Парижские впечатления.
статья на тему

МУЗЕЙ Д’ОРСЭ

        Когда мы с Ларисой Ивановной Вербицкой выбирали тур в Париж, требовали выполнения одного, на наш взгляд, очень важного условия: не должно было быть ни одного свободного дня. Представители турфирмы выполнили наше условие, но реальное пребывание в Париже внесло свои коррективы. Временами в  сутки у нас было по 4 экскурсии, и свободные дни всё-таки появились, должна признаться, на наше счастье… Не составило труда заполнить такие дни, один мы посвятили музею Д’Орсэ.

        Было воскресенье,  утро  напомнило, что уже осень, конец сентября: было очень свежо, дул резкий ветер, но солнце светило ярко, почти по-летнему. Решили в музей отправиться пешком. Накануне ночью после длинного экскурсионного дня прочертили на карте Парижа маршрут, не удивились в очередной раз, что на пути у нас Гранд Опера, Вандомская площадь, сад Тюильри, площадь Согласия, мост через Сену…Это был наш первый воскресный день в столице Франции. Поразило то, что в довольно раннее для воскресения время у разных учреждений культуры длинные очереди. По экипировке судя, среди тех, кто решил посвятить свой выходной общению с искусством, далеко не только туристы…

        Музей Д’Орсэ располагается на левом берегу Сены, в здании бывшего железнодорожного вокзала. Мы узнали музей по куполообразному выступу в центре плоской крыши и настоящим вокзальным часам на этом выступе.  У входа, как и следовало ожидать, длинная очередь. Пока двигалась очередь, огляделись: небольшая площадка перед входом в музей окружена по периметру огромными скульптурными композициями, изображающими необыкновенно красивых животных: слона, лошадь…         Купив билет и выбрав карту-путеводитель по музею на русском языке, вошли в первый зал. Как водится в большинстве музеев, где нам удалось побывать, этот  зал посвящён французской скульптуре. В изобилии произведений  искусства вольно или невольно начинаешь искать хоть что-то знакомое: увы, ни одной скульптуры Родена здесь не было.  Попробовали воспользоваться картой музея, но, к сожалению, и она нас разочаровала: ни одной надписи, которая дала бы нам представление о содержании многочисленных залов и галерей. Оставалось одно: смотреть всё. Сами разработали систему передвижения по многочисленным залам: от входа в глубину центральной галереи, а потом на второй этаж и так же от входа в глубь галереи. Уже путешествуя по залам на первом этаже, поняли, что наш план нельзя не признать максимально удачным, потому что мы таким образом как бы окунулись в историю французского импрессионизма, передвигаясь по музею в соответствии с хронологией этого движения в искусстве Франции.  Что ещё оказалось замечательным, так это полное отсутствие информации об отдельных авторах и произведениях. Поэтому когда встречались лицом к лицу со знаменитейшими живописными полотнами, нас охватывала такая радость, такой восторг! Конечно, это были вещи хрестоматийные, известные каждому, кто хоть немного интересовался импрессионизмом в живописи. Целый зал посвящён картинам Эдуарда Мане. Когда смотрю репродукции с картин в альбомах по искусству, никогда не интересуюсь размером полотна. Наверное, это плохо, потому что непрофессионально. Поэтому и не ожидала, что «Завтрак на траве» и «Олимпия» Э. Мане столь велики по размеру. Рассматривая оригиналы этих классических импрессионистических полотен, почти физически почувствовала, как рождалось  новое, как «прорывало»   реалистические живописные нормы желание художника отразить новую реальность, не объектную, а чувственно-эмоциональную. Переходя из зала в зал, видела, как это желание само становится реальностью в произведениях Клода Моне «Собор в Руане»,  в натюрморте П. Сезанна «Яблоки и апельсины»,  в картине О. Ренуара «Бал в Мулен-де-ла-Галетт»…

        Я всегда считала, что в музей не ходят затем, чтобы что-то узнать. Узнавать надо до похода в музей, чтобы это знание «работало» на самые важные вещи: способствовало рождению эстетического переживания, пробуждало  лучшие чувства и эмоции, давало хоть на мгновение понимание самого существенного в жизни. Самым ярким впечатлением от посещения музея Д’Орсэ стала встреча с произведениями русских импрессионистов. Уже порядком устав, обходя многочисленные залы музея, мы вдруг увидели три небольшие по размеру произведения, рядком расположившиеся у основного входа в один из многочисленных залов. Мы вошли через боковой проход, соединяющий залы на втором этаже, поэтому эти три картины были достаточно далеко от нас, на противоположной стороне. Но что-то подсказало: то ли нежный, несвойственный французским полотнам прозрачно-акварельный колорит, то ли какое-то особое притяжение к родному, русскому,  -  что это произведения русских художников. Не задерживаясь ни перед какими полотнами в этом зале,  мы поспешили к объектам нашего притяжения: перед нами действительно были произведения родных,  русских мастеров импрессионизма Валентина Серова и Леонида Пастернака, отца великого русского писателя…Это было так же прекрасно, как встретить дорогого, родного  тебе человека в чужом холодном городе или стране! Позже, уже дома, когда был готов толстенный альбом с фотографиями из Парижа, Галина Петровна Володина, рассматривая не очень чёткую фотографию у картин В. Серова и Л. Пастернака в музее Д’Орсэ, отметила, что я и женщина, изображённая В. Серовым на портрете, очень похожи. Случайность? Нет. Просто Ларисе Ивановне, фотографировавшей это событие, удалось заснять то, что ещё А. С. Пушкин называл «русским духом»!

        Нам не довелось встретиться с картинами Ван Гога, да и знаменитую «Ареареа» Поля Гогена я купила в виде магнита на холодильник в магазинчике при музее. Жаль, но, видно, не судьба, вероятно, не для этого мы отправились в  Д’Орсэ… Мы ещё несколько часов провели в музее, поднимались на смотровую площадку, восхищались макетом Парижа под стеклом под нашими ногами, рассматривали предметы роскоши,  изготовленные французскими мастерами декоративно-прикладного искусства. Но после встречи с произведениями русских художников не покидало чувство, что главное в этот день уже произошло. И это чувство меня не обмануло: когда по истечении многих дней после поездки в Париж  встречаю информацию о Д’Орсэ,  или фото Д’Орсэ, или репродукцию какой-либо картины из этого музея, меня волной охватывают те же переживания, которые ощутила, стоя у  полотен русских художников…

Н. В. Позднякова

ЛУВР

        Конечно, если говорить о Париже как о городе мирового значения, на первом месте среди культурных объектов стоит Лувр.

        Побывать в Лувре – об этом я, будучи советской школьницей, даже и мечтать не смела – это было примерно так же нереально, как полёт на Марс простому смертному сегодня. О том, что находится в этом музее, я хорошо знала – и уроки истории у нас в школе проходили на высоком уровне, и  занятия по истории искусств в художественной школе, которую я с большим удовольствием посещала, делали из нас, тогдашних учеников, достаточно образованных в  области живописи людей. Да и дома мы любили листать многочисленные альбомы по искусству, смотрели слайды… Самой большой моей мечтой, именно мечтой, потому что ей, как я тогда думала, не суждено было сбыться никогда, была мечта встретиться глазами с настоящей Джокондой… О загадочности этой картины я тоже многое знала с достаточно раннего возраста. Нам повезло в каком-то смысле. В начале 70-х годов прошлого столетия  по телевидению шли многосерийные фильмы итало-франко-немецкого производства об итальянских художниках. Всей семьёй мы смотрели полухудожественные, основанные на документах  фильмы о титанах Возрождения:  Леонардо да Винчи, Рафаэле, Тициане. Помню даже голос, тон ведущего, когда он  цитировал воспоминания Джорджио Вазари…В 1975 году произошло чудо: Джоконду привезли в Советский Союз. Она выставлялась в Москве, в музее изобразительных искусств имени А. С. Пушкина на Волхонке, 12. Я  вырезала из «Комсомольской правды» чёрно-белые фотографии и многочисленные публикации…Поехать? И это в те времена для нашей семьи было невозможно…

        Первая встреча с Лувром произошла у меня 18 сентября во время автобусной обзорной экскурсии по Парижу. Лувр  я узнала сама, как только мы въехали на территорию дворца,  по огромному стеклянному кубу (спасибо Дэну Брауну и его «Коду да Винчи»!). Следует отметить, французы любят эклектику: например, на следующий день во время посещения  замка Фонтенбло, ожидая увидеть библиотеку, которой пользовался сам Наполеон, я была безумно разочарована: вход в библиотечный зал перекрыл …огромный металлический слон, который висел от высоченного потолка до пола книзу хоботом! А в последний день нашей поездки в Версаль в каждом зале великолепного дворца мы увидели, с моей точки зрения, скульптуры дурного вкуса, что-то наподобие гипсовых раскрашенных кошечек-копилок, которые продают Трус и  Бывалый в комедии Л. Гайдая «Операция Ы и другие приключения Шурика», только гораздо большего размера, изображающие, например,  ослепительно белого с золотым Майкла Джексона с детьми  или набор вещей повседневного обихода, как-то: швабра, тряпка, ведро…Элементы эклектики мы видели на улицах Парижского Манхэттена – торчащий из земли большой человеческий палец, в восхитительном Люксембургском саду – огромная голова пророка, которой поклоняются люди очень солидного  возраста… Так вот – огромный стеклянный куб – это вход в Лувр…

        21 сентября мы гуляли по территории Лувра самостийно, а организованная экскурсия по его залам состоялась 22. Сначала мне не повезло с наушниками – не работали… Расстроилась страшно: в таком музее без наушников то же самое, что без экскурсовода. Территория огромна, экспонатов много, посетителей ещё больше, экскурсии на разных языках, всё сливается в однообразный сильный гул – время на ветер!  С трудом удалось их заменить, и я не только успокоилась – растворилась в рассказе нашего гида Ольги, русской, давно вышедшей замуж за француза, освоившейся во Франции, но не забывшей, кто она и откуда…Лувр, как и многое во Франции, несколько раз перестраивался, менял свой статус. Вначале мы прошли по самой древней его части, увидели фрагменты мемориальных стен крепости, которую приказал в конце 12 века построить Филипп Август, отправляясь в Крестовый поход. Эта мощная крепость была построена недалеко от Сены на острове Сите, где тогда предпочитал жить король. Лувр в переводе с сакского означает «укреплённое сооружение». Ольга вела нас по самому популярному маршруту,  и довольно быстро. Мы заглянули в зал древнегреческого, этрусского и древнеримского искусства – там можно провести целую жизнь и не заметить быстротечности времени…В суетной экскурсионной гонке, спускаясь по лестнице: оглянитесь – это Ника Самофракийская… САМА НИКА?! В полутьме парит, буквально парит безглавая женская фигура, крылья…Разрешают…не насладиться зрелищем, не проникнуться величием момента – сфотографироваться… Но Ника далеко, а мы на её фоне такие нелепо огромные! Ещё какой-то зал – нет мемориальных скульптур, только древние копии, а в голове пульсирует: НИКА, НИКА! И вдруг – о чудо! Венера Милосская. Суетится народ, вспыхивают фотоаппараты, подталкивают друг друга. И у всех – не важно, немец ты, японец или русский – виноватые лица…Это ВЕ-НЕ-РА, а нам бы более менее удачно запечатлеть себя, ничтожного в своём маленьком тщеславии! Венера не велика, чуть больше обыкновенной современной крепкой женщины, но до чего совершенно её тело! Над ней невластны «увечья» времени, они не портят её совершенства…И начинаешь чувствовать, что рядом с истинным есть особое тепло, нет, словами нашими, обычными этого не выразить!..

        Потом были залы живописи. Вначале французы. Помню, как ещё ученицей художественной школы рассматривала репродукцию картины Теодора Жерико «Плот «Медузы», от настоящей картины веет ещё большим ужасом смерти…Фото на память у «Свободы, ведущей народ» Эжена Делакруа. Это произведение символично, как символичен настоящий французский канкан… Франция – это сама революция в отдельные времена, конечно…

        «Итальянская школа представлена в Лувре лучше других иностранных школ и включает настоящие шедевры», - так написано в путеводителе… ЧТО это за шедевры – где взять слова, чтобы передать те сложные чувства и ощущения, когда ТЫ, САМА,  стоишь перед «Святой Анной и Мадонной с младенцем и ягнёнком», перед «Мадонной в гроте» Леонардо да Винчи! И, наконец, вот она – Джоконда…Маленький портрет… Эх,  люди! Застеклили, огородили…Не подойти, не посмотреть в глаза…Только тайной веет, и ощущение, что она сама прячется от людской туристической назойливости, не хочет «украшать» фото на память… А так хочется на память, чтобы потом, дома, посмотреть и самой себе не поверить: вот ОНА  - ДЖОКОНДА! И ты была рядом с ней! Всё остальное – как-то мимо: и картины Тициана, и фрагменты настоящих фресок Ботичелли, и роскошные короны и табакерки королей…Спускаемся вниз. Два часа как один миг…В Лувр надо приходить много раз, одному. Без спешки, без фотоаппарата. А пока спасибо, судьба, и за это. Я знаю, что такое СЧАСТЬЕ!

        Во дворе Лувра, несмотря на вечер, бьют всё так же фонтаны, неприятно будоражит резкий запах с Сены…Именно этот запах заставил Марию Медичи покинуть дворец и выстроить другой, тот самый, что описал А. Дюма в «Трёх мушкетёрах», разбить великолепный Люксембургский сад. Становится прохладно, но сад Тюильри полон народа, лежат на траве, сидят на гранитных скамейках…Вдруг вспоминаю, как, гуляя, зашли в тёмные аллеи, аккуратно постриженные – а там обитают парижские бомжи. Их много, на два миллиона жителей шесть тысяч людей без определённого места жительства, без работы, без документов часто…Рядом с Никой, Венерой, Джокондой…Париж – город контрастов…

Н. В. Позднякова

ПАРИЖСКИЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ

        Наверное, ещё в девятнадцатом веке  зародилась поговорка: «Увидеть Париж и умереть!». Почему в девятнадцатом? Несложно ответить: высший свет русского дворянства создал моду на всё французское. Французский язык светские люди знали лучше, чем русский. Многие из них по-русски даже писать не умели, только по-французски… Побывать в Париже – здорово, этот город даёт  море  положительных эмоций, часто восторга, рождает бездну мыслей, способствует быстрой смене настроения,  но этот город не единственная ценность, по крайней мере для меня, мой смысл жизни не в этом, мои предпочтения не в пользу Франции и её столицы… Тем не менее спасибо Парижу за то, что он дал мне ещё раз понять, что я русская, что моя Родина – Россия. И этим нужно гордиться…

        В первый день приезда была повержена в шок: в отеле Жерандо, где много лет останавливаются за редким исключением русские туристы, ни один портье, ни один служащий отеля не выучили ни одного слова по-русски, а может, просто не желали употреблять наш язык?.. Их поведение можно было расценить примерно так: мы вас не звали, вы приехали сами… Для меня, как для русского человека, для которого гостеприимство – норма, тем более если это твой бизнес, твоя работа, это было не просто удивительно…

        Французы не гостеприимны, но они не мешают туристам и другим посещающим Францию жить в их стране, пользоваться удобствами своей столицы. Что я имею в виду под удобствами? В Париже есть метро и автобусы, это основной способ передвижения большинства парижан и гостей французской столицы. На остановках автобусов есть электронные табло, на которых высвечивается номер автобуса и время его прибытия на остановку. Если автобус где-то застрял в пробке, время тут же изменится. Мне ни разу не удалось зафиксировать неточность указаний на табло.

Из всех кранов, из которых течёт вода, можно пить. У французов нет понятия  «техническая», а значит, непригодная для питья вода…

        В Париже очень узкие улицы, и нет параллельных улиц. Ориентироваться поэтому очень непросто, но это безумно интересно – гулять по Парижу. Соображать приходится самому, и нужно уметь пользоваться картой. С картой Парижа на его улицах можно встретить  не только иностранных туристов, но и коренных жителей. На самом деле Париж город небольшой, в нём всего два миллиона жителей. Совсем небольшой центр Парижа, если сравнивать его с центром Москвы или Петербурга. И необходимость в карте очень быстро отпадает. Ты начинаешь ощущать себя на некоторое время почти как дома, если не ленишься и много ходишь пешком…

        Если бы не было иностранных туристов, то можно было бы сказать, что основной цвет одежды парижанок чёрно-белый, только иногда увидишь шарфик или палантин оливкового или рыжевато-коричневого цвета.  Замечательны французские мужчины: около офисов все в элегантных тёмных пиджаках,  белых рубашках и галстуках, но рано утром и после рабочего дня эти красавцы в несколько секунд превращаются в мотоциклистов, прячут свои кейсы и папки в специальные боксы на своих мотоциклах и лихо рассекают парижские улицы, поражая необыкновенно сильным  грохотом моторов. Все в одинаковы шлемах и чёрных кожаных куртках. Мотоциклов и велосипедов в Париже тьма.  И это понятно: улицы такие узкие и такие извилистые, что мобильным может быть только мотоцикл,  велосипед... и самокат.

        В Париже везде есть лавки, скамейки: устал – присядь. Но все они или из металла, или из камня, только иногда из «тёплого» дерева. Нам, русским, холодно, а им, французам, в самый раз: даже в сентябре, когда по утрам прохладно, а днём чуть больше двадцати градусов, они и сидят, и лежат часами на камне, на гранитных набережных Сены, на многочисленных лужайках…

        Гуляя по Парижу, часто испытывала те же ощущения, что и при чтении романа Эмиля Золя «Чрево Парижа». На каждом углу кафе, рестораны, закусочные, бистро и т.п. Запах пищи перемешивается и становится просто тошнотворным. Столики около таких заведений стоят прямо на тротуарах, и прохожим иногда приходится просто протискиваться между теми, кто за ними сидит и ест. Часто возникало такое ощущение, что парижане только и делают, что едят. Даже шагая по улицам, они жуют: в руках или багет с отломанным концом, или огромны бутерброд... Иностранные туристы в основном перекусывают, тоже  на бегу: в Париже столько культурных ценностей, надо всё успеть посмотреть, поэтому рассиживаться за столиками кафе и ресторанов для них непозволительная роскошь… А вот парижане это любят: если не обед, то чашка кофе, бокал вина, обязательные сигарета и газета. В выходной день вместе с детьми подолгу засиживаются в ресторанах, обедают основательно, чинно, как будто делают очень важное дело.

        А вот  тучных французов я не видела ни разу. Это, вероятно, потому, что они очень много бегают. В любое время суток можно увидеть в самых неожиданных местах, в том числе и возле Лувра, и возле знаменитой Эйфелевой башни, французов, совершающих пробежки. И это не бег трусцой в удовольствие -  они мокрые от пота. Экскурсовод Катрин во время автобусной обзорной экскурсии по Парижу говорила нам, что парижане очень любят спорт, приглашала нас на пробежку на роликовых коньках, которая проходит каждое воскресенье. «Если у вас нет коньков, забыли взять с собой, - шутила она, - можно взять на прокат». Действительно, в Париже многое можно взять на прокат, в том числе и самокат, и велосипед.

        Во время прогулки по Сене на кораблике «Бате муш» увидела на искусственном островке возле одного из многочисленных мостов уменьшенную копию американской статуи Свободы. Удивилась. Позже узнала, что в Париже целых три такие копии. Почему? Чуть позже, беседуя с замечательным экскурсоводом Вероникой, узнала о благоговейном отношении французов к американцам. За что? За то что «накормили» голодную Францию после второй мировой войны… А как же русские? Ведь французы знают: если бы не победа Советской армии над фашистской Германией, страну ждал бы полный геноцид… Но, похоже, деяния, не связанные с «чревом», не имеют для французов ценности…Мне их жаль…

        На русском кладбище в Сен-Женевьев де Буа услышала, что наш премьер В. В. Путин во время последнего визита во Францию предал мэру городка, где находится русское кладбище, семьсот тысяч евро. «Но вы не думайте, что это благодеяние, - говорит наш экскурсовод Одели, - это возвращение долга. Французы долго бесплатно ухаживали за могилами вашего Бунина, Нуриева». «Вашего? А как же Нобелевская премия? – удивляюсь я. – А «Джоконда» Леонардо Да Винчи тоже не ваша?» В ответ - растерянность. Тогда продолжаю: «А вот Гюго, Золя, Моне, Дали – наши. И мы почли бы за счастье ухаживать за их могилами». Да и не бесплатно трудятся французы: родственники похороненных – состоятельные люди. Они оставляют обычно значительные суммы для ухода за могилами своих родных. Делаю вывод: национальный эгоизм французов - от отсутствия благородства, широты души, что является основным в характере лучших представителей русской нации. Мне  жаль их, французов…

        Но французам не чужда самоирония: показывая нам Триумфальную арку в честь побед Наполеона, того самого, что бежал  с позором из спалённой Москвы, бросив на произвол судьбы свою голодную замерзающую армию, Вероника вскользь заметила: «Мы, французы, любим свои победы и умалчиваем о поражениях». Проводя нас по Монмартру, она показала бистро Катерины. В нём когда-то в 1813 году пообедал русский казак. Торопясь куда-то, приказал: «Подавай быстро, быстро!» Вот отсюда и пошли многочисленные парижские бистро. И вообще, от русских казаков многое пошло в Париже. Но об этом даже Вероника, ироничная, умная женщина, говорить не захотела…

        Зато самый красивый мост Парижа – мост Александра Первого: белый с золотом, и построен на наши, русские деньги! И об этом говорят сами французы.

        А на таможне в грандиозном аэропорту Шарля де Голля подвергли тщательному досмотру мою сумку. И знаете почему? В книге, которую я брала с собой, лежали засушенные листики платана, которые я подобрала на улицах Парижа. Когда служащая таможни, проводившая «досмотр» моей сумки, увидела наконец, что заложено между страницами «Последнего года жизни Достоевского», она рассмеялась громко, по-хамски… Вот, мол, что эти русские с собой везут… И её мне жаль: где ей, бедной, понять, что у Парижа есть свой запах, тонкий, едва уловимый, и мне так хотелось его привезти в Россию, потому что история Франции – это часть истории России, как и Россия – часть истории Франции, только, как мне показалось, та её часть, о которой они не хотят знать… А может быть, мне это только показалось…

Н. В. Позднякова