классный час ко дню юного героя- антифашиста
классный час (7, 8 класс) на тему

8 февраля – День юного героя-антифашиста

Тема классного часа: Кто такой Муся Пинкензон?

По материалам книги В. Великанова «Дети-герои». «Интернационал».

Подготовка: расставить парты (5 шт), расставить к ним стулья (по 4-5 шт.). Разбить класс на группы (5 групп) методом цветных фишек. Подготовить листы с номерами на парту (для организации работы).

1. Вступление. Здравствуйте, ребята! Меня зовут Надежда Олеговна, а как зовут вас, я узнаю в ходе нашего классного часа. Слайд 1. Посмотрите, пожалуйста, на слайды: кто это? (возможные ответы Супергерои и т.д.). А почему они герои? (они спасают мир, имеют суперспособности и т.п.). А это кто? (Джеймс Бонд, тоже герой телеэукранов, многие стараются ему подражать) . А это ? (Богатый, успешный – тоже герой глянцевых журналов и светской хроники, герой реклам) А это кто? Давайте познакомлю – Муся Пинкензон, ему 12 лет. А кто такой Муся Пинкезон? Ответ на этот вопрос и станет темой нашего классного часа. Слайд 2. 

2. Мультфильм. Давайте посмотрим мультфильм, посвященный подвигу Муси Пинкензона. Как бы вы ответили на вопрос: «Кто такой Муся Пинкензон?» (ответы детей). Перед вами было художественное или документальное произведение? (в чем отличие? )

3. Работа в группах. Я предлагаю вам познакомиться с его короткой жизнью самостоятельно и самим сделать вывод, в чём состоит подвиг Муси. (даём группам информацию-пазлы – восстановить, изучить, подготовиться рассказать другим)

4. Беседа. Что вы можете сказать об этом периоде жизни Муси? Какие качества были в нём заложены в этот период? Что вы можете сказать о родителях Муси? Какие качества они передали сыну? (ответы детей)

5. Выводы. Как вы думаете, случайно, Мусик выбрал именно эту песню? Почему она привела врагов в бешенство? Сейчас вы услышите мелодию «Интернационала». Вслушайтесь в музыку, слова и попытайтесь найти ответ на эти вопросы. Слайд 3. А ведь в то время это был гимн Советского Союза. В каких случаях играет гимн? Что хотел сказать своей музыкой Мусик? (ответы детей) 

Он не закрыл грудью амбразуру дзота. Не бросился со связкой гранат под гусеницы вражеского танка. У него в руках была скрипка, и она поразила врага в самое сердце мелодией «Интернационала». Именно поэтому его имя стало символом бесстрашия для маленьких граждан нашей страны.

Нет, наверное, однозначного определения того, что такое подвиг. В понимании тех, чье сознание сформировано блокбастерами, подвиг – это когда герой убивает с одного выстрела десяток врагов и побеждает целую диктаторскую армию. Для кого-то подвигом сегодня кажутся сколоченные миллиардные состояния или победы в телешоу…

Кто-то, воспитанный на советских книгах о войне, вспомнит Мересьева, Покрышкина, Кожедуба, Матросова…

Вспомнятся, конечно, покорители Эвереста, герои космоса, полярники…

Но есть подвиги иного рода. Подвиги, совершенные людьми абсолютно мирными, не державшими в руках оружия, и ни убившими ни одного захватчика.

Такие подвиги сегодня воспринимаются с недоверием, ибо стойкость и сила духа – не те качества, что присущи большинству наших современников.

Я не знаю, успел ли в своей жизни простой еврейский мальчик из Бессарабии услышать своё полное имя – Абрам Владимирович. Вместо этого большого и солидного имени звали его просто Мусей. Муся Пинкензон, мальчишка из семьи потомственных врачей. Кто его знает, какая стезя ждала Мусю – может, стал бы он врачом, как отец, или прославился, как скрипач. Однако война решила иначе. У Муси Пинкензона не было ничего, чтобы дать бой своим убийцам. Ничего, кроме скрипки.

6. Итог.  Один журналист сказал про него так: «Муся Пинкензон был не герой, взрывающий поезда, а просто мальчик, расстрелянный за то, что сыграл немцам «Интернационал».  Вы согласны?

Пусть каждый из вас, кто считает Мусю Пинкензона героем, возьмёт в руки рисунок-скрипку, и наклеит её на наш ватман. Спасибо за работу! Надеюсь, мелодия бесстрашной скрипки двенадцатилетнего пионера-героя музыканта из молдавского города Бельцы — Мусика Пинкензона запомнится вам и поможет.

До войны.

Как-то на прогулке с отцом 4-хлетний Мусик в одном из окон дома услышал скрипку. Невидимый скрипач играл пьесу Паганини.
Мусик остановился и застыл. Музыка словно зачаровала его.
Владимир Борисович посмотрел на сына и увидел, как губы его повторяли услышанную мелодию.
Потом, дома, Мусик разыскал во дворе две палочки и стал «наигрывать» на палочках запомнившуюся мелодию, напевая ее. За этим занятием и застала его мать.

Вечером, когда Владимир Борисович пришел из больницы, она все ему рассказала.

Он подозвал к себе Мусика.
— Купить тебе скрипку, сынок? Будешь играть?
— Буду, буду! — радостно запрыгал Мусик.

И вот первый урок…
Учитель музыки, маэстро Эккельринг, увидел в своем маленьком ученике очень одаренного ребенка и уделял ему много внимания…
Пяти лет Мусик впервые выступил в концерте, и в газете города Бельцы отметили игру пятилетнего вундеркинда…

Моцарт… Сколько сил было затрачено, пока он вместе с маэстро разучил его Второй концерт. Как он мечтал сыграть эту интереснейшую вещь на олимпиаде в Кишиневе. Всю ночь перед выступлением Мусик провел без сна, у открытого окна гостиницы, где остановилась делегация бельцких школьников. Рядом, на столике, отдыхала скрипка, уставшая, как и ее хозяин после трудных, но радостных часов репетиций.

Но сыграть моцартовский концерт Мусику не удалось. 22 июня 1941 года не состоялось торжественное открытие первой республиканской олимпиады художественной самодеятельности школьников Молдавии. В то утро пришла война.

Война.

Всё чаще и чаще гудели фашистские самолёты над Бельцами. Где-то рядом шли ожесточённые бои. Из города надо было уезжать. Отец получил направление в военный госпиталь врачом.

Они торопливо шагали по улицам города, Мусик еле-еле поспевал за отцом.

На вокзале они с трудом втиснулись в переполненную теплушку, на которой мелом было выведено: «До Усть-Лабинской».
Поезд ушел поздно ночью…

 Вторую неделю они в пути. Сколько еще ехать — неизвестно, а поезд все идет и идет… идет медленно, с перебоями, останавливаясь по нескольку раз в день. А навстречу им проносятся военные эшелоны, из теплушек глядят красноармейцы, на платформах замаскированные танки, орудия…

На одной из станций во время длительной стоянки Мусик подошел к двери теплушки, чтобы подышать свежим воздухом — в теплушке было душно.
Мальчик сделал несколько шагов, и ноги его подкосились.
— Мама, дай скрипку… Я поиграю…

 Мусик взял скрипку, дотронулся смычком до струн. Смычок прошелся по струнам, и скрипка ответила легким неуверенным звуком. Пересилив слабость, Мусик снова поднял руку со смычком и коснулся струн. Скрипка запела.

Ее звуки привлекли внимание пассажиров в теплушке и на перроне станции.
Люди останавливались, смотрели на маленького музыканта и слушали. Они словно забыли, что позади была трудная дорога и что впереди еще неизвестно, сколько ехать, и неизвестно, что ожидает на новом месте.

Люди слушали музыку, и она уводила их из теплушки, с перрона станции куда-то в иной мир, в их светлую и радостную жизнь, о которой они теперь только могли вспоминать.
Все кругом говорило о войне, о большом несчастье, которое обрушилось на их родину, а музыка пела о том, что счастье будет, будет…
Мусик играл, и звуки лились легко и свободно. Вот последний взмах смычка, и звуки повисли в воздухе, словно застыли. Застыли и слушатели.

Мусик закончил играть. Никто не расходился. Все молчали. Каждый думал о своем: о том, что где-то далеко идут бои и чей-то отец или сын борется с гитлеровскими захватчиками, отдает свою жизнь, чтоб вновь вернуть свободу своей родине. — Мальчик, мальчик! — послышался голос.

Мусик обернулся — солдат из соседнего воинского эшелона махал ему рукой и звал к себе. — Пусть малец сыграет нам…

 Мусик спрыгнул на перрон и подошел вместе с солдатом к воинскому эшелону.

Около одного из вагонов стояли полукругом красноармейцы и ждали.
— Сыграй, мальчик! На фронт едем!..
И Мусик заиграл. Скрипка то пела о девушке Сулико, то о широком полюшке-поле, то о веселом ветре.

Внезапно отрывистый гудок паровоза заглушил мелодию скрипки.
— По вагонам! — раздалась команда.
— Живи, малец! Играй! — бросил на ходу солдат и сунул мальчику буханку хлеба и кусок сахара.

Мусик глядел вслед уходящему эшелону. Вот последний вагон скрылся за кирпичным зданием станции, увозя солдат на войну.
«Возвращайтесь скорее, — подумал Мусик, — и обязательно с победой!»

Эвакуация

На двадцатый день поезд с эвакуированными остановился на станции Усть-Лабинская.

Феня Моисеевна на новом месте стала разбирать свое хозяйство и устраиваться, а Владимир Борисович Пинкензон сразу же тем же вечером пошел в госпиталь. И стал работать в станичной больнице хирургом. Все говорили, что он хороший человек, прямо оказать, безотказный. В ночь-полночь приходи — примет. Все его знали в станице. Кому язву желудка вылечил, кому аппендицит. А сколько мальчишек через его руки прошло! Не счесть! Один на бутылочное стекло напоролся, другого ногу сломать угораздило, третий рогаткой добаловался. А скольких раненых на ноги поставил и не счесть.

Был сентябрь месяц, и Мусик пошёл учиться в пятом классе местной школы.
Когда Мусик вошел в свой класс, ребята весело закричали:
— Галина Васильевна, это Мусик Пинкензон! Он из Молдавии приехал. У него папа работает в госпитале, где мы выступали.
— Тише, ребята! Мы сейчас познакомимся,— она ласково посмотрела на нового ученика. — Проходи, Мусик, садись. Не стесняйся. Проходи. Ребята у нас дружные, не обидят.

Вечером ребята принарядились и, собравшись в школе все вместе, отправились в госпиталь к раненым.
В сопровождении медсестры они вошли в палату.
Раненые собирались на концерт охотно. Они размещались на койках друг у друга, приносили, кто мог, табуретки.
Когда все расселись, вышла ведущая концерта и объявила первый номер:
— Дорогие товарищи раненые, защитники нашей Родины! Начинаем концерт пионеров нашей школы. Выступает Муся Пинкензон. Он приехал со своими родителями из Молдавии. Его папа работает врачом-хирургом в этом госпитале.
Вышел Муся и стал играть и петь. Песня сменялась песней, а раненые просили еще и еще.

Вместе с ребятами Муся переходил из одной палаты в другую, и концерт продолжался до позднего вечера. Усталые и довольные, ребята расходились по домам.

Так началась новая жизнь. В школе Мусик проводил целые дни, а под вечер он шел в госпиталь, где допоздна играл раненым Чайковского, Паганини, «Катюшу» и «Сулико»…

Владимир Борисович все дни пропадал в госпитале. Он никак не мог выбраться домой, чтобы повидаться с семьей.

Однажды он пришел поздно и попросил Мусика срочно пойти с ним в госпиталь.
— Понимаешь, сынок, ты мне должен помочь! Сегодня привезли к нам тяжелораненого летчика. Он все время кричит от диких болей. Поиграй ему.
Когда Мусик вошел с отцом в палату, летчик стонал. Стоявшая рядом с ним медсестра старалась его успокоить, но летчик не слышал ее уговоров.
Мусик тронул смычком струны, и раненый летчик обернулся в сторону звуков, удивленно посмотрел на появившегося в палате скрипача и затих.

Мелодия сменялась мелодией. Мусик играл, а раненый лежал и слушал.
Когда мальчик кончил играть, летчик подозвал его к себе и сказал:
— Спасибо, сынок. Я потерплю. Я буду жить! Я обязательно буду жить, и буду бить фашистов…

При фашистах

Фронт приблизился к станице Усть-Лабинской.
Осень 1942 года была для советской армии тяжёлым временем. Немцы стремительно развивали наступление, и госпиталь, где трудился военврач Пинкензон, готовили к эвакуации.
Однако прорыв немцев был столь стремителен, что многие жители не успели никуда выехать.
Пришли фашисты. Сразу приказов на заборах понаклеивали: большевикам, дескать, комиссарам и командирам явиться на сборные пункты, евреям — на регистрацию. Много еще всякого понаписывали: больше трех человек не собираться, после десяти часов на улицах не появляться. И что ни приказ — все словом «расстрел» кончается.
Ну и, конечно, началось. Что ни день, только и видишь: то одного, то другого в гестапо волокут. По станице пальба идет. Уцепится баба за своего гуся, не дает мародеру, а тот чесанул иа автомата и пошел. Да что там! Один мальчонка змея из их листовки склеил, так и мальчонку, и мамашу на месте убили.

Среди оставшихся в станице семей была и семья Пинкензонов, Владимир Пинкензон оставался со своими пациентами.

Когда солдаты вошли в палату, Владимир Борисович делал операцию раненому советскому солддату.
Офицер, говоря по-русски, бросил:
— Прекратите операцию, доктор. Все равно мы расстреляем вашего пациента. У нас много своих раненых, и они нуждаются в вашей помощи.
— Я не могу приостановить операцию,— ответил хирург,— и прошу вас выйти из палаты…
— И все-таки я советую вам хорошенько подумать. Это может сохранить вам жизнь.
— Нет!..

Офицер дал знак солдатам, они подскочили к Владимиру Борисовичу и оторвали его от операционного стола.
— Даю вам на обдумку сутки.— Офицер достал пистолет и выстрелил в раненого, лежащего на операционном столе.

Владимир Борисович вздрогнул и двинулся к офицеру.
Фашист навел пистолет на хирурга, но остановился…
— Вас я еще успею пристрелить, — бросил он Пинкензону и, кивнув солдатам следовать за ним, вышел из палаты.

Владимир Борисович постоял немного и пошел, не снимая халата, домой.

За Владимиром Борисовичем пришли на другой день. Офицер повторил свой вопрос.
— Мне нечего обдумывать, — ответил Владимир Борисович и пошел к выходу.

Его отвели к зданию бани, где немцы держали всех арестованных.
Говорили, что водили доктора в штаб и требовали, чтоб он их немецких солдат. Грозили ему расстрелом, но Владимир Борисович был непоколебим и отказался. «Не буду,— говорит,— у вас доктора есть.А у меня своих больных полно».

Тогда его стали выгонять вместе со всеми арестованными на работы — рыть окопы. Когда он возвращался с работ, офицер снова вызывал Пинкензона и снова предлагал работать в госпитале, но Пинкензон уже ничего не отвечал, лишь только отрицательно кивал головой на предложение гитлеровца.

Вскоре арестовали Феню Моисеевну, Мусика.

Когда их ввели в комнату, где помещались арестованные, Владимир Борисович мог только сказать: «Я не мог, Феня, согласиться работать на них как врач!»

Подвиг

Для того чтобы запугать население станицы, фашисты решили учинить расправу над арестованными. В числе приговоренных к смерти была и семья Пинкензонов.
Согнали жителей. На берегу реки помост стоит, железные ограды перед глубоким рвом. Вокруг фашисты расхаживают, зубы скалят.

Арестованных вывели на берег Кубани.

— Господин офицер…— Владимир Борисович шагнул вперед к офицеру. — Пощадите сына, он… — пуля оборвала его просьбу.
Мать бросилась к отцу, но автоматная очередь настигла и ее.

В этот момент на офицера, который стоял на помосте двинулась маленькая фигурка Муси. В руках он держал скрипку.

Срывающимся от волнения голосом, мальчик проговорил по-немецки:
— Разрешите… мне… перед смертью… сыграть мою любимую… песню…

Офицер навел на мальчика дуло пистолета.
Но, Муся повторил свою просьбу.

 Офицер с любопытством поглядел на мальчика и махнул солдатам, чтобы они опустили автоматы.
— Играй!.. Играй! Понравится — будешь жить!

Муся положил футляр на помост, не торопясь открыл его, и достал свою маленькую скрипку. Он бережно прижал ее к подбородку, смычок взвился и заскользил по струнам. Муся взял первую ноту, а у самого губы дрожат. Сначала неуверенно, но вот мелодия вырвалась и поплыла над Кубанью.

По началу никто не догадался, что он играет. А как несколько раз по струнам прошел, поняли: «Интернационал».

Фашиста аж передернуло.
— «Свинья! Щенок!» — завопил он и бросился к мальчику.
Муся, не отрывая взгляда от людей, всё играл. Всё увереннее и громче звучало: «Вставай, проклятьем заклейменный, весь мир голодных и рабов»…
Фашистский офицер оцепенел от ярости.
— Перестань! — орал он, потрясая перед скрипачом пистолетом.

Но Муся не обращал на него внимания, он торопился. Надо еще успеть, еще немного…
Оберст выхватил пистолет и выстрелил в мальчика. Тот покачнулся, но продолжал стоять. Оберст выстрелил еще раз.

Муся опустился на колени, все еще держа в руках скрипку и пытаясь доиграть оборванную мелодию песни.
Раздалась автоматная очередь. Смычок выскользнул из его рук и Муся упал, скрипка скатилась с помоста.
Увидев гибель мальчика, стоявшие перед фашистскими палачами, арестованные люди подхватили эту песню. Сначала чуть слышно, потом все громче зазвучал «Интернационал» и мелодия продолжала звучать над рекой. Разъяренные гитлеровцы бросились на арестованных людей. Поднялась стрельба… Но приговорённые к смерти продолжали петь, пока последний из них не упал, пробитый пулей.

Но тут песню подхватили станичники. Немцы в бешенстве принялись разгонять местных жителей, ставших свидетелями их поражения.