Социально-педагогическая работа в сфере профилактики социального сиротства и семейного неблагополучия
консультация

Социально-педагогическая работа

в сфере профилактики социального сиротства и семейного неблагополучия

        1. Негативное влияние социального сиротства на развитие личности ребенка (Л.Л. Васильева, 2014).

        2. Учёт факторов риска социального сиротства в работе социального педагога (А.К. Лукина, М.А. Волкова, 2016).

        3. Социальное отчуждение и онтогенез личности (Б.Н. Алмазов, «Психология социального отчуждения», © Алмазов Б.Н., 2009).

        1. Негативное влияние социального сиротства на развитие личности ребенка (Л.Л. Васильева, 2014).

        Социальным сиротой называют ребенка, который имеет биологических родителей, но они по каким-то причинам не занимаются его воспитанием и не заботятся о нем (Васильева Л.Л., 2014). Необходимо обратить внимание, что к данной группе относятся и дети, родители которых юридически не лишены родительских прав, но фактически не заботятся о них. Также дети относятся к группе социального сиротства, когда их основные материальные, эмоциональные, медицинские и образовательные потребности не находят удовлетворения, или когда дети подвергаются насилию из-за того, что их опекуны не способны или не желают обеспечивать адекватный уход за ними.

        По словам Т. Н. Черняевой, «в процессе формирования социального опыта ребенок априори должен сталкиваться с различными барьерами, трудностями, рисками, преодоление которых и позволяет ему осознавать социальную сущность окружающих его предметов, вещей и событий». Но риски, с которыми сталкиваются дети, оставшиеся без попечения родителей, зачастую слишком серьезны для несовершеннолетних и предстают в виде трудной жизненной ситуации, с которой справится не всякий взрослый.

        Многие дети, оставшиеся без попечения родителей, характеризуются отставанием в социализации — несвоевременным усвоением тех позитивных норм, образцов поведения, которые предписываются обществом для каждого этапа социализации. Отставание в социализации, не будучи антиобщественным, все же может со временем привести и часто приводит к усвоению личностью негативных норм или к бездумному подчинению воле антиобщественных элементов. Особенно остро это проявляется в подростковом возрасте, когда изначально ребенок находится в ситуации перехода от детства к взрослости. «Подобное состояние транзита само по себе создает ситуацию неопределенности, кроме того, отсутствие социального опыта, склонность к социальным инновациям, желание «попробовать в жизни все» еще более усиливают риски» (Тарасова Л.Е., 2012). Следует обратить внимание на то, что «оценка своего возможного складывается на основе уже достигнутого. Вместе с тем оценка своих возможностей и готовность к их реализации проявляются в характеристиках функциональной взаимосвязи регуляторных образований личности» (Бочарова Е.Е., 2011).

        Нарушения социализации у большого числа социальных сирот проявляются в процессе школьной адаптации. Пропуски занятий быстро приводят к пробелам в знаниях, отсутствие общих школьных интересов — к многочисленным конфликтам с одноклассниками и педагогами. «Испытывая неуспех в интеллектуальной деятельности и учебе, эти школьники в процессе эмоциональной десенсибилизации научаются не реагировать на объективные трудности во взаимодействиях с окружающей действительностью и компенсируют данные трудности положительными эмоциями, испытываемыми в процессе взаимодействий с более широкой внешкольной средой» (Григорьева М.В., 2009). Все это усугубляется невниманием родителей к проблемам ребенка, отсутствием поддержки с их стороны, а если специалисты общеобразовательной организации не смогут вовремя оказать квалифицированную помощь такому ребенку, то он с большой вероятностью приходит к социальной дезадаптации.

        2. Учёт факторов риска социального сиротства в работе социального педагога (А.К. Лукина, М.А. Волкова, 2016).

        Обострение проблемы социального сиротства в России в начале XXI в. обусловлено рядом обстоятельств (А.К. Лукина, М.А. Волкова, 2016). С одной стороны, разрушением основ семейной жизни, вызванных урбанизацией; изменением привычного уклада жизни; кризисом традиционной модели семьи; возрастанием родительской некомпетентности и безответственности. С другой стороны, не всегда оправданное внедрение международных стандартов в отношении защиты прав детей, в оценке состояния семьи и её способности к содержанию и воспитанию детей (ювенальная юстиция), требующих от родителей соблюдения высоких стандартов в создании условий для воспитания и развития детей, и объективная неготовность многих семей соответствовать этим стандартам.

        Важнейшая роль в профилактике социального сиротства принадлежит социальной педагогике, место и роль которой в решении различных социальных проблем в настоящее время обсуждается в мировом научном сообществе. В отличие от школьного учителя, социальный педагог свободен от необходимости прямого воздействия, опосредуя изменения клиента через изменения его среды и взгляда на решаемую ситуацию.

        Современный социальный педагог должен уметь работать в открытом социуме, во дворе, внутри подростково-молодёжных групп; в тех местах, которые являются притягательными для молодёжи и подростков. А также — в современном виртуальном пространстве, в социальных сетях, выполняя функции социального модератора, предупреждающего их негативное влияние, создавая социально позитивный контент общения современных подростков.

        Для российских реалий профилактики социального сиротства необходимо отметить межпоколенные разрывы и деформацию семейной роли вследствие огромных человеческих потерь в двух мировых войнах, потерю межпоколенного двора*, высокий риск формирования зависимостей. Очень важной социально-педагогической задачей является работа с родителями, лишёнными родительских прав или отказавшимися от собственного ребёнка.

        *Подробнее об этом см.: Александра Пиир. Для чего нужен двор? (Возрастные сообщества ленинградских дворов) (2009) - https://cyberleninka.ru/article/n/dlya-chego-nuzhen-dvor-vozrastnye-soobschestva-leningradskih-dvorov

        Среди наиболее актуальных проблем профилактики социального сиротства особенно выделяются: повышение психолого-педагогической грамотности родителей, профилактика жестокого отношения к ребёнку, работа с различными типами асоциальных семей, работа с семьями, находящимися в состоянии развода или после развода, с неполными семьями. Естественно не каждая из этих проблем может быть изучена в реальной практике, и тогда используются методы моделирования, проектирования, различные тренинги; большое внимание уделяется диагностике родительских внутрисемейных отношений и т.д.

        Факторы риска социального сиротства можно систематизировать следующим образом (Лыгина М.А., 2009).

        Макросоциальный уровень образуют общесистемные, или макрооциальные, факторы риска социального сиротства:

        1) социальные и экономические процессы, происходящие в регионе (бедность, безработица, социальная напряжённость, межнациональные и межрелигиозные конфликты, войны, природные и техногенные катастрофы);

        2) криминогенность обстановки в обществе в целом, в том числе уровень молодёжной и несовершеннолетней преступности;

        3) низкий уровень культуры, ценностей семьи и детства, широта распространения практик жестокого обращения родителей с детьми, распространённость алкоголизма и наркомании, непросвещенность в вопросах контрацепции и распространённость несовершеннолетней беременности;

        4) реклама алкоголя, пива, никотина, пропаганда жестокости и насилия в средствах массовой информации.

        Институциальные, или институциально-обусловленные факторы включают:

        1) нарушение функционирования социальных институтов, связанных с социализацией, воспитанием и обучением детей (семьи, школы, дошкольных и внешкольных учреждений, ПТУ и др.), в результате чего дети не осваивают целые пласты социальных отношений, необходимых для полноценного развития личности;

        2) низкое качество инфраструктуры социализации и социальной поддержки (недостатки в работе социальных педагогов школ, социальных работников, медицинских работников, социальных служб, комиссии по делам несовершеннолетних - поздняя выявляемость детей, попавших в трудную жизненную ситуацию, отсутствие либо низкий уровень работы учреждений и специалистов, осуществляющих профилактику и реабилитацию, не-скоординированность их действий, отсутствие оперативной системы получения информации от детей, находящихся в социально опасном положении, формирование программ профилактики без участия детей);

        3) факторы, связанные с сообществом - проживание в неблагополучном соседском окружении, дезорганизация сообщества, недостаток или отсутствие связей с соседями, особенно криминализация и наркотизация молодёжной среды (рост детского алкоголизма, токсикомания, распространение наркомании, ВИЧ, болезней ППП, рост тяжких преступлений, рост числа детей, вовлечённых в ранние сексуальные отношения, в экстремистские группировки и деструктивные секты).

        Микросоциальный, или индивидуальный, уровень образован следующими факторами:

        1) негативные особенности физического, психического, интеллектуального развития ребёнка, неудовлетворительное состояние его здоровья, специфические особенности его жизненного пути;

        2) низкая успеваемость в школе, агрессивное поведение, невыполнение школьных обязанностей, пропуски школьных занятий;

        3) гиперактивность и импульсивность, низкий интеллект и умственная отсталость, отчуждение и отсутствие социальных обязанностей, дружба со сверстниками, вовлечёнными в криминальную деятельность и употребляющими наркотики;

        4) современные экономические условия жизнедеятельности семьи; низкий доход, плохие жилищные условия, образовательный статус, культура семьи, эмоциональная, социальная незрелость, алкоголизм, наркомания, отклонения характера родителей, нарушения их физического и психического здоровья; медико-социальные проблемы (инвалидность, хронические заболевания членов семьи); социально-демографические факторы (неполная или многодетная семья, семья с повторным браком и сводными детьми, криминальное прошлое членов семьи);

        5) дисфункциональные детско-родительские отношения как фактор депривации: социально-психологические проблемы, связанные с деструктивными эмоционально-конфликтными отношениями между супругами, родителями и детьми; педагогическая несостоятельность родителей; слабый родительский контроль и слабая дисциплина, семейные конфликты; нарушение привязанности в детско-родительских отношениях со стороны взрослого (переживание ребёнком ненадёжности окружающего мира и собственной уязвимости); синдром депривации: депрессивные реакции, нарушения общения, речи, моторики.

        На основании проведённого обзора источников и анализа интервью с экспертами составим показатели социально-психологической характеристики семьи, испытывающей риск депривации ребёнка.

        Социально-демографические особенности семьи, история и структура семьи: отец или мать отбывает наказание в местах лишения свободы, криминальное прошлое семьи; смерть кормильца (не обязательно родитель, м. б. прародитель), смерть одного из родителей; рождение ребенка вне брака, повторный брак, сводные дети, развод или раздельное проживание родителей, один родитель, отец ребёнка бросил беременную будущую мать; многодетная семья; престарелые родители; дети из семей беженцев и вынужденных переселенцев, мигрантов, испытывающих трудности интеграции; дети или члены семьи, пережившие торговлю людьми и сексуальную эксплуатацию; пережившие вооружённые конфликты, войны, природные и техногенные катастрофы.

        Социально-экономический статус семьи: плохие жилищные условия либо полное их отсутствие; нерегулярные доходы, уровень доходов ниже прожиточного минимума; низкие возможности занятости родителей (безработные, живут за счёт не легализованной занятости, нерегулярных, сезонных заработков); низкий уровень образования родителей; роль социальной помощи в структуре доходов (родители живут за счёт социальных, в том числе детских пособий).

        Образ жизни и культура семьи, социально-психологические внутрисемейные отношения: жилищно-бытовые условия, состояние и уход за жилищем (пренебрежение санитарно-гигиеническими нормами, отсутствие у ребёнка места для занятий); способы проведения семейного досуга (аморальный и паразитический образ жизни, деформированные ценностные ориентации); характер внутрисемейных связей (разрушение внутрисемейных связей, отчуждение между родителями и детьми); нормы общения родителей и детей (отказ от исполнения родителями родительских ролей или неэффективное исполнение роли, слабый родительский контроль и слабая дисциплина, отсутствие заботы со стороны родителей, проявления жестокости и садизма, нормы и традиции преступной среды); деструктивные эмоционально-конфликтные отношения между супругами, родителями и детьми, жестокое обращение в семье, насилие над детьми (физическое, сексуальное, психическое), эмоциональная холодность, авторитарность, грубость.

        Сетевые ресурсы семьи: разреженность, слабость социальных связей (узость контактов, не позволяющих вырваться из замкнутого круга бедности и зависимостей, отсутствие взаимовыручки и поддержки); отсутствие поддержки со стороны близких людей (мужчины-партнёра, родителей женщины, родственников, подруг), государственных и общественных организаций; негативные особенности социального окружения - проживание в неблагополучном соседском окружении, дезорганизация сообщества, недостаток или отсутствие связей с соседями.

        Институциальные ресурсы: отсутствие или дисфункции социальных институтов, связанных с социализацией, воспитанием и обучением детей (школа, дошкольные и внешкольные учреждения, училища, учреждения культуры, общественные объединения, негосударственные организации); пробелы в профессиональной системе поддержки (доступность специалистов, профессионализм социальных работников, социальных педагогов, других работников образовательных учреждений, социальных служб, учреждений здравоохранения, инспекторов КДН, сотрудников МВД).

        Индивидуальные особенности родителей: возраст (несовершеннолетняя беременность, материнство в подростковом возрасте); низкий уровень социальной адаптированности родителей, эмоциональная, социальная незрелость, не развито чувство ответственности, педагогическая несостоятельность родителей; акцентуация характера родителей, нарушения их психического здоровья; стресс стигматизации как получателей социальной помощи; алкоголизм, наркомания родителей; нарушения физического здоровья, хронические заболевания, инвалидность родителей, ВИЧ; семья с родителем-инвалидом, в то время как второй родитель отсутствует или злоупотребляет алкоголем.

        Характеристика ситуации ребёнка: возраст, пол (в каждом возрасте и в зависимости от гендерных характеристик дети испытывают специфические риски депривации); состояние здоровья ребенка: нарушения психофизического развития, хронические (в т. ч. генетические) заболевания или инвалидность (включён ли ребёнок в систему реабилитации, получает ли ребёнок необходимое внимание, медицинскую помощь, заботу или образование, адекватные его потребностям), инфекции и заболевания ППП; специфические особенности жизненного пути ребенка (переживание насилия, свидетель насилия, дружба со сверстниками, вовлечёнными в криминальную деятельность и употребляющими наркотики); особенности психического, эмоционального, интеллектуального развития ребёнка (поведенческие проблемы, гиперактивность и импульсивность, низкий интеллект и умственная отсталость, суицидальные наклонности); особенности характера ребёнка (отчуждение и отсутствие социальных обязанностей, доминируют инфантилизм, социальная пассивность, завышенные запросы при отсутствии желания прилагать усилия для достижения целей); отношения в ближайшем социальном окружении (семья, учителя и сверстники в школе, сверстники в компаниях): ребёнок испытывает оскорбление и пренебрежение, травлю; ценностная система ребёнка: сформировались искажённые представления о модели семьи, жизненных ценностях, модели поведения; нарушение привязанности в детско-родительских отношениях со стороны взрослого (переживание ребёнком ненадёжности окружающего мира и собственной уязвимости); синдром депривации: депрессивные реакции, нарушения общения, речи, моторики; низкая успеваемость в школе, агрессивное поведение, невыполнение школьных обязанностей, пропуски школьных занятий, вовлечение в ранние сексуальные отношения, вовлечение в группировки, секты, побеги из дома, бродяжничество, попрошайничество.

        Подчеркнём, что чем больше факторов семейного неблагополучия действуют одновременно, тем более проблемной будет семья. Наибольший риск испытывают семьи, находящиеся в опасной ситуации по целому ряду критериев: бедность, неполный состав, физические или психические недостатки членов семьи, отсутствие комфортного психологического климата в семье.

        Выделяют следующие направления деятельности социального работника по профилактике и преодолению социального сиротства:

        - повышение роли семьи в профилактике социально-отклоняющегося поведения у детей (подготовка будущих родителей к семейной жизни, создание благоприятной нравственной обстановки в семье, недопущение насилия над ребёнком и др.);

        - повышение воспитательной роли образовательных учреждений в предупреждении и преодолении социального сиротства;

        - развитие целесообразного взаимодействия семьи и школы;

        - развитие внешкольной системы консультирования и помощи семье и детям в преодолении социального сиротства.

        3. Социальное отчуждение и онтогенез личности  (Борис Николаевич Алмазов, «Психология социального отчуждения», © Алмазов Б.Н., 2009).

        Социальное отчуждение и онтогенез личности.

        Детские и юношеские группы последовательно проходят стадии интеграции, аналогичные тем, которые проходили древние общества в ходеисторической эволюции. Д. Морено

        Весь жизненный путь, если взглянуть на него через призму отчуждения, распадается на три этапа. Детство, когда безраздельно доминирует потребность в отождествлении с реальным окружением

        Подростковый возраст, когда рождение личности дает о себе знать тотальным отчуждением. Выборочное отчуждение взрослого, который формирует социальную среду по своему образу и подобию (если может) или сильно переживает, если его вынуждают жить среди тех, кто ему не по вкусу Именно в такой последовательности социальные инстинкты формируют соответствующие потребности, когда условия воспитания тому не препятствуют

        Возраст тотального отождествления

        Первый этап взросления определяется стремлением к отождествлению себя с реальным социальным окружением. Он содержит четыре кризисных периода развития личности: младенческий, дошкольный, младший школьный, отроческий.

        В младенчестве (до 3-летнего возраста) полная неготовность к самостоятельной жизни заставляет жить в постоянном страхе от обилия информации. Присутствие взрослого человека, желательно матери, совершенно необходимо, чтобы «мир был другом, а не врагом». Это обусловливает постоянное эмпатийное стремление к непосредственному соприкосновению с объектом, забирающим на себя психическое напряжение. Угроза эмоционального отчуждения является мощным регулятором поведения и действенным инструментом воспитания. Чтобы избежать увеличения психологической дистанции с родителями, ребенок готов учиться говорить, пользоваться посудой, усваивать навыки самообслуживания.

        Законодатель уделяет особое внимание защите младенцев от дефицита родительского внимания, которое невозможно компенсировать даже в хорошо работающем детском учреждении*. И это неудивительно, так как именно сейчас закладывается эмоциональный фундамент личности — доверие к окружающим, активность познающей воли, коммуникабельность. Дети, испытавшие в младенчестве эмпатийную депривацию, в последующем инстинктивно стремятся обезопасить себя от незнакомого, а привычка жить в тревожном ожидании, заложенная сейчас, определяет во многом стиль поведения, где настороженность к непредсказуемому если и не доминирует, то постоянно присутствует.

        *«Руководители воспитательных учреждений, лечебных учреждений, учреждений социальной защиты и других аналогичных учреждений, в которых находятся дети, оставшиеся без попечения родителей, обязаны в семидневный срок со дня, когда им стало известно, что ребенок может быть передан на воспитание в семью, сообщить об этом в орган опеки и попечительства по месту нахождения данного учреждения. За неисполнение обязанностей, предусмотренных данным пунктом статьи, за предоставление заведомо недостоверных сведений, а также за иные действия, направленные на сокрытие ребенка от передачи на воспитание в семью, руководители учреждений, а также должностные лица органов исполнительной власти субъектов Российской Федерации и органов опеки и попечительства привлекаются к ответственности в порядке, установленном законом» (ст. 121 Семейного кодекса Российской Федерации).

        Законодатель, в том числе и советский, пытался обращаться к детям отроческого возраста как к зрелым людям (Постановление ЦИК и СНК 1935 г. установило возраст уголовной ответственности с 12-летнего возраста за особо тяжкие преступления), однако уже вскоре стало ясно, что вменять детям вину нереально, так что Верховный Совет РСФСР в 1941 г. вернулся к возрасту уголовной ответственности с четырнадцати лет. До этого возраста меры социального ограничения в связи с общественно опасным поведением должны носить воспитательный характер.

        После того, как предметное сознание освободит ребенка от абсолютной зависимости от реального окружения, присутствия матери становится недостаточно. В дошкольном возрасте человек начинает тянуться к группе сверстников и нуждаться в игре, организованной взрослым человеком. Изоляция воспринимается как наказание. Так что, будучи грамотно использована, аффилиативная потребность формирует навыки и привычки социальной дисциплины: подчиняться правилам, не обижать слабого, делиться имеющимся, соблюдать чистоту, слушаться старших и т. п. Заблокированная беспризорностью (предоставленные себе дети дошкольного возраста не играют, а живут) или насилием со стороны родителей, она становится источником чувств неприкаянности и озлобленности. Но бывает и так, что вызвать аффилиативную депривацию можно обыденнейшей нечуткостью взрослых к тому, что происходит между детьми в, казалось бы, вполне нормальной игре. Тот, кто не понимает действующих правил (не улавливает, что в этот момент думают другие), воспринимается как чужак и оказывается в психологической изоляции, даже если его не гонят и не бьют. Если организатор игры не замечает эту дистанцию, он обрекает ребенка на тягостное чувство одиночества.

        В семилетнем возрасте потребность быть членом общества переходит с эмоционального на когнитивный уровень. Теперь ребенку недостаточно чувствовать отождествление с окружающими, он хочет иметь официальное подтверждение своей принадлежности в системе социального устройства. «Быть как все» означает, что успехи коллектива можно считать своими достижениями, гордиться ими и из них формировать самооценку и притязания. Страх когнитивного диссонанса на несколько лет определяет мотивы послушания и прилежания. Разумный и умелый педагог старается обеспечить каждому ученику ситуацию успеха таким образом, чтобы, опираясь на сильные стороны индивидуальности, ребенок мог утверждаться в коллективе собственными усилиями. Неразумный, но умелый учитель формирует у детей привычку пребывать во власти, обращаясь не к разуму, а к чувству, поддерживая страх когнитивного диссонанса в постоянном напряжении. Неразумный и неумелый допускает сегрегацию по успеваемости и поведению, закладывая в фундамент личности ученика ощущение бессильного недоверия к общественному строю, чью волю в его глазах выражает педагог.

        Однако даже в лучших обстоятельствах дети неизбежно рассредоточиваются по «векторам развития». Обычная школа при всем разнообразии условий в том или ином учреждении готовит в личностном отношении более или менее однородное пополнение. Для детей с ограниченными возможностями в силу недостатка природных данных имеется программа коррекционного обучения, задача которой вызвать доверие к системе и коллективу, чьи ожидания и требования выше номинальных способностей. Частично жертвуя объемом знаний, реабилитационная школа формирует успех во внеклассной работе, дезавуируя ценности формальных показателей, заменяя их корпоративной гордостью за цели и задачи, в стремлении к которым имеющийся у ребенка дефицит данных не имеет решающего значения. Так что даже если к подростковому возрасту** и не удастся выровнять стартовые возможности со сверстниками, можно надеяться, что собственный выбор нравственных ценностей будет сделан в пользу общества.

        **Подросток (педагоги называют подростками отроков) превыше всего ценит достойное положение в коллективе. Можно было бы ожидать, что он сочтет для себя унизительным в одном случае придерживаться требований одной морали, одного кодекса чести, в другом — следовать требованиям другого. Но не тут-то было. Довольно-таки часто для него значимы не требования той или иной морали, сколько факт, от кого эти требования исходят. И если он является членом сразу двух коллективов, моральные требования которых не совпадают или даже прямо противоположны друг другу, это его нисколько не шокирует и он может вполне следовать двум моралям: в одном коллективе одной, а в другом — иной» (Краковский А. П. О подростках. М., 1970).

        Отроческий возраст (11-13 лет) позволяет выйти из-под гнета коллективистских интересов в более широкое социальное пространство. Пользуясь тем, что потребности «отдавать себе отчет в своих действих» еще нет, отроки, оставаясь по-детски безнравственными, могут активно набирать опыт, примеряя на себя социальные роли в трех основных сферах, где растет личность: в семье, коллективе, среде неформального общения. В предчувствии времени, когда образ собственного воображение насыщается образами — носителями нравственного опыта человечества.

        Пока же возраст «героических мечтаний» насыщен разного рода огорчениями. Получить достойную социальную роль непросто, так как детское отождествление себя с коллективом, позволявшее приписывать себе общие достижения, ослабевает. Сейчас нужны личные успехи, а их, как правило, недостает даже тем, кто рискует дерзить взрослым, хулиганить, или даже убегать из дома. Что же говорить об обычных детях?

        Каждый помнит, что в те годы ему приходилось как-то приноравливаться к неудачам, и у большинства из нас именно в отрочестве появилась та или иная компенсаторно-защитная установка, которая время от времени портит нам настроение и по сей день. И это понятно. «Герои» жадничают в своем воображении. Они освоили в общих чертах навыки адаптации к семье, среде и системе, но как бы по отдельности. Теперь же нужно представить себе картину в целом. Определить (по А. Адлеру) границы «самости в любви, работе и дружбе». Но быть удачливым во всех трех сферах трудно (да и не нужно, ранние победы тормозят развитие). Как правило, плюсы и минусы социального статуса в какой-то мере компенсируют друг друга, если брать во внимание одновременно все три сферы межличностных отношений, в которых формируется развивается и существует личность: коллектив, семья, группа неформального общения. Однако возможность маневра между ними в поисках подходящих ролей может отсутствовать как по внешним, так и по внутренним причинам.

        Тогда конфликт выходит за рамки отдельного поражения, о котором можно забыть, и человек превращается в типичного неудачника. Соотношение ролей определяет самооценку и при неблагоприятном стечении обстоятельств вызывает защитные реакции как у взрослых, так и у детей, с той разницей, которая вытекает из особенностей возрастной психологии. Далее мы предлагаем собственную концепцию появления и закрепления защитных психофизических механизмов в выборе социальных ролей, что нам дает право многолетнее сотрудничество с разными педагогическими коллективами, использовавшими предлагаемые на ее основе методы.

        В коллективе роли распределяются соответственно ведущим ценностям этого социального института: официальному статусу и личной компетентности в деле, для которого этот коллектив сформирован. Мы предлагаем семь ролей, по мере убывания перечисленных ценностей в статусе человека:

компетентный руководитель;

компетентный помощник;

 формальный помощник;

член коллектива, уважаемый за профессиональные качества, но не ценимый администрацией;

рядовой сотрудник, ценимый больше за человеческие, чем за профессиональные качества;

тот, кого терпят;

 бойкотируемый.

        В семье стержневыми ценностями выступают личная привязанность окружающих и степень доверия между членами семьи. По этим качествам и определяются значимость человека в семье и семьи для человека:

первая роль принадлежит тому, зависимость от которого члены семьи принимают с доверием и удовольствием;

тот, кто пользуется приязнью, но не лишен доли зависимости;

кто не испытывает проблем во взаимодействии с членами семьи, но не может твердо рассчитывать на привязанность с их стороны;

полагающийся, главным образом, на себя, но без враждебности;

занимающий одну из сторон конфликта, но не теряющий надежды на благополучный исход ситуации;

удерживаемый в семье силой внешних обстоятельств;

выталкиваемый.

        В группе неформального общения ценностью выступает возможность свободного волеизъявления.

За лидером, занимающим первую позицию, остальные следуют с энтузиазмом, ожидая от него распоряжений, в которых он ограничен только собственным выбором;

вторая позиция принадлежит «звезде», к кому тянутся, но не подражают и не подчиняются;

далее - независимый член группы, который может позволить себе дерзость иметь собственное мнение и в определенных ситуациях брать на себя решение вопроса по существу;

примыкающий без проблем, но и без особого авторитета;

примыкающий ценой смирения не без внутреннего сопротивления;

помыкаемый, кому приходится терпеть унижения, чтобы остаться в группе;

отвергаемый с угрозой расправы.

        В своей работе мы выбрали по семь позиций в каждой сфере, так как этого было достаточно для работы по оценке психологического фактора средовой дезадаптации. Безусловно, их может быть значительно больше, но мы взяли их как ориентиры, посчитав, что на своем уровне каждая позиция примерно соответствует смежным по тому эмоциональному напряжению, которое испытывает человек под давлением социальной среды.

                                                Система

                                                                                                           Среда

        Источник давления — естественное стремление к отождествлению, превращающее вытеснение в тягостное испытание. Образно говоря, будучи лишена необходимых для своего строительства впечатлений, личность испытывает чувства, сравнимые с голодом, когда растет организм. Дальнейшее изложение материала будет иллюстрироваться несложными схемами, которые мы используем главным образом для экономии текста, но надеемся, что с их помощью нам будет проще объяснить свою точку зрения.

        Сочетание позиций в трех сферах отношений можно представить себе с помощью трех лучей, исходящих из одной точки под углом в 120°. В центре — лучшая из позиций по каждой из сфер: авторитетный руководитель, глава семейства, неформальный лидер. По мере удаления от центра содержание ценностей, на основе которых происходит разделение ролей, убывает. Между позициями берем расстояние, одинаковое по каждому из лучей, выбранное в произвольном масштабе.

        При таком подходе каждый человек имеет какую-то точку на каждом из лучей, обозначающую его позицию в той или иной сфере отношений. Точки выглядят как комбинация, но мы усложняем задачу.

Эмпирический опыт подсказывает, что если провести окружности с центром в каждой точке радиусом в расстояние между двумя позициями, три окружности составят более информативную композицию.

        Если окружность охватывает центр схемы (рис. 1), занимаемая позиция воспринимается человеком в принципе положительно. Если окружности пересекаются между собой, неизбежные издержки переживаются без внутреннего конфликта. Психическое напряжение возникает, когда между окружностями, охватывающими центр, и отстоящими от него, появляется зазор.

        Рисунок 1

        Ситуация 1. Если две окружности пересекаются между собой, а третья располагается на дистанции (рис. 2), это сигнализирует, что в данной сфере отношений, скорее всего, срабатывает механизм психологической защиты, который мы обозначили как «исключение  третьего». Человек в состоянии сохранить о себе благоприятное мнение, если игнорирует трудности адаптации в ней как несущественные.

        Дальнейшее развитие его личности будет еще гармоничным, но уже не всесторонним. Поэтому он остается полноценным членом общества до того момента, когда жизненные обстоятельства столкнут его с необходимостью действовать в той сфере, где у него нет ни внешнего, ни внутреннего опыта. Например, маменькин сынок в казарме, любимчик среды в экипаже, бывший воспитанник детского дома в семье.

        Рисунок 2

        Ситуация 2. Если только одна из окружностей охватывает центр, а остальные дистанцированы (рис. 3), это означает, что субъективно приемлемая позиция имеется только в одной из сфер отношений и он вынужден выбирать роль под влиянием переживания, которое мы обозначили как «феномен экологической ниши».

        Ситуация 2. Если только одна из окружностей охватывает центр, а остальные дистанцированы (рис. 3), это означает, что субъективно приемлемая позиция имеется только в одной из сфер отношений и он вынужден выбирать роль под влиянием переживания, которое мы обозначили как «феномен экологической ниши».

        Суть его состоит в том, что человек, будучи не в состоянии игнорировать поражения в двух сферах отношений одновременно, теряет способность гармонично строить отношения с Я-образом и вынужден концентрировать личностные смыслы там, где ему сопутствует хоть какой-то успех. Он сначала неосознанно, а затем сознательно начинает драматизировать переживания, связанные со своей положительной самооценкой, тянуться к ценностям принимающей среды и активно демонстрировать пренебрежение ценностями сфер отношений, которые его отвергают. Отвергаемые семьей и системой вливаются в «уличное племя». Менее драматичны варианты, когда человек в своем развитии личности может зацепиться за коллектив (что превращает его в «пересоленного» службиста), или стать утрированным семьянином, которого «любят только жена и собака».

        Ситуация 3. Если ни одна из окружностей не достигла центра и не пересекается со смежниками (рис. 4), это означает, что человек терпит поражение во всех трех сферах межличностных отношений, где происходит социализация личности. У него нет оснований для интеграции общественных норм во внутренние смыслы поведения. Здесь отчуждение носит характер деперсонализации, когда внутренний мир выбирает нравственные ценности безотносительно воспитательной ситуации в детстве и условий жизни в последующие годы.

        Психическая средовая дезадаптация, направленная внутрь личности, ведет к переориентации ценностей на воображаемые цели. Когда это происходит, вероятность непредсказуемого поступка очень возрастает. Утрачивая эмоциональное сходство с реальным окружением, человек перестает зависеть от обстоятельств, которые его сознание вполне адекватно фиксирует, мышление правильно интерпретирует, а личность (во взрослом периоде) в состоянии дать происходящему объективную нравственную оценку. Человечество давно заметило, что гордость зачастую маскируется самоуничижением по принципу «признай себя нулем и станешь выше всех». На эту тему написано много художественных произведений, где унижаемая жертва испытывает своеобразное наслаждение, побуждая насильника опуститься до себя, подталкивая ситуацию к драматической развязке. Недаром виктимология избегает прямых причинно-следственных связей во взаимодействии преступника и жертвы. Естественно, до того момента, когда отщепенец может рассчитывать на безнаказанность. Тогда жертвам его преступления остается только посочувствовать.

        Возраст тотального отчуждения

        Второй этап взросления определяется стремлением к отчуждению, когда реальные отношения формируются в зависимости от мира, созданного воображением. «Это понятие (человек) есть стремление реализовать себя, дать себе через себя самого объективность в объективном мире и осуществить (выполнить) себя» (В.И.Ленин). Когнитивный диссонанс как движитель личностного развития перешел из взаимодействия с окружающими во взаимодействие с самим собой, и страх сплоховать в глазах собственного Я отныне заставляет человека упорно работать над собой. На строительство образа мира и своего места в нем уходят большие силы на протяжении нескольких лет, в течение которых обществу приходится мириться с тем, что подростки живут по своей логике в соответствии с «подростковыми личностными реакциями».

        В общем плане уход от реальности в мир воображения, из которого потом вернется уже другой (взрослый) человек, производит сильное впечатление на близких, которым жаль расставаться с ребенком, так что интуитивно факт появления личности окружающие улавливают безошибочно. Образно говоря, каждый взрослый прекрасно чувствует, что замахнуться, демонстрируя гнев и возмущение, еще можно, но ударить уже нельзя, хотя прошло совсем немного времени от того, когда ребенок ничуть не обижался, будучи наказан «за дело». Появление этого незримого рубежа совпадает с началом перестройки организма на воспроизведение потомства, так что чувство собственного достоинства и половое созревание связаны между собой на антропологическом уровне гораздо теснее, чем это можно заметить при современном укладе жизни.

        По своим истокам подростковые личностные реакции выражают четыре основные потребности: в эмансипации, в оппозиции, в имитации и в группировании по возрастному признаку.

        Реакция эмансипации внешне может выглядеть в диапазоне от реального ухода из дома (сравнительно редко) до огульной критики родителей (в каждой семье). Ярче всего она проявляется в ответ на стремление взрослых вызвать на откровенность и носит откровенно защитный характер (сила действия равна силе противодействия). И это понятно, так как строительство мира в воображении — дело исключительно индивидуальное. Поделиться воображаемым невозможно, оно не имеет каналов передачи информации. О происходящем в воображении со стороны можно только догадываться по косвенным признакам.

        Например, обращает на себя внимание разрыв между общепринятым и индивидуально значимым смыслом слов. С началом подросткового возраста у взрослых теряется уверенность, что их собеседник правильно понимает обращенное к нему. То есть лексику он, естественно, улавливает верно, но истолковывает иначе. Э. Блейлер назвал это явление «подростковым аутизмом»1.

Далее, манера ставить свои представления выше впечатлений с тем подростковым снобизмом, который особенно раздражает окружающих, но обозначает она лишь защиту еще хрупких конструкций своего мироощущения от бесцеремонного вмешательства реальности. «Деревянная» твердость своих отвлеченных схем вопреки ожидаемым сочувствию, сопереживанию, состраданию производит впечатление эмоциональной тупости и пугает близких (вдруг останется таким эгоистом навсегда).

        И, наконец, воля, будучи израсходована на внутреннее строительство, не оставляет жизненной активности на такие мелочи, как личная гигиена или помощь взрослым, что может показаться редукцией энергетического потенциала.

В свое время Г. Гегель заметил, что подростку кажется, будто окружающий его мир распался и он приводит его в порядок в своем воображении, так что нужно известное время, чтобы понять — мир в своих основных чертах закончен, причем вполне разумно. Во всяком случае, с тем, что несколько лет воображение будет доминировать над впечатлениями, приходится мириться.

        Реакция оппозиции выражается в своеобразной оценке своего положения в обществе. А именно, приступая к строительству целого мироздания, человек ощущает себя в центре событий и главным действующим лицом. Вполне естественно, что и в реальной жизни его не оставляет это впечатление. Ему кажется, что окружающие обращают внимание, «куда он пошел, что делает, с кем общается» и ждут, чтобы он высказал свое мнение. Он как бы на особом положении. Отсюда вопиющая бестактность, которую, как правило, снисходительно прощают, отлично понимая, что ему просто не приходит в голову, что он может быть хуже других. Миссия созидателя мира освобождает его от таких забот.

        Вместе с тем самоуверенность не лишена тревоги, которую испытывает любой из нас, оказавшись в центре внимания кого бы то ни было. Рациональный ум подсказывает, что нужно знать меру в вещах и точно предтавлять себе уровень дозволенного. Это подталкивает на постоянные эксперименты с тем, что другим запрещено. Чаще всего исподтишка (важнее увидеть себя в ситуации греха, а не испытывать на себе карательную меру), чтобы осознать, в какой мере можно рассчитывать на исключительность своего положения. Ну а тем взрослым, кому в силу своей привязанности деваться некуда, приходится выступать в качестве подопытного. Доводить до белого каления близких, лишенных возможности протестовать, самый прямой путь установить, чем отличаются требования, которыми принуждают других в своих интересах, от истинных правил, которые должны и соблюдают все. Окружающие не взыскивают строго, понимая, что, «действуя по инструкции, личность не развивается»1.

        Наказание, как правило, не влечет раскаяния, а вызывает враждебность и желание отомстить либо организовать событие, которое ухудшит положение окружающих.

        Реакция имитации обнаруживает себя поразительным однообразием внешнего облика и манеры поведения молодежи в данной культурной среде. Все похожи друг на друга, но не чувствуют никакого дискомфорта от отсутствия оригинальности. Если учесть, что подростки ни за что не хотят походить на взрослых, такая смесь разнонаправленных мотивов кажется не совсем адекватной. При этом они в упор не видят свое отражение в зеркале глазами взрослых, которые безуспешно призывают: «Посмотри, чучело, на кого ты похож!»

        По-видимому, нечеткость Я-образа на первых порах его формирования подменяет отражение воображением, так что социальные роли, которые теснятся в голове, можно проигрывать в жизни для получения информации о своих возможностях лишь в намеренно игровой ситуации, гротескно, без претензии на реальное признание, уклоняясь от ответственности, из нее (роли) вытекающей. Ведь, как известно, в мире взрослых людей нельзя безнаказанно вводить в заблуждение, изображая намерения, которые не в силах и не хочешь реализовать. Недаром подростки больше всего боятся, что их примут всерьез. А если вспомнить, что в подростковом возрасте ролевые конфликты нередко разрешаются конверсионным способом (переходом психического напряжения в физическое недомогание или расстройство функций), легко понять, почему авторы, описывавшие истерию, отводили место в ее классификациях и феноменам переходного возраста1.

        Стремление эмансипироваться от фактов, сочетающееся с желанием обратить на себя внимание окружающих экстравагантным обликом (ориентироваться на внешнего наблюдателя) и сохранить дистанцию от угрозы потерять высокую самооценку, приводит к «однообразной пестроте» и бедности «репертуара»2. Претендуя на оригинальность, человек, не чувствующий своего Я-образа, всегда кому-то подражает. Богатое воображение разнообразит варианты. Людей попроще тянет к эстетике контркультур, где одним внешним сходством можно «попасть в большие забияки». А так как реакция имитации охватывает всю массу подросткового населения, сводный образ выглядит достаточно примитивно. Во всяком случае, наивные последователи криминальных традиций составляют в этом возрасте немалый процент среди уголовно осужденных.

        Реакция группирования освобождает строительство внутреннего мира от давления социальных институтов. Проснувшееся стремление узнать себя требует защиты, получить которую в сложившейся системе общественных отношений с их достаточно жесткими экспектациями невозможно. Подростки инстинктивно создают стихийно возникающие группы, где чувствуют себя корпоративно обособленным островком архаичных социальных отношений, где можно экспериментировать и ошибаться безнаказанно.

        Чтобы представить себе силы, побуждающие подростков сменить коллектив на группу неформального общения, достаточно взглянуть на роль лидера, своеобразного центра кристаллизации социальных отношений, вокруг которого они формируются. Это сверстник (группа, как правило, одновозрастная и однополая), наделенный талантом, который не был заметен в детстве и не будет востребован во взрослом состоянии — чувствовать аффилиативную ситуацию, уметь своеобразно подытоживать эмоциональный настрой и выражать решительно то, что другие хотят подспудно. В период тягостных сомнений относительно социальной адекватности своих оценок и стремлений (вдруг раздастся хохот жуткий в наступившей тишине), подросткам нужен, если можно так выразиться, аффилиативный щит. Тот герой, который возьмет на себя инициативу обнаружить публично общие намерения. Следовать за ним не зазорно. Лидеру ничего не нужно объяснять членам группы, чтобы за ним последовали. И, кстати сказать, он, как правило, не озабочен количеством сторонников. Чаще всего он ими даже тяготится.

        Влияние группы сохраняется и в ее отсутствие. Подростки сохраняют верность моральным принципам (в том рудиментарном варианте, на который они уже способны в этом возрасте), принятым в их среде, особенно перед лицом официальных представителей общества и государства. Такая корпоративная солидарность с учетом эмоциональной природы ее возникновения может служить причиной делинквентного поведения и истолковывается окружающими как пренебрежение к принятым нормам, моральным и этическим ценностям, традициям и институтам. Отсутствие раскаяния и страха наказания, проистекающее из во многом подсознательной регуляции поведения, нередко создает у взрослых иллюзию деградации нравов со стремлением покарать не проступок, а личность преступника.

        В этом возрасте человек затрачивает много сил на исследование пространства своей нарождающейся личности, что, естественно, не каждому по силам.

        Но и в обычных обстоятельствах подростка, от природы хорошо одаренного и правильно воспитанного в рамках родительской культуры, ждут серьезные испытания. Образно говоря, он в своем развитии подходит к некому рубежу («второе рождение», как иногда называют это время), который можно представить себе в образе реки. Пока что дорога шла посуху (путем отождествления с реальным социумом на твердом грунте идеологически ориентированного воспитания). Дальше нужно плыть к другому берегу, где обитают «самость», «идентичность», «свобода нравственного выбора» и т. п. Известный японский писатель Харуки Мураками использует более яркую метафору. Герою его книги «Страна чудес» для того, чтобы выйти за пределы стен, оберегающих традиции этой страны, не допускающие самодостаточности человека, предлагается нырнуть в водоворот реки, уходящей под стену. Другого пути нет. Герой (в этом японцы похожи на нас), испугался и отпустил свою тень (образ «самости») плыть и рисковать, а сам остался на берегу.

        Можно картину нарисовать иначе. Через реку, положим, наведен мост из общепринятых идеологий, скрепленных гвоздями традиций и удерживаемый канатами коллективистических чувств. Если пройти по нему в сообщество взрослых, человек будет способен «путем самоотрицания, жертвы частными интересами, даже подвигом смерти осуществлять духовное бытие, в чем и заключается его человеческая ценность» (Б. Муссолини). Его социальное развитие продолжится, но без той рефлексии, которая мучает духовно развитого (способного к отчуждению во внутренний мир) человека. И чем проще нравы, тем шире и доступней мост. Л. Выготский заметил, что подростковый период жизни с его условными ценностями, игровыми значениями и безответственными смыслами увеличивается в прямой зависимости от уровня развития цивилизации. Как в масштабах целого народа, так и той социальной ниши, где протекает воспитание подростка. У так называемых «примитивных групп населения» дети становятся взрослыми очень рано. В современной европейской модели общественного устройства на то, чтобы подросток оттолкнулся от берега и «нахлебался идеалов» перед тем, как выйти на другой берег, отводится чуть ли не десять лет, в течение которых ему предоставляется возможность компоновать внутренние смыслы поведения с общепринятыми значениями более или менее произвольно. Естественно, с неизбежным в такой ситуации риском экстремизма.

        В российской модели (о проблемах взаимодействия «продвинутых» и «примитивных» на Западе мы знаем только понаслышке, и не берем на себя ответственность вникать в их особенности) очень сильны традиции советской ментальности, коллективистической до самых корней. Еще совсем недавно ни о какой «самости» не было и речи, а все, что было с ней связано в психологии, считалось «порочным в своей методологической основе». В таких обстоятельствах обычные подростки не выходили за рамки либерального свободомыслия в дозволенных пределах или хулиганили на улицах в рамках терпимой делинквентности. Река казалась непреодолимой («переправа, переправа; берег левый, берег правый, снег шершавый, кромка льда...»). «Продвинутым» в чем-то удавалось внутренне освободиться. Продолжая образный ряд — переправиться на другой берег не совсем вплавь, а с помощью подручных плавсредств. Они восприняли перестройку без особого энтузиазма, но не враждебно, и стали студентами высших учебных заведений, расплодившихся во множестве. Взрослые понимали, что главное здесь не квалификация как таковая, а возможность медленно взрослеть в студенческом сообществе. Так сформировалась подростково-молодежная субкультура по-нашенски.

        Другое дело — подростки с куцей социальной перспективой. Им жилось много лучше при старом режиме. По окончании школы они, не теряя времени даром, вступали в сообщество взрослых. Девушки рожали детей, а юноши поступали на завод или уходили в Армию (выполнявшую в те времена, главным образом, воспитательные задачи). Теперь перед ними открылись «сумерки переходного возраста». Ветер с Запада, который глобализировал информационное, культурное, экономическое пространства, изменил нравы. Вступая в жизнь, подросток видит очень расплывчатую перспективу, где конечные цели теряются за горизонтом его близорукого мировоззрения, а в обозримом будущем — только неясные правила, условные ценности, скрытые смыслы субкультуры, которые ему недоступны. Конечно, родить и поступить на работу можно и сейчас, но это не снимает проблем повседневной жизни, где свертникам живется иначе. Общество не ждет досрочно повзрослевших. Они ему не нужны. Так появляется социальное отчуждение маргинального характера на старте жизни.***

        ***Термин «маргиналы» ввел в обиход американский социолог Р.Парк в отношении мулатов. Он обратил внимание на то, что у них в силу затруднений идентификации обнаруживается ряд характерных черт: беспокойство, агрессивность, честолюбие, стесненность, эгоцентризм и т.п. В наши дни этим словом обозначают любые формы социальной дезинтеграции, когда человек социально отчужден (внешне или внутренне).

        Возраст избирательного отчуждения

        Третий этап — формирование структуры личности, когда опыт, накопленный за период снисходительного отношения взрослых к подростковым экспериментам, необходимо систематизировать и ранжировать. Здесь трудно придерживаться каких-то схем, хотя есть разные взгляды на компоновку свойств и качеств индивидуальности. Мы же возьмем за основу ту схему, которая больше отвечает задачам нашего изложения.

        «Сверх Я» — источник внутренних побуждений и смыслов поведения, трансформирующих энергию чувств в идеалы и убеждения.

«Я-концепция» (роли-принципы, роли для себя самого, что не покупается, не достается по блату) — источник нравственных потребностей и регулятор социальных ориентации. Ответственность за них поддерживается страхом когнитивного диссонанса.

«Я-образ» (роли-статусы, роли для других) — роли, сформировавшиеся в процессе воспитания и принятые личностью за ориентиры собственного достоинства. Поддерживаются гордостью, самолюбием.

«Я-манера» (роли-функции, роли-навыки для достижения цели) — ориентированные на экспектации, имеющие прагматичное значение, реализуемое в поступке.

        Пространство личности будет выглядеть как ядро и окружающая его периферия (примерно так мыслят психологи с XIX века). В центре нравственные принципы, идеалы, убеждения, оберегаемые человеком не только от постороннего вмешательства, но и от любопытства. Как заметил В. Шекспир, «добродетель нуждается в оправдании». Они формируют Я-концепцию — хранитель чувства собственного достоинства, гордости и чести. Прикосновение к ним чрезвычайно болезненно. На всякий случай человек уберегает их и от испытаний, не без оснований полагая, что те могут оказаться им не под силу.

        Типичный пример стечения обстоятельств, когда нагрузка падает на ядро личности — оказаться в обстановке, где правит социальная стихия и играть роли бессмысленно. В обыденной жизни это подростковая группа, для некоторых — казарма, в исключительных случаях тюрьма. Недаром, когда стиль общения определяет лозунг «не верь, не бойся, не проси», а прошлые заслуги не в счет, сохранить лицо удается далеко не каждому.

        Взаимодействуют же с окружающей средой образы и роли, созданные воображением и не лишенные элемента игры. Их сцепление с ядром личности не одинаково. Есть устойчивые образования, верность которым человек старается хранить постоянно и реагирует обидой и гневом на сомнения в искренности его чувств. «Привычка свыше нам дана / замена счастию она». Есть менее стойкие, требованиям которых следуют лишь частично и в обстоятельствах, к тому располагающих. Есть роли-эксперименты, где человек не чувствует ответственности, из них вытекающей. Все три, будучи произведением разумной воли и продуктом воспитания, составляют некий образ человека в глазах окружающих, где есть как бы три оболочки - для себя, для других, для обмена, соприкосновение с которыми вызывает эмоциональные переживания разной степени выраженности.