"Детство Н. А. Римского - Корсакова"
методическая разработка по музыке по теме

МОУДОД школа искусств им. Н. А. Римского – Корсакова

Детство Н. А. Римского – Корсакова

Преподаватель школы искусств

Мельникова Т. И.

Тихвин 2012год.

Ни его талант, ни его энергия, ни беспредельное доброжелательство к  ученикам и товарищам никогда не слабели. Славная жизнь и глубоко национальная деятельность такого человека должны составлять нашу гордость и радость….много ли можно указать во всей истории музыки таких высоких натур, таких великих художников и таких необычайных людей, как Римский – Корсаков?

В. Стасов.

Вступление.

Имя Николая Андреевича Римского – Корсакова – одного из крупнейших русских композиторов второй половины XIX столетия широко известно во всём мире. Гениальный композитор, выдающийся педагог, создавший свою школу, дирижёр – практик, автор трудов об оркестре, статей о музыкальном образовании, музыкальный писатель, оставивший своеобразные мемуары «Летопись моей  музыкальной жизни», Римский – Корсаков представляет собой энциклопедический тип русского художника. Личность Римского – Корсакова сочетала это многообразие в гармоническом единстве.

Римский – Корсаков часто казался современникам суровым, замкнутым, «застёгнутым на все пуговицы». Подчёркнуто прямая осанка худощавой  фигуры, подтянутость. Умное, одухотворённое лицо. Живой взгляд, который не могли притушить двойные очки, - всё это говорило о человеке большой воли и требовательности к себе.

Римский – Корсаков родился в небольшом, но по тем временам довольно оживлённом северном русском  городе Тихвине 6/18 марта 1844 года. На другом берегу речки Тихвинке, прямо против скромной усадьбы Римских – Корсаковых, высились белокаменные стены и сияли золотые купола старинного Большого или Богородицкого монастыря. В XIX веке Тихвин развивался как торговый и ремесленный центр, значение которого возросло с открытием в 1811году Тихвинской судоходной водной системы. Её история началась ещё в петровское время. Пётр I узнал о старинном водном пути и задумал на месте бывшего волока между реками Тихвинкой и Соминкой проложить канал, чтобы соединить столицу страны с хлебным Нижним Поволжьем. Пётр I сам побывал на волоке, но завершить работы удалось лишь столетие спустя. Тихвинка была основным звеном Тихвинского водного пути, соединявшего Балтийское море с Каспийским. При устройстве Тихвинского водного пути через водораздел был прорыт канал длиной 7,5 километров, соединивший озеро Лебединое с рекой Валченкой. На реке было построено 49 шлюзов, носивших наименование губерний, из которых были присланы на строительство «работные люди». Основным занятием жителей Тихвина стало так называемое лодочничество – сопровождение судов до Петербурга и Кронштадта. Современник писал: «Жили там бойкой широкой жизнью, строились лодки, нагружались и перегружались суда, торговали в постоялых дворах и лавках». В XIX веке через Тихвин проходил знаменитый Сибирский тракт; здесь находилась большая почтовая станция. В 1826 году, направляясь в Сибирскую ссылку, через город проезжали и останавливались на местной почтовой станции декабристы, а в 1849 году по этому тракту следовал на каторгу Ф. М. Достоевский. О детстве Ники известно мало. В своих воспоминаниях он добросовестно перечисляет ранние музыкальные впечатлении, упоминает о том, что умел целыми часами играть один, что говорит о том, что у него почти не было товарищей, а фантазия работала на славу. Известно, что увлечённый письмами и рассказами брата о дальних краях и океанских плаваниях, он заочно влюбился в море и морское дело, строил модели судов. В играх воображал себя мореходом, терпел кораблекрушения и выплывал из водной бездны. Из его детских писем узнаём также, что уже очень рано он увидел дивную красоту звёздного неба, научился безошибочно различать крупные звёзды, планеты, главные созвездия, вслушивался в пение птиц, следил за цветением деревьев, кустарника, полевых трав.  Семья Римских – Корсаковых была музыкальной: отец композитора по слуху играл на фортепиано, мать и дядя часто пели народные песни, а также отрывки из модных опер. В 1844 году, когда родился Николай Андреевич, его отцу перешло за 60 лет, а матери было 42 года. Отец композитора, Андрей Петрович, был одно время гражданским губернатором Волыни. Он отличался мягкостью правления и свободомыслием. Известно, что он не побоялся встретиться с осуждёнными декабристами М. Муравьёвым-Апостолом и А. Бестужевым и дружески ссудить их деньгами. «Оказанную нам тогда услугу свято храню в памяти по сию пору», - писал об Андрее Петровиче много лет спустя Муравьёв-Апостол. После того как он был уволен  специальным приказом Николая I, Андрей Петрович поселился в старинном, доставшемся в наследство доме в Тихвине. Ему шёл уже седьмой десяток, когда здесь родился младший сын Ника. Этот дом с небольшим участком земли и весьма по тем временам скромная пенсия составляли всё богатство семьи. Имевшихся немногочисленных крепостных Андрей Петрович  постепенно отпускал на волю, задолго до этого времени. Некоторые из них оставались в его доме в качестве вольнонаёмной прислуги. Софья Васильевна хоть и была дочерью крупного помещика, но никакого приданого с собой не принесла. Причиной тому, видимо, было её положение незаконнорождённой, а возможно, и то, что бежала из дома и вышла замуж за Андрея Петровича против воли отца. Со времени поселения в Тихвине у Андрея Петровича появилось стремление к внутреннему сосредоточению и самопознанию, к «обозрению протекшей жизни», к уединению. С новой силой ожили в нём идеи масонства, от которой он не мог отказаться даже притом, что в своё время подписал официальное отречение от масонства и сжёг особо важные документы. Софья Васильевна посвятила себя заботам о муже и домашнему хозяйству, но не сторонилась и незатейливых тихвинских развлечений: провинциальных концертов, спектаклей, балов и визитов. Для Софьи Васильевны были характерны живость характера, любознательность, жадность ко всему украшающему жизнь, стремление к жизненной полноте в пределах их скромного быта. Любимым её чтением были романы и стихи. Её альбомы полны выписанных из разных изданий поэтических произведений. Она очень любила животных, и в тихвинском доме всегда было несколько собак, в комнатах летали канарейки и жил большой попугай. Особое внимание она уделяла цветам, за которыми собственноручно ухаживала и в комнатах и в саду. Не забывала и своё любимое занятие – вышивание. Брак Софьи Васильевны и Андрея Петровича был исключительно счастливым, скреплённым любовью, высокой нравственностью и взаимным уважением, чему нисколько не мешала большая разница в возрасте: ведь Софья Васильевна была на восемнадцать лет младше мужа. По воспоминанию тихвинского жителя А. Н. Витмера, родители которого были хорошо знакомы с Римскими-Корсаковыми (а впоследствии купили их дом), Софья Васильевна была женщиной красивой и, несомненно, очень умной, образованно. Тактичной, настоящей покорительницей сердец от мала до велика, владевшей тайной очаровывать даже дам. Витмер писал, что Андрей Петрович был небольшого роста, всегда чисто одетый, с прекрасными манерами, всегда вежливый. Его признавали за человека по тому времени либерального. Он избегал близкого общения с местными дворянами, жил скромно. В тихвинском обществе был весьма уважаем, часто бывал нравственным судьёй в разрешении споров всех приходивших к нему за советом.  Воин Андреевич, старший сын, окончив Морской корпус в 1836 году, целиком посвятил себя морской профессии, подолгу бывал в плаваньях и лишь изредка навещал родителей. На протяжении девяти лет они жили в Тихвине тихо и мирно, иногда выезжая погостить летом в Троицкое к Скарятиным, а зимой в Петербург к Николаю Петровичу. Софья Васильевна уже перешагнула за сорок, а Андрей Петрович находился накануне своего 60-летия, когда неожиданно в их ничем не нарушавшуюся, спокойную жизнь вошло значительное событие: выяснилось, что Софья Васильевна снова ждёт ребёнка. Перспектива иметь ребёнка в таком возрасте и после 22-летнего перерыва немало смущала её. Но она воспрянула духом после того, как ей привиделся удивительный сон: спускавшийся с небес ангел протягивал ей ярко горящую свечу. Впечатление от этого сна было столь сильным, что, будучи глубоко религиозной, она истолковала его как знамение свыше, обязывающее её дать жизнь новому человеку. Софья Васильевна рассказала о своём сне, и кто-то из тихвинских друзей запечатлел его на одном из листков её альбома. Впоследствии с этого рисунка была сделана фотография. Окантованная под стекло и повешенная на стену, эта картинка стала известна среди внуков Софьи Васильевны под названием «Бабушкин сон». И невольно напрашивается мысль, что сон этот был вещим, что горящая свеча в руках ангела была предвестницей появления яркой личности, великого русского композитора Н. А. Римского-Корсакова, которого суждено было явить миру Софье Васильевне.

Семейная переписка, касающаяся второго сына Николая, началась задолго до его рождения. Из письма отца Воин Андреевич узнал о предстоящем прибавлении семейства месяцев за пять до этого и тотчас же отвечал Андрею Петровичу: «Письмо Ваше так меня поразило, так удивило, что я не могу собраться с мыслями, чтобы изобразить Вам чувства, взволновавшие меня: тут смешивались страх, неведение своих будущих чувств относительно этого события и желание узнать их; всё это произвело во мне такое волнение, что я долго не мог опомниться. Одно только могу сказать, наверное,  что тут не примешивается ни тени какой-нибудь зависти или опасения утратить малейшую частицу той любви, которую Вы ко мне питаете». Воин Андреевич, которому шёл ещё только двадцать второй год, писал так не из сиюминутного порыва молодого человека. Об этом свидетельствуют последующие его письма, которые посылал родителям на протяжении многих лет этот любящий, добрый и в то же время строгий заочный воспитатель своего маленького брата. Можно лишь удивляться, сколько заботы и разумности в его письмах, вызванных стремлением участвовать в нравственном и физическом формировании и обучении нового члена семьи. Ведь сам он был тогда ещё не женат, и, казалось бы, вовсе не умудрён жизненным опытом. Желая помочь родителям, Воин Андреевич заказал в Петербурге для будущего новорождённого кроватку и 1 января 1844 года писал в Тихвин: «Вот и новый год, милые мои папа и мама. Сожалею, что я в этот день не с вами, чтобы обнять вас вместе с поздравлением.< > Кроватка для малютки уже готова; нужно только переслать её». Появление Ники, как стали называть новорождённого Николая, вызвало у родителей, давно отвыкших о присутствия малого ребёнка, обильный поток нежных чувств к новому члену семьи. В своём календаре на 1844год Андрей Петрович сделал первую трогательную запись о нём на листке своего календаря в марте: «Ника родился 6 числа в 4 часа 53 минуты пополудни». И далее последовали такие записи, как: «Мать кормила его собственным молоком в течение 9 суток, а с вечера 15 числа, по невозможности продолжать, вверила кормилице Федосье». Через три недели после рождения Николай был крещён. Для чего Воин Андреевич приезжал в Тихвин.  Прожив некоторое время в Тихвине, Воин Андреевич сильно привязался к малышу и, вернувшись в Петербург, сильно скучал по крестнику. Всё, что сообщалось о брате, приводило Воина в восторг. В два с половиной года у Ники появились первые попытки, очевидно в подражании родителем, писать письма. Вскоре Ника сделал явные успехи и в неполные три года стал писать отдельные слова. При той нежной любви и родительской заботе и ласке, которые окружали младшего члена семьи, излишнего баловства в его воспитании не было. Домашняя атмосфера была простой и искренней, чуждой всякой деланности, проникнутой взаимным доверием и высоконравственной. И всё-таки Воин Андреевич, видимо, несколько опасался, как бы трогательная ласка родителей не привела к избалованности и изнеженности ребёнка. Его письма в Тихвин полны не только вопросов о брате, но и советов по его воспитанию и обучению, сопереживании по поводу тех или иных проявлений его развития. В трёхлетнем возрасте Ника стал заметно заикаться. «Меня тревожит заикание Ники,- сразу откликнулся Воин Андреевич. - Пожалуй, что частое повторение подобных припадков обратит заиканье в привычку». Но  усилиями Софьи Васильевны, обладавшей огромной выдержкой, этот недостаток был устранён. По словам Витмера, она заставляла Нику говорить всё нараспев, «настойчиво добиваясь певучести его речи, несмотря на то, что это давало повод к дешёвым остротам о том, что Ника не говорит, а поёт». Ника рос ребёнком здоровым и резвым. Игры и впечатления Ники не были городскими. Дом Римских – Корсаковых, незадолго до рождения их второго сына несколько расширенный пристройкой с восточной стороны и сохранившийся до наших дней, стоит на высоком берегу реки Тихвинки. Напротив дома, через реку, - Большой Успенский мужской монастырь, перед  которым в то время расстилался у реки огромный монастырский луг. Позади монастыря – большой массив сада. Близ дома, выше по течению  реки. Тогда с оживлённым судоходством, имеется шлюз, через который с шумом прорывается вода. Рядом – покрытая лесом крутая гора. На том же берегу, где дом Римских – Корсаковых, неподалёку стоит небольшая Полковая церковь – каменное здание, построенное в XIX веке. Сам же дом, где рос Ника, - деревянный, одноэтажный, с мезонином и анфиладой просторных комнат с окнами на реку и монастырь. Этот дом не похож на купеческие или мещанские, каких было много в Тихвине, и даже назывался «барским». При доме был уютный сад, а за ним начинались поля и лес, в те времена дремучий, с поэтичным Царицыным озером, о котором ходила легенда, что на его берегу спасалась от шведов Анна Колтовская, одна из жён Ивана Грозного, заточённая им в Тихвинский женский монастырь. Софья Васильевна, сама неравнодушная к природе, прививала сыну с младенческих его лет любовь к красоте природных явлений. Он заслушивался пением птиц и, лазая по деревьям, подражал их звукам. Знал названия всех растений. Наблюдал за бабочками, стрекозами, жуками. Как все здоровые дети, Ника много шалил, дома умел играть один, сам себе, выдумывая занятия. Например, запрягал стулья вместо лошадей, представляя кучера; надев на нос вырезанная из  бумаги очки, изображал, как приходивший в дом часовой мастер разбирает часы. Он стал увлекаться и сооружением кораблей, что было, несомненно, навеяно профессией брата и чему способствовала жизнь у реки. Воина Андреевича беспокоило физическое развитие Ники, и, когда тому исполнилось пять лет, он рекомендовал родителям использовать летнее время для укрепления организма младшего брата. «Пожалуйста, заставляйте Нику побольше рыться в саду да лазить на гору у шлюза. Да не пора ли уж начать купать его в реке и приучать плавать? – советовал он. – Пользуйтесь летом для укрепления физических сил Ники. Я думаю, что теперь ему всего нужнее сильные моционы: беготня, лазание, купанье и пр. Скажите ему от меня, что он должен в нынешнее лето выучиться влезать на гору у шлюза». Воин Андреевич считал необходимым продолжать физическое воспитание Ники и в зимнее время: «Пожалуйста, побольше ему гимнастики: упражняйте и воспитывайте в нём телесную силу. Много ли и долго он может гулять?» О жизни в Тихвине в эти годы Андрей Петрович писал Бередникову: «В семействе нашем муж и жена живут в ладу, стараются взаимно угождать, не предпочитают препровождение времени с посторонними домашнему; умом, правилами и поведением старшего сына утешаются, здоровьем и смыслом младшего сына довольны;  в необходимом не нуждаются». Действительно, младший сын их радовал. Судя по записям отца и матери, в пять с половиной лет  он начал учить французские слова, затем читать по-русски, к шести годам – читать по-французски. Но как раз в этот период безмятежная жизнь тихвинской семьи была несколько нарушена размышлениями родителей и старшего сына о дальнейшей судьбе Николая. Ведь ему предстояло, как и Воину Андреевичу, поступать в какое-либо учебное заведение для приобретения профессии, чтобы материально обеспечивать себя в будущем. Об этом и началась переписка между родными, когда Нике минуло пять лет, то есть когда уже полагалось определять мальчика кандидатом на обучение в том или ином заведении. После продолжительных размышлений судьба Ники была решена: он должен был поступать в Морской корпус и стать моряком по примеру старшего брата, дяди и прадеда.

С Воином родители расстались рано, и это было для них тяжело. Теперь Андрей Петрович писал Бередникову: « Вы скучаете, не имея при себе детей. Мы очень понимаем и потому положили нашего Нику, если Богу будет угодно, поместить в военно-учебное заведение не прежде чем по достижении им 12 лет возраста». Нике в то время шёл шестой год.

Обучением младшего сына занимались сами родители, главным образом Софья Васильевна. Она научила его читать и писать, ей он был обязан и своим первоначальным музыкальным развитием. Домашняя обстановка располагала к этому. Андрей Петрович часто садился за фортепиано и играл по слуху различные отрывки из опер того времени: Мегюля, Россини, Моцарта, Керубини, Верстовского, Глинки. Софья Васильевна пела не только романсы таких композиторов, как Титов, Одоевский, Варламов, Гурилёв, но и народные песни, русские и польские, слышанные ею в Житомире. Ещё младенцем Ника засыпал под колыбельную песенку, которую пела ему мать. С двух лет Ника хорошо различал мелодии песен, стал обнаруживать прекрасный слух и очень верно подпевал отцу, когда то  играл на фортепиано.  К шести годам он начал подбирать мелодии и пьесы с гармонией из репертуара отца. Выучил названия нот и мог угадывать любые тона фортепиано из другой комнаты. Шестилетнего  Нику стала учить игре на фортепиано Екатерина Николаевна Унковская, которая жила по соседству с Римскими – Корсаковыми. Это были обычные уроки с гаммами, упражнениями и лёгкими пьесами, не особенно увлекали ученика. Для собственного развлечения он по слуху аккомпанировал попугаю Софьи Васильевны, ею же, видимо, наученному петь незамысловатую мелодию.

В конце 1850 года Воин Андреевич приехал в Тихвин на время отпуска. В этот период он получил повышение и стал командиром тендера «Лебедь». Больше месяца провёл он с родителями и братом, познакомился с его успехами в обучении и поведении, а по возвращении в Кронштадт продолжил свои письменные наставления: «Брату Нике считаю нужным напомнить, что он теперь уже довольно большой мальчик и что с этого года пора ему уже самому за собой присматривать и начать этот присмотр с того, что удерживаться от слёз. Я уверен, что в этом году он ни разу не заплачет, а в противном случае мама, вероятно, не откажет все такие разы отмечать в своей книжке и число их ежемесячно мне сообщать».

Когда Воин Андреевич приезжал в Тихвин, Ника обрушивал на него поток вопросов о кораблях и морских терминах. За что брат прозвал его «вопросительным знаком». Ещё не очень владея грамотой, в письмах к брату Ника тоже задавал бесчисленные вопросы, главным образом о вооружении кораблей.

Писал Ника не очень-то красиво, и было решено учить его каллиграфии, для чего из Петербурга была доставлена  самая лучшая пропись, т.е. руководство для обучения ребёнка каллиграфии под надзором родителей.

Ника занимался с родителями не только русским языком, но и арифметикой, и историей, и рисованием, что всемерно поддерживал Воин Андреевич. Поощрял  он и уроки игры на          фортепиано. В это время кроме старинного инструмента в тихвинском доме появился новый рояль, и Воин Андреевич писал из Кронштадта: «Очень рад приобретённому вами инструменту. Ника может приобрести с ним талант, ничему не мешающий, и мне будет одним развлечением больше в отпуске». Воин сам был очень музыкален и прекрасно играл на фортепиано. Теперь же он стал снова упражняться в этом. «Рекомендуюсь брату как соперник», - писал он в январе 1852 года. Лет около восьми Ника стал заниматься музыкой с другой учительницей – гувернанткой в семье Фель Ольгой Никитичной. Он разучивал с ней переложения из итальянских опер, из «Пророка» Мейербера, играл в четыре руки сонатину Бетховена. Музыкальные занятия пошли на лад, а с чистописанием дело обстояло неважно, несмотря на обещанную братом награду в виде альбома для рисования.

Неожиданно в жизни Воина Андреевича произошло значительное событие, о котором он не замедлил сообщить родителям. Он  был назначен в экспедицию, впоследствии описанную И. А. Гончаровым. Плавание продолжалось без малого пять лет, и за это время он побывал в восточных пределах России, в Японии и Китае.

Отовсюду, где ему пришлось побывать, он посылал в Тихвин письма с подробными и в литературном отношении прекрасными описаниями всего виденного и пережитого. Таких писем, часто состоявших из многих страниц, накопилось около сотни, и все они были сохранены Андреем Петровичем, тщательно им пронумерованы, снабжены оглавлением и собраны в пачку под названием «Дальний вояж». Их читали в семье вслух. И можно себе представить, какое сильное впечатление производили они на Нику.

Ника прилежанием не отличался, о чём родители сообщали старшему сыну. Воин Андреевич писал в Тихвин: «Очень жаль, что Ника ленится. Признаюсь, такое известие наводит на меня очень неприятные мысли. Я здесь имею на глазах очень печальный пример на сыне М. П. Лазарева. < >Кажется, как бы не ожидать хорошего от мальчика, который имел все средства к тому, чтобы получить наилучшее воспитание? <  >Все офицеры с ним занимались с особым усердием, и теперь он всем надоел своей ленью, невниманием и лживостью до того, что все от него отступились». Опасения Воина Андреевича были, конечно, излишни. Вряд ли можно было ожидать такого скверного поведения от Ники при той высоконравственной атмосфере, которую создали родители. «Пью здоровье тех, - писал в Тихвин Воин Андреевич, - которые меня взрастили и воспитали, которым я обязан всем, что есть во мне доброго. Ибо всё дурное нажито мною самим уже тогда, когда я вышел из их рук на плавание по морю житейскому».

В своих воспитательных принципах Андрей Петрович руководствовался  положением устава вольно-каменщического, в котором говорилось: «Ежели Великий Строитель дарует тебе сына, возблагодари, но трепещи над сокровищем, тебе дарованным, и соделайся для ребёнка образом божества. <  > До десяти лет будь ему повелителем, до 20 – отцом, до смерти – другом».              Софья Васильевна, души не чаявшая в муже, во всём следовала его правилам,  к которым добавлялась нежность материнской любви, сделавшей её особенно близким другом младшего сына.

Тем не менее, старший сын писал: «Нику благодарю за письма, но не благодарю за то, что у него ещё нет беглого почерка. В его лета, был в корпусе, я уже писал без линеек».

1854 год для России был неспокойный. Шла война с Турцией и появление флота поддерживающих её Англии и Франции у берегов России. Главным театром военных действий стал Севастополь, но неприятельские суда англо – французского флота подходили в Белом море к Соловецкому монастырю, в Балтийском море – к Кронштадту и на Востоке – к Камчатке. Появилась опасность встречи с вражескими судами и для шхуны «Восток», судна Воина Андреевича. Можно себе представить, как тревожно было на душе у родителей, притом, что известия от сына шли чрезвычайно долго. На одном из писем Воина Андреевича отец пометил: «Писано 30 ноября 1854 в Петровском Зимовье. Получено 25 июля 1855».

С десяти лет у Ники появилось увлечение звёздами. Ещё ранее Софья Васильевна обращала внимание сына на красоту звёздного неба, которое так хорошо было наблюдать в тёмные августовские и сентябрьские вечера из сада, а зимой из окон тихвинского дома. К одиннадцати годам он самостоятельно проштудировал популярные лекции капитан – лейтенанта С. И. Зелёного. Он запомнил многие созвездия северного полушария и, изучив их карту, находил эти созвездия на небе. Теперь уже не Софья Васильевна учила его, а он объяснял ей, когда и в какой стороне небосклона можно видеть те или иные звёзды, планеты и целые созвездия.

Музыкой Ника продолжал заниматься с Ольгой Никитичной, и довольно успешно, так что как-то раз на одном из тихвинских музыкальных вечеров он был представлен учительнице Ольге Феликсовне Фель – прекрасной пианистке, в своё время бравшей уроки у кого-то из хороших музыкантов. Она обратила внимание на одарённость мальчика и предложила его родителям, что будет сама заниматься игрой на рояле. Хотя она и не была профессиональной учительницей, занятия с Никой пошли хорошо. Впоследствии Ольга Феликсовна вспоминала, что во время уроков, играя пьесы, он то что-то прибавлял  своё, то не кончал, говоря, что это лишнее или, что так красивее. Внутренне, может быть, и, соглашаясь с ним, она для дисциплины говорила ему, что это недопустимо: «Ты не лучше композитора-автора, а потому изволь играть, как написано». По её отзывам, Ника был с ленцой, тем не менее, наблюдая его успехи и музыкальные способности, она настойчиво советовала родителям серьёзно учить сына музыке. У него уже был довольно обширный репертуар, он много играл в четыре руки и принимал участие в домашних тихвинских музыкальных вечерах. О Нике  тех лет А. Н. Витмер писал, что « он играл уже так, что кузина моя, тоже хорошая музыкантша, ходившая часто к Софье Васильевне играть в 4 руки, возвращаясь от неё, почти постоянно говорила об игре маленького Ники».                                                                   Живя в Тихвине, Ника слушал русские народные песни, видел старинные русские обряды. Эти детские впечатления оказали влияние на характер будущего композитора и его дальнейшее творчество. Его способности к музыке проявились с раннего детства, он прекрасно различал мелодии, которые ему пела мать. Музыкальные способности мальчика – абсолютный слух, ритм, память – проявились в двухлетнем возрасте.  

Втайне от взрослых Ника начал пробовать сам сочинять музыку и написал дуэт для голосов и фортепиано на детские стихи «Бабочка». Затем взялся сочинять увертюру  для фортепиано в две руки. Родители же, если и видели его старания сочинять, не придавали этому значения, да и сам он видел в своём сочинении музыки просто игру. Впечатления от писем брата с рассказами о морской жизни заслоняли всё остальное. Он знал, что ему предстоит поступать в Морской кадетский корпус. О подготовке к этому родители советовались со старшим сыном, который считал, что Нику надо готовить к экзаменам в корпус дома. В Петербурге же один из ближайших друзей Воина Андреевича Павел Николаевич Головин, тоже морской офицер, обещал, в случае отсутствия старшего брата, оказать младшему всяческую помощь при поступлении в корпус и принять в свою семью. В июне 1856 года Воин Андреевич в письме к родителям приписал: «Да уж делать нечего: пора Нику в корпус. Передайте его на руки Головину». А в следующем письме просил их: «Деньгами моими, скопившимися из оставленного мною жалования, прошу вас располагать для Ники, обо мне не думать, ибо я, благодаря Бога, теперь ни в чём не нуждаюсь».                                                     Писать музыку Ника начал первоначально в форме детской игры: «совершенно в том же роде, как я складывал и разбирал часы, я пробовал иной раз сочинять музыку и писать ноты, - вспоминает Римский – Корсаков. – Вскоре я самоучкою дошёл до того, что мог сносно занести на бумагу наигранное на фортепиано, с соблюдением верного разделения. Через несколько времени я начал уже немного представлять себе умственно, не проигрывая на фортепиано, то, что написано в нотах». Первым сочинением начинающего композитора был дуэт, написанный в подражание песне Вани из  «Ивана Сусанина», которая нравилась мальчику более всех известных ему тогда произведений.   Учёба давалась Николаю легко не только в области музыкального образования. Он очень рано научился читать, быстро освоил арифметику. Родители, видя способности сына, пророчили ему большое будущее, правда, не в творческой сфере – они хотели бы,  чтобы сын стал морским офицером. И он сам тогда не думал связывать свою жизнь с музыкой. По примеру старшего брата и своего дяди он мечтал о флотской карьере. В семье Ники были сильны морские традиции. Знаменитым мореплавателем, контр-адмиралом, реформатором системы военно-морского образования был брат композитора – Воин Андреевич Римский – Корсаков. Ника рос обыкновенным мальчиком – пытливым, подвижным. Он любил игры, которые сам придумывал, любил лазать по крышам и деревьям, бегать в саду за домом, бродить по полям или в лесу, не всегда слушался старших, иногда шалил. Мысль сделаться музыкантом ему и в голову не приходила; он мечтал о путешествиях и плаваниях по далёким морям, зачитывался книгой «Гибель фрегата «Ингерманланд», которую затвердил почти наизусть. В письмах к старшему брату Воину Андреевичу, он то и дело спрашивал об устройстве корабля, просил объяснить морские технические термины, которых знал множество: трос, рангоут, брасы, топенанты, штаги, шкоты…

«…Скажи мне, сколько у тебя якорей и как они называются».  С морем была связана и жизнь Николая Андреевича. Он подрос.

Близился день расставания Ники с родителями. Его детские музыкальные сочинения были им же в порыве каприза разорваны. Морская профессия, море, о котором он знал лишь по книжкам и рассказам в письмах брата, привлекли его воображение. Музыка же его не занимала, а Андрей Петрович и помыслить не мог, чтобы его сын стал музыкантом.

Нике пошёл тринадцатый год, когда началась новая полоса в его жизни. Закончилось тихвинское детство и началось отрочество в Морском корпусе. В «Выписке на кадета» Н. Римского-Корсакова из книги поступающих в Морской корпус имеется следующие сведения. В графе «Оценки познаний»: «По-русски читает очень хорошо, пишет хорошо, по грамматике – довольно хорошо. Арифметика на программу своего возраста – очень хорошо; знает более требуемого. География – очень хорошо. В истории – хорошо, Французский язык: читает весьма хорошо, переводит с французского свободно и говорит; в графе «О медицинском осмотре»: «вообще здоров».

Н. А.  Римский – Корсаков родился в Тихвине и жил здесь до 12 лет, затем поступив в Морской корпус в Санкт-Петербурге до 18 лет, приезжал к своим родителям на каникулы.

Тихвинский период жизни Н. А. Римского – Корсакова непродолжителен,  но влияние его огромно. Тихвинские мотивы нашли отражение в его творчестве. Это увертюра «Светлый праздник» с перезвоном тихвинских колоколов; русские народные песни, включённые им в сборник русских  народных песен; фрагменты опер «Снегурочка» (Проводы масленицы), «Царская невест», «Псковитянка», «Сказ о царе Салтане» и другие.   Государственный Дом-музей Н. А. Римского – Корсакова открыт в Тихвине, на родине композитора, 23 июля 1944 года по решению правительства к столетию рождения композитора. Музей является памятником истории и культуры федерального значения. Сам дом был построен в начале XIX века дедом композитора, в доме сохранились лепные карнизы, парадные двери, печи, полы. В организации и оформлении музея принимали деятельное участие дети и внуки композитора, они передали музею более 200 мемориальных вещей. В 1980-84 годах проведена реставрация, воссозданы интерьеры шести мемориальных комнат: передняя, кабинет отца, столовая, две гостиные, комната матери, а также дополнительная экспозиция, посвящённая истории рода Римских – Корсаковых и старшему брату композитора. В музее хранятся семейные реликвии: крестильная рубашка, шерстяная распашонка, ленточка с отметками роста. Во второй гостиной находится рояль фирмы «Беккер», который прослужил композитору более 30 лет. На этом рояле играли Чайковский, Мусоргский,  Бородин, Глазунов, Лядов, Стравинский, Танеев, Скрябин. У этого рояля пел Фёдор Иванович Шаляпин.

В Тихвине, на родине композитора ежегодно проводятся музыкальные конкурсы имени Н. А. Римского – Корсакова, фестивали детского творчества «Тихвинский Лель» и «Золотой петушок». Православной культуры «Праздничные звоны», музыкальные собрания и абонементы, мероприятия городской филармонии.