«Мир звуков и цветов в изображении К. Паустовского»
творческая работа учащихся по естествознанию (7 класс)

XV Региональный конкурс молодых исследователей «Ступень в науку»

Секция: Литературоведение, литературное творчество, фольклор и литература

Тема: «Мир звуков и цветов в изображении К. Паустовского»

Автор работы:

Темирчев Константин Дмитриевич

Место выполнения работы:        

МБОУ СОШ № 11 с углубленным

изучением английского языка

им. М.З. Уруймагова, 6 «В» класс,

г. Владикавказ

Научный руководитель:

Березова Карина Сослановна

учитель русского языка и литературы

Владикавказ, 2018

ОГЛАВЛЕНИЕ

Стр.

Введение        3

Глава 1. Звуковые и зрительные образы в художественной литературе        5

1.1. К. Паустовский как мастер художественного слова        5

1.2. Звукопись и цветопись в художественной литературе        5

Глава 2. Звукопись и цветопись в творчестве К. Паустовского        8

2.1. Звук и образ в прозе К. Паустовского        8

2.2. Цветопись в прозе К. Паустовского        12

Заключение        15

Список использованной литературы        17

Введение

Актуальность темы. Цветопись и звукопись являются мощным выразительным средством в руках умелого мастера художественного слова. При этом они помогают автору установить связь с разными видами и жанрами изобразительного и музыкального искусства. Посредством звуковых образов автор может выражать свои скрытые намерения. Так, например, в стихотворении Ф.И. Тютчева «Весенняя гроза» скрыто представленное в экспозиции значение молодости отражается в виде сочетания раскаты молодые. А звуковой образ грозы, воссозданный посредством аллитерации гр. (гремят) и р (раскаты, брызнул), дорисовывается при помощи повтора звука л (молодые, пыль, летит, повисли, перлы, золотит), вносящего значение плавности, переливчатости.

На основе цветового оттенка формируется переносное значение в восьмом стихе, содержащем скрытое сравнение солнечных бликов с золотом. При этом седьмая и восьмая строки представляют собой своеобразное сравнение по общему признаку формы: «повисшие дождевые капли уподобляются жемчужному ожерелью, позолоченному солнечным светом» [3, с.57].

Приведенные примеры показывают лишь малую толи́ку того, какую важную функцию выполняют цветовые и звуковые образы в художественном тексте. Они могут отражать не только состояние природы, но и характеризовать ситуацию, передавать настроение героя, раскрывать различные стороны характера персонажей и др.

Вместе с тем, со стороны исследователей звукописи и цветописи уделялось совершенно недостаточное внимание. Объектом пристального анализа они стали лишь в последние десятилетия. При этом активно развивается новая отрасль филологии – фоностилистика.

Сказанным определяется актуальность нашего исследования.

Объектом исследования являются изобразительно-выразительные средства в прозе К. Паустовского.

Предмет исследования – звуковые и цветовые образы в прозе К. Паустовского.

Цель исследования – исследовать звуковые и цветовые образы в творчестве К. Паустовского.

Для достижения поставленной цели были определены следующие задачи:

1. Изучить звуковые образы в прозе К. Паустовского.

2. Исследовать цветовые образы в прозе К. Паустовского.

Для решения поставленных задач использовались следующие методы исследования:

– теоретический (анализ и синтез научной литературы по проблеме исследования).

– описательный (описание функций и структуры исследуемых единиц).

Теоретическую основу исследования составили работы крупнейших специалистов в области исследования языка художественной литературы: М.М. Бахтина, А.Н. Веселовского, В.В. Виноградова, Д.С. Лихачева, Ю.М. Лотмана, В.И. Тюпы, Н.А. Кожевниковой и др.

Характеристика работы. Значимость нашего исследования заключается в рассмотрении нами взаимоотношения смысловой и звуковой стороны речи, которые являются предметом постоянного внимания в поэзии. Но проза К. Паустовского столь благозвучна, что в этом плане может смело соперничать с ней. Ее словесная инструментовка – настоящее пиршество для читателя. В арсенале изобразительных средств К. Паустовского также немалое место занимает цветопись. Не случайно многие исследователи творчества писателя восхищались необычайной красочностью его стиля. Краски К. Паустовского ярки и свежи. Читатель зримо представляет себе летний день в средней полосе России, чувствует тишину и покой, которые царят в жаркий полдень. Это ощущение создается прежде всего цветописью.

Прикладная ценность исследования заключается в том, что полученные результаты могут быть использованы в практике изучения русской литературы в школе.

Глава 1. Звуковые и зрительные образы в художественной литературе

1.1. К. Паустовский как мастер художественного слова

Известно горделивое заявление то ли англичан, то ли немцев: в Европе, вообще за рубежом, Паустовского знают лучше, чем в России, – ведь по его рассказам и повестям изучают русский язык. Мысль, не лишенная оснований, для нашего патриотизма даже лестная, но все же поверхностная. Во-первых, у нас Паустовский давно входит в круг школьного чтения, а, во-вторых, наверное, он все же писал не только для того, чтобы раскрыть иностранцам красоту настоящей русской речи.

При жизни Константин Георгиевич Паустовский не был избалован официальными отличиями. Ему не присуждали громких премий. Когда в начале 1960-х годов он стал наиболее вероятным претендентом на получение Нобелевской премии по литературе, по легенде, после сложнейших закулисных игр премию от него «увели». Но разве это имеет какое-то значение при том, что Паустовского – читают?!

Пожалуй, только Константин Паустовский понял, что писателя держит на земле – и в литературе – не что иное, как тяга земная, связь с землей, которая дала тебе дар своего слова. Он вынес из романтической литературной юности и пронес по жизни идею страны, которая будет всегда и которая шире любых представлений о ней.

Его гражданственность исходила из глубокого осознания им народно-эстетических начал, связанных с природными и историческими особенностями родного края. При этом дар Паустовского таков, что он помогает не просто любить русскую природу, но понять и прочувствовать вообще родную природу как необходимую часть жизни – поэтому и поклонники у него повсюду.

Его творения приходят к нам в ранние годы и остаются навсегда как память детства. Сказочник сказочников, летописец прозаиков и поэтов, композиторов и художников, Паустовский трудом обрел и занял только ему принадлежащее отныне место в русской литературе. Легко и сердечно он напоминал всем своим читателям, что, кроме самых благих преобразовательных идей, самых соблазнительных теорий и практик процветания, существует еще и нечто большее: наша природа, наш язык, наши пространства с нашими селами и деревнями, реками, лесами и озерами, – все то, что ждет доброго к себе отношения. Потому что доброе отношение во благо и нам самим.

Предметом исследования в данной работе, как уже было указано выше, являются звукопись и цветопись в произведениях К. Паустовского. Но прежде чем непосредственно перейти к анализу данных явлений в творчестве К. Паустовского, необходимо пояснить, что понимается под звукописью и цветописью в художественной литературе.

1.2. Звукопись и цветопись в художественной литературе

В работе писателя над стилем произведения более высокой ступенью, чем достижение благозвучия, является использование звукового фона (фоники) для создания особой выразительности, образности речи. Применение разнообразных фоностилистических приемов для усиления звуковой выразительности речи называется звукописью. Звукопись состоит в особом подборе слов, которые своим звучанием способствуют образной передаче мысли.

Стилистическая «активность» фоники зависит от эмоциональной окраски речи. Для того чтобы звуковая сторона речи стала заметной, необходимо отчетливое выделение слов при чтении и подчеркивание выразительных звуков; это требует особой интонации, возможной лишь в поэзии и высокоэмоциональной прозе. В них значительно возрастает интонационная самостоятельность слов, так как «темп эмоционально окрашенной речи отличается от темпа речи логической, при возможных отдельных убыстрениях он в целом значительно медленнее. Выделенное слово произносится замедленно, не говоря уже о том, что эмоциональная речь гораздо богаче паузами» [7, с.30]. Кроме того, благодаря ритмической организации, звук в поэзии «озвучен» сильнее, чем в обычной речи.

С другой стороны, установка на разговорный стиль даже в поэзии «нейтрализует» фонику. Можно найти немало примеров поэтической речи, в которых звуковые повторы не служат целям изобразительности и поэтому как бы «незаметны».

При усилительной интонации возможно обращение к звукописи не только в поэзии, но и в художественной прозе.

Не меньшую роль, чем фоника, в художественном тексте играет цветопись. Настоящий мастер художественного слова «не просто пишет, а рисует» [4, c.67]. Изображения писателя – художника слова: портреты героев, пейзаж, детали быта дышат живыми красками действительности. Лексемы со значением цвета позволяют читателю зримо представить описываемую автором картину. Подобное ощущение достигается прежде всего за счет цветовых эпитетов. Например, за счет умелого использования цветовых деталей в портрете героя в памяти читателя надолго остается даже второстепенный персонаж. Так, в романе М. Булгакова «Мастер и Маргарита» весьма выразительно за счет цветовых эпитетов представлен портрет покупателя в магазине: «Низенький, совершенно квадратный человек, бритый до синевы, в роговых очках, в новенькой шляпе, не измятой и без подтеков на ленте, в сиреневом пальто и лайковых рыжих перчатках, стоял у прилавка и что-то повелительно мычал. Продавец в чистом белом халате и синей шапочке обслуживал сиреневого клиента» [4, с.68]. Цветопись является не только мощным средством колоритного изображения действительности, но и помогает акцентировать характерные черты героев, передать авторскую оценку изображаемого.

Так, у художников слова красный цвет – это по преимуществу цвет крови, черный цвет часто обозначает беду, несчастье, но иногда даже справедливость. Цветопись используется писателями и поэтами не только в экспрессивных целях, но и для передачи колорита времени и даже индивидуально-авторское познание мира. Так, в рассказе И.А. Бунина «Темные аллеи» эпитет со значением цвета вынесен в заглавие произведения, занимающее абсолютно сильную позицию в нем [6, с.168].

Таким образом, эпитет «темные» служит ключом к пониманию смысла всего текста. По справедливому замечанию О.А. Мещеряковой, в «Темных аллеях» «признаковое слово заглавия открывает целый ряд цвето и светообозначений: черными (колеями), темноликий (мужик), смоляной (бородой), серой (шинели), чернобровый (старик-военный), белыми (усами, бакенбардами)…» [5, с.54].

Описывая внешность героев с помощью колористики, автор заставляет читателя с особенной силой почувствовать насколько различна «цветовая сущность» у каждого из них, а значит, настолько различны они сами.

При помощи цвета обозначений писатели очерчивают особенности разных типов характеров.

У многих авторов символика цветописи оказывается цвето-световым пейзажем, причем в изображении всех времен года [2, с.57].

Чередование цвета и света помогает развернуть в художественном тексте авторскую идею, что происходит за счет изменения в тексте тематических групп со значением зрительного восприятия. Эти группы не просто регистрируют объект наблюдения, но и отражают мысли автора, оценивающего и постигающего явление цвета и света, соотносящего общенациональный опыт с личным, индивидуальным. Поэтому цвето-световые наименования (номинации) в художественном тексте представляют собой языковое выражение социальной, исторической позиции автора.

Итак, цветопись и звукопись в тексте художественного произведения, обладая огромным выразительным потенциалом, способствуют созданию ярких и колоритных образов и персонажей, а также взаимопроникновению разных видов искусства.

Участвуя в создании картин природы, звуковые и цветовые образы служат созданию незабываемых поэтических картин с их цветами, травами, тенями, шелестом, шорохом, звоном, грохотом, – словом, цветущим и говорящим миром.

Глава 2. Звукопись и цветопись в творчестве К. Паустовского

2.1. Звук и образ в прозе К. Паустовского

К. Паустовский признавался: «Для меня важно, в первую очередь, не то, о чем написана книга, а то, как она написана. Как написана книга – вот главный лакмус! Ибо «о чем» – исправить еще возможно, а вот «как» – это уже пожизненно. «О чем», но без «как» – та щель, через которую всегда старается проскочить бойкая…, бескрылая серость» [1, с.6]. Сам писатель, безусловно, владел и тем и другим крылом писательского таланта, в его прозе «как» – пример настоящей художественности слова.

Взаимоотношения смысловой и звуковой стороны речи – предмет постоянного внимания в поэзии, но проза К. Паустовского столь благозвучна, что в этом плане может смело соперничать с ней. Ее словесная инструментовка – настоящее пиршество для читателя. Чуткое ухо писателя – рыболова, любителя птиц, «тихой охоты» – позволило ему в каждой жизненной сфере, в природных явлениях, в трудовых действиях, на рыбалке или во время прогулки расслышать и передать звуки и ритмы, которые делают его произведения словесно-музыкальной классикой.

Впервые прочитав чудный шестистраничный рассказ К. Паустовского «Петушиное слово», читатель бывает покорен его блистательными описаниями. Рассмотрим и мы вместе с героем-рассказчиком серого петушка, красота которого открывается только очень внимательному взгляду:

«...Каждое его перышко, чешуйчато и плотно пригнанное одно поверх другого, обведено по краю черной окантовкой, отчего представлялось, будто на нем была надета кованая боевая кольчуга» («Петушиное слово») [1, с.11.]

Перед нами пример сложной (из двух звуков) звукописи, соединенной чередованием в систему че-чё-че-чу, к тому же чу поставлено в сильную конечную и ударную позицию. Звукоподражание создает впечатление глуховатых ударов меча о кольчугу:

«И гребень его не был тем легкомысленным, картинным головным убором... – нет, гребень его был без всяких излишеств, низок и широк, по всей поверхности усаженный крепкими зубцами, и скорее походил на боевое навершье витязя…» («Петушиное слово») [1, с.11].

Здесь очевидна аллитерация со звонким согласным з, что вызывает ассоциации со звоном задетого шлема. Так выразительное пластическое описание сопровождается звуковыми представлениями.

Сюжет рассказа прост и возвышен одновременно, а смысл подкрепляется словесной инструментовкой. Важное место в рассказе занимает природа: для каждого нового ее состояния К. Паустовский находит свои оттенки звукописи. Вчитываясь и всматриваясь в живописную словесную ткань, можно заметить, что художественный образ рождается не только из абсолютно точных деталей – перед нами явление, именуемое звуковым символизмом. Усиление изобразительности текста возникает за счет ассонанса и аллитерации – повторения и гласных, и согласных звуков.

Вот как передает влажное весеннее брожение в природе: браз весенних вод создает звукопись плавного, льющегося сонорного л-ль, «лопающиеся» губно-зубные согласные в-ф и ассонанс, образованный чередованием гласных звуков о, а, и:

«...В тот день я возвращался ни с чем. Да и на что было рассчитывать, когда вовсю клокотали ручьи, лед на реке вспучило, вода замутилась, а вдоль берегов налились закраины, в которых с радостным кегеканьем полоскались красногорские гуси, отмывая в полой воде заношенную одёжку» («Петушиное слово») [1, 11.].

Сложноподчиненное предложение с однородными придаточными причины буквально льется благодаря ассонансу и аллитерации, спотыкаясь на существительном «кегеканье». Из-за чередования заднеязычных согласных к-г-к произношение этого звукоподражательного неологизма особенно затруднено: как будто внушительный гусь на какой-то момент преграждает своей массой движение воды. И читатель, задержавшись на заковыристом новом слове, невольно приостановит чтение, вспомнит эту важную крупную птицу, представит ее энергичное и одновременно изящное движение.

Как остро надо настроить слух, чтобы услышать тишайшую музыку снега, – еще сложнее передать неслышимое. К. Паустовскому удается сделать это благодаря тому, что вкрапления звонкого з перестраиваются на глухой свистящий с и шипящие ш-щ.

«Стояла первая теплынь без солнца, без дуновенья ветерка, отчего торосистый снег рушился особенно споро и воздух был полон тонкого и непрерывного прозванивания распадающегося наста» («Петушиное слово») [1, 11].

Только что распадался и рушился хрупкий наст, клокотали весенние ручьи, но вдруг налетела туча со снегом. Для снегопада опять нужна словесная инструментовка, и писатель ее создает, скопив здесь свистящие з-с и шипящие звуки:

«...внезапно с нарастающим шуршанием налетел такой плотный снежный заряд, что в миг все вокруг растворилось, исчезло...» («Петушиное слово») [1, с.12].

Для грачей, которым все равно некуда деваться в шальную весеннюю непогоду, автор приберегает звонкие звуки и раскатистый р:

«...и было странно и непривычно слышать за этой белой кутерьмой все тот же возбужденный и радостный грачиный грай» («Петушиное слово») [1, с.11].

Обильный снегопад приносит с собой внезапную тишину, все звуки поглощает слой выпавшего снега. К. Паустовкий и это контрастное явление – оглушение – передает звукописью, возвращаясь к уже послужившим ему согласным звукам с-з и шипящим:

«Вокруг сделалось брезжуще-светло, ново и так отрешенно, что я, нахлобучив капюшон, не заметил, как прошел мимо хутора, в нескольких шагах от его плетней и сараев, как вышагал за околицу, что называется, в белый свет, определяясь лишь по отдельным перестукам электрички» («Петушиное слово») [1, с.12].

На небольшом пространстве вступительных и заключительных фрагментов рассказа «Петушиное слово» К. Паустовскому удалось передать разнообразные «звуковые состояния» изображаемой природы: от глуховато-мягкой тишины выпавшего снега, хрупкого разрушения подтаивающего наста до шума весенних вод, говора грачей и гусей. Звукопись помогает автору подчеркнуть те изменения в природе, которые подготовят приход светлого настроения в финале. Звук в этом маленьком рассказе настроен на свет.

Близкие художественные задачи решает автор и в других рассказах. Наступление ясного морозного утра в «Сказе про Буканово болото», свет пограничья дня и ночи передается с помощью звуков з, с и ц.

«Высокое морозное утро, полное заревого света, глубоко и торжественно сияло уже без единой звезды, все, что попадало в это озарение – серп ли припозднившегося месяца, легкая поднебесная гряда облаков или проснувшаяся сорока, торопливо пересекавшая эту пустынную рань – всё было подсвечено и степенно процежено чистым отсветом близкого утра» «Сказ про Буканово болото» [1, с.24].

Чтобы показать читателю все тяготы непростого сельского труда, в рассказе «Подпасок» зной, жара, зудение оводов переданы с помощью нагнетания звонких звуков ж и з:

«Жаркий августовский полдень. Выжженный, порыжелый на буграх выгон залит недвижимым, дремотным зноем. Дрожит, зыбится горячий воздух, и снуют в нем медным, зудящим гулом остервенелые оводы» «Подпасок» [1, с.33].

Особенно хорош тут глагол зыбится.

Нередко прозаик усиливает изобразительность, используя повторы звуковых сочетаний. Так, чтобы выразить разрушительную силу градобойной тучи (рассказ «Белый гусь»), писателю понадобятся раскаты р:

«Туча свирепствовала с нарастающей силой. Казалось, она, как мешок, распоролась вся, от края и до края. На тропинке в неудержимой пляске подпрыгивали, отскакивали, сталкивались белые ледяные горошины» «Белый гусь» [1, с.41].

Движение сыпавших градинок, прерывая звукопись нар, рождается на стыке двух глаголов – отсакивали-сталкивались и двух прилагательных – белые и ледяные, в которых целая гроздь разнообразных повторов.

Есть длинные повторы, сохраняющие порядок звуков и создающие на малом отрезке текста внутреннюю рифму, есть повторы, меняющие порядок слов на обратный (отс-ста, ел-ле).

Звучание живой природы – голоса птиц, движение какого-либо зверька подается звукоподражательными словами. Образ серьезной птицы – ворона («Сказ о Букановом болоте») – писатель начинает лепить со звукоподражания:

«Кру, кру...» – вдруг послышалось сверху басово, глуховато и опять: – «Кру, кру»… дедушка, остановившись и сдвинув на затылок шапку, сказал, как о давно знакомом:

– А-а! Дозор пожаловал!» «Сказ о Букановом болоте» [1, с.25].

Начиная с этого замечания, описание птиц подкрепляется аллитерацией:

«Две большие черные птицы, отсвечивающие багряными бликами, с неторопливым, размеренным посвистом крыльев делали вокруг широкий облет» «Сказ о Букановом болоте» [1, с.25].

Особенно заметны в этом предложении заключительные сочетания кры, кру, рифмующиеся с началом абзаца. Аллитерация выделяет важный эпизод с воронами, имеющий свой глубоко нравственный смысл.

В рассказе «За долами, за лесами», который начинается фразой:

«На рассвете меня будили журавли», чтобы передать крик журавлей, писатель пользуется только ассонансом. Пространство рассказа – северная деревня за Вологдой, за рекой Сухоной, куда писатель добирался не одним транспортом, и дом друга. Первая глава посвящена этому огромному деревянному дому:

«Я, житель соломенной и плетневой России, не переставал удивленно преклоняться перед этим царством дерева, в которое попал» «За долами, за лесами» [1, с.57].

Звукоряд с двумя ярко звучащими д, пересыпанными пятью р, передает резкие, скрипучие звуки деревянного дома (пре-перед-р-дер-р).

Сыновья друга разъехались из дальней деревни по стройкам и другим шумным местам, а писателю предложили погостить, пописать в тишине. В начале второй главки рефрен возвращает нас к журавлям:

«Где-то на болотах кричали журавли» «За долами, за лесами».

В следующем предложении автор только пробует звуки – у и округлое о – для ассонанса, который поможет раскрыть читателю особенности журавлиного крика.

«Перед восходом солнца крик их был так гулок, что казалось, будто птицы кружатся над коньком избы» «За долами, за лесами» [1, с.61].

Рассказчику так и не удалось ни разу увидеть их, хотя деревенские говорили, что они «прилетали на гороховое поле – совсем близко». И он, утвердившись в том, что журавли кричали «все-таки за гривой на болотах», выражает свое впечатление именно с помощью ассонанса:

«Лесное эхо подхватывало их крик, и он, усиленный и многократ отраженный гулкой органной звучностью сосновых стволов, окружавших болото, метался над топью» «За долами, за лесами» [1, с.58].

Обилие гласных, особенно о и а, в различных положениях (под ударением, в предударных и заударных слогах) действительно придает всему предложению «органную звучность», а эхо – отражение звука – находит себе место и в звуковой структуре: «многократ отраженный».

Ассонанс как художественный прием успешно использован в рассказе «Варька» для описания поведения животного:

«Остальное время балаган пустовал. Зимой по нему, занесенному сугробами, упиваясь утиным духом, шастали лисы» «Варька» [1, с.68].

Хотя описание краткое, проходное, К. Паустовский даже в такой малости находит выразительный звук у, который почти зримо живописует вытянутый и жадно принюхивающийся нос лисицы.

Много великолепных примеров звукописи в уже упоминавшемся «Сказе о Букановом болоте». Морозным, синим утром дедушка и внук отправляются на крепко ставшее болото: настало время косить и собирать камыш, чтобы потом крыть им крыши, топить лежанки и печи, мастерить дудочки и свистульки. Вдвоем вышагивают старый и малый: К.Пауствовский не удерживается и украшает этот кусочек аллитерацией-звукоподражанием, подчеркивая и закрепляя ее замечательным неологизмом, в котором мастерство писателя прячется за детским восприятием героя-рассказчика:

«Под ногами хрустко рушилась смерзшаяся пороша и в звонкой тишине на каждую пару дедушкиных протяжно-скрипучих шагов откликались три-четыре моих торопливых пробежки. Дедушка скрипел свое: «Шак-шак», я свое выскрипывал: «Шаки-шаки, ша-ки-ишки». Гляжу на деревню – Далеко ушакали» «Сказ о Букановом болоте» [1, с.26].

Шуршит вокруг деда и внука сухой замерзший камыш, создание образов «камышового воинства» и «кулижного братства» опирается на испытанный и органичный для К. Паустовского прием:

«Чем дальше мы пробирались, тем все гуще простреливали чащобу камыши. Их мягко опушенные метелки кивали от малейшего дуновения… наконец ивняки дружно разбежались по сторонам, и перед нами сплошной непроглядной стеной встало рыжее камышовое воинство...» «Сказ о Букановом болоте» [1, с.27].

Под конец довольно длинного похода с многочисленными встречами с птицами и рыбами, с рассказом о неведомом Букалище, которого и дедушка не видел, а только слышал, как оно букает, усталый мальчишка забирается на вязанку. Под ее ровное шуршание и мерный ритм стихотворения, которое выкрикивает дед, засыпает малявка. Писатель возвращается к аллитерации: согласным с и ш:

«Он [дед] натянул кушак и, подавшись вперед, сдернул приросший было ворох. И отмеряя неспешные, упористые шаги, принялся выкрикивать… Я слушал, опрокинувшись навзничь, блаженно и отрешенно глядя в морозное искрящееся небо. Подо мной монотонно шуршал влекомый камыш, затушевывая дедушкин голос, и вскоре я непробудно уснул и проспал всю неблизкую ледяную дорогу» «Сказ о Букановом болоте» [1, с.28].

Всюду, где упоминается о шуршании камыша, появляется звукопись:

«...на выбеленную прогалину вышмыгнула из рыжих осок белая продолговатая зверушка...» «Сказ о Букановом болоте» [1, с.27];

«Я увидел... на беспредметной белизне осыпавшегося инея... промелькнувшую голубую тень, нечаянно задевшую мое зрение, и лишь потом, насторожившись, увидел три черных точки – нос и бусинки глаз. Зверушка шустро прошила туда-сюда заросли снова метнулась по чьему-то следу...» «Сказ о Букановом болоте» [1, с.26];

«Зверушку будто сдуло этим моим жарким шепотом...» «Сказ о Букановом болоте» [1, с.26];

«…зверушка снова вышмыгнула из камышей и стала столбушкой...» «Сказ о Букановом болоте» [1, с.27].

Благодаря аллитерации не только слышишь звуки живой природы, но почти осязательно ощущаешь шерстку неведомого зверька.

Звуковая организация прозы К. Паустовского настолько разнообразна и совершенна, что, служа более яркому созданию образов, открывает нам все ритмическое и мелодическое богатство народной речи срединной России.

2.2. Цветопись в прозе К. Паустовского

В арсенале изобразительных средств К. Паустовского немалое место занимает цветопись. Не случайно многие исследователи творчества писателя восхищались необычайной красочностью его стиля. Краски К. Паустовского ярки и свежи. Читатель зримо представляет себе летний день в средней полосе России, чувствует тишину и покой, которые царят в жаркий полдень. Это ощущение создается прежде всего цветописью. Цвет у К. Паустовского не только средство колоритного изображения мира. С его помощью акцентируются определенные черты характеров персонажей, выражается отношение автора к изображаемому. Очень живописны у К. Паустовского пейзажи. Благодаря подмеченным цветовым деталям они надолго остаются в памяти. В изображении пейзажа К. Паустовский пользуется разными красками:

«Сквозь облетевшие леса были видны далекие облака и синий густой туман» («Барсучий нос») [1, с.285];

«Над заречной стороной синело водянистое небо» («Дождливый рассвет») [1, с.112];

«В чистом небе стояла луна, убранная как невеста, розовыми венцами» («Теплый хлеб») [1, с.73.];

«Пузыри торопливо бегут серебряными вереницами» («Рождение рассказа») [1, с.92];

«В морозные дни солнце восходит багровое, в тяжелом дыму» («Теплый хлеб») [1, с.73];

«И показались мне воочию эти зимние и пока еще бледные цветы» («Рождение рассказа») [1, с.92];

«Над ней висело сизое облако» («Снег») [1, с.201];

«Хлопья снега лежали на кустах, как мохнатые цветы, рядом с серыми пушистыми шарами волокнистых семян» («Парусный мастер») [1, с.183];

«Серая рябь пошла по реке» («Заячьи лапы») [1, с.180];

«Среди черных ветвей сверкал зеленый холодный Сириус» («Поводырь») [1, с.116];

«Непрочный снег слетал с деревьев, обнажая стволы, позеленевшие, как бронза» («Парусный мастер») [1, с.183];

«В тумане, в осенней сырости, над черной водой поднялась кровавая луна и свет ее казался мне зловещим и мертвым» («Резиновая лодка») [1, с.50];

«День был темный, бурый, сырой – такие зимние дни проходят быстро» («Робкое сердце») [1, с.127];

«За домом, за облетевшим садом белела березовая роща» («Снег») [1, с.202];

«Лист широкий, твердый, а под ним цветы, как белые колокола» («Бакенщик») [1, с.243];

«Белые, будто засахаренные, ягоды шиповника превращались в оранжевые, а лимонные листья берез теряли серебряный налет» («Стекольный мастер») [1, с.224];

«Ветер нес над водой бледную паутину» («Поводырь») [1, с.116];

«Стеклянный блеск играл на горах, засыпанных легкими снегами» («Заячьи лапы») [1, с.179];

«Утром наплывали вереницы плотных белых облаков» («Заячьи лапы») [1, с.179];

«Ваня нашел на дороге пушистые, покрытые серебряными мягкими волосами листья» («Заячьи лапы») [1, с.180];

«Плыли высокие облака, похожие на горы розового снега» («Барсучий нос») [1, с.284];

«Вдали, за лесом, мутно розовело небо» («Снег») [1, с.202];

«В густой синеве начинался рассвет» («Снег») [1, с.203];

«Серая гвоздика снова делалась красной» («Стекольный мастер») [1, с.224].

Языковые средства колористического изображения мира у К. Паустовского мало чем отличаются от тех, которые имеются в распоряжении других писателей. Это цветовые прилагательные (красный, синий и т.д.), существительные (белизна, желтизна), глаголы (синеть, краснеть и т.п.), словосочетания (Белые, будто засахаренные). Но почему же строк писателя приобретают необычайную живописную яркость, а изображаемые им сцены становятся зрительно ощутимыми? Какими способами создает К. Паустовский цветовую картину мира? К. Паустовский умел обыденным, казалось бы совсем стертым от частого употребления словам возвращать первозданный смысл, усиливать их изобразительные возможности. Так он поступает с постоянными цветовыми эпитетами, повышая их экспрессивность с помощью присоединения к существительному еще одного определения. В результате совершенно по-новому начинают звучать привычные словосочетания, превратившись в говорящую живопись. Например: «синий густой туман», «блестящее багровое солнце», «тусклое сизое облако», «зеленый холодный Сириус» и т.п. Рельефность, ощутимость изображения достигается также путем сопоставления близких друг другу цветов, например: золотого и желтого, красного и багрового. При таком сопоставлении краски приобретают особую яркость и свежесть.

«Озеро около берегов было засыпано ворохами желтых листьев» («Барсучий нос») [1, с.285];

«Хрусталю я дам слабый дымчатый свет с золотизной» («Стекольный мастер») [1, с.223];

«Смола, стекавшая по сосновым стволам, превратилась в янтарный камень» («Заячьи лапы») [1, с.180].

Другой способ усиления яркости цвета – противопоставление, которое обычно осуществляется с помощью антонимов. Например:

«Яркая белая луна четко выделялась на черном небе» («Кот Ворюга») [1, с.219];

Необычайную свежесть и живость краскам передают сравнения. Например:

«Небо над ними было уже несеребяное, а как мак, розового цвета» («Резиновая лодка») [1, с.49].

Большое значение имеет и освещение. Цвет и свет в поэтике К. Паустовского неотделимы друг от друга.

Костюмы персонажей у К. Паустовского как правило серого цвета. Например:

«Она лежала на сером ватнике» («Теплый хлеб») [1, с.74];

«Среди серых шинелей синел комбинезон летчика» («Робкое сердце») [1, с.127].

Серыми у К. Паустовского могут быть и лодки, и люди, например:

«Лодка спокойно покачивалась, серая и толстая, похожая на черепаху» («Резиновая лодка») [1, с.50];

«Серые озябшие люди уже жались под стенами домов» («Робкое сердце») [1, с.127].

Иногда К. Паустовский комбинирует цвета при характеристике предмета. Например:

«Стояли синие старинные чашки с золотыми ободками» («Дождливый рассвет») [1, с.112].

В цветописи К. Паустовского превалируют желтый, красный, белый, синий, серый цвета. Значительно реже имеют место черный, коричневый цвета. Например:

«Черный кот сидел на перевернутой шлюпке» («Поводырь») [1, с.116];

«Теперь парус черный, как воровье крыло – глядеть на него противно» («Парусный мастер») [1, с.184];

«Через полчаса зверь высунул из травы мокрый черный нос, похожий на свиной пятачок» («Барсучий нос») [1, с.286];

«Он поставил на стол кувшин с молоком, положил краюху черного хлеба» («Поводырь») [1, с.117].

Анализ рассказов К. Паустовского показывает, как тщательно работал писатель над текстом, в том числе и над цветописью, добиваясь предельной точности, ясности и красочности языка. Зеленый, белый, черный и огненные цвета у К. Паустовского часто контрастируют друг с другом, что сообщает им особую красочность. Контраст – один из любимых приемов К. Паустовского. Контраст помогает писателю придать цвету большую выразительность: зеленые чащи, озаренные солнцем, контрастируют с черной глубиной сада, прозрачный и огненный лист клена чудно сияет в густой темноте.

Заключение

Давно и прочно утвердилось мнение и К. Паустовском как об одном из величайших стилистов в русской литературе. В его творчестве ярко проявились те черты русской литературы, которые так высоко ценятся критиками: изумительная изобразительность и словесная чувственность. Его проза удивительно благозвучна и цветиста. По части красок, звуков и запахов предшествующая и современная ему литература не касалась таких, как у него, тончайших и разительных возможностей, деталей, оттенков. В прозе писателя очень широк круг речевых средств, воссоздающих разные проявления звука и цвета. К. Паустовский – большой мастер использования языковых средств со значением светового и цветового признака. Очень часто он использует глаголы звучания. Образная характеристика разных реалий, изображаемых в переливающемся блеске, сиянии, мерцании света, наиболее характерна в творчестве К. Паустовского.

Взаимоотношения смысловой и звуковой стороны речи – предмет постоянного внимания в поэзии, но проза К. Паустовского столь благозвучна, что в этом плане может смело соперничать с ней. Ее словесная инструментовка – настоящее пиршество для читателя. Чуткое ухо писателя – рыболова, любителя птиц, «тихой охоты» – позволило ему в каждой жизненной сфере, в природных явлениях, в трудовых действиях, на рыбалке или во время прогулки расслышать и передать звуки и ритмы, которые делают его произведения словесно-музыкальной классикой.

Звуковая организация прозы К. Паустовского настолько разнообразна и совершенна, что, служа более яркому созданию образов, открывает нам все ритмическое и мелодическое богатство народной речи срединной России.

В арсенале изобразительных средств К. Паустовского немалое место занимает цветопись. Не случайно многие исследователи творчества писателя восхищались необычайной красочностью его стиля. Краски К. Паустовского ярки и свежи. Читатель зримо представляет себе летний день в средней полосе России, чувствует тишину и покой, которые царят в жаркий полдень. Это ощущение создается прежде всего цветописью. Цвет у К. Паустовского не только средство колоритного изображения мира. С его помощью акцентируются определенные черты характеров персонажей, выражается отношение автора к изображаемому. Очень живописны у К. Паустовского пейзажи. Благодаря подмеченным цветовым деталям они надолго остаются в памяти. В изображении пейзажа К.Паустовский пользуется разными красками.

Языковые средства колористического изображения мира у К. Паустовского мало чем отличаются от тех, которые имеются в распоряжении других писателей. Это цветовые прилагательные, существительные, глаголы, словосочетания. К. Паустовский умел обыденным, казалось бы, совсем стертым от частого употребления словам возвращать первозданный смысл, усиливать их изобразительные возможности. Так он поступает с постоянными цветовыми эпитетами, повышая их экспрессивность с помощью присоединения к существительному еще одного определения. В результате совершенно по-новому начинают звучать привычные словосочетания, превратившись в говорящую живопись.

В цветописи К. Паустовского превалируют желтый, красный, белый, синий, серый цвета. Значительно реже имеют место черный, коричневый цвета.

Анализ рассказов К. Паустовского показывает, как тщательно работал писатель над текстом, в том числе и над цветописью, добиваясь предельной точности, ясности и красочности языка. Зеленый, белый, черный и огненные цвета у К. Паустовского часто контрастируют друг с другом, что сообщает им особую красочность. Контраст – один из любимых приемов К. Паустовского. Контраст помогает писателю придать цвету большую выразительность.

Проведенное исследование показало, что К. Паустовский мастерски использует в своей прозе звукоподражания, ассонансы, аллитерации, звуковые символы для передачи состояния природы. К. Паустовский большой мастер цветовой детали. Он широко использует традиционные имена и глаголы со значением цвета, но повышает их экспрессивность за счет искусных приемов.

В целях создания экспрессивности в своем художественном повествовании К. Паустовский широко использует возможности фоники: звукоподражания, аллитерации, ассонансы, звуковые символы, что способствует созданию выразительных картин природы.

Цвет в прозе К. Паустовского является средством колоритного изображения природы, с его помощью автор выражает свое отношение к изображаемому и акцентирует характерные черты героев.

Список использованной литературы

1. Константин Паустовский. Золотая роза. Избранное. – М., 2013. – 349 с.
2. Василевич А.П., Кузнецова С.М., Мищенко С.С. Каталог названий цвета в русском языке. – М., 2014. – 258 с.
3. Голуб В.Я., Мельников П.И. Лингвостилистический анализ стихотворения Ф.И. Тютчева «Весенняя гроза» // Русский язык в школе. – 2016. – № 4. – С.56-58.
4. Матвеев Б.И. Цветопись в романе Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита» // Русский язык в школе. – 2015. – № 1. – С.66-69.
5. Мещерякова О.А. Ах, темен, темен мир… // Русский язык в школе. – 2014. – № 9. – С.52-55.
6. Николина Н.А. Филологический анализ текста. – М.: Академия, 2013. – 256 с.
7. Тимофеев Л.И. Очерки теории и истории русского стиха. – М., 2014. – 416 с.