Методическая разработка межпредметной контрольной работы "Отражение общественного сознания в языке и стиле "Жития протопопа Аввакума"
методическая разработка по истории (7 класс) на тему

Методическая разработка

межпредметной контрольной работы

"Отражение общественного сознания в языке и стиле "Жития протопопа Аввакума"

Цели урока: закрепить имеющиеся знания по теме, определить уровень сформированности общеучебных навыков, проверить усвоение учащимися новых способов образовательной деятельности, создать условия для реализации учащимися компетентностных качеств.

Ход урока

1. Организационный момент

2. Вступительное слово учителя. На прошлом уроке мы познакомились с явлением Раскола в русском обществе XVII в. и с виднейшими историческими деятелями эпохи. Сегодня мы посвятим урок работе с одним из главных исторических и литературных памятников этого периода. Известный литературовед В.Е. Гусев в статье "О жанре Жития протопопа Аввакума" описал это произведение так: "Перед нами правдиво написанное большое полотно, на котором реальная картина жизни приобретает самостоятельное значение". Задача нашего урока - выяснить, как отразилось общественное сознание эпохи в языке и стиле "Жития" протопопа Аввакума, написанного им самим.

3. Контрольная работа.

Задание 1. На основе анализа отрывков сформулируйте основные черты личности Аввакума. Чем он пришелся не по душе своим прихожанам? Какое впечатление и почему Аввакум произвел на вас?

а) "Егда еще был в попех, прииде ко мне исповедатися девица, многими грехми обремененна, блудному делу и малакии 19 всякой повинна; нача мне, плакавшеся, подробну возвещати во церкви, пред Евангелием стоя. Аз же, треокаянный врач, сам разболелся, внутрь жгом огнем блудным, и горько мне бысть в той час: зажег три свещи и прилепил к налою, и возложил руку правую на пламя, и держал, дондеже во мне угасло злое разжение, и, отпустя девицу, сложа ризы, помоляся, пошел в дом свой зело скорбен. Время же, яко полнощи, и пришед во свою избу, плакався пред образом господним, яко и очи опухли, и моляся прилежно, да же отлучит мя бог от детей духовных, понеже бремя тяжко, неудобь носимо. И падох на землю на лицы своем, рыдаше горце и забыхся..."

б) "Отцы же с грамотою паки послали меня на старое место, и я притащился - ано 25 и стены разорены моих храмин. И я паки позавелся, а дьявол и паки воздвиг на меня бурю. Придоша в село мое плясовые медведи с бубнами и с домрами, и я, грешник, по Христе ревнуя, изгнал их, и ухари 26 и бубны изломал на поле един у многих и медведей двух великих отнял, - одново ушиб, и паки ожил, а другова отпустил в поле. И за сие меня Василей Петровичь Шереметев, пловучи Волгою в Казань на воеводство, взяв на судно и браня много, велел благословить сына своего Матфея бритобрадца 27. Аз же не благословил, но от писания ево и порицал, видя блудолюбный образ. Боярин же, гораздо осердясь, велел меня бросить в Волгу и, много томя, протолкали. А опосле учинились добры до меня: у царя на сенях со мною прощались; а брату моему меньшому бояроня Васильева и дочь духовная была. Так-то бог строит своя люди".

Задание 2. Настроения каких социальных групп отражены в Житии? К какой категории населения относится сам Аввакум? Какие факты и литературные особенности произведения говорят об этом?

Задание 3. Найдите в тексте подтверждение тому, что читателем сочинения Аввакума должен был стать крестьянин, посадский мужик, "природный русский". Какие приемы народного характера использует Аввакум в своем произведении?

Задание 4. Писатель В. Распутин назвал Аввакума так: "Печальник земли русской и собиратель её единого духа". Согласны ли вы с этим утверждением? Подтвердите свои слова выдержками из Жития.

Задание 5. Сравните образ протопопа Аввакума, сложившийся у вас в результате чтения его Жития, с образом, описанным в романе Д. Мордовцева.  Какое влияние оказала смерть Аввакума на русское общество? Как говорит об этом писатель? Согласны ли вы с ним?

"Через час, из открытой двери подземелья, в котором четырнадцать лет высидел Аввакум, ни разу не видав ни неба, ни земли, вышел стрелец с алебардой, а за ним Аввакум, сопровождаемый другими стрельцами. Узник, которому, казалось, лет под восемьдесят, ступив на землю, поднял голову и несколько минут стоял так, глядя на небо, на беловатые облачка, кучившиеся к полудню, на свою землянку, на темную зелень далекого бора, как бы стараясь что-то припомнить и убедиться, так ли все еще сине и глубоко небо, каким оно было четырнадцать лет назад, так ли светит в этой голубой выси солнце, так ли, как прежде, плавают по небу облака, зеленеет лес, порхают в воздухе ласточки, стрижи...

Убедившись, что мир Божий остался все таким же прекрасным, каким был и четырнадцать лет назад, он как-то не то горько, не то радостно тряхнул головой и, смахнув со щек выкатившиеся из глаз слезы, широко, размашисто перекрестился. Он хотел было двинуться за передним стрельцом дальше, к выходу из ограды, которою обнесена была его тюрьма, как услыхал позади себя звяканье цепей. Оглянувшись, он увидел, как из трех других таких же, как его, землянок выходили тоже узники с стрелками, и в этих узниках он отчасти узнал, отчасти догадывался, что узнал — так неузнаваемо изменились они в четырнадцать лет — друга своего, попа Лазаря, дьякона Благовещенского собора Федора и духовника своего, инока Епифания, того самого, которому сейчас только писал в "житии" своем, как "Богородица беса в руках мяла и ему, Епифанию, отдала" и прочее.

Аввакум радостно всплеснул руками.

— Други мои светы!.. Вместе ко Господу идем!

— Аввакумушко! Протопоп Божий!

— Епифанушко, миленький Федорушко, братец!

— Живы еще! все живы! и помрем вместе! Лазарушко! и ты с нами!

Они обнимались и плакали, звеня цепями. Стрельцы, глядя на них, супились и отворачивались, чтобы скрыть слезы.

Звякнула щеколда оградной калитки, калитка распахнулась, и в ней показалось красное, прыщавое лицо "людоеда".

— Эй! лизаться, пустосвяты, вздумали! — закричал Кузмищев. — Еще нацелуетесь с дымом да с полымем... Веди их, стрельцы!

Узников развели и повели гуськом к калитке. Впереди всех шел Аввакум. За тюремной оградой глазам арестантов представился большой сруб, наполненный щепами и уставленный снопами сухого сена, перемешанного с берестой да паклей. Около сруба толпился народ.

Кузмищев, взяв у стоявшего около сруба с зажженными свечами монаха четыре восковые свечечки, роздал их осужденным.

— За мною, други мои, венцы царски ловить! — воскликнул Аввакум, поднимая вверх свечу и твердо всходя на костер.

Товарищи последовали за ним и стали на костре рядом, взявшись за руки.

Кузмищев достал из-за пазухи бумагу, медленно развернул ее, откашлялся. Но в этот момент Аввакум, перекрестившись и поклонившись на все четыре стороны, быстро нагнулся и, подобно старице Юстине в Боровске, в разных местах, сам своею свечою подпалил сено и бересту. Пламя мгновенно охватило костер... В толпе послышались крики ужаса... Все поснимали шапки и крестились...

Подьячий окончательно растерялся...

— Охти мне!.. Ах, изверги!..

Из пламени высунулась вся опаленная чья-то рука с двумя истово сложенными пальцами...

— Православные! вот так креститесь! — раздался из пламени сильный, резкий голос Аввакума. — Коли таким крестом будете молиться — вовек не погибнете, а покинете этот крест — и город ваш песок занесет, и свету конец настанет!

— Аминь! аминь! аминь! — прозвучал в толпе голос, столь знакомый всей Москве.

Из толпы выделился черный низенький клобучок, а из-под клобучка светились зеленоватым светом рысьи глазки матери Мелании.

— Охти мне! Ах, злодеи, воры, аспиды! — метался подьячий с бумагой в руках.

Костер, между тем, трещал и пылал, как одна гигантская свеча, от которой огненный язычище с малыми языками высоко взвивался к небу, обрываясь там, развеваясь и расплываясь в воздухе серою дымкою.

Кругом, казалось, все засумрачилось, потемнело, словно бы на землю разом опустились сумерки. Онемевший от страха народ не смел шевельнуться. Сумрак сгущался все более и более. Костра уже не было — оставалась и перегорала огромная куча огненного угля...

Вдруг как из ведра полил дождь...

— Батюшки! православные! небо плачет! небушко заплакало от эково злодеяния... О-о-ох! – раздался в толпе отчаянный вопль женщины.

Кузмищев встрепенулся, словно его кнутом полоснуло.

— Эй! лови ее, лови! держи воруху! держи злодейку!

Но Мелании — это она выкрикнула — и след простыл... "В воду, братцы, канула-сгинула, провалилась..." Народ сунулся к залитому дождем костру — собирать на память "святые косточки", чтоб разнести их потом по всему московскому государству... Аввакум был прав, говоря о сожигаемых: "Из каждой золинки их, из пепла, аки из золы феникса, изростут миллионы верующих..." Так и вышло..."1