Анализ рассказа И.А.Бунина "Господин из Сан-Франциско"
статья по литературе (11 класс)

Анализ текста

Рассказ И.А.Бунина «Господин из Сан-Франциско»

Из истории создания. В начале 1910-х гг. Бунин много путешествовал по Франции, совершил морской круиз, побывав в Египте и на Цейлоне, провел несколько зимних сезонов в Италии на Капри. Начало первой мировой войны застало его в плавании по Волге. Эти события стали на некоторое время главной темой не только для журналистов, но и для многих писателей, но внешне не коснулись бунинского творчества. Более того: военные годы стали временем вершинных достижений, в его произведениях преобладали экзистенциальная и историческая проблематика. Судьба личности, судьба России и – шире – судьбы мировых цивилизаций становятся ведущему темами его творчества.

В 1915 году в печати появился рассказ «Господин из Сан-Франциско» (ранняя рукопись датирована 14-15 августа этого года и называлась «Смерть на Капри») Эпиграф из Апокалипсиса: «Горе тебе, Вавилон» город крепкий!» Вот ближайший контекст этих слов в заключительной книге Нового завета: « «Горе тебе, великий город  Вавилон, город крепкий! Ибо в один час пришел суд твой» (Откровение св.Иоанна Богослова,гл.18,стих 10) – в позднейших переизданиях будет снят; уже в процессе работы над рассказом писатель изменил название. Однако ощущение приближающейся катастрофы, навеваемое первым вариантом заголовка и эпиграфом, пронизывает сам рассказ. (Прочитав рассказ, подумайте о возможных причинах смены его названия). Согласно свидетельству самого писателя, непосредственным импульсом к возникновению нового замысла стало название повести немецкого писателя Т.Манна «Смерть в Венеции» (этот заголовок бросился ему в глаза, когда он рассматривал витрину книжного магазина).

Историки литературы считают, что это произведение стилистически и мировоззренчески тесно связано с двумя другими его рассказами 1914-1916 гг. – «Братья» и «Сны Чанга», составляя вместе с ними своеобразную художественно-философскую трилогию.

(Сумеете  ли  вы уловить это  единство? Каким образом  рассказы дополняют и проясняют  друг  друга?)

«Знаете ли вы, с каким трепетом читал я «Человека из Сан-Франциско», - писал Горький Бунину. Томас Манн тоже был в восхищении от бунинского рассказа и отмечал, что он «по своей нравственной мощи и строгой пластичности может быть поставлен рядом с некоторыми из наиболее значительных произведений Толстого».

Сюжетная организация. Выявить сюжетную канву произведения несложно- это повествование о последних месяцах жизни богатого американского бизнесмена, устроившего для своей семьи длительное и насыщенное «удовольствиями» путешествие в Южную Европу. Затем, на обратном пути домой, должны были последовать Ближний Восток и Япония. Предпринимаемый американцем круиз детально, утомительно подробно мотивируется в экспозиции рассказа (Почему и с какой целью отправляется странствовать господин?); план и маршрут путешествия изложены с деловой четкостью и обстоятельностью: все учтено и продумано так, что не оставлено решительно никакого места для случайностей. Для путешествия выбран знаменитый пароход «Атлантида», похожий на громадный отель со всеми удобствами», и путь через Атлантику ничем не омрачается.

Однако замечательно продуманный и насыщенный план начинается рушиться, едва начав осуществляться. Нарушение ожиданий миллионера и его растущее недовольство соответствует структуре сюжета завязке и развитию действия. Главный «виновник» раздражения богатого туриста – неподвластная ему и потому кажущаяся непредсказуемо капризной природа – не выполняет обещания туристских проспектов («утреннее солнце каждый день обманывало», приходится корректировать первоначальный замысел и в поисках обещанного солнца отправиться из Неаполя на Капри. «В день отъезда, -  очень памятный для семьи из Сан-Франциско!.. – Бунин использует в этом предложении прием предвосхищения скорой развязки, опуская уже ставшее привычное слово «господин»,  даже с утра не было солнца».  Будто желая чуть-чуть отдалить неумолимо приближающуюся катастрофическую кульминацию, писатель чрезвычайно тщательно, с использованием микроскопических подробностей дает описание переезда, панораму острова, сообщает детали гостиничного сервиса и, наконец, посвящает полстраницы элементам одежды готовящегося к позднему обеду господина.

Однако сюжет развивается, с наречия «вдруг» возникает кульминационная сцена, рисующая внезапную и «нелогичную» смерть главного героя. Казалось,бы сюжетный потенциал истории исчерпан, и развязка вполне предсказуема: тело богатого покойника в промасленном гробу будет спущено в трюм все того же парохода и отправлено домой, «на берегу Нового Света». Так оно происходит а рассказе Бунина, однако границы рассказа оказываются шире границ повествования о судьбе американца: по воле автора оно продолжается, и выясняется, что поведанная история – лишь часть общей картины жизни, находящейся в поле зрения автора. Перед читателем проходят (сюжетно не мотивированные) панорама Неаполитанского залива, зарисовка уличного рынка, колоритные образы лодочника Лоренцо, двух абруццких горцев и – самое важное – обобщающая лирическая характеристика «радостной, прекрасной, солнечной» страны. Движение от экспозиции до развязки оказывается лишь фрагментом неостановимого течения жизни, преодолевающего границы частных судеб и потому не вмещающегося в сюжет -  этот остановленный и организованный сознанием художника фрагмент неостановимого времени.

Финал рассказа возвращает нас к описанию знаменитой «Атлантиды» - парохода, возвращающего тело мертвого господина в Америку. Этот композиционный  повтор  не только придает рассказу гармоничную соразмерность частей и завершенность, но и увеличивает размеры созданной в произведении картины.

Подумайте, насколько полно содержание рассказа обобщено в заголовке? Почему «господин» и члены его семьи остаются безымянными, в то время как периферийные персонажи – Лоренцо, Луиджи, Кармелла – наделены собственными именами? Есть ли в рассказе другие персонажи, оставленные  без имен? Почему на последних страницах рассказа писатель «забывает» о жене и дочери умершего богача? Какие элементы изображенной картины не мотивированы сюжетом, т.е. никак с ним не связаны? В каких фрагментах текста действие развивается стремительно, а в каких сюжетное время будто останавливается? Какой композиционный прием придает рассказу завершенность и увеличивает степень обобщения в произведении?

Временная и пространственная организация рассказа. Точка зрения персонажа и авторская точка зрения. Сюжет – наиболее явная особенность произведения, формирующий первоначальное  восприятие рассказа. Однако и в «Господине из Сан-Франциско» общая картина воспроизводимого мира намного шире собственно сюжетных временных и пространственных границ.

События рассказа очень точно соответствуют календарю и вписаны в географическое пространство. Путешествие, распланированное на два года вперед, начинается в конце ноября ( плавание через Атлантику), а внезапно прерывается в декабрьскую, скорее всего, предрождественскую неделю: на Капри в это время заметно праздничное оживление, абруццкие горцы возносят «смиренно-радостные хвалы» Божьей матери перед изваянием «в гроте скалистой стены Монте-Соляро», а также молятся « рожденному от чрева ее в пещере  Вифлеемской…. В далекой земле Иудиной…» (Подумайте, какой особый смысл заключен в этой неявной календарной подробности и каким образом содержание рассказа обогащается?) Точность и предельная достоверность – абсолютные критерии бунинской эстетики – проявляются и в той тщательности, с какой описан в рассказе распорядок дня богатых туристов. Точные указания времени, перечень посещаемых в Италии достопримечательностей будто выверены по надежным туристским справочникам. Но главное, конечно, не в дотошной верности Бунина правдоподобию.

Нерушимый распорядок жизни господина вводит в рассказ важнейший для него мотив искусственности, автоматизма цивилизованного псевдобытия центрального персонажа. Методичное изложение маршрута круиза, потом размеренный отчет «о режиме дня» на «Атлантиде» и, наконец, тщательное описание порядка, заведенного в неаполитанском отеле, трижды почти останавливает сюжетное движение. Механически определена последовательность действий господина и его семьи: «во-первых», «во-вторых», «в- третьих», «в одиннадцать», «в пять», « в семь часов». (Найдите в тексте другие примеры монотонной регламентации жизни). В целом пунктуальность образа жизни американцев и его семьи задает размеренный ритм описанию всего попадающего в его поле зрения природного и социального мира.

Выразительным контрастом этому миру становится в рассказе стихия живой жизни. Эта неведомая господину из Сан-Франциско действительность подчинена совсем другой временной и пространственной шкале. В ней нет места графикам и маршрутам, числовой последовательности и рациональным мотивировкам, а потому нет предсказуемости и «понятности». Неясные импульсы этой жизни порой будоражат  сознание путешественников: то дочери американца покажется, будто она видит во время завтрака наследного азиатского принца; то хозяин отеля на Капри окажется именно тем джентльменом, которого уже сам американец виде накануне во сне. Впрочем, душу главного персонажа «так называемые  мистические чувства» не задевают. (Найдите в тексте другие примеры иррациональных состояний персонажей.)

Авторская повествовательная перспектива постоянно корректирует ограниченное восприятие персонажа: благодаря автору читатель видит  и узнает многое более того, что способен увидеть и понять герой рассказа, Самое главное отличие авторского «всеведающего» взгляда – его предельная открытость времени и пространству. Счет времени идет не на часы и дни, а на тысячелетия, на исторические эпохи, а открывающиеся взору пространства достигают «синих звезд неба».

Почему повествование не заканчивается со смертью героя и Бунин продолжает рассказ вставным эпизодом о римском тиране Тиберии (в бунинском тексте он назван Тиверием)? Только ли ассоциативная параллель с судьбой заглавного героя мотивирует введение этой полулегендарной истории?

В конце рассказа авторская оценка изображаемого  достигает предельных величин, картины жизни даются максимально общим планом. Рассказ о жизненном  крахе самоуверенного «господина жизни» перерастает в своего рода медитацию (лирически насыщенное размышление) о связи человека и мире, о величии природного космоса и его неподвластности людской воле, о вечности и о непознанной тайне бытия. Финальная зарисовка парохода «Атлантида» приобретает символическое звучание. (Атлантида- полулегендарный остров к западу от Гибралтара, в результате землетрясения опустившийся на дно океана).

Возрастает частотность использования образов-символов: бушующего океана, «бесчисленных огненных глаз» корабля; Дьявола, «громадного, как утес»; капитана, похожего на языческого идола. Более того: в спроецированном на бесконечность времени и пространства изображении любая частность (образы персонажей, бытовые реалии, звуковая гамма и свето-цветовая палитра) приобретает символический содержательный смысл. Какие, на ваш взгляд, ассоциации могут возникнуть в связи с такими деталями финальной сцены: «гудевший, как погребальная месса», океан; «траурные от серебряной пены» горы волн; «широкогорлые трубы», «яростные взвизгивания сирены»; «громады котлов» и «адские топки» в «подводной утробе» корабля?

Предметная детализация бунинского текста. Эту сторону писательской техники сам Бунин называл внешней изобразительностью. Одна из самых ярких особенностей мастерства писателя, которую заметил еще в начале его творческого пути и оценил А.П.Чехов, подчеркнувший густоту бунинского живописания словом, плотность воссоздаваемых картин: «….это очень ново, очень свежо и очень хорошо, только слишком компактно, вроде сгущенного бульона».

Замечательно, что при чувственной насыщенности, «фактурности» изображаемого любая подробность полновесно обеспечена точным знанием писателя: Бунин был необыкновенно строг именно к конкретности изображения. Вот лишь один пример: «….до одиннадцати часов полагалось бодро гулять по палубам….  Или играть в ….»  (Здесь намеренно пропущено название игры, приведенное в авторском тексте; сумеете ли вы вспомнить это название и в общих чертах объяснить характер игры) Казалось бы, существенно ли точное название игр, популярных у пожилых американцев, находящихся на отдыхе? Но для Бунина абсолютная точность подробностей – азы писательского ремесла, отправная точка для создания художественно убедительной картины.

Другая особенность творчества Бунина – удивительная автономность, самодостаточность воспроизводимых подробностей, где деталь порой находится в непривычных для классического реализма отношениях с сюжетом. В литературе XIX века точность изображаемого всегда была подчинена какой-либо художественной задаче -  раскрытию образа героя, характеристике места действия и в конечном счете конкретизации сюжетного движения. (Вспомните подробности  портретной характеристики тургеневского Базарова или детали интерьера каморки Раскольникова в романе Достоевского).

Яркий пример «служебных», мотивирующих сюжет деталей в рассказе «Господин из Сан-Франциско» - описание вечернего костюма главного персонажа. Инерция авторской иронии в перечислении элементов одежды («кремовой шелковой трико», «черные шелковые носки», «бальные туфли», «подтянутые шелковыми помочами черные брюки»,  «белоснежная рубашка», «блестящие манжеты»)  вдруг иссякает, когда как бы крупным планом и в манере замедленной киносъемки подается финальная, самая значимая подробность – не дающая пальцам старика шейная запонка, единоборство с которой лишает его сил. Поразительно уместно и соседство с этим эпизодом «говорящей» звуковой детали -  загудевшего по всему отелю «второго гонга». Впечатление торжественной исключительности момента как нельзя лучше готовит читателя к восприятию кульминационной сцены.

В то же время бунинские детали далеко не всегда отчетливо соотнесены с общей картиной происходящего, например описание успокаивающегося после «неприятности» отеля: «….Тарантеллу пришлось отменить, лишнее электричество потушили… и стало  так тихо, что четко слышался стук часов в вестибюле, где только один попугай деревянно бормотал что-то, возясь перед сном в своей клетке, ухитряясь заснуть с нелепо задранной на верхний шесток лапой…»  Экзотический в соседстве со сценой смерти попугай будто просится в отдельную прозаическую миниатюру, - настолько самодостаточно это выразительное описание. Только ли ради эффектного контраста использована эта деталь? Для сюжета эта подробность не нужна. Частность стремится хотя бы на время заполнить все поле зрения, заставляя забыть о происходящих событиях. Управляют подробностями не только сюжет, сколько авторское понимание целостности мира.

Как бы вы прокомментировали описание убранства сицилийской лошадки, доставляющей покойника к пристани?  Приведите другие примеры «избыточной» изобразительности в рассказе.

Как видим, деталь в прозе Бунина не связана лишь с конкретным сюжетным эпизодом, а свидетельствует о состоянии мира в целом и потому стремится вобрать в себя всю полноту чувственных проявлений жизни. Уже современники писателя удивлялись его уникальной способности передавать впечатления от внешнего мира во всей сложной совокупности воспринимаемых качеств -  формы, цвета, света, звука, хапаха, температурных особенностей и осязательных характеристик, а также тех тонких психологических свойств, которыми воображение человека наделяет окружающий мир, догадываясь о его одушевленности и созвучности человеку. В этом отношении Бунин опирается на толстовскую стилевую традицию с ее «языческой» мощью пластических характеристик образов. У Толстого образность подчинена более крупным компонентам художественного мира – эпически объемному сюжету, авторской этической и исторической концепции. Бунинское же  образное слово будто не знает над собой управляющего начала, свободно заявляя о своем художественном первородстве.

Перечитайте описание Капри в момент прибытия туда семьи американца и оцените разнообразие и сочность изобразительной палитры («Наконец уже в сумерках, стал надвигаться своей чернотой остров…») Обратите внимание на цвето-световые эффекты, звуковой фон, осязательные и обонятельные аспекты изображения, передачу атмосферных особенностей.

Бунинское сложное и слитное описание порождаемых предметом ощущений в специальной в литературе иногда называют синестетическим. Бунин сравнительно нечасто использует в своих описаниях метафоры, однако если все же прибегает к метафоричности, то добивается поразительной яркости. (Найдите такую выразительную метафору в упомянутом описании).

Лексика Бунина богата, однако выразительность достигается им не столько количественным расширением  используемых слов, сколько виртуозностью сопоставлений и сочетаний. Называемые предмет, действие или состояние у него, как правило, сопровождаются субъективно «окрашивающими», «озвучивающими» или психологически насыщенными эпитетами или наречиями, придающими изображению специфический колорит («несметные глаза», «траурные» волны, надвигающийся  «своей чернотой остров», «сияющие утренние пары над морем» и т.д.). Используя однородные эпитеты, Бунин варьирует их качественные характеристики, чтобы они не заслоняли друг друга, а воспринимались  в слитной взаимодополняемости. В самых различных комбинациях даются сочетания со значение цвета, звука, температуры, объема, запаха. Бунин любит составлять эпитеты, использую прием – оксюморон. («Грешно-скромная девушка»). (Найдите другие подобные сочетания в тексте рассказа)

Однако Бунину свойственно постоянство в использовании однажды найденных эпитетов и лексических групп. Точность, художественная уместность и полнота изображения – вот те качества предметной детализации, которые характерны в рассказе.

Ритмическая и звуковая организация рассказа.

Делясь тайнами писательского мастерства, Бунин признавался, что прежде чем что-либо написать, он должен почувствовать ощущение ритма, «найти звук»: «Как скоро я его нашел, все остальное дается собой». Коль скоро ритм и музыкальный ключ найдены – другие элементы произведения начинают прояснятся и постепенно приобретают конкретную форму: складывается сюжет, заполняется предметный мир произведения. Остается прислушаться к внутреннему камертону, добиться точности, конкретности и пластической убедительности картины, отшлифовав ее словесную поверхность. В рассказе роль ведущего композиционного начала принадлежит ритму. Каждый из мотивов поддержан своей системой образных, лексических и звуковых повторов;  каждый выдержан в своей эмоциональной тональности.

Тема господина доминирует в первой половине рассказа, где дан своего рода вертикальный срез многоэтажной «Атлантиды» и показана как бы обыденность обычного времяпрепровождения путешествующих.

Обратите внимание на глаголы со значением многократного действия: «вставали». «пили». «лежали» и т.п. ; приведите примеры лексических повторов.