"Рассказы". Инна Чойнова
Чойнова Инна Владимировна
Рассказы
Победа в 62-м Конкурсе для новых авторов Международного Фонда ВСМ.
Номинация на национальную литературную премию «Писатель года» за 2015 год.
С февраля 2016 - член Российского Союза Писателей.
Пациентка. Случай из жизни
После окончания медицинского училища в Подмосковье в начале пятидесятых Валентину распределили в Якутию. Она попала в таёжный посёлок, где в маленьком чистеньком фельдшерско-акушерском пункте с пристроенной жилой комнатой стала единоличной хозяйкой, если не считать санитарки Лизы, тихой и улыбчивой пожилой якутки. Светленькая кудрявая девушка в ослепительно белом халате произвела впечатление на местных жителей непривычной красотой и быстро заработала авторитет своим уверенным тоном, командирским голосом и готовностью в любое время суток лететь на помощь страждущим и болящим.
Никто бы не смог поверить, что Валя впервые в жизни самостоятельно принимала роды, вправляла переломы, лечила простуду и корь у малышей, - всё у неё получалось, всё она умела и очень быстро набирала бесценный врачебный опыт. Приходилось лечить и огнестрельные ранения у неосторожных охотников, и жуткие ожоги после тушения таёжных пожаров. Особенно трудные случаи Валя отправляла на грузовике в райцентр за полсотни километров, но чаще ей приходилось брать всю ответственность за лечение на себя. Слишком уж далеко был райцентр, слишком уж тяжёлой - сама дорога.
Однажды ночью в слякотную погоду ей в окно постучали. Валя вскочила с постели, быстро оделась, не глядя привычно захватила дежурный чемоданчик с шприцами и лекарствами. Вышла на крыльцо, зябко передёрнула плечами: было сыро и прохладно. На дворе ждал незнакомый таёжник, два осёдланных оленя были привязаны к столбику у забора.
- Старуха больной совсем, кушать не может, горячий, как печка. Лечить надо. Таблетка дашь?
- А где бабушка? Её же осмотреть надо. Как я не глядя лекарство дам?
- Старуха на Кёллях лежит, больной совсем, ехать не может.
- Это далеко?
- Кёллях? Не-е, Кёллях недалеко, только больной старуха, сам сюда ехать не может.
- Ну, что ж. Поехали, если недалеко.
В соседних домах проснулись, зажгли свет, вышли поинтересоваться, что произошло. Узнав, что Валя собралась ехать в тайгу, соседи принесли брезентовый дождевик, постарались удобно посадить девушку на маленькое самодельное седло, подстелили старое детское одеяло, для чемоданчика нашли мешок, приторочили к седлу.
Оказалось, что на олене ехать непривычному человеку было не слишком комфортно. Привязанный длинной верёвкой к седлу переднего, идущий вторым олень, на котором и ехала наша горожанка, всё время порывался сойти с тропы в лес. Ветки били всадницу по лицу; у упитанного, на первый взгляд, красавца оказалась костлявая спина, на неровной тропе и болотном кочкарнике эта костлявая спина плясала под Валентиной, принося ей самые настоящие мучения. Маленькое седло, рассчитанное явно на человека меньших размеров, было жутко неудобным.
До «недалёкого» Кёлляха добирались больше двух часов. Уже рассвело. На берегу озера в роскошном сосняке стояла якутская юрта. Перед ней горел костёр, у дощатого стола под соснами стояли трое детишек, мальчик постарше подвесил к костру котелки. Все дружно уставились на прибывшую.
Измученная Валя с трудом сползла с оленя, ноги дрожали от перенапряжения.
- Обратно я лучше пешком пойду,- проворчала она себе под нос и направилась к становищу кочевников.
«Старухе» было не больше тридцати лет. Валя хмыкнула про себя, вспомнив, что словом «старуха» здесь называют жену. Температура, действительно, была очень высокой, женщину бил утробный кашель, очевидно, её свалила сильная простуда. Уколы помогли сбить температуру, хозяйке стало заметно легче, и уставшая фельдшерица позволила себе немного вздремнуть на мягкой медвежьей шкуре, покрывавшей лежанку у стены.
Когда Валя проснулась, уколы пришлось повторить. Ехать лечиться в посёлок Майя, как звали хозяйку, категорически отказалась. Обещала аккуратно пить таблетки, которые ей оставила Валя, обещала соблюдать постельный режим.
И Валентина, пригрозив явиться с проверкой через три дня, снова влезла на оленя, и Майин муж увёз её обратно в посёлок. Обратную дорогу Валя перенесла уже легче: стоял прекрасный солнечный день, золото берёз слепило глаза, живописная широкая нахоженная тропа шла вдоль ярко синих озёр, на горах среди тёмной зелени елей и сосен яркими пятнами багровели лиственницы. За каждым поворотом тропы открывались новые виды, и красота осенней тайги отвлекала путешественницу от временных неудобств в пути.
Через три дня Валя, как и обещала, отправилась проведать больную. Взяв в проводники соседского мальчишку, лёгким спортивным шагом добралась до становища почти за такое же время, как и той памятной ночью. Майя встретила своего доктора у дощатого стола под соснами, занятая чисткой рыбы. Если бы не меховой жилет на ней, казавшийся лишним в тёплый, яркий день, и редкий сырой кашель, ничто бы не напоминало о болезни, от которой она почти умирала всего три дня назад. Расцветя улыбкой, Майя пригласила гостью в юрту.
- Ну, как себя чувствуем? – Валя вынула из чемоданчика стетоскоп.
Майя смущённо попросила: «Дай, пожалуйста, ещё таблетки. Кончились.»
- Как это кончились?- удивилась Валя.- Ты их пила так, как я тебе записала?
- Нет, они же очень маленькие, разве такие маленькие таблетки могут быстро вылечить. Я сразу все таблетки за один раз проглотила, потом, правда, вся мокрая была и слабая, и сердце как-то странно стучало, зато вот вроде поправилась, - бойко переводил Вале проводник.
Вале чуть не стало плохо:
- Никогда так больше не делай! Ты же могла отравиться, и как твоё сердце выдержало? Могла детей сиротами оставить!
Таёжница только улыбалась смущённой и немного виноватой улыбкой.
Мишкины сказки
Во времена моего уже очень далёкого детства мы жили в маленьком якутском посёлке, в котором была только начальная школа, в этой школе работали наши родители. Однажды в последний день августа наш двор заполнили олени, на которых приехала семья таёжников. Оказалось, что их сыну исполнилось 7 лет, и родители привезли его учиться. А так как в посёлке не было интерната, то исполнение всеобуча было полностью возложено ими на педагогический коллектив в лице нашей семьи. Так у нас в семье появился таёжник Мишка, забавный мальчик, абсолютно не говоривший по-русски. Он не знал, что такое выходной день, никогда раньше не видел электрическую лампочку, во время обеда бегал на двор, чтобы освободить место в животе для новой порции, мясо ел, отрезая ножом кусочки у самых губ. Но зато он был ловким, быстрым, лихо, по-взрослому, колол дрова и очень бойко обучался нашей скромной поселковой цивилизации и правилам поведения.
По вечерам перед сном мы, детская часть семьи Ивановых, любили читать вслух книжки и рассказывать сказки. Оказалось, что и у Мишки есть свои истории. Начинались все его сказки одинаково: «Араай бирдэ…», что переводится как «Как-то раз…».
Рассказывал он их по-якутски, так что если что-то запомнилось не совсем так, как было у автора, то уж извиняйте. Да и лет прошло немало.
Про глупого мальчика.
Араай бирдэ глупый мальчик решил поохотиться. У матери спросил: «А что мне делать, если я кого-нибудь встречу?». А мать не поняла, про что он спросил, думала, что он гулять пошёл, и сказала: «А ты будь вежливым, поздоровайся с людьми и спроси, нет ли у них каких-нибудь новостей».
Дошёл до реки, смотрит, большущий налим под берегом в воде медленно плывёт. Поздоровался мальчик, новости спросил, а налим молчит. Потом вообще уплыл.
Пришёл мальчик домой, матери пожаловался, что налим с ним разговаривать не захотел. Мать засмеялась: «Глупый ты у меня, не разговаривать надо было, а хватать сеть и ловить его. Была бы вкусная рыба на ужин».
Ладно, пошёл он снова гулять, видит: заяц тропинку перебегает, мальчик скорее домой, хватает сеть, и давай по кустам за зайцем гоняться. Гонялся, гонялся, зайца не поймал, а сеть всю в клочки порвал. Отец рассердился: «Глупый ты у нас, кто же зайцев сетью ловит. Надо было петлю на заячьей дорожке наладить, заяц сам бы и попался. А теперь все зайцы в округе сбежали с перепугу».
Снова пошёл мальчик гулять, видит: жирные утки на озере плавают. Наделал петель, набросал на озеро, а они намокли, да утонули. Опять охота не получилась
Про собаку.
Араай бирдэ идёт собака по лесу, а раньше собака сама, как человек, в своей юрте жила, на охоту с копьём ходила, никого не уважала. Идёт себе по лесу, видит: заяц. Бросила копьё, попала в зайца. Заяц упал. Собака сказала: «Тоже мне, а ещё заяц называется, а бегать не умеет». Съела зайца, дальше пошла. Видит: волк. Бросила копьё, попала в волка. Волк упал. Собака сказала: «Тоже мне, а ещё волк называется, а слабый оказался». Идёт дальше, встречает медведя. Бросила копьё, попала в медведя. Медведь упал. Собака опять сказала «Фу, медведь называется, а тоже слабый оказался».
Идёт себе, идёт. Встречает человека. Бросила копьё, а человек палку схватил и отбил копьё. Собака второй раз хватает копьё, бросает, а человек железный топор схватил и опять отбил копьё, а оно ещё и треснуло. Третий раз собака приготовилась бросить копьё, а у человека уже в руках ружьё, и он в собаку целится. Испугалась собака, на землю легла, морду спрятала, хвостом завиляла. Человек подошёл к ней, посмотрел, а потом взял верёвку, привязал на шею и повёл к себе домой. Пока вёл, копьё собачье зацепилось за пенёк и совсем сломалось. Собака думает: «Вот какой смелый, сильный да умный человек-то, оказывается. А я ещё и без копья осталась из-за пенька. Ну всё, остаюсь с человеком, буду теперь всегда с ним ходить, ему служить».
Да так и живёт до сих пор с человеком, подружилась с ним.
А вот обиду на пень всё-таки затаила. Поэтому до сих пор ни одна собака мимо пня спокойно пройти не может, обязательно ей его обсикать-оскорбить надо.
Про каменного ребёнка.
Араай бирдэ одна женщина пошла полоскать бельё на речку и нашла камень, похожий на младенца. Понравился ей камень, взяла, да и отнесла домой, дала своим дочерям, пусть поиграют.
Девочки сделали для каменного ребёнка колыбельку-качалку, к потолку юрты подвесили, камень туда положили, одеялом закрыли. Потом ещё и кашей будто бы покормили. Хорошо поиграли. Да не заметили, что каменный ребёнок расти начал.
На другой день девочки в лес пошли по ягоды, вечером приходят, а матери дома нет. Смотрят, а возле камелька караси пожаренные. Вкусные. Дети поели, да спать легли.
Мать приходит и говорит: «Вот какие молодцы мои дочки, и ягод принесли, и карасей наловили да пожарили». Тоже поела.
На другой день девочки опять в лес собрались, а старшая платок забыла на голову надеть, вернулась и видит, что каменный ребёнок из колыбельки встал, стоит у камелька, руками машет, а перед ним караси так и сыплются из воздуха. А он им говорит: «Жарьтесь, жарьтесь, буду людей кормить, чтобы потолстели, да повкуснее стали, а как станут толстыми да вкусными, я их и съем».
И огонь сам собой разгорается, и караси сами на палочки нанизываются, сами жарятся, а потом огонь сам собой затухает.
Девочка скорей к матери побежала, сказала, что каменный ребёнок оказался злым духом абаасы, схватили они младшую за руку и бегом к речке побежали. А там через речку было дерево перекинуто. По нему, как по мостику и перебежали. Смотрят, а каменный ребёнок ещё увеличился и гонится за ними, подбежал к дереву и переходить начал на другую сторону. Испугалась мать за своих детей, силы откуда-то взялись, подняла бревно, когда абаасы был уже на середине речки, и повернула. Камень сразу упал и утонул.
А семья тут же перекочевала на другое место.
Страшное кино
Центром культурной жизни в Кемпендяе был, безусловно, местный клуб. Половина населения к праздникам ставила спектакли и концерты, другая половина с удовольствием на них ходила. Не оставались в стороне и «курортники» – приезжие, оздоравливающиеся в местной грязелечебнице.
Каждый вечер в клубе показывали кино, перед сеансом можно было поиграть в бильярд. Народ шёл в кино, даже если в третий раз за год привозили один и тот же фильм. Так, к примеру, «Большую жизнь» с Андреевым и Алейниковым, с песнями Бернеса все уже давно знали наизусть, но женщины наглаживали платья, мужчины повязывали галстуки, и свободных мест в поселковом клубе, как всегда, не оставалось. Взрослый билет стоил 20 копеек.
Кинопроектор был только один. Поэтому между частями были технические перерывы, во время которых в зрительном зале шло бурное обсуждение фильма и поселковых новостей. Иногда части путались, изношенная плёнка рвалась. Народ терпеливо ждал продолжения, привычно пикируясь с киномеханницей Анной, колдовавшей в своей будке.
На следующий день фильм повторялся в дневное время для детского населения Кемпендяя, по 5 копеек за билет.
В начале шестидесятых привезли заграничное кино «Седьмое путешествие Синдбада». Были ли в прокате в Советском Союзе предыдущие шесть путешествий этого искателя приключений, неизвестно. До Кемпендяя добралось только седьмое. Вечером взрослые, как всегда, в обязательном порядке пошли в кино, вернулись же в большом впечатлении. Ещё бы, это был первый фильм ужасов в истории посёлка!
На следующий день дети с нетерпением ожидали кино, но сеанс был отменён: кто-то решил, что детям этот фильм показывать нельзя.
Единственная в посёлке начальная школа взбунтовалась. Как это так: сказку! и не показать детям! В состав почти официальной делегации к киномеханнице вошли почти все ученики школы и даже несколько детсадников. Делегация долго и бурно доказывала свою правоту: нельзя оставлять детей без сказки! Ну и что, что страшная, всё равно же сказка!
Анна сдалась.
Крохотный поселковый клуб был полон. Пришли все. Мелкота сидела на полу у самого экрана. Самых маленьких старшие братья и сёстры посадили на колени. В зале был только один взрослый – очень высокий и полный дядя, который приехал на грязелечение только сегодня утром и никак не мог пропустить нашумевший фильм. Он горой возвышался около двери на стуле, одолженном из бильярдной.
Из будки донесся громогласный приказ Анны, кто-то из детей в зале щёлкнул выключателем, свет погас. Началось кино.
Этот сеанс в Кемпендяе вспоминали потом очень много лет, притом, что никто из зрителей не запомнил сюжет фильма.
Как только мрачный колдун бросил с экрана взгляд в зрительный зал, малыши заревели в голос, прижавшись к старшим. Но это были пока только цветочки.
С появлением драконоподобного чудища место на полу перед экраном в мгновение ока опустело. Мелкоту словно ветром сдуло.
Фехтующий скелет, клацая зубами, вообще загнал зрителей под скамейки.
Во время очередного технического перерыва Анна через окошко будки заглянула в зал и никого не увидела, кроме восседающего у двери курортника. Зычным голосом спросила, есть ли кто-нибудь ещё в зале. Из-под скамеек дружно завопили: «Да! Мы здесь! Крути дальше!». Сеанс продолжился. Народ, выглядывая одним глазком из-под сидений, увидел вообще невообразимый ужас – громаднейшего одноглазого циклопа, пожирающего живьём путешественников. А дальше было всё страшнее и страшнее. Зал дружно вздыхал, орал, замолкал, опять вопил. Некоторые от страха рыдали самым настоящим образом. В какой-то момент, не выдержав атмосферы панического ужаса, завладевшего всем залом, сполз на пол курортник. Но из клуба не ушёл никто.
Кино кончилось. Конец, наверняка, был хорошим, но каким? А никто и не запомнил, потому что не это было главным. Впечатлений хватило надолго, даже появление через несколько лет советского ужастика «Вий» не смогло перекрыть ярчайших воспоминаний о том страшном кино.
***
Много позже, уже ставши взрослыми тётями, мы с сестрой проходили мимо кинотеатра в городе, и что-то сладко дрогнуло в сердце: мы увидели афишу «Седьмого путешествия». Бросили все планы, немедленно купили билеты.
М-даа, фильм был такой наивный, страшилища – такими смешными…
Но всё равно, хорошо, что мы ещё раз, в практически пустом зале большого городского кинотеатра, посмотрели это кино нашего детства. Снова были слёзы в глазах, только на этот раз от смеха с примесью лёгкой ностальгической грусти. Ах, шестидесятые! Ах, детство! Время, когда самым страшным в жизни была наивная киносказка…
Один день в тайге
Маленький таёжный посёлок был самым настоящим детским раем.
В Кемпендяе середины прошлого века царили наивная открытость и архаичное простонародное доверие к окружающему миру. Уходя на целый день из дома, жители приставляли к двери палку, просто для того, чтобы пришедший человек знал, что дома никого нет, и не тратил время на поиски хозяев. Здоровались с каждым встречным, что очень удивляло и умиляло приезжих. Дети Кемпендяя жили свободной от надзора взрослых, романтичной, истинно детской жизнью, настолько близко к природе и лесу, что в наши зашоренные, опасные и подозрительные времена кажется невозможным.
Праздником для детворы были быстрые летние дожди: песочная сухая пыль прибивалась к земле, воздух, напоённый густым сосновым ароматом, становился ощутимо сладким и сытным, по дорожкам текли весёлые, бурные ручьи, водопадами обрушиваясь с крутых склонов в обрывистые овраги. И вот счастье было ребятишкам успеть после дождичка, пока ручьи ещё в силе, наиграться с самодельными корабликами, плотинами, водяными мельницами. Девочки набирали воды из луж для угощения кукол: цвет песочной взвеси с точностью совпадал с цветом популярнейшего в посёлке чая с молоком. На песчаных горках Кемпендяя это водное удовольствие было недолгим, потому и особенно радостным.
Жарким летом в таёжном посёлке была благодать: невысокие горы, покрытые густым лесом, казалось, дрожали в раскалённом воздухе, дома скрывались под пышными раскидистыми соснами, прозрачная солоноватая вода в речке тянула искупаться, широченный белопесчаный пляж у сользавода и жаркое солнце не подпускали к купальщикам комаров. В июле быстрая речка заметно мелела, но, как память о бурной весне с водоворотами, в самом удобном месте купалки оставался глубокий и широкий омут, в который можно было нырять с самодельного трамплина. Ещё после весеннего половодья на пляже оставалось бесконечное количество сухих коряг всех размеров, так что старшие ребята жгли роскошные костры, у которых обсыхал весь купающийся народ и грелись посиневшие от долгого пребывания в воде фанатики купания.
Купальный сезон ещё был в самом разгаре, а тайга уже начинала заманивать детей ягодами и грибами. Стремительное якутское лето переваливало через свою середину, комаров становилось заметно меньше. Хотя на сырых низинах они ещё были способны высосать путников до костей, в обдуваемом ветром сосняке на склонах гор этот ужас тайги был вполне терпимым.
Чёткой границы между посёлком и тайгой не было. Дома и огороды стояли на крохотных, отвоёванных у леса пятачках, так что грибы росли прямо во дворах, а ягодами можно было бы вволю полакомиться на тропинках между дворами. Правда, на эти дары природы был наложен запрет из-за большого количества собак в посёлке и собачьей привычки задирать лапы где ни попадя.
За чистой крупной ягодой кемпендяйцы ходили подальше в лес, где у каждого старожила было своё любимое местечко.
***
Заводилой в маленькой компании была двенадцатилетняя Нонка, бурная фантазия которой позволяла ей наделять душой и магической жизнью всё окружающее: лес, деревья, камни… . Наверное, в ней проснулись гены какой-то пра…прабабки – первобытной языческой шаманки. Откуда это взялось у девчонки, к двенадцати годам перечитавшей всю поселковую библиотеку? Откуда-то она точно знала, которое из старых деревьев в лесу – главное; в каком омуте спит водяник; что нужно делать в лесу при встрече с местными лешаками…. Маленькая фантазёрка разговаривала с лесом, умела пройти босиком по муравьиной тропинке, не раздавив ни одного крошечного трудягу, и как-то раз дети видели, как лесная птица доверчиво слетела к ней, чтобы поклевать с ладони крошки хлеба.
Нонка не делилась со взрослыми своей моделью строения мира, у неё хватало благодарной аудитории среди подружек и их младших братьев и сестёр, воспринимавших её сказки и истории без тени сомнения и с удовольствием сопровождавших свою атаманшу в походах по окрестностям Кемпендяя.
Родители не беспокоились, что дети заблудятся, встроенный природный навигатор Нонки всегда безошибочно и вовремя выводил её из леса, и к этому давно уже все привыкли, а из походов детишки приносили ягоды и рыжики с маслятами в бидончиках и в платках, увязанных в узелки.
Вот и в этот день Нонкина компания собралась на целый день в тайгу, прихватив с собой бутылки с чаем, заткнутые самодельными газетными пробками, и куски хлеба с маслом и вареньем, завёрнутые в старую газету. Уложили припасы в обычные трёхлитровые бидоны, с которыми компания всегда ходила в лес.
Сегодня предводительница решила пойти на новые места, в гору за речкой, туда, где дети ещё ни разу не были. Как она сообщила своей ватаге – туда, куда её позвали духи леса.
Летом в деревне встают рано, так что компания к девяти часам утра уже переходила вброд речку. Воды было чуть выше колена, но быстрое течение спутывало ноги. Танюша взяла четырёхлетнего братика Гошика на закорки, Варя подхватила Танюшины обувки и бидон, Нонка, крепко держа за руки, переводила семилеток Артёмку и Леночку. Девятилетняя Полина переходила сама, страхуя себя подобранным на берегу посохом. Её ровесник Вовка, без проблем окунувшись прямо в одежде в утреннюю свежесть речки, пробултыхал через весь брод первым и уже выливал из сапог воду на том берегу.
Поднявшись по узкой тропе на гору, дети нашли на широкой поляне старое дерево с разбитой когда-то молнией верхушкой, на которое под руководством своей самозваной жрицы навязали нехитрые дары: обрывки ленточек, захваченные специально из дома, тут же сорванные цветы. Вовка приткнул между корнями какую-то железяку, найденную в кармане. Этот ритуал они всегда повторяли на новых местах.
Тропа вывела детей на старую тракторную дорогу, ведущую вдоль склона горы по сосновому бору. Решили держаться этой дороги. Лес зарос толокнянкой, которая детям была совсем не интересна, маслят было много, но в такой сухоте, почти все были червивыми, так что решили не отвлекаться, а разведать места подальше. Две любопытные белки сопровождали компанию по верхушкам сосен, порой спускаясь довольно низко и возбуждая ответный интерес малышей. Вовка с Артёмкой вооружились палками и стучали по деревьям, пытаясь согнать белок на землю, пока старшие сёстры не запретили им хулиганить.
Привал сделали у небольшого ручья, пересекавшего старую дорогу, солнце жарило, как на сковородке, но в лесу было хорошо, густой ароматный воздух, запах толокнянки и сосны разморили детей. Перекусив своими припасами и голубикой, собранной тут же у ручья, компания наслаждалась жизнью. Подруги лежали на тёплой, усыпанной хвоёй земле и не спеша беседовали о своём, о девичьем. Гошик дремал, прикрытый Танюшиным платком от солнца и ветра в тени раскидистой ольхи. Вовка, Артёмка и Леночка играли на песке у ручейка, строили домик для пойманного жука. Мнение жука, сидящего в пустом спичечном коробке, никто не спрашивал.
Неожиданно на песок выскочила довольно крупная ящерица. Возбуждённые древним охотничьим инстинктом, мальчишки кинулись её ловить. Ошалевшая от неожиданности ящерка растерялась и позволила Артёмке уцепить себя за хвост, дёрнулась и скрылась в кустах, оставив хвост в руках у удивлённого мальчугана. Трофей все внимательно рассмотрели, и Нонка поучительным тоном сказала:
- Вот зря обидел ящерицу, духи леса могут отомстить.
Не успел Артёмка скептически хмыкнуть: в этот же момент завизжала перепуганная Леночка, показывая пальцем на дорогу. Преграждая детям обратный путь к посёлку, всего в двадцати шагах на дороге стоял самый натуральный волк.
Оглядев жёлтыми пронзительными глазами застывшую компанию, волк не спеша повернулся и в два прыжка исчез в лесу.
Девчонки, подхватив мелкоту и бросив на месте бидончики, рванули по дороге дальше, бежали, пока не запыхались, и остановились только, когда окончательно успокоились и убедились, что никто их не преследует.
Вернуться обратно? Жутковато. Найти другую дорогу домой? Они уже так далеко зашли в тайгу, что, пожалуй, не стоит сходить с имеющегося пути, дорога, хоть и заброшенная, приведёт их к знакомым местам. А напрямик через лес по незнакомым горкам можно очень сильно заблудиться.
***
А лес вокруг был странным, каким-то изломанным и как будто больным. Не было старых могучих толстых деревьев, только тонкие, кривые сосенки, верхушки которых были ненатурально изогнутыми, у некоторых росло по нескольку верхушек. Торчали массивные почерневшие пни, от которых шёл запах грибной гнили. Повсюду лежали давно спиленные, заросшие мхом, полусгнившие брёвна, часть таких брёвен была сложена в штабеля, сквозь которые прорастали уже молодые деревья. Чуть дальше в ряд стояли холмики, как на кладбище, только размерами больше. Ряд заканчивался несколькими квадратными обвалившимися ямами.
Дети вышли на обрыв. Внизу сквозь листву проблёскивала речка. Нонка с облегчением вздохнула. Честно говоря, она уже боялась заблудиться, но по берегу извилистой, петляющей речки всегда можно было вернуться домой, хотя путь, конечно, оказался бы намного дольше.
- Ну, что же ты? – зыркнула на Артёма Нонка. – Проси прощения у ящерки, может, простит нас и отпустит.
Артёмка виновато молчал, сжимая в руке хвостик.
На солнце стремительно наползала чёрная туча. На той высоте, на которой стояли дети, туча казалась очень близкой. Сверкнула молния. Почти сразу прогремел гром.
Глядя на близкую грозу, Артёмка, наконец, решился расстаться с трофеем, положил его на пень, пробормотал слова, подсказанные Нонкой.
С неба упала первая тяжёлая капля.
Остроглазая Варя крикнула:
- Там дом, кажется. Пошли туда!
Домом это строение назвать было трудно. Странное длинное строение, все подходы к нему заросли крапивой и шиповником. Дети пробились сквозь колючие заросли к широкой двери, на которой ещё сохранилась кожаная петля вместо ручки, прибитая огромным гвоздём. Рядом стояла насквозь проржавевшая лопата, прислонённая к стене. Дверь со скрипом открылась.
В разрушенном от времени и непогоды строении не было потолка. Только над дверью сохранилось некоторое подобие навеса, под которым и укрылись от дождя путешественники. Длинное помещение было похоже на складское, но у стен сохранились остатки помоста шириной в человеческий рост. Похоже, когда-то это были лежанки. Тайга уже начала захватывать внутреннюю часть помещения: под открытым небом на остатках того, что было потолком, бурно росли кусты и молодые деревья.
Гроза надвинулась вплотную, резко потемнело. Хлынул ливень. Вовка с Варей успели подтащить толстую длинную доску, не слишком пострадавшую от времени, расположили её под навесом. Места на доске хватило всем. Дети смогли сесть и оглядеться.
Лучше других сохранилась стена, в которой была дверь. Там в углу даже была полочка, на которой стоял обломок зеркала с потрескавшейся мутной амальгамой, ближе к выходу из стены торчал ряд деревянных гвоздей, видимо, вешалка,- решили дети. Нонка подошла к полочке и заглянула в неотражающее слепое зеркало.
Сверкнула невероятно близкая ослепительная молния, грохот разряда оглушил, и Нонка вдруг увидела перед собой тёмные женские лики. Их было много, очень много. Лица, укутанные в платки, взгляды потухшие, неживые.
- Это мертвецы, – с ужасом поняла Нонка, - мы пришли в какое-то страшное место.
Женщины проходили перед ней нескончаемым строем. Они что-то пели, Нонка не могла разобрать слов, ей было жутко. В песню вплетался злой собачий лай, какие-то крики, мужские голоса...
- Нонка! Очнись! Гроза кончилась! Нонка! Что с тобой! – откуда-то из-за пелены до неё донеслись крики. В лицо ударило волной, вода затекла за шиворот: Танюшка привела её в чувство.
- Ты уже давно так лежишь, напугала нас ужасно! – плакала сестрёнка Полина.
Нонка поднялась:
- Ничего, ребята, пошли домой. Здесь ничего больше не трогайте, это плохое место.
Ребятишки выбрались из развалин барака. Огляделись, совсем рядом стояла вполне сохранившаяся вышка. Вовка рванулся было к ней, чтобы залезть наверх, но зацепился в траве об ржавую колючую проволоку, запутался в ней, упал, и, вняв девчоночьим крикам, отказался от своей затеи.
Уходя, Нонка не выдержала, оглянулась. Между ней и бараком сидел волк. Нонка моргнула, никакого волка не было.
-Показалось? – подумала она и заторопила свою компанию: солнце уже явно двинулось на запад.
У ручья подобрали свои бидоны, доели остатки припасов, подмоченные дождиком. На хорошо помытой дождём дороге не было никаких следов. Когда уходили, Артёмка, неожиданно что-то вспомнив, быстро вернулся и выпустил из спичечного коробка жука.
Прошли мимо дерева, которому поклонились в начале дня, попрощались с ним, согласно заведённому ритуалу.
Когда спускались по тропе, неожиданно обнаружили молодые крепкие грузди. В быстрое якутское лето грибы частенько выскакивают раньше обычного, торопясь созреть до сентябрьских, а то и августовских заморозков. Груздей было много. Набили бидоны и договорились прийти назавтра с вёдрами сюда же.
Переходили речку уже в начинавшиеся сумерки. Солнце скрылось за лесом, но гора, оставшаяся за спиной, ещё была ярко освещена последними лучами. Робкая Леночка прижалась к Нонке и шёпотом спросила:
- А чьи глаза смотрят на нас из леса? Это опять волк? Он за нами идёт, да?
- Это дух леса, он за нами не пойдёт. Он нас в лесу оберегал. Не бойся.
Почти всю обратную дорогу ехавший на спине старшей сестры Гошик неожиданно выдал:
- А завтла пойдём ещё? Мама мне малинованное ведло даст.
***
Вечером непривычно тихую Нонку родители спросили, как прошёл поход. Нонка рассказала о странном месте, умолчав, что там ей стало плохо.
- Как вы далеко зашли, - удивился папа,- это же километров двенадцать, если не больше. Не надо ходить туда, это действительно плохое место. Во время войны там был лагерь, в котором работали осуждённые женщины, они заготавливали лес, а потом сплавляли его по речке до сользавода в Кемпендяе . В самом Кемпендяе тоже был лагерь, только мужской. Эти люди работали на сользаводе. А ямы, которые вы видели, действительно могилы, заранее приготовленные для этих женщин.
Мама, которая молча разбирала грузди, неожиданно встала и вышла. На глазах её были слёзы.
- Твой дедушка, мамин отец, погиб в таком же лагере в Красноярском крае,- тихо сказал папа, - Его осудили по доносу злого человека, а позже оказалось, что он ни в чём не виноват.
***
Перед сном Нонка, как всегда, вышла на крыльцо поговорить с лесом. Любимый лес шумел, всё было так же, как и всегда.
- Почему люди могут сделать несчастным даже такое место, как Кемпендяй?- шёпотом спрашивала Нонка то ли лес, то ли себя. - Почему они губят друг друга, если даже волк может спокойно посмотреть на человеческих детей и не тронуть их? Что заставляет людей мучить и убивать таких же, как они сами?
Ответа не было. Только в шорохе сосен девочке послышались слова: «Кажется, наша Нонка стала старше».
Полуволк
Рассказ получил первое место в 62-мконкурсе для новых авторов Международного Фонда ВСМ
Наш двор стали частенько обворовывать. То теплицы разорят, то бельё с верёвки снимут. И я попросила соседа Байбала найти для меня собаку поглупее, да погромче. Почему поглупее? Потому, что умные собаки здесь нужны охотникам, и сажать такую на цепь совесть не позволит. Мне нужна была нормальная пустолайка с громким голосом и без всяких охотничьих талантов.
Байбал молча кивнул, и я стала ждать.
Через неделю он откуда-то издалека принёс в коробке крохотного щенка. Щенок был отбракован из помёта, в первую очередь потому, что был заметно мельче своих братьев. К тому же, характер он проявил явно несоответствующий размерам. Палец у Байбала был забинтован, и сквозь бинт большим ярким пятном проступила кровь. А щенок продолжал рычать на него своим писклявеньким детским рыком.
Ну, что ж, дарёному коню…
Назвали Мергеном. Кто-то сказал, что на каком-то языке это слово означает «волк». Для крохотного серого злючки имя показалось подходящим. К тому же, как позже мне рассказали, щенячья мамочка почти всю весну пропадала в лесу, так что, кто был папой её детей, покрыто таёжным мраком.
Я кормила щенка сначала из соски, потом учила лакать из блюдечка. Он подрос, начал гулять по двору. Однажды к нам зашёл Байбал, его сопровождал щенок, который был покрупнее и постарше моего. Мергешка доверчиво подбежал обнюхаться, но тот накинулся на малыша и начал его трепать. Байбал увёл своего хулигана, а я долго утешала плачущего, прижимавшегося к моим ногам питомца.
После этого Мерген что-то по-своему понял про жизнь. Псинка оказался очень злопамятным. Всего через месяц он уже показал соседскому обидчику, кто в округе самый злой и зубастый. После пары проигранных боёв соседский пёс выходил на улицу, только убедившись, что Мергена поблизости нет, и стремглав удирал к себе на двор при его появлении. Если же он не успевал спрятаться, начиналось натуральное избиение. Моего волчонка надо было оттаскивать силой, а более крупная его жертва тряслась и громко скулила от страха и боли . В список врагов злючка-щенок записал и Байбала. Соседи перестали к нам заходить, предпочитая решать все вопросы по телефону.
Единственным авторитетом для него, «волчицей-мамой», стала я. Домочадцы, в том числе и кот, для него были представителями своей стаи, но все явно рангом пониже, чем он сам.
Летом ходить в лес с Мергешкой было одно удовольствие. Он очень быстро понял: если я надела камуфляжную ветровку, значит, идём гулять. Злючка-волчонок преображался, вокруг него собиралась компания сверстников, подростки-собачата весело играли, сопровождая нас достаточно далеко в лес. Была очень заметна разница в том, как они бегали. Мергешка ровно стелился над травой, легко обгоняя любого дружка. По сравнению с ним все собаки бегали тяжело и казались неуклюжими. Через некоторое время они уставали, возвращались в село. Мерген оставался свеж и неутомим, наворачивая круги вокруг меня.
Вдвоём с ним мы разведали немало грибных и ягодных мест. Бывало, встречались нам в лесу люди, пёс не задирался, но его любимая стойка: лапы буквой «А», голова вниз, взгляд снизу, пристальный и недобрый – пугала. Даже опытные охотники принимали Мергешку за подростка-волка.
Забавно, но охотником он был никаким. Не было в те времена сотовых телефонов, таскать с собой фотоаппарат было неудобно, и эти невероятные кадры остались только в моей памяти: Мерген обнюхивается с юным бурундучком. На Мергена нападает тетёрка, оберегая своё гнездо, и он, признавая право матери, покладисто отступает. Мерген в камышах с растерянным взглядом поднимает лапу, стараясь не наступить на утиный выводок, снующий у него под животом…
Воробьи нахально прыгали вокруг его миски, вороны утаскивали горбушки, он не протестовал. Мало того, иногда приходили к нему в гости мелкие щенята, Мерген никого не обижал, позволял всем кормиться из своей миски.
Так же по-доброму он относился и к нашему коту. Частенько, морозным утром можно было увидеть, как кот вальяжно выходит из конуры, небрежно перепрыгивая через хозяина, лежащего на снегу перед входом. Кстати, горячий Мергешка предпочитал спать на снегу даже в самые лютые морозы, протапливая по всему двору круглые лёжки.
А вот людям он не доверял, не принимал подачки, кидался на чужих, особенно ненавидел пьяных. Очень быстро народ понял, что через наш двор ходить не стоит. Пёс, оберегая территорию, не лаял, нападал молча и страшно. Однажды возле калитки он порвал какой-то дамочке пластиковую шуршащую сумку. Всё содержимое сумочки вывалилось на землю. Перепуганной дамочке я сунула крупную купюру, и та быстренько ретировалась с вещами в обнимку. А Мергена пришлось посадить на цепь.
Свободолюбивому потомку волка сидеть на цепи не понравилось. Лаять он не стал, зато начались сольные концерты. Мергешка выл. Выл громко, разнообразно, многочисленные соседи жаловались. Выбор был ограничен: или он воет, или он на свободе. Договорились с соседями так: поздно вечером отпускаю с цепи, рано утром сажаю обратно. По крайней мере, ночью вой никому не мешает спать. Мой хронический недосып – только моя личная проблема.
Славы ему прибавил такой случай. Ночью была какая-то групповая драка. Один, отбившийся от своих, спасался от нескольких противников и, видимо в безвыходной ситуации, решил перебежать через наш двор. Мерген пропустил его, а у одного из преследователей, молча накинувшись сзади, выдрал клок из штанов. Парни, как вороны, рассевшись на заборе, рассмотрели внушительную зубастую ухмылку на Мергешкиной морде, услышали негромкое, но убедительное рычание.
Теперь про нашу собаку, нападающую молча и очень похожую на волка, знали все.
Время шло. Пёс вырос сообразительным, научился расстёгивать ошейник, отпирать калитку, у соседей появились проблемы. Наш телефон взрывался звонками: «Ваш волк отвязался, терроризирует всю улицу, боимся выйти!»
Пришлось зашить ошейник прямо на нём. Мерген умудрился изодрать ошейник в клочки. Купили новый, снова зашили. Но взрослого пса это остановило ненадолго. По селу гуляли собачьи свадьбы, и ему хотелось принимать в празднике самое активное участие. Он снова изорвал кожаный ошейник и сбежал.
Утром вся дорожка была в крови, Мергешка лежал у крыльца, бок был ободран, уши располосованы в клочья, нос изодран, лапы прокушены. На нём не было живого места. Его трясло. Байбал глянул и сказал: «Не выживет».
Я засыпала открытый бок, голую рану стрептоцидом, растворила обезболивающее в молоке, поила своего Мергешечку из бутылочки. Принесла из аптеки лекарства для заживления открытых ран, сидела с ним, гладила по голове и просила не умирать.
На второй день он попытался встать, не смог. Но смог вылакать из миски бульон, твёрдую пищу я ему пока не давала: искусанная морда была в ужасном состоянии. На третий день самостоятельно передвинулся на несколько метров и немного поел мелко покрошенного мяса с размоченным хлебом. Воля к жизни победила.
Болел он долго, был непривычно тихим и смирным. А когда поправился, стал таким драчливым, что отпускать его с цепи стало страшно. По-моему, Мерген искал своих обидчиков. Искал и находил. Он в одиночку сцеплялся с несколькими собаками, дрался так, что трусливые псы не выдерживали его злого напора и сбегали.
Новый ошейник был укреплён металлической планкой.
А потом он влюбился. Это была единственная самка в округе. Колченогая и уродливая на наш человеческий взгляд. Но на безрыбье…. И за ней ходила свора из полусотни псов.
Мерген плакал, сидя на цепи, просил отпустить, когда эта красотка со своими поклонниками проходила мимо нашего двора. Стая гавкала, и Мерген тоже научился лаять, принимая участие в хоре дифирамбов собачьей принцессе.
Он сорвался, невероятно сильным рывком сломав карабин.
На следующий день его обнаружили недалеко от дома. На теле я не нашла ни одной раны, лапы застыли в вечном беге, карие глаза были такими же яркими и блестящими, только оставались неподвижными. Сломанный карабин болтался на навороченном ошейнике. Что его убило? Не знаю.
Мы выкопали для него яму в углу двора под ивами, я закрыла непотухшие глазки Мергешки своим платком.
Следующей весной над ним взошла крохотная колючая ёлочка.
Всю свою жизнь Мерген жил наперекор судьбе, отличаясь от всех, не приспосабливаясь к требованиям окружающего мира. Выбракованный сразу после рождения, он избежал утопления, только потому, что мне понадобился сторож. Собаки не признали его своим, чувствуя в нём чужую волчью кровь. Люди его боялись, и свободолюбивая бунтарская душа вынуждена была сидеть на цепи, привязанная к одному месту. Смог бы он выжить в лесу? Сомневаюсь, волки его бы не приняли.
Как всё-таки страшно и больно быть другим, отличающимся от всех; тянуться к обществу, которое тебя не принимает и не понимает, и с готовностью уничтожит тебя при первой же возможности. И важно ли, кто ты: полуволк или …?
Медвежьи истории
Амга
В 1973 году нас, второкурсниц матфака, отправили работать в Амгинский район на сенокос. Лето, июль, и это тогда называлось практикой. В поселке Бетюн нас распределили по бригадам, посадили на тракторные прицепы и отправили на участки. Мы, три подружки Галя, Света и я, попали в живописное место за тридцать километров от поселка: горы, роскошный лес, просторные луга, чистые озёра… Название местности я уже не помню, но звучало оно тоже очень красиво, музыкально, как соловьиная трель.
Стан бригады стоял на огромной поляне на склоне горы. Это был небольшой деревянный дом, в котором каким-то непонятным образом умещались семь местных мужичков-косарей, тракторист, который привёз нас, пять подростков-коногонов и повариха с четырьмя малолетними детьми. Рядом стояли небольшие хозяйственные постройки, и всё это было обнесено совершенно символическим забором.
Мы протряслись в тракторном прицепе все тридцать километров бездорожья и вывалились на поляну в абсолютно разобранном состоянии. А так как нам было по восемнадцать лет, и мы были вполне себе модные девочки в светлых брючках, ярких косынках, при стильных очках, с cумочками, полными косметики, и с магнитофоном на батарейках, то можно представить себе, в какое шоковое состояние впала трудовая бригада, узрев этих обессиленных райских птиц, по странной прихоти начальства закинутых в глухую тайгу.
Мы долго сидели на мешках, пока бригадир решал, что делать с этой городской напастью, куда её приткнуть, и чем её кормить. Наконец, вытащили откуда-то огромную белую полотняную пaлатку, долго ставили её около домика. Местный народ с опаской посматривал в нашу сторону, никто не подходил. Самыми храбрыми оказались дети поварихи, они передали нам приказ нашего нового начальства перебираться в пaлатку и устраиваться, показали, откуда взять сено для постели, и они же позвали на ужин.
С утра мы вышли на работу, и постепенно к нам привыкли. Мы оказались не такими уж городскими фифами, и с граблями, к удивлению местных, управлялись вполне сносно.
С пацанами сдружились на почве магнитофонной музыки, подкидного дурака и верховой езды на рабочих лошадках.
Через пару дней бригадир нас даже зауважал за ударную работу и некапризность и, выезжая в поселок, стал принимать заказы на конфеты и компоты.
И совсем уж дрогнули сердца суровых сенокосчиков, когда Светка во время обеденного перерыва залезла в трактор ДТ и при всех очень смешно спародировала оригинальную манеру весьма харизматичного тракториста Ньукуса дергать за рычаги. Оо, были даже аплодисменты!
Где-то в середине нашей практики к нам наведался нежданный гость.
Ночью в пaлаткe крепко спать можно было только с большого устатку. На поляне паслись кони, за ограду они не заходили, но их шумные вздохи в ночном воздухе казались очень близкими. Три собачонки вообще не соблюдали режим тишины и могли разтявкаться в любое время и по любому поводу. К тому же ночи в Якутии в июле ещё светлые. Так что, когда вдруг настала неожиданная тишина, мы резко проснулись.
Было тихо, очень тихо. Какое-то время не слышно было даже дыхания лошадей. Потом вдруг топот копыт: весь табунчик наших рабочих лошадок, всхрапывая, ускакал вниз к озеру.
Кто-то подошёл к ограждению и скинул жердь со столбика. Светка пискнула и зарылась с головой в одеяло. Мы замерли. Этот кто-то направился к яме с выброшенными консервными банками, повозился там, недовольно хрюкнул и двинулся к пaлаткe. Мы с Галей сидели лицом к полотняной стенке, и на этой стенке четко проявилась большая бесформенная тень. От дыхания зверюги ткань слегка колыхалась, ОН, ЧТО, ПРИНЮХИВАЕТСЯ?! Мы забыли, как дышать.
В доме неожиданно заплакал ребёнок, кто-то встал, грохнула дверь. Тень со стенки пaлатки бесшумно исчезла, хрустнул сучок уже за пределами ограждения. Мы выскочили наружу. Поляна была окутана туманом.
Из-под крыльца, смущённо виляя хвостами, вылезли все три шавки. Позорные твари!
Утром мужики посмотрели следы. Действительно, приходил медведь. Вот мужикам было удовольствие на все оставшиеся нам рабочие дни фантазировать на тему о том, как медведь приходил невесту выбирать, да испугался городских студенток и дёру дал.
Туойдаах
В 70-80 годах я работала в Сунтаре в школе №1. Будучи воспитанной в лучших традициях строящегося коммунизма я каждое лето выезжала со старшеклассниками в лагеря труда и отдыха, в которых мы трудились во славу родного совхоза на полях, на фермах и на сенокосах. Планы нам райкомовское начальство ставило, невзирая на нежный возраст трудящихся, и с удовольствием бы организовывало лагеря труда без отдыха, но мы как-то умудрялись проводить лето так, что и планы выполнялись, и ребятам было интересно. Ребята давно уже выросли и не дадут соврать: воспоминания о детстве и юности в таких ЛТО у них самые что ни на есть ностальгические, весёлые, радостные. Кстати, дети самих начальников очень даже активно участвовали в ЛТО. Но это всё присказка.
А история вот она: Однажды ЛТО решили открыть в таёжном посёлке Туойдах. Добираться туда было сложно. Во-первых, надо было на лодке пересечь реку Вилюй. Потом пройти по берегу вверх по течению примерно десять километров. А потом выйти на зимник, по которому летом мог пройти только гусеничный трактор. По этому зимнику длиной тоже около десяти километров можно было добраться до посёлка. Туда нас вместе с имуществом лагеря завезли на тракторных санях. А вот потом, если появлялась необходимость попасть в Сунтар, то все путешествие нужно было проделывать пешком, так как трактор нам никто не давал.
Сенокосные угодья были на другой стороне цепочки озёр. Озёра соединялись между собой узкими и мелкими протоками. Так что каждое утро с песнями переходили вброд протоку, вечером возвращались, заодно и искупаться можно было.
Начальником ЛТО был Тимофеев Александр Митрофанович – учитель физкультуры. Я работала воспитателем. Медика в нашем ЛТО не полагалось. А в посёлке фельдшерский пункт почему-то отсутствовал вообще. Так, что когда у одного нашего мальчика появилась странная сыпь, пришлось мне собирать болезного и шагать с ним в Сунтар. Весело прошагали все 20 км, попрыгали и покричали на берегу, чтобы нашёлся доброхот на лодке и перевёз нас на другой берег. Довела мальчика до дому, сдала родителям с наказом отвести к врачу. На другой день с утра мне нужно было возвращаться в Туойдах.
С лодкой долго не везло. Перевезли на другой берег уже после обеда. Иду по лесу, поспешаю. Хочется успеть до вечера. Навстречу на лошади едет какой-то мужичок. Проехал, а я иду дальше прямо по следам копыт.
И вот через пару сотен метров, не больше, вижу, что на следах копыт чётко отпечатались следы медведя. То есть он идёт где-то совсем близко передо мной и в том же направлении.
Не помню, сколько времени я просидела на месте, боясь двинуться дальше. Потом решилась, шла медленно, было страшно. Не доходя пары километров до посёлка, мишка свернул с дороги вправо к озёрам. Беспрерывно оглядываясь, я добежала до лагеря
Ребята уже готовили ужин. Но, оказалось, что с того берега ещё не пришли четыре девчонки: мальчики сказали, что наши активистки, комсомолки и просто красавицы Соня, Тоня, Лена, Маша (все из глубоко интеллигентских семей) решили закончить сгребать сено с крайнего участка, чтобы назавтра туда не возвращаться, а сразу перейти на другое место.
В мгновение ока Митрофаныч влетел в болотные сапоги и с ружьем в руках кинулся к протоке.
Слава богу, девчонки уже шли навстречу, грабли на плечах, белые платочки, с песней из старого кинофильма… . Артистки! Спрашиваем их, не заметили ли чего необычного? Соня рафинированно пожимает плечиками: «Да всё как всегда, разве что когда уходили, в кустах кто-то ревел, бык заблудился, наверное».
Таас Туус
В 1990 году мы открыли первый математический лагерь в посёлке Кемпендяй. Заканчивали сезон походом на гору Таас Туус с ночёвкой в тайге в охотничьей избушке. От Кемпендяя до Таас Тууса 32 километра, сама гора уникальна тем, что в ней есть выходы каменной соли в виде живописных скал. В скалах невероятно красивая пещера, а с высоты самой горы открываются такие виды, что дух захватывает!
И вот мы с детьми (с 7 по 10 кл.) героически прошли по тайге 30 с лишним километров. Осталось совсем немного, перейти вброд речку, по берегу речки пройти до начала подъема на гору, потом подняться по довольно крутой тропе в густом лиственном лесу, а там выход из леса и прямо к небу, к простору, к облакам… Красота!
Подходим к броду, самые быстрые уже разуваются. Аккуратно переходим речку, и тут вдруг остановка и всеобщее молчание. Та-ак, что случилось?
Мне молча показывают на следы на песке. Медведи. Один большой, другой маленький. Рыбу что ли на броде ловили? Видимо наш галдёж услышали и ушли. Если ушли, то хорошо. Их уже точно никому не догнать. А если не ушли? Если сидят за деревьями, глядят на нас и облизываются? Назад поворачивать? Не дойдя до цели совсем немного? А толку?
Никто не говорит ни слова, все ждут моего решения. Мысли в моей голове скачут галопом, похлеще газмановского эскадрона. Язык сам собой, без всякой связи с мозгом неожиданно выдаёт: «Это лоси, идём дальше». Какие, к чёрту, лоси? Глаза же у всех на месте! Но никто, ни один человек, не спорит. Идём дальше, держимся вместе, проходим оставшийся путь. Всё! Мы на горе.
Впечатления от Таас Тууса перекрывают инцидент со следами на песке, потом весёлая ночёвка в избушке у озера, волшебные предутренние туманы на самом озере, отдых, дорога назад в Кемпендяй.
Через день просим ребят нарисовать самое памятное происшествие во время лагерного сезона. Рисунков много и на разные темы, ведь интересных мероприятий, весёлых игр и забавных приключений в лагере было очень много, все рисунки были подписаны авторами.
Но был один анонимный. На нём речка, песок, следы… Следы большие и маленькие. С ярко выделенными когтями. И надпись печатными буквами: "ЭТО НЕ ЛОСЬ".
Мой первый урок
( Ко Дню Учителя)
Мама была учительницей в первом классе. А я была студенткой матфака, приехавшей на каникулы после зимней сессии. Так как маме необходимо было посетить открытый урок у коллеги, то она и попросила меня, как будущую коллегу, заменить её на уроке рисования. Всё было просто, как мешок картошки: надо было дать детям тему для рисования и проследить, чтобы в классе были тишина и порядок, а потом в конце урока всем поставить хорошие отметки.
Первоклашки смотрели на меня ясными и чистыми глазами. Мама представила меня детям и ушла на открытый урок. Мы остались один на один.
Я объявила тему рисования. На дворе был февраль, и тема была самая актуальная: «Наша доблестная армия». Тут же Вадик, сидящий на последней парте, спросил: «А про что мы будем рисовать?» Я дала самые подробные разъяснения. Он кивнул, но сразу за ним Наташа со второй парты задала тот же вопрос. Затем это же спросили ещё пять учеников.
Я повернулась к доске, чтобы записать тему крупными буквами. Это было моей большой ошибкой. Теперь-то я хорошо знаю, почему цирковые дрессировщики никогда не поворачиваются спиной к своим хищникам. И у детей, и у животных есть такая интересная особенность: когда человек поворачивается к ним спиной, они перестают его воспринимать, как авторитет. Чтобы держать класс малышей в сфере своего влияния, надо видеть их всех сразу. Весь класс целиком и каждого лично. По крайней мере, хотя бы первое время.
Не успела я дописать на доске второе слово, как сзади раздался грохот, и за ним – оглушительный рёв. Это Андрей, сидевший в одиночестве в середине третьего ряда, умудрился не просто свалиться с парты, раскидав свои принадлежности для рисования, но и опрокинуть парту на себя. А кто помнит древние школьные парты, сколоченные из толстых досок и покрытые многолетними слоями краски, тот сразу вспомнит их тяжкий вес. Я кинулась вытаскивать Андрея из-под парты и не сразу поняла, что ревел не он. Он-то, как раз, улыбался.
Очумело крутанув головой, обнаружила источник крика. Невероятными возможностями голосовых связок, как оказалось, обладало крохотное изящное существо с бантиками – Ира. На несколько минут я потеряла всякий контроль над классом, пытаясь выведать у будущей солистки оперы причину её горя. Наконец, с помощью её соседа по парте – серьёзного крепыша Вити – выяснилось: в момент полёта Андрей нечаянно прихватил с собой Ирин альбом, который теперь из-за помятых листов так жестоко не устраивал свою хозяйку.
Пока я занималась Ириным горем, на первом ряду начались бои местного значения между Гошей и Колей. Чего они между собой не поделили, выяснить так и не удалось. Детишки сказали, что «они всегда такие, ещё с садика». Пришлось развести их по разным концам класса. Гошу посадила за учительский стол, сунула ему в руки альбом и карандаши. Колю пересадила к Андрею. Невзирая на разницу в весовых категориях, Коля тут же начал показывать кулаки превосходившему его в размерах вдвое соседу. Срочно поменяла боевых цыплят Гошу и Колю местами, пока и там не началась войнушка. Долго разбирались с принадлежностями карандашей их хозяевам.
Успокоила эту боевую парочку, обнаружила поток тихих слёз в самом центре класса. Эмма, опустив голову, рвала в клочки свой рисунок с парадом будённовцев. Оказывается, её сосед по парте шкодливый Женя дорисовал к каждой лошадке Эмминой кавалерии какашки, сыплющиеся из-под хвостов. Подруги тихой Эммочки Нина и Галя, пока я занималась её утешением, орали на шкоду не хуже базарных торговок и пытались вырвать у него его собственный рисунок с танками и самолётами, планируя в отместку нарисовать на нём такие же какашки.
Дети подсматривали в чужие альбомы, ябедничали друг на друга, баловались, смеялись, шумели…
На ползающего между партами Максима у меня уже не хватало сил. Как мама справляется с этими детишками?!
Наконец, прозвенел звонок. Как выяснилось, открытый урок шёл за стенкой, наш шум немного мешал этому мероприятию, но завуч несколько раз подходила к двери нашего класса, тихонько заглядывала и уходила.
К моему безмерно огромному удивлению, она потом похвалила меня в разговоре с моей мамой, сказав, что я очень даже неплохо справлялась. Главное, что все живы и здоровы, и даже выполнили задание.
Когда мне снова пришлось заменить урок в этом классе, у меня действительно всё получилось. Спасибо мудрой Фаине Павловне – нашему завучу, ведь знала, как надо вдохновить начинающего коллегу.