняй ты себе на здоровье, да ради Господа, - кто тебе слово скажет? И с покойником ее в гроб кладут вместе с домашним скарбом, и невесте связку подарить не возбраняется».

3)Эсхатологический миф (о конце света).

Эсхатологический миф составляет антитезу мифу космогоническому. Это миф о конце, за которым обязательно последует начало, новая жизнь. Так и в романе Т.Толстой: мир, возникший после Взрыва, пройдя заданную траекторию круга, подходя к точке замыкания, должен обнаружить признак разрушения, этот миф амбивалентен: в нем космос и хаос, жизнь и смерть смыкаются.

 «Будто лежит на юге лазоревое море, а на море на том — остров, а на острове — терем, а стоит в нем золо тая лежанка. На лежанке девушка, один волос золотой, другой серебряный, один золотой, другой серебряный. Вот она свою косу расплетает, все расплетает, а как рас плетет — тут и миру конец».

4)Этиологические легенды (объясняют причинность окружающего мира).

Вопросы, вечные предпосылки мифологии, повторяющиеся по кругу: «Да что мы про жизнь знаем? Ежели подумать? Кто ей велел быть, жизни-то? Отчего солнце по небу катится, отчего мышь шебуршит, деревья кверху тянутся, русалка в реке плещет, ветер цветами пахнет, человек человека палкой по голове бьет? Отчего другой раз и бить неохота, а тянет словно уйти куда, летом, без дорог, без путей, туда, на восход солнца, где травы светлые по плечи, где синие реки играют, а над реками мухи золотые толкутся…».

День и ночь: «Есть большая река, отсюда пешего ходу три года. В той реке живёт рыба — голубое перо. Говорит она челове ческим голосом, плачет и смеется и по той реке туда-сюда ходит. Вот как она в одну сторону пойдет да засмеется — заря играет, солнышко на небо всходит, день настает. Пойдет обратно — плачет, за собой тьму ведет, на хвосте месяц тащит, а часты звездочки — той рыбы чешуя».

Зима, снег: «Зачем бы зима, когда лето куда слаще. Видно, за грехи наши». «На севере стоит дерево вышиной до самых туч. Само чёрное, корявое, а цветики на нём белые, махонькие, как соринки. На дереве мороз живёт, сам старый, борода за кушак заткнута. Вот как к зиме дело, как куры в стаи собьются да на юг двинутся, так мороз за дело примется: с ветки на ветку перепрыгивает, бьёт в ладоши да приговаривает: ду-ду-ду, ду-ду-ду! А потом как засвищет: ф-щ-щ-щ! Тут ветер подымается и те белые цветы на нас сыплет: вот вам и снег».

5) Астральные мифы (о звёздах и планетах).

Небо, звёзды: «небо, чернее черного, а по небу, узором, голубоватые пятнышки звезд, то гуще, то слабее, словно бы дышат, пошевеливаются, словно бы тоже зады хаются, ежатся, хотят оторваться, а не могут, намертво приколочены к черной небесной крышке, накрепко при биты, не сдвинутся. Прямо над головой у Бенедикта, всег да над головой, куда ни отойди, — и Корыто, и Миска, и пучок Северных Хвощей, и ярко-белый Пупок, и россыпь Ноготков, и мутно, тесно, густо сбитое, полосой через весь ночной небосвод Веретено, — все тут, всегда, сколь ко себя помнишь».

        На неомифологическом уровне в произведении Т. Толстой происходит развенчание культурного мифа об особой действенной силе русской классической литературы, способной привести к осознанию истины и достижению подлинного смысла земного существования. Конфликт мифологем «жизнь — смерть», «космос — хаос» приводит в романе «Кысь» к обнажению третьей мутирующей  ипостаси — постмодернистскому «хаосмосу». Процесс духовной мутации воплощен в логике развития характера главного героя Бенедикта, превращающегося в живого мертвеца, в хаосмотическую симулякровую фигуру.

        В роман-антиутопию Т.Толстой «Кысь» органически входит система мифов, живущих в сознании персонажей. Это мифы, связанные с естественным ходом природы и истории, эсхатологические и тотемные мифы, мифы, выражающие безотчетные страхи и заветные мечты русского народа, культурные мифы. Обращение писательницы к неомифологии можно рассматривать как один из способов создания художественной условности с целью выявления ментального начала русского человека в самых разнообразных его формах. Мифологические образы и мотивы, являющиеся для героев подлинной эмпирической данностью, воспринимаются как условность или символика, позволяющие представить архаические схемы мифологического мышления в виде «бытийной универсалии» и ценностно-смысловой константы национальной картины мира. В романе все основные идеи, комплексы, фобии, достоинства и недостатки, характерные для русского человека, представлены как народное коллективное бессознательное, которое находит свое воплощение в мифах. Авторское начало в романе «Кысь» раскрывается в оригинальной художественной интерпретации мифологических архетипов и амбивалентных символов хаоса и порядка (образы Кыси и Княжьей Птицы Паулин). Если в произведениях устного народного творчества столкновение двух начал решается через борьбу персонифицированных сил Добра и Зла, где заведомо побеждает Добро, то в мифе столкновение этих начал ведет к концу существования старого мира и появлению нового. Переосмысливая мифологическую условность, Т. Толстая выдвигает на первый план нравственное противостояние, что позволяет актуализировать проблемы современности.

       Миромоделирование Т.Толстой ориентировано на построение «метаисторической» художественной реальности, соотносимой с действительной историей, культурой и бытом русского народа. Сквозь призму культурных мифов, обыгрываемых в романе «Кысь», открывается смысл художественно-культурного сознания автора. Играя культурными мифами, демифологизируя и ремифологизируя их одновременно, Т.Толстая создает собственную «новую» «антиутопическую» мифологию, которая отражает современное постмодернистское сознание. С одной стороны, Книга, обладающая в представлении любого человека культурным ореолом, в романе представляет весь мировой Логос, с другой — выражает ситуацию литературоцентризма, когда литература образует материал и материю существования.

        Образ А.С.Пушкина в романе представляет собой сложный культурно-семантический комплекс, в котором соединены имя поэта, его детально разработанный литературоведами и историками-искусствоведами образ, четко определенный сюжет жизни, основные мотивы творчества. Для Бенедикта образ поэта — миф «нового» времени, черпающий свое содержание из текстов произведений, из рассказов Никиты Иваныча, который задает жизнетворческую модель, образец, к осуществлению чего стремятся герои. Образ Пушкина может рассматриваться как символ Прежней культуры (в реальной жизни — культуры «золотого века», дореволюционного, доперестроечного периодов и т.д.), а «пушкин», вырезанный из дерева Бенедиктом, ассоциируется с ситуацией «разрыва культурной преемственности», трагичность которой переживают персонажи романа Т.Толстой.

       Миф во все времена являлся средством гармонизации представлений об окружающем мире и месте в нем человека. Но в романе Т.Толстой «Кысь» происходит обратная ситуация: миф, превращаясь в антимиф, становится выражением социального отчуждения и одиночества героя, его духовной деградации. Бенедикт, пройдя через испытания, через своеобразную инициацию, не достигает гармонии с самим собой, с окружающими, с Космосом и остается в полной хаотической дезориентации, отражающей типичное состояние поколения «next», порвавшего связи с предшествующей культурой.

Закладывая азбучный принцип построения глав в основу сюжетосложения, Т. Толстая достигла важной эстетико-аксиологической цели— демонстрации пропасти, образовавшейся между элитной культурой, классическим искусством и народными эстетическими и этическими представлениями. Смысл духовного бытия, заключающийся в самосовершенствовании, закодированный в древнерусской азбуке и введенный в заголовочный комплекс романа «Кысь», позволяет увидеть степень деградации, которую претерпели поколения «next» поствзрывного мира.

       Изображая поствзрывной мир, автор реализует все важнейшие жанровые признаки антиутопического произведения, такие как создание художественного мира, содержащего фантастические и реальные приметы жизни общества, локализация событий в посткатастрофическом пространстве и времени, использование сатирических и метафорических форм выражения авторской позиции. Общество будущего создается за счет гротескного концентрированного показа процессов, происходящих не только в современности, но и существовавших в прошлом России. Несмотря на то что в романе «Кысь» не прописаны механизмы осуществления власти, в соответствии с жанровыми признаками антиутопии обитатели Федор-Кузьмичска живут по законам тоталитарного общества, где существует «культ личности» Набольшего Мурзы. В обществе будущего оказываются разрушенными до предела экономические, социальные и нравственные связи, что помогает «верхушке» диктовать свои условия «низу». В Федор-Кузьмичске нет социального равенства. Однако все жители городка оказываются равны в отношении перевернутости этических и нравственных понятий, в отсутствии не только внешней, но и внутренней культуры. Исключением являются Прежние— представители «прошлой», «довзрывной» жизни, которые пытаются «образумить» голубчиков и научить их самостоятельно думать. Однако их попытки провести какие-либо преобразования «снизу» тщетны, а к открытому бунту Прежние не приходят.

       В классической антиутопии изображалось усовершенствованное, упорядоченное общество будущего, со строго регламентированной и ритуализованной жизнью, в котором индивидуальный бунт Героя представлял собой возможный способ освобождения личности, преодоления антиутопической действительности. В постмодернистской антиутопической картине мира, представленной в романе «Кысь», действительность предстает хаосом, где порядка либо вообще нет, либо он присутствует в «извращенном», перевернутом виде. Здесь бунт Героя бессмыслен: он либо не совершается вовсе, либо совершается, но не приносит желаемого результата. Последствия этого бунта оказываются ничем не лучше, а, возможно, хуже прежних условий существования. Никакого оптимистического выхода из такой ситуации писатели-постмодернисты не предлагают. Однако в пространстве романа «Кысь» существует некая Истина, к которой стремится герой, и в финале протагонист не погибает вместе с остальными голубчиками, а остается жить, по всей видимости, для того, чтобы продолжить нравственные поиски. В этом можно усмотреть модернистскую стратегию автора: пародийность романа Т.Толстой заканчивается там, где начинается область Истины, Добра и Разума.

Таким образом, антиутопическая мифопоэтическая картина мира в романе Татьяны Толстой «Кысь» представляет собой сложное постмодернистское образование с преобладающими тенденциями антирационализма, диссонантности и симулякровости в способе изображения действительности, что характерно для «неклассического» типа мировидения.

Литература

1. Толстая Т.Н. Кысь : роман / Т.Н. Толстая. М.: Эксмо
2. Голубков М. М.   Русская литература XX в.: После раскола: Учебное пособие для вузов. — М.: Аспект Пресс, 2001.— 267 с.
3. М. М. Голубков, Д. А. Маркова. К вопросу о природе языка постмодернистского текста: роман Т. Толстой «Кысь» как преодоление канонических принципов постмодернизма. http://www.philol.msu.ru/~rlc2004/ru/program/index.php?d=all

4. Нефагина Г.Л. Русская проза конца ХХ века. – М., 2003.
5. Топоров В.Н. Модель мира // Мифы народов мира. – Т. 2. – М., 1982.
6. Лейдерман Н.Л. и Липовецкий М.Н. Современная русская литература: 1950-1990   годы. – Т.2. – М., 2003

7. Шафранская Э. Ф. // Русская словесность – 2002 № 1.

      8.  Татьяна Толстая. «Кысь»,  «Непальцы и мюмзики» (Интервью журналу «Афиша»),  «Мюмзики и Нострадамус» (Интервью газете «Московские новости») – М, Эксмо, 2007.