сценарий поэтической композиции "Сережка ольховая"
материал на тему

«Сережка ольховая»

Сценарий

Музыкально-поэтической фантазии

По произведениям Е.А.Евтушенко

Музыкальный фрагмент И.Дунаевского

Пластический этюд.

Людей неинтересных в мире нет.

Их судьбы — как истории планет.

У каждой все особое, свое,

и нет планет, похожих на нее.

Музыкальный фрагмент И.Дунаевского.

Перестроение.

Над Россией слышатся шаги

Туфельки стучат и сапоги

Детские сандалии

Кеды и так далее -

У высотных зданий и тайги

А куда наш следующий шаг?

Стpашно, если мы шагнем не так

Пусть нам всем шагается

Так как полагается

Только сеpдцу собственному в такт

За нами блеск гpядущих новых глаз

И пусть мы не такие уж плохие,

Идут за нами те, кто лучше нас!

Музыкальный фрагмент И.Дунаевского.

Перестроение.

А если кто-то незаметно жил

и с этой незаметностью дружил,

он интересен был среди людей

самой неинтересностью своей.

У каждого — свой тайный личный мир.

Есть в мире этом самый лучший миг.

Есть в мире этом самый страшный час,

но это все неведомо для нас.

И если умирает человек,

с ним умирает первый его снег,

и первый поцелуй, и первый бой...

Все это забирает он с собой.

Да, остаются книги и мосты,

машины и художников холсты,

да, многому остаться суждено,

но что-то ведь уходит все равно!

Таков закон безжалостной игры.

Не люди умирают, а миры.

Людей мы помним, грешных и земных.

А что мы знали, в сущности, о них?

Что знаем мы про братьев, про друзей,

что знаем о единственной своей?

И про отца родного своего

мы, зная все, не знаем ничего.

Фоно. Кукушка.

Лирический герой.(поет)

Уронит ли ветер

          в ладони сережку ольховую,

начнет ли кукушка

          сквозь крик поездов куковать,

задумаюсь вновь,

          и, как нанятый, жизнь истолковываю

и вновь прихожу

          к невозможности истолковать.

Сережка ольховая,

          легкая, будто пуховая,

но сдунешь ее -

          все окажется в мире не так,

а, видимо, жизнь

          не такая уж вещь пустяковая,

когда в ней ничто

          не похоже на просто пустяк.

Поэт.

Я – временный поэт.

                           Всегда – вот мое время.

В эпохе тесно мне.

                         Мне даже мало места.

В стране из сотен стран

                          по имени  Всегда.

Бабушка, бабушка,

Дай мне оладушка.

Поскорее один съем,

Чтоб исчез во мне совсем,

А другой я отнесу белке рыженькой в лесу.

Сумерки длинные,

Чуть серебристо-полынные,

Тянут в себя, зазывая, тревожа, маня.

Сам я забыл, как зовусь я по имени.

Я бы хотел, чтобы звали Россией меня.

Как я люблю эти сумерки длинные,

Их перламутрово-пепельный цвет.

Будто в ботинках с прилипшею глиною,

Тяжко бреду на неведомый свет.  

Сумерки длинные,

Крики вдали журавлиные,

И над колодцем скрипит журавель у плетня

Сам я забыл, как зовусь я по имени.

Я бы хотел, чтобы звали Россией меня.

1.  фрагмент песни

слова Е. Евтушенко, музыка Э. Колмановского

Бежит река, в тумане тая,

Бежит она, меня маня.

Ах, кавалеров мне вполне хватает.

Но нет любви хорошей у меня.

Танцую я фокстроты-вальсы,

Пою в кругу я у плетня.

Я не хочу, чтоб кто-то догадался,

Что нет любви хорошей у меня.

Все парни спят и спят девчата,

Уже в селе нет ни огня.

Ах, я сама наверно виновата,

Что нет любви хорошей у меня.

Я грущу по забытым эпохам.

И сегодняшний день мне не мил.

Почему собираю по крохам

Нами всеми разрушенный мир?

Захворал воробушек,

Воробушек - хворобушек.

Ранен был он гадкой,

Знать бы чьей, рогаткой.

Чистит перышки свои

Выпал камешек в крови.

Ветер слезы мои вытер.

Я и ветер – мы друзья.

И надену я на свитер,

Только ветер на себя!

Завидую я.

      Этого секрета

не раскрывал я раньше никому.

Я знаю, что живет мальчишка где-то,

и очень я завидую ему.

Завидую тому,

        как он дерется,-

я не был так бесхитростен и смел.

Завидую тому,

        как он смеется,-

я так смеяться в детстве не умел.

Он вечно ходит в ссадинах и шишках,-

я был всегда причесанней, целей.

Все те места, что пропускал я в книжках,

он не пропустит.

          Он и тут сильней.

Он будет честен жесткой прямотою,

злу не прощая за его добро,

и там, где я перо бросал:

                 "Не стоит!"-

он скажет:

       "Стоит!"- и возьмет перо.

Он если не развяжет,

               так разрубит,

где я ни развяжу,

          ни разрублю.

Он, если уж полюбит,

            не разлюбит,

а я и полюблю,

         да разлюблю.

Я скрою зависть.

        Буду улыбаться.

Я притворюсь, как будто я простак:

"Кому-то же ведь надо ошибаться,

кому-то же ведь надо жить не так".

Но сколько б ни внушал себе я это,

твердя:

     "Судьба у каждого своя",-

мне не забыть, что есть мальчишка где-то,

что он добьется большего,

                                                 чем я.

Перестроение.

Студенту хочется послушать Скрябина.

И вот полмесяца живет он скрягою.

Идей до черта. А денег мало.

Москва -Товарная студентов любит

И выручает – дает работу.

Ночь над перроном идет на убыль.

Сгружают медики под песню уголь.

Сгружают лирики, сгружают физики

Дрова и сахар, цемент и финики.

Состав с арбузами пришел из Астрахани!

Его встречают, чуть ли не с астрами!

Но вот светает. Конец разгрузу.

Всем по двадцатке и по арбузу.

В карман двадцатку и к кассе - в полдень.

Теперь со Скрябиным порядок полный.

Лирический герой. (поет)

Сережка ольховая

          выше любого пророчества.

Тот станет другим,

          кто тихонько ее разломил.

Пусть нам не дано

          изменить все немедля, как хочется,-

когда изменяемся мы,

          изменяется мир.

И мы переходим

          в какое-то новое качество

и вдаль отплываем

          к неведомой новой земле,

и не замечаем,

          что начали странно покачиваться

на новой воде

          и совсем на другом корабле.

Фоно. Музыка М.Таривердиева

Поэт.

Я на пароходе "Фридрих Энгельс",

ну а в голове - такая ересь,

мыслей безбилетных толкотня.

Не пойму я - слышится мне, что ли,

полное смятения и боли:

"Граждане, послушайте меня..."

Фоно. Музыка М.Таривердиева

Проклятье века — это спешка,

и человек, стирая пот,

по жизни мечется, как пешка,

попав затравленно в цейтнот.

Поспешно пьют, поспешно любят,

и опускается душа.

Поспешно бьют, поспешно губят,

а после каются, спеша.

Но ты хотя б однажды в мире,

когда он спит или кипит,

остановись, как лошадь в мыле,

почуяв пропасть у копыт.

Остановись на полдороге,

доверься небу, как судье,

подумай — если не о боге —

хотя бы просто о себе.

Под шелест листьев обветшалых,

под паровозный хриплый крик

пойми: забегавшийся — жалок,

остановившийся — велик.

Когда шагаешь к цели бойко,

как по ступеням, по телам,

остановись, забывший бога,—

ты по себе шагаешь сам!

Когда тебя толкает злоба

к забвенью собственной души,

к бесчестью выстрела и слова,

не поспеши, не соверши!

О человек, чье имя свято,

подняв глаза с молитвой ввысь,

среди распада и разврата

остановись, остановись!

Перестроение. Пластический этюд.

Фоно. Музыка М.Таривердиева

Через реки, горы и моря

я бреду и руки простираю

и, уже охрипший, повторяю:

"Граждане, послушайте меня..."

Твердили пастыри, что вреден

и неразумен Галилей,

но, как показывает время:

кто неразумен, тот умней.

Ученый, сверстник Галилея,

был Галилея не глупее.

Он знал, что вертится земля,

но у него была семья.

И он, садясь с женой в карету,

свершив предательство свое,

считал, что делает карьеру,

а между тем губил ее.

За осознание планеты

шел Галилей один на риск.

И стал великим он... Вот это

я понимаю - карьерист!

Итак, да здравствует карьера,

когда карьера такова,

как у Шекспира и Пастера,

Гомера и Толстого... Льва!

Зачем их грязью покрывали?

Талант - талант, как ни клейми.

Забыты те, кто проклинали,

но помнят тех, кого кляли.

Все те, кто рвались в стратосферу,

врачи, что гибли от холер,-

вот эти делали карьеру!

Я с их карьер беру пример.

Я верю в их святую веру.

Их вера - мужество мое.

Я делаю себе карьеру

тем, что не делаю ее!

Страшно, если слушать не желают.

"Граждане, послушайте меня..."

Мне снится старый друг,

                который стал врагом,

но снится не врагом,

                а тем же самым другом.

Со мною нет его,

              но он теперь кругом,

и голова идет

           от сновидений кругом.

Мы ставили на риск,

                мы ставили на бой,

и мы теперь враги —

                два бывших побратима.

Я без него — не я,

              он без меня — не он,

и если мы враги,

             уже не та эпоха.

Мне снится старый друг.

                Он, как и я, дурак.

Кто прав, кто виноват,

                я выяснять не стану.

Что новые друзья?

              Уж лучше старый враг.

Враг может новым быть,

                а друг — он только старый...

Страшно, если слушать не желают.

Страшно, если слушать начинают.

Вдруг вся песня, в целом-то, мелка,

вдруг в ней все ничтожно будет, кроме

этого мучительного с кровью:

"Граждане, послушайте меня..."?!

Перестроение.

Я живу в государстве по имени  КАК БЫ,

Где как это ни странно,

                          Нет улицы Кафки,

Где и Гоголя как бы читают,

                           А как бы и Хармса,

Где порой как бы любят, но как бы и не без хамства.

«Это правда, что все как бы пьют

                             В государстве по имени КАК БЫ?»

Есть, кто как бы не пьет,

                              И поверьте мне ,

                                           Как бы ни капли…

«Что вообще за народ эти самые ваши КАКБИЙЦЫ?»

Как бы милый вполне,

                          но бывают порой как бы воры

                                               и как бы убийцы…

В основном, все мы как бы радушны и как бы достойны.

Все у нас поголовно за мир,

                                    Но бывают порою и войны.

Наше КАК БЫ – везде,

Словно будничное полоумье.

Я хочу перед Богом предстать

                                    Как я есть, а не как бы,

                                                                      Не вроде –

Лишь бы «как бы счастливым не стать»

                         В «как бы жизни»

                                                        И «как бы свободе»

Фоно. Музыка М.Таривердиева

Дай бог слепцам глаза вернуть

и спины выпрямить горбатым.

Дай бог быть богом хоть чуть-чуть,

но быть нельзя чуть-чуть распятым.

Дай бог не вляпаться во власть

и не геройствовать подложно,

и быть богатым — но не красть,

конечно, если так возможно.

Дай бог быть тертым калачом,

не сожранным ничьею шайкой,

ни жертвой быть, ни палачом,

ни барином, ни попрошайкой.

Дай бог поменьше рваных ран,

когда идет большая драка.

Дай бог побольше разных стран,

не потеряв своей, однако.

Дай бог, чтобы твоя страна

тебя не пнула сапожищем.

Дай бог, чтобы твоя жена

тебя любила даже нищим.

Дай бог лжецам замкнуть уста,

глас божий слыша в детском крике.

Дай бог живым узреть Христа,

пусть не в мужском, так в женском  лике.

Не крест — бескрестье мы несем,

а как сгибаемся убого.

Чтоб не извериться во всем,

Дай бог ну хоть немного Бога!

Дай бог всего, всего, всего

и сразу всем — чтоб не обидно...

Дай бог всего, но лишь того,

за что потом не станет стыдно.

Лирический герой. (поет)

Яснеет душа,

          переменами неозлобимая.

Друзей, не понявших

          и даже предавших,- прости.

Прости и пойми,

          если даже разлюбит любимая,

сережкой ольховой

          с ладони ее отпусти.

И необъяснимое -

          это совсем не бессмыслица.

Все переоценки

          нимало смущать не должны,-

ведь жизни цена

          не понизится

                    и не повысится -

она неизменна тому,

          чему нету цены.

Почему такая стужа?

Почему дышу с трудом?

Потому, что тетя Лужа

Стала толстым дядей Льдом!

2.  Фрагмент  песни

слова Е. Евтушенко, музыка А. Эшпая
А снег идет, а снег идет,

И все вокруг чего-то ждет...

Под этот снег, под тихий снег,

Хочу сказать при всех:

"Мой самый главный человек,

Взгляни со мной на этот снег -

Он чист, как то, о чем молчу,

О чем сказать хочу".

А снег идет, а снег идет,

И все мерцает и плывет.

За то, что ты в моей судьбе,

Спасибо, снег, тебе.

Перестроение.

Идут белые снеги,

как по нитке скользя...

Жить и жить бы на свете,

но, наверно, нельзя.

Чьи-то души бесследно,

растворяясь вдали,

словно белые снеги,

идут в небо с земли.

Идут белые снеги...

И я тоже уйду.

Не печалюсь о смерти

и бессмертья не жду.

я не верую в чудо,

я не снег, не звезда,

и я больше не буду

никогда, никогда.

И я думаю, грешный,

ну, а кем же я был,

что я в жизни поспешной

больше жизни любил?

А любил я Россию

всею кровью, хребтом -

ее реки в разливе

и когда подо льдом,

дух ее пятистенок,

дух ее сосняков,

ее Пушкина, Стеньку

и ее стариков.

Если было несладко,

я не шибко тужил.

Пусть я прожил нескладно,

для России я жил.

И надеждою маюсь,

(полный тайных тревог)

что хоть малую малость

я России помог.

Пусть она позабудет,

про меня без труда,

только пусть она будет,

навсегда, навсегда.

Забудьте меня,

Если это забвенье

Счастливее сделает вас на мгновенье,

Забудьте меня,

 Как себя забывают,

И только при этом собою бывают.

Забудьте меня, словно отблеск пожара,

Чье пламя сгорело и вам угрожало…

Идут белые снеги,

как во все времена,

как при Пушкине, Стеньке

и как после меня,

Идут снеги большие,

аж до боли светлы,

и мои, и чужие

заметая следы…

Забудьте меня, словно поезд, промчавший

Горящие окна над черною чащей,

Как будто пропавший ,

Как будто пропащий.

Быть бессмертным не в силе,

но надежда моя:

если будет Россия,

значит, буду и я.

Фоно. Музыка Е.Крылатова.