Методическая разработка внеклассного мероприятия
методическая разработка

МБОУ «Излучинская ОСШУИОП №1»

Методическая разработка

внеклассного мероприятия

«Уроки милосердия Блокадной книги»

(по произведению А.Адамовича и Д.Гранина «Блокадная книга»)

Разработала:

учитель русского языка и литературы

 МБОУ «Излучинская ОСШУИОП №1»

Доброжан А.А.

Излучинск 2019

Сценарий

Внеклассное мероприятие по литературе посвящено столетию со дня рождения Даниила Александровича Гранина, советского и российского писателя, коносценариста, общественного деятеля, ветерана Великой Отечественной войны.

Учитывая выдающийся вклад Д.А. Гранина в отечественную культуру и в связи с исполняющимся в 2019 году столетием со дня его рождения, указом президента 2019 год в России объявлен Годом Даниила Гранина (настоящая фамилия Герман).  

В ходе внеклассного мероприятия, рассчитанного на целевую аудиторию 6-11 классы, обучающиеся 6-10 классов показали  театрализованное представление, поставленное по сценарию на основе поизведения А.Адамовича и Д.Гранина «Блокадная книга».

Цели :формировать у обучающихся способность формулировать нравственные суждения; расширить знания школьников о милосердии, доброте и их роли в жизни человека.

Задачи:  побудить к проявлению чуткости к сверстникам и взрослым.

Форма проведения: внеклассное мероприятие

Оборудование, сопровождение: мультимедийный проектор, компьютерная презентация   «Уроки милосердия  Блокадной книги».

В презентации видеосинхроны (СНХ) чередуются со статичными слайдами, на фоне которых актеры декламируют отрывки из «Блокадной книги». Декламации сопровождаются различными вариациями отрывков мелодии Е.Птичкина последней песни А.Герман «Эхо любви».

Сцена представляет собой декорацию заснеженного парка, в котором перед зрителями оживают голоса героев «Блокадной книги».  Актеры одеты в строгие черные костюмы,  во время декламации они  совершают минимум движений, все эмоции передают интонационно. Актеры каждой пары выходя по одному из разных кулис , уходят  со сцены через зал, юноши идут первыми,  помогают девушкам спускаться по ступеням лестницы.

В заснеженном парке появляетс одинокий Прохожий, он проходит мимо афиши «Блокадная книга» (слайд), останавливается, вздыхает.  В это же время появляется молодая пара, они подходят к афише, останавливаются.

Юноша: Опять про блокаду! Показывать больше нечего. Придумали себе героев. Те кто, воевал – вот настоящие герои!

Девушка: Подумаешь, человек в день не съел сто двадцать пять или сто пятьдесят граммов хлеба, да я  могу неделю не есть хлеба и отлично себя чувствую.

Прохожий :  То, что они сыты и благополучны , конечно, хорошо, но то, что эти ребята, кажется, «моральные дистрофики» - это хуже. Им нужно терпеливо объяснить, пробудить их фантазию, чтобы они осознали мужество и высоту подвига ленинградцев.

Молодые люди спускаются в зал и садятся в первом ряду, Прохожий уходит за кулисы.

СНХ 1: « Гранин. Начали писать»

(Юноша) У этой правды есть адреса, номера телефонов, фамилии, имена. Она живет в ленинградских квартирах, часто с множеством дверных звонков— надо только нажать нужную кнопку,... Ленинградские дома, квартиры блокадников... Вообразите себе солдата, который живет сегодняшним мирным бытом, но окружен теми же стенами, предметами, как бы все в той же землянке, в том же окопе...

СНХ 2: «Завтрашние мертвецы»

(Девушка)  «Хуже всего — это голод. Это страшнее всего. Наш завод каждый день обстреливался. Но мы не шли в бомбоубежище: совершенно перестали этого бояться. Первое, что мы делали, это хватали кусок хлеба и запихивали в рот; не дай бог, если тебя убьют, а он останется! А потом ты в ужасе: ты все съела, а бомбежка кончилась! У меня все мысли были направлены только на еду. Это было совершенное помешательство. Я  уже не могла донести паек из магазина до дома: если там был сырой горох, я его съедала на улице... У меня вид был ужасный. Я очень сильно отекла. Я была невероятно худа: при моем росте у меня был вес сорок два килограмма. Ноги были как тумбы, вот такое опухшее лицо, глаза — щелки. Ужасный вид был...»

СНХ3:  «Становилось все труднее»

 (Юноша) Я жег книжки  собственноручно, причем  старался их как-то отбирать, сначала что похуже... Потом спалили сначала, по-моему, немецких классиков. Потом уже Шекспира я спалил. Пушкина я спалил. ...Жгли мебель. Был такой гардероб старорежимный, знаете, с двумя ящиками внизу. Топили им двадцать дней. Отец был человек пунктуальный, он решил посмотреть, на сколько его хватит? Заметил. Двадцать дней топили шкафом».

(Девушка) «Мы перестали ходить в бомбоубежище, потому что у нас  сил не было. И как тревога, мы просто ложились и закрывались. Из квартиры все уехали. Квартира была коммунальная. Там четыре комнаты было. Мы перебрались в самую маленькую комнатку. А во всех остальных комнатах мы потихонечку выламывали пол.  И мы жгли. ... Небольшая «буржуечка» у нас была. Мы так мелко-мелко резали хлеб долечками маленькими и на ней сушили, просто прилепляли. Хлебто был клейкий такой. Эти сухарики и жевали.  Хлеб водянистый, а есть его было лучше сухим, потому что так дольше сохранялся вкус хлеба...»

СНХ4 :  «Блокадный хлеб»

 (Девушка) «Мне очень хотелось жить.  И у меня тогда была мечта: «Мама! Неужели мы доживем до того времени, когда в булочной будут полные полки хлеба?!» Мне не верилось, что такое будет время. Я не мечтала о каких-то булочках, хотя бы только хлеба были полные полки. И я говорила: «Какие же мы будем счастливые, когда мы доживем до этого!» Я дожила до этого времени, увидела полные полки хлеба... Но до сих пор мы сушим сухарики, не выбрасываем хлеб.  Я говорила, что мы будем очень богато жить, когда у нас будет вдоволь хлеба и соли (ведь и соли тогда не было), будем пить кипяток с солью и хлебом!»

СНХ5:  «Цена  хлеба»

(Девушка ) «Вы же знаете, что за килограмм хлеба можно было золотые часы купить. ...И цинга у нас тогда былы жуткая, потому что сами понимаете, что сто двадцать пять граммов хлеба, которые мы имели, это был не хлеб. Если бы вы видели этот кусок хлеба! В музее он уже высох и лежит как что-то нарочно сделанное. А вот тогда его брали в руку, с него текла вода, и он был как глина. И вот такой хлеб — детям... У меня, правда, дети не были приучены просить, но ведь глаза-то просили. Видеть эти глаза! Просто, знаете, это не передать...»

СНХ6:  «Почему вы выжили при такой норме?»

(Девушка1)«Мне было тогда шестнадцать лет. Я брала карточки, ходила в очередь, чтобы взять на всех хлеб, каждому отдельно. Я себя ловила на мысли: хоть бы маленький довесочек дали. Когда давали, я иногда от их порций довесочек съедала. Потом приходила, отдавала каждому его порцию. А эта крошечка мне как бы за работу. Иногда стоишь, стоишь —и ничего нет, потому что хлеба не было. Когда я приносила хлеба, они лежали на диванах, на кроватях в этой комнате. Были какието тулупы; все в валенках, под ватными одеялами. Все лежали. Коптилка стояла, горело какое-то масло, мерцало. И «буржуйка» стояла. Рядом с «буржуйкой» ведро с водой, которая к ночи замерзала до дна. А потом вставали и топориком откалывали кусочки льда, чтобы вскипятить воду. По очереди вставали. Пили бурду.

(Юноша) Конечно воды не было.  Из Невы можно было доставать воду, но получались такие большие ледяные горы. Потому что когда ведра наполняли, то воду проливали, она скатывалась, лед нарастал, нарастал и на метра два-три поднимался от земли. Потом забраться туда было целым событием. Воду я носил. Заберешься (я был в ботинках солдатских), а как обратно? С ведрами? Ну, иногда сядешь на горку и скатишься ничего, а иногда грохнешься. И опять проливаешь. И гора эта растет без конца.

СНХ7: «Задача остаться людьми»

 (Девушка1) «В  одну ночь я почувствовала — умираю. ... Но поскольку я верующая, стала на колени в темноте ночью и говорю: «Господи! Пошли мне, чтобы я до утра дожила, чтобы ребенок меня не увидел мертвую». Я пошла на кухню. Откуда силы взялись — отодвинула столы. И за столом нахожу бумагу из-под масла сливочного, валяется там ёще три горошины и шелуха от картошки. Я с такой жадностью это поднимаю: это оставлю, я завтра суп сварю. А бумагу себе запихиваю в рот. И мне кажется, что из-за этой бумаги я дожила до шести часов утра. В шесть часов утра мы побежали за хлебом. Прихожу я в булочную и смотрю — там дерутся. Боже мой! Что же это дерутся? Говорят: бьют парня, который у кого-то отнял хлеб. Я, знаете, тоже начинаю его толкать — как же так ты, мы три дня хлеба не получали! И вы представляете себе, не знаю как, но его хлеб попадает мне в руку, я кладу в рот — чудеса — и продолжаю того парня тискать. А потом говорю себе: «Господи! Что же я делаю? Хлеб-то уже у меня во рту?!» Я отошла и ушла из булочной. Я потом пришла за хлебом, получила хлеб. Мне стало стыдно, я опомнилась. Пришла домой и простить себе не могу...»

(Девушка 2)«...Это было в начале января. Приходит на квартиру ко мне мой школьный приятель Толя — лицо серо-зеленое такое. Глаза совсем вытаращенные, и говорит: «У тебя не сохранился твой кот?» А у нас кот был. Я говорю: «Ну что ты! А что?»—«А мы хотели бы его съесть!» Мама и бабушка у него лежали. И вот он ушел. Он был такой ужасный, такой грязный, тощий. Я через неделю-другую пошла к нему .  Он жил в комнате в коммунальной квартире. Я захожу к нему в комнату. Темно. И они все трое лежат мертвые: бабушка, мать и он. В комнате страшная грязища. Холод. «Буржуйку» топить, видно, сил не было. И все умерли. Мне было страшно»  

(Девушка 1) «Съели всех кошек, съели всех собак, какие были. Умирали сначала мужчины, потому что мужчины мускулистые и у них мало жира. У женщин, маленьких даже, жировой подкладки больше. Но и женщины тоже умирали, хотя они все-таки были более стойкими. Люди превращались в каких-то, знаете ли, стариков, потому что уничтожался жировой слой, и, значит, все мышцы были видны и сосуды тоже. И все такие дряблые-дряблые были. Эти страшные лица, эти неподвижные глаза, с обтянутыми носами, при отсутствии мимики...»

  СНХ8: «Алиментарная дистрофия»

(Девушка 1) Алиментарная, третьей степени, дистрофия — это не только скелет без мышц (даже сидеть человеку больно), это и пожираемый желудком мозг...»

СНХ9:  «Зловещие истории»

(Девушка  с куклой)«...Я глубоко убеждена, кто был порядочный, тот и остался порядочным. Кто был непорядочный, в том, безусловно, все черты человеческие, отрицательные, они, наверно, развивались. Все раскрывалось. И вот это было счастье общаться с прекрасными людьми...»

«Я никогда не забуду, что видела на Кировском заводе. Подростки, мальчики по двенадцать-тринадцать лет, девочки по четырнадцать лет стоят у станков и работают. ... Рассказывали, что одна девочка, работая на станке, еще играла в куклы... Это неправда!... О какой игре в куклы можно говорить, когда она недоедала, недопивала, когда знала, что нужно деталь сделать. Она куклу брала, чтобы сохранить; дом может разрушиться, а эта ее дорогая вещь сохранится."  

(Юноша) «Продукты с базы возила на санках одна взрослая женщина-экспедитор. Она всегда брала с собою двух мальчиков лет по четырнадцать. Вот наступила моя очередь. База находилась за Нарвскими воротами. Туда и обратно мы шли пешком. Туда налегке, обратно схватившись за веревку санок. Один из нас всегда шел сзади наблюдающим. На одном из ухабов сани накренились, и соевые конфеты рассыпались из коробки на снег. Вокруг нас моментально образовалось тесное кольцо из проходивших мимо пешеходов. Экспедитор замахала руками, заохала, из ее крика поняли, что конфеты везут в детский дом, да и мы, два заморыша, были хорошей иллюстрацией. Народ толпился вокруг нас, растопырив в стороны руки, глаза горели, но никто не наклонился. Мы собрали все конфеты в коробку, подобрали кульки, поправили сани и двинулись дальше. Люди еще долго провожали нас глазами»

(перед  тем, как спуститься со сцены, актриса сажает куклу на скамью)

СНХ 10:  «Духовность города»

(Юноша)  «Эрмитаж вывез миллион сто семнадцать тысяч предметов...Какой вид имели залы? — Пустые рамы! Все рамы оставить на месте. Благодаря этому Эрмитаж восстановил свою экспозицию через восемнадцать дней после возвращения картин из эвакуации! А в войну они так и висели, пустые глазницы-рамы, по которым  провели  несколько экскурсий. По пустым рамам. ...

Можно представить себе, как это было — промороженные за зиму стены Эрмитажа, которые покрылись инеем сверху донизу, шаги, гулко разносившиеся по пустым залам... Считается, что словом нельзя передать живопись. Оно так, однако в той блокадной жизни слово воссоздавало картины с такой изобразительной силою, что они навсегда врезались в память... Это была удивительная экскурсия. И пустые рамы, оказывается, впечатляют».

СНХ11 : «Спасители»

(Юноша) «Спасались, спасая. И если даже умерли, то на своем последнем пути кого-то подняли. А выжили — так потому, что кому-то нужны были больше даже, нежели самому себе... В конце ноября мы потеряли хлебные карточки, запасов у нас никаких не было, потеря эта для нас могла оказаться роковой. В соседней квартире жила семья Иваненко. Кроме четверых взрослых там еще застряла семья невестки из Луги с тремя детьми. Валентина Ильинична Иваненко... принесла нам стакан риса. Сейчас невозможно представить, что это тогда значило. А ведь у нее самой было 8 голодных ртов. Мне это вовек не забыть».

 (Девушка2)«Я уже получала рабочую карточку. И все равно я продала все, что могла, на рынке. Зарплата у меня была приличная по тому времени, я все-таки врач. И я ведь все только для себя. Детей-то увезли. И все равно я умирала, лежала и не могла встать.  Меня тогда спасла соседка. Мы жили в одной квартире. Она забрала меня к себе. Ее дочери было лет шесть, наверное. Однажды дочь оставила ей кусочек хлеба — не съела сама. Мамочку она любила. И вот моя соседка этот кусочек долго не ела, хранила. Потом все-таки съела».

СНХ 12: «Кровь матери»

(Девушка) «... Я выхожу со двора своего и вижу — около калитки, совсем прижавшись, сидит мальчик. Мне показалось, что ему лет шесть. Я спрашиваю: «Что ты здесь делаешь?» Он говорит: «А я пришел сюда умирать».—«Умирать? Ты смотри, какой ты,—раз ты смог сюда прийти, ты не умираешь! И где ты живешь?»—«Я живу на Мойке. У нас очень темный двор и квартира очень темная. А здесь вон как светло. (Это на Дворцовой площади.) Я пришел сюда умирать». Ну, я со своими девочками взяла его к себе в архив. Мы его напоили теплой водой, какие-то корочки ему дали. И клею столярного. И он нам сказал: «Если я останусь жив, я всегда буду есть этот клей.  Я его спросила: «Ну почему ты пришел сюда? У тебя никого не осталось?» Он сказал: «А разве ты не понимаешь? Если бы у меня кто-нибудь остался, я не пришел бы».

СНХ 13:  « Сокральное пространство»

(на экране вновь афиша «Блокадная книга», все актры через сцену спускаются в зал и выстраиваются перед сценой. Они стоят навытяжку,  смотрят вперед. Последним выходит  Прохожий)

Прохожий:  Мы завершили свою работу  с тем же неотступным вопросом: зачем, ради чего оживили мы этих давно ушедших людей, их давние муки и боль? Мы много раз отвечали себе на этот вопрос и до конца все же не знали ответа, но в одном мы утвердились: это надо было сделать. Все это было, и живущие люди должны об этом знать...

Произнося свою реплику, он берет со скамьи куклу, спускается в зал и на последних словах отдает куклу девушке из пары, с которой началось представление. Она берет куклу и вместе с молодым человеком и Прохожим встает в ряды «блокадников»...

СНХ 14:  «Помните»