тексты для выборочных диктантантов по орфографии
методическая разработка по русскому языку (10 класс) по теме

ВЫБОРОЧНЫЕ ДИКТАНТЫ

В СТАРШИХ КЛАССАХ

НА УРОКАХ ПО ПОВТОРЕНИЮ ОРФОГРАФИИ

Н.ШАПИРО1. Суффиксы причастий и отглагольных прилагательных.

А каждый читатель как тайна,

Как в землю закопанный клад.

Там кто-то беспомощно плачет

В какой-то назначенный час.

И просто продиктованные строчки

Ложатся в белоснежную тетрадь.

Неузнанных и пленных голосов

Мне чудятся и жалобы и стоны.

И мы мелем, и месим, и крошим

Тот ни в чем не замешанный прах.

Тогда за воротами

Темнеет жесткий и прямой Литейный,

Еще не опозоренный модерном.

Так вот когда мы вздумали родиться

И, безошибочно отмерив время,

Чтоб ничего не пропустить из зрелищ

Невиданных, простились с небытьем.

Передо мной, безродной, неумелой,

Открылись неожиданные двери,

И выходили люди и кричали:

«Она пришла, она пришла сама!».

И сосен розовое тело

В закатный час обнажено.

И щеки, опаленные пожаром,

Уже людей пугают смуглотой.

И такая звезда глядела

В мой еще не брошенный дом.

Не дождался желанных вестниц...

Над тобой – лишь твоих прелестниц,

Белых ноченек хоровод.

А за мною, тайной сверкая

И назвавши себя «Седьмая»,

На неслыханный мчалась пир...

Это он в переполненном зале

Слал ту черную розу в бокале

Или все это было сном?

И его поведано словом,

Как вы были в пространстве новом...

Пускай навсегда заколдованы мы,

Но не было в мире прекрасней зимы...

И вот пишу, как прежде, без помарок,

Мои стихи в сожженную тетрадь.

Этот ветер, жесткий и сухой,

Принесет вам только запах тленья,

Привкус дыма и стихотворенья,

Что моей написаны рукой.

Здесь столько лир повешено на ветки,

Но и моей как будто место есть...

Арык на местном языке,

Сегодня пущенный, лепечет...

А вы, мои друзья последнего призыва!

Чтоб вас оплакивать, мне жизнь сохранена.

(А.Ахматова)        2. Н или НН в суффиксах или на стыке корня и суффикса в разных частях речи.

Теперь непременно я думать должна –

Отцу моему так угодно.

Прости меня, бедный изгнанник!

Тебя позабыть! Никогда! никогда!

Ты сердца единый избранник...

В своей арестантской одежде

Теперь он бессменно стоит предо мной,

Величием кротким сияя...

Опять провела я бессонную ночь,

Письмо государю писала.

«Я еду! Я еду! Теперь решено!..»

Я плакала, жарко молилась...

Минуты мучительно медленно шли...

Без шляпки, с распущенной длинной косой,

Полуденным солнцем палима,

Я к морю летела...

Я не буду скрывать, что Пушкин в то время казался

Влюбленным в меня...

Печальна была наша встреча. Поэт

Придавлен был истинным горем.

Вы гордо оглянете пройденный путь

И снова узнаете радость.

О, как вдохновенно играли они!

Как пели!.. и плакали сами...

Убогий, в пустыне затерянный храм!

В нем плакать мне было не стыдно...

Отец Иоанн, что молебен служил

И так непритворно молился,

Потом в каземате священником был

И с нами душой породнился.

А праздник как мертвая весь проспала

В гостиной его на диване...

Кому провиденьем дано обрести

В пустыне негаданно друга,

Тот нашу взаимную радость поймет...

На завтрак ватрушку мне мать испекла,

Так я подарил им ватрушку.

Двугривенный дали – я брать не хотел.

Не раз мне украдкой давал из полы

Картофель колодник клейменый:

«Покушай! горячий! сейчас из золы!».

Хорош был картофель печеный...

Ходить не позволено дамам туда!

Вернитесь скорей! Погодите!

Потоком сердечных, восторженных слов,

Похвал моей дерзости женской

Была я осыпана...

Теперь перед нами дорога добра,

Дорога избранников Бога!

(Н.Некрасов)

3. Гласные после шипящих и Ц.

Восточный конец Империи погружается в ночь.

Цикады

умолкают в траве газонов. Классические цитаты

на фронтонах неразличимы.

Фонари в конце улицы точно пуговицы у

расстегнутой на груди рубашки...

Цифры тут значат не больше жеста,

в воздухе тающего без следа,

словно кусочек льда.

Официантка забыла

о вас и о вашем омлете.

Летом столицы пустеют. Субботы и отпуска

уводят людей из города. По вечерам – тоска.

И за стеною в толщину страницы

вопит младенец, и в окне больницы

старик торчит.

Порой из кают-компании раздаются аккорды

последней вещицы Брамса.

Штурман играет циркулем, задумавшись над прямою линией курса.

Пассажир отличается от матроса

шорохом шелкового белья...

(И.Бродский)        4. Гласные после шипящих и Ц.

Как с ранних пор привыкли верить мы,

что нам без немцев нет спасенья!

Всю ночь читает небылицы,

и вот плоды от этих книг!

То бережешься, то обед:

ешь три часа, а в три дни не сварится!

Покойник был почтенный камергер,

с ключом, и сыну ключ умел доставить.

Она не родила, но по расчету

по моему: должна родить.

А сверстничек, а старичок

иной, глядя на тот скачок

и разрушаясь в ветхой коже,

чай приговаривал: «Ах! если бы мне тоже!».

Зато, бывало, в вист кто чаще приглашен?

Кто слышит при дворе приветливое слово?

Максим Петрович! Кто пред всеми знал почет?

И в женах, дочерях — к мундиру та же страсть!

Я сам? не правда ли, смешон?

Но, может, истина в догадках ваших есть,

и горячо его беру я под защиту...

Вот он на цыпочках и не богат словами...

Я глупостей не чтец,

а пуще образцовых.

Эй! Филька, Фомка, ну, ловчей!

Столы для карт, мел, щеток и свечей!

Танцовщики ужасно стали редки!

И не с кем говорить, и не с кем танцевать!

5. Слитное и раздельное написание наречий.

Встарь, во время оно,

В сказочном краю

Пробирался конный

Степью по репью.

Он спешил на сечу,

А в степной пыли

Темный лес навстречу

Вырастал вдали...

И тогда оврагом,

Вздрогнув, напрямик

Тронул конный шагом

На призывный крик...

Посмотрел с мольбою

Всадник в высь небес

И копье для боя

Взял наперевес.

Этой белою ночью мы оба,

Примостясь на твоем подоконнике,

Смотрим вниз с твоего небоскреба.

И звону шлепавших подков

Дорогой вторила вдогонку

Вода в воронках родников.

Те же люди, и заботы те же,

И пожар заката не остыл,

Как его тогда к стене Манежа

Вечер смерти наспех пригвоздил.

Вот одна походкою усталой

Медленно выходит на порог

И, поднявшись из полуподвала,

Переходит двор наискосок.

И соседка, обогнув задворки,

Оставляет нас наедине.

Разговоры вполголоса,

И с поспешностью пылкой

Кверху собраны волосы

Всей копною с затылка.

Как в песне, стежки и дорожки

Позаросли наполовину.

Среди препятствий без числа,

Опасности минуя,

Волна несла ее, несла

И пригнала вплотную.

И человек глядит кругом:

Она в момент ухода

Все выворотила вверх дном

Из ящиков комода.

Он бродит и до темноты

Укладывает в ящик

Раскиданные лоскуты

И выкройки образчик.

И, наколовшись об шитье

С невынутой иголкой,

Внезапно видит всю ее

И плачет втихомолку.

Деревья и ограды

Уходят вдаль, во мглу.

Настежь все — конюшня и коровник.

Голуби в снегу клюют овес...

И я по лестнице бегу,

Как будто выхожу впервые

На эти улицы в снегу

И вымершие мостовые.

.......................................

В воротах вьюга вяжет сеть

Из густо падающих хлопьев,

И чтобы вовремя поспеть,

Все мчатся недоев-недопив.

И вдруг навстречу крестный ход

Выходит с плащаницей,

И две березы у ворот

Должны посторониться.

И пенье длится до зари,

И, нарыдавшись вдосталь,

Доходят тише изнутри

На пустыри под фонари

Псалтырь или Апостол.

Доху отряхнув от постельной трухи

И зернышек проса,

Смотрели с утеса

Спросонья в полночную даль пастухи.

Вдали было поле в снегу и погост,

Ограды, надгробья...

Дорога шла вокруг горы Масличной,

Внизу под нею протекал Кедрон.

Седые серебристые маслины

Пытались вдаль по воздуху шагнуть.

(Из стихотворений Б.Пастернака)         6. Правописание наречий.

– Вишь, прихоти какие завелись!

– Все по-французски, вслух, читает запершись.

Вот попрекать мне станут,

что без толку всегда журю.

Не плачь, я дело говорю...

Позвольте... видите ль... сначала

Цветистый луг, и я искала

Траву

Какую-то, не вспомню наяву.

Для довершенья чуда

Раскрылся пол – и вы оттуда,

Бледны, как смерть, и дыбом волоса!

Нас провожают стон, рев, хохот, свист чудовищ!

Он вслед кричит!..

Он слова умного не выговорил сроду, –

Мне все равно, что за него, что в воду.

Мне кажется, так напоследок

людей и лошадей знобя,

я только тешил сам себя...

На бале, помните, открыли мы вдвоем

за ширмами, в одной из комнат посекретней,

был спрятан человек и щелкал соловьем...

Что нынче, так же, как издревле,

хлопочут набирать учителей полки,

числом поболее, ценою подешевле?

Не весел я!.. В мои лета

не можно же пускаться мне вприсядку!

– Пусть я посватаюсь, вы что бы мне сказали?

– Сказал бы я, во-первых: не блажи,

Именьем, брат, не управляй оплошно...

Когда же надо подслужиться,

и он сгибался вперегиб...

Ваш век бранил я беспощадно,

Предоставляю вам во власть:

Откиньте часть,

Хоть нашим временам в придачу;

Уж так и быть, я не поплачу.

В Москве прибавят вечно втрое:

Вот будто женится на Сонюшке. Пустое!

Пожалуйста, при нем не спорь ты вкривь и вкось

И завиральные идеи эти брось.

Ах! тот скажи любви конец,

Кто на три года вдаль уедет.

Вот, например, у нас уж исстари ведется,

что по отцу и сыну честь.

Амуры и Зефиры все распроданы поодиночке!

Бог знает, за него что выдумали вы,

Чем голова его ввек не была набита.

А вы, случась на эту пору,

Не позаботились расчесть,

Что можно доброй быть ко всем и без разбору...

При батюшке три года служит,

Тот часто без толку сердит,

А он безмолвием его обезоружит...

Конечно, нет в нем этого ума,

Что гений для иных, а для иных чума,

Который скор, блестящ и скоро опротивит,

Который свет ругает наповал,

Чтоб свет об нем хоть что-нибудь сказал...

– Я замужем. – Давно бы вы сказали!

– Мой муж – прелестный муж,

вот он сейчас войдет.

Я познакомлю вас, хотите?

– Прошу. – И знаю наперед,

что вам понравится. Взгляните и судите!

– Да отойди подальше от дверей,

Сквозной там ветер дует сзади!

Представь: их, как зверей, выводят напоказ...

Я слышала, там... город есть турецкий...

Антон Антоныч! Ах!

И он пешит [«бежит»], все в страхе, впопыхах.

– Кто первый разгласил?

– Ах, друг мой, все!

– Ну все, так верить поневоле;

А мне сомнительно.

И впрямь с ума сойдешь от этих от одних

От пансионов, школ, лицеев, как бишь их,

Да от ланкарточных взаимных обучений.

Там будут лишь учить по-нашему: раз, два;

А книги сохранят так: для больших оказий.

А Чацкого мне жаль.

По-христиански так; он жалости достоин;

Был острый человек, имел душ сотни три.

Но хуже для меня наш Север во сто крат

С тех пор, как отдал все в обмен на новый лад –

И нравы, и язык, и старину святую,

И величавую одежду на другую

По шутовскому образцу:

Хвост сзади, спереди какой-то чудный выем,

Рассудку вопреки, наперекор стихиям...

Поздравь меня, теперь с людьми я знаюсь

С умнейшими!!! – всю ночь не рыщу напролет.

Другие у меня мысль эту же подцепят

И вшестером, глядь, водевильчик слепят...

Всю ночь толкуют, не наскучат,

Во-первых, напоят шампанским на убой,

А во-вторых, таким вещам научат,

Каких, конечно, нам не выдумать с тобой.

Барон фон Клоц в министры метил,

А я –

К нему в зятья.

Шел напрямик без дальней думы,

С его женой и с ним пускался в реверси...

Охота быть тебе лишь только на посылках?..

Надежды много впереди,

Без свадьбы время проволочим...

Мой ангельчик, желал бы вполовину

К ней то же чувствовать, что чувствую к тебе.

(Из комедии А.

7. ПРЕ и ПРИ.

Без неприметного следа

Мне было б грустно мир оставить.

Охоты властвовать примета,

С послушной куклою дитя

Приготовляется шутя

К приличию – закону света...

Мы все должны

Признаться: вкусу очень мало

У нас и в наших именах

(Не говорим уж о стихах);

Нам просвещенье не пристало,

И нам досталось от него

Жеманство, – больше ничего.

Когда прибегнем мы под знамя

Благоразумной тишины...

Мы любим слушать иногда

Страстей чужих язык мятежный,

И нам он сердце шевелит.

Так точно старый инвалид

Охотно клонит слух прилежный

Рассказам юных усачей...

А Дуня разливает чай;

Ей шепчут: «Дуня, примечай!».

Потом приносят и гитару:

И запищит она (бог мой!):

Приди в чертог ко мне златой!..

В свою деревню в ту же пору

Помещик новый прискакал...

Он из Германии туманной

Привез учености плоды...

Кто жил и мыслил, тот не может

В душе не презирать людей;

Кто чувствовал, того тревожит

Призрак невозвратимых дней:

Тому уж нет очарований,

Того змия воспоминаний,

Того раскаянье грызет.

Все это часто придает/

Большую прелесть разговору.

К тому ж они так непорочны,

Так величавы, так умны,

Так благочестия полны,

Так осмотрительны, так точны,

Так неприступны для мужчин...

Быть может, волею небес

Я перестану быть поэтом...

И, Фебовы презрев угрозы,

Унижусь до смиренной прозы...

...Просто вам перескажу

Преданья русского семейства...

Тебя преследуют мечты:

Везде воображаешь ты

Приюты счастливых свиданий...

Приподнялася грудь, ланиты

Мгновенным пламенем покрыты,

Дыханье замерло в устах...

Они, суровым поведеньем

Пугая робкую любовь,

Ее привлечь умели вновь

По крайней мере сожаленьем...

Кокетка судит хладнокровно,

Татьяна любит не шутя

И предается безусловно

Любви, как милое дитя.

Быть может, на беду мою,

Красавиц новых поколенье,

Журналов вняв молящий глас,

К грамматике приучит нас...

Теперь, я знаю, в вашей воле

Меня презреньем наказать.

Не ты ли, милое виденье,

В прозрачной темноте мелькнул,

Приникнул тихо к изголовью?

Так зайчик в озими трепещет,

Увидя вдруг издалека

В кустах припадшего стрелка.

Мне ваша искренность мила;

Она в волненье привела

Давно умолкнувшие чувства;

Но вас хвалить я не хочу;

Я за нее вам отплачу

Признаньем также без искусства;

Примите исповедь мою...

Владимир сладостной неволе

Предался полною душой.

Тут непременно вы найдете

Два сердца, факел и цветки...

В такой альбом, мои друзья,

Признаться, рад писать и я...

...Вот жизнь Онегина святая;

И нечувствительно он ей

Предался...

...Но конь, притупленной подковой

Неверный зацепляя лед,

Того и жди, что упадет...

Вот бегает дворовый мальчик,

В салазки жучку посадив,

Себя в коня преобразив...

Но, может быть, такого рода

Картины вас не привлекут:

Все это низкая природа...

...Но ей

Нехорошо на новоселье,

Привыкшей к горнице своей.

Текут невинные беседы

С прикрасой легкой клеветы.

Один какой-то шут печальный

Ее находит идеальной

И, прислонившись у дверей,

Элегию готовит ей.

Та девочка, которой он

Пренебрегал в смиренной доле,

Ужели с ним она была

Так равнодушна, так смела?

Приходит муж. Он прерывает

Сей неприятный тет-а-тет.

Все решено: я в вашей воле

И предаюсь моей судьбе.

(А.Пушкин)        8. Н или НН в прилагательных.

Я чувствую непобедимый страх

В присутствии таинственных высот.

Я вижу месяц бездыханный

И небо мертвенней холста, –

Твой мир, болезненный и странный,

Я принимаю, пустота!

Ни о чем не надо говорить,

Ничему не следует учить,

И печальна так и хороша

Темная звериная душа...

Узор отточенный и мелкий,

Застыла тоненькая сетка,

Как на фарфоровой тарелке

Рисунок, вычерченный метко, –

Когда его художник милый

Выводит на стеклянной тверди,

В сознании минутной силы,

В забвении печальной смерти.

Я качался в далеком саду

На простой деревянной качели,

И высокие темные ели

Вспоминаю в туманном бреду.

Целый день сырой осенний воздух

Я вдыхал в смятеньи и тоске.

«Мороженно!» Солнце. Воздушный бисквит.

Прозрачный стакан с ледяною водою.

Но быстро исчезнет под тонкой лучинкой,

Сверкая на солнце, божественный лед.

Я не слыхал рассказов Оссиана,

Не пробовал старинного вина...

Я получил блаженное наследство –

Чужих певцов блуждающие сны...

Немного женственны заливов очертанья:

Бискайи, Генуи ленивая дуга.

Завоевателей исконная земля...

Европа цезарей! С тех пор, как в Бонапарта

Гусиное перо направил Меттерних, –

Впервые за сто лет и на глазах моих

Меняется твоя таинственная карта!

И галльский гребень появился

Из петушиного хохла.

И ласточки, когда летели

В Египет водяным путем,

Четыре дня они висели,

Не зачерпнув воды крылом.

Бессонница. Гомер. Тугие паруса.

Я список кораблей прочел до середины:

Сей длинный выводок, сей поезд журавлиный,

Что над Элладою когда-то поднялся.

Топча по осени дубовые листы,

Что густо стелются пустынною тропинкой,

Я вспомню Цезаря прекрасные черты –

Сей профиль женственный с коварною горбинкой!

Я не увижу знаменитой «Федры»

В старинном многоярусном театре...

Вновь шелестят истлевшие афиши,

И слабо пахнет апельсинной коркой...

(О.Мандельштаv

. Сложные прилагательные.

Счастье жизни – в искрах алых,

В просветленьях мимолетных...

Но как боюсь я сердце обмануть

Своим туманно-призрачным желаньем...

Весь малахитово-лазурный,

Алмазно-солнечным дождем,

Как лед прозрачный и ажурный,

Каскад спадает колесом.

Плывет луна, загадочно дозоря

Зеленовато-бледный лик сомнамбулы.

Ко мне во фьорд везет на бриге Муза

Прозрачно-перламутровые яблоки.

На женских лицах спелые румянцы,

Весь музыка – алмазноструйный дождь.

Хотелось жить и чувствовать

Зарей студено-ясною...

О век безразумной услады,

Безлисто-трепетной весны...

Был пышнокудр еще Самсон!..

Так странно тихо растаял Врубель,

Так безнадежно очарованный...

На искусственном острове крутобрегого озера

Кто видал замок с башнями?

Кто к нему подплывал?

Ты ко мне не вернешься в тихом платье из ситца,

В платье радостно-жалком, как грошовый цветок.

(Игорь Северянин)

За цепью двух римских кентурий оказались только две неизвестно кому принадлежащие и зачем-то попавшие на холм собаки. Но и их сморила жара, и они легли, высунув языки, тяжело дыша и не обращая никакого внимания на зеленоспинных ящериц, единственных существ, не боящихся солнца и шныряющих меж раскаленными камнями и какими-то вьющимися по земле растениями с большими колючками.

Теперь, сидя на камне, этот чернобородый человек тосковал. Он то вздыхал, открывая свой истасканный в скитаниях, из голубого превратившийся в грязно-серый, таллиф, и обнажал ушибленную копьем грудь, то в невыносимой муке поднимал глаза в небо...

В следующем зале не было колонн, вместо них стояли стены красных, розовых, молочно-белых роз с одной стороны, а с другой – стена японских махровых камелий. Между этими стенами уже били, шипя, фонтаны, и шампанское вскипало пузырями в трех бассейнах, из которых был первый – прозрачно-фиолетовый, второй – рубиновый, третий – хрустальный.

Администратор протер глаза и увидел, что над Москвой низко ползет желтобрюхая грозовая туча.

(М.Булгаков)