Сценарий литературного вечера старшеклассников "Свет Ясной Поляны"
методическая разработка по литературе (10, 11 класс)

Сценарий литературного вечера старшеклассников, посвящен 190-летию со дня рождения Л.Н.Толстого

Подготовлен:

 учителем литературы 11 класса Чураковой Г.Н.,

учителем литературы 10 класса Ильичевой Н.А.

Предлагаемая литературно-музыкальная композиция может быть инсценирована силами учащихся 10—11-х классов. Оформление сцены не должно быть сложным: помимо задника, на котором изображён один из яснополянских пейзажей, надо предусмотреть место для экрана, на который будут проецироваться слайды из серии «Жизнь и творчество Л. Н. Толстого», а также из комплекта «Ясная Поляна». Маленькие столики со свечами придадут обстановке в зале нужный колорит.

В качестве музыкального сопровождения можно использовать грамзаписи произведений любимых композиторов Толстого — Шопена, Скарлатти (в исполнении Ванды Лан-довской, которую писатель высоко ценил), Гайдна.

Чтец.

Он был сплетеньем всех корней

России, ствол её и крона,

Певец её трудов и дней,

Её сермяга и корона.

В нём встретились, схлестнулись в нём

Её дворянство и крестьянство.

В непостоянстве — день за днём —

Её живое постоянство.

Туляк в нём видит земляка,

Родную душу — парижанин.

Рабочая его рука

Своею мощью поражает,

Своею нежностью, своей

Неутомимостью, и, право,

Из-за кустов его бровей

Глядит колюче наша слава. Лев Озеров

На экране — слайд «Въезд в усадьбу». На фоне вальса Шопена си-минор № 2 соч. 69 звучит текст, который читают два ведущих, и стихи Майи Луговской.

Первый. Яснополянские крестьяне как-то спросили писателя: «Лев Николаевич, вы за границей бывали. Небось, там лучше?» «Нет,— ответил он,— лучше своей родины нигде нет. Для меня самое лучшее — Ясная Поляна».

Второй. «Необыкновенная красота нынешнего года в деревне разбудит мёртвого. Жаркий ветер ночью колышет молодой лист на деревьях, и лунный свет и тени, соловьи пониже, повыше, подальше, поближе, сразу и синкопами, и вдали лягушки, и тишина, и душистый, жаркий воздух — и всё это вдруг, не вовремя, очень странно и хорошо.

Утром опять игра света и тени от больших, густо одевшихся берёз прешпекта по высокой уж тёмно-зелёной траве, и незабудки, и глухая крапива, и всё — главное, маханье берёз прешпекта такое же, как было, когда я 60 лет тому назад в первый раз заметил и полюбил красоту эту».

Во время звучания этого текста демонстрируются слайды: «Калиновый луг», «Спуск к реке Воронке», «Косая поляна».

Первый. Так писал Лев Толстой из Ясной Поляны (на экране дом-музей писателя) в Москву 3 мая 1897 года своей жене. Письмо это, как лирическое стихотворение, ярко передаёт душевное состояние автора, навеянное созерцанием яснополянского пейзажа. Толстой не любил городскую жизнь. Его тянуло в деревню, в леса, в поле, на луг. Здесь он обретал относительное душевное равновесие и возможность заниматься творческим трудом. До конца дней своих писатель остро и молодо чувствовал красоту, силу родной природы, называл её лучшим другом, которого не потеряешь до смерти.

Первый. Толстой родился и прожил большую часть своей жизни в Ясной Поляне. Здесь взрослела и мужала его беспредельная действенная любовь к России.

На экране —«Абрамовская посадка».

Чтец.

Весна, вступив в свои права,

Уставшая в борьбе со снегом,

 Опять тиха, опять права,

Она — покой, и лень, и нега.

А птичий щебет стоголосый

Повис над рощей чёрно-белой,

Где строй берёз простоволосых

Прочерчен чётко, точно мелом.

Земли меняется покров

В её покорности дочерней.

И громоздится облаков

Гряда на небе предвечернем.

И вдруг — откуда что взялось?..

Как нежность, мужество и милость,

Поляна, ясная насквозь,

Червонным золотом омылась

В такой вот вечер золотой

Здесь мальчик, пылкий и влюблённый,

Мечту о радости простой

Доверил палочке зелёной.

Майя Луговская

На экране — изображение зала яснополянского дома, затем — фотография братьев Толстых.

Второй ведущий. Семья Толстых была дружной, и детям казалось, что все на свете живут так же, что все люди, их окружающие, очень хорошие. Самой любимой у них была игра в муравейных братьев. Её придумал старший — Николенька. Как-то он объявил, что у него есть тайна, когда она откроется, все люди станут счастливыми, будут любить друг друга и сделаются муравейными братьями. Николенька говорил, что тайну муравейных братьев он написал на зелёной палочке, которую зарыл в лесу, на краю оврага.

На фоне вальса ля-минор Шопена один из учеников читает 15-ю главу из повести «Детство».

Первый ведущий. Пролетело детство, за ним — беспокойная юность. Лев Толстой — офицер, участвовавший в войне, познавший её тяготы — насовсем возвращается в Ясную Поляну. Он задумывает по-новому устроить хозяйство, помочь своим крестьянам. Впечатления, доставленные этими хлопотами, отразились в «Утре помещика».

Разыгрывается инсценировка отрывка из этого рассказа.

Чурисенок рубит топором плетень.

Нехлюдов. Бог помощь!

Иван.   С праздником, ваше сиятельство!

Нехлюдов. Спасибо, любезный. Вот пришёл твоё хозяйство проведать. Покажи-ка мне, на что тебе сохи, которые ты просил у меня на сходке.

Иван. Сошки-то? Известно, на что сошки, батюшка, ваше сиятельство. Хоть мало-мальски подпереть, сами изволите видеть; вот угол завалился; ещё помиловал бог, что скотины в ту пору не было. Всё-то еле-еле висит. А лесу где нынче возьмёшь? Сами изволите знать.

Нехлюдов. Так на что ж тебе пять сошек, когда один сарай уже завалился, а другие скоро завалятся? Тебе всё новое нужно.

Иван. Вестимо, нужно, да взять-то негде: не всё ж на барский двор ходить! А коли милость ваша на то будет, насчёт дубовых макушек, что на господском гумне так, без дела лежат (кланяется), так, может, я которые подменю, которые поурежу и из старого как-нибудь соорудую.

Нехлюдов. Как же из старого? Ведь ты сам говоришь, что всё у тебя старо и гнило, так уж ежели делать, так делать всё заново, чтоб не даром работа пропадала. Ты скажи мне, как ты думаешь, может твой двор простоять нынче зиму или нет?

Иван. А кто ё знает?

Нехлюдов. Нет, как ты думаешь? Завалится он или нет?

Иван (после паузы). Должон весь завалиться.

Нехлюдов. Ну, вот видишь ли, ты бы лучше так на сходке и говорил, что тебе надо весь двор пристроить, а не одних сошек. Ведь я рад помочь тебе.

Иван. Много довольны вашей милостью. Мне хоть бы бревна четыре да сошек пожаловали, так я, может, сам управлюсь; а который негодный лес выберется, так в избу на подпорку пойдёт.

Нехлюдов. А разве у тебя и изба плоха?

Иван. Того и ждём с бабой, что вот-вот раздавит кого-нибудь. Намедни, и то накатина с потолка мою бабу убила!

Нехлюдов. Как убила?

Иван. Да так, убила, ваше сиятельство: по спине как полыхнёт её, так она до ночи замертво пролежала.

Нехлюдов. Что ж, прошло?

Иван. Прошло-то прошло, да всё хворает. Она точно и отроду хворая.

Входит баба.

Нехлюдов. Что ты, больна?

Баба (указывает на грудь). Всё вот тут не пущает меня, да и шабаш.

Нехлюдов. Опять! Отчего же ты больна, а не приходила сказаться в больницу? Ведь для того и больница заведена. Разве вам не повещали?

Баба. Повещали, кормилец, да недосуг всё: и на барщину, и дома, и ребятишки — всё одна! Дело наше одинокое...

Нехлюдов (оглядывается). Да, изба очень плоха.

Баба. Задавит нас, и ребятишек задавит.

Иван. Ты не говори! И ума-то не приложу, что с ней делать, ваше сиятельство, с избой-то; и подпорки, и подкладки клал — ничего нельзя исделать!

Баба. Как тут зимовать?! Ох-ох-о!

Иван. Оно, коли ещё подпорки поставить, новый накатник настлать да кой-где перемёты переменить, как-нибудь пробьёмся зиму-то. Прожить можно...

Нехлюдов. Ну, как же ты, Иван, прежде не сказал мне?

Иван. Не посмел, ваше сиятельство.

Баба. Наше дело мужицкое: как мы смеем!..

Иван. Ну, гуторь.

Нехлюдов. В этой избе жить нельзя; это вздор! Видел ты каменные избы, что я построил на новом хуторе?

Иван. Как не видать-с. Мудрёные избы. Ребята смеялись, что не магазеи ли будут, от крыс в стены засыпать. Избы важные! Остроги словно.

Нехлюдов. Да, избы славные, сухие и тёплые. Ну, так вот, одна изба уж совсем готова. Я её, пожалуй, тебе отдам в долг за свою цену; ты когда-нибудь отдашь. Отлично заживёшь! Что ж, разве это тебе не нравится?

Иван. Воля вашего сиятельства. Воля ваша, а на новом хуторе нам жить не приходится.

Нехлюдов. Отчего?

Иван. Какая там жизнь? Ты посуди: место не жилое, вода неизвестная, выгона нетути. Коноплянки у нас здесь искони навозные, а там что? Голь! Ни плетней, ни овинов, ни сараев — ничего нетути. Разоримся мы, ваше сиятельство, коли нас туда погонишь, вконец разоримся! Место новое, неизвестное...

Баба (бросается на колени). Не погуби, кормилец! Ты наш отец, ты наша мать! Куда нам селиться? Мы люди старые, одинокие. Как бог, так и ты.

Нехлюдов (поднимает её). Что ты! Встань, пожалуйста! Коли не хотите, так не надо: я принуждать не стану.

На экране — слайд «Мужики в Кузьминском».

Первый ведущий. В «Утре помещика» Толстой создал яркие картины крестьянского быта, раскрыл психологию крестьян как человек, хорошо знавший русскую деревню.

В т о р о й. В 1861 —1862 гг. писатель открыл несколько школ для крестьянских детей. В одной из них преподавал сам.

(Демонстрируются слайды «Флигель-школа», «Урок в яснополянской школе»).

С раннего утра и до поздней ночи возился он с детьми, удивляясь необыкновенной их одарённости. Он не только учил их грамоте, но много гулял с ними, рассказывал обо всём, что их интересовало, старался, чтобы они полюбили учение, относились к нему серьёзно.

Первый. Он был учителем, но при этом оставался писателем. Лучшие произведения
Л. Н. Толстого были написаны в Ясной Поляне.        

(Демонстрируются слайды: «Портрет Толстого» Крамского, «Комната под сводами», «Толстой в комнате под сводами» Репина, «Корректурные гранки «Войны и мира»).

Софья Андреевна Толстая, жена писателя, вспоминала о том, как он работал над романом «Война и мир»: «Как только Лев Николаевич начал свою работу, так я сейчас же приступила к помощи ему. Как бы утомлена я ни была, в каком бы состоянии духа или здоровья и ни находилась, вечером каждый день я брала написанное Львом Николаевичем утром и переписывала всё начисто. На другой день он всё перемарает, прибавит, напишет ещё несколько листов — я тотчас же после обеда беру всё и переписываю начисто. Счесть, сколько раз я переписывала «Войну и мир», невозможно. Иные места, как, например, охота Наташи Ростовой с братом и её посещение дядюшки... были написаны одним вдохновением и вылились как нечто цельное, несомненное».

Разыгрывается инсценировка «У дядюшки».

Дядюшка, Николай, Наташа сидят за столом. Петя дремлет, привалившись к Ната-шиному плечу. Входит Анисья с едой на подносе.

Анисья. Изволите слушать, графинечка. Он у нас славно играет.

Дядюшка. Так-то вот и доживаю свой век... Умрёшь — чистое дело марш! — ничего не останется. Что грешить-то!

Николай. Что же вы не служите, дядюшка?

Дядюшка. Служил, да бросил. Не гожусь, чистое дело марш,— я ничего не разберу. Это ваше дело, а у меня ума не хватит. Вот насчёт охоты другое дело,— это чистое дело марш! (Слышится игра на балалайке). Отворите-ка дверь-то! Что ж затворили! Это у меня мой Митька-кучер. Я ему купил хорошую балалайку, люблю.

Николай. Как хорошо! Право, отлично.

Наташа (с упрёком). Как отлично? Не отлично, а это прелесть что такое! Ещё, пожалуйста, ещё!

Балалайка звучит громче.

Анисья. Изволите слушать, графинечка. Он у нас славно играет.

Дядюшка. Вот в этом колене не то делает! Тут рассыпать надо — чистое дело марш — рассыпать.

Наташа. А вы разве умеете?

Дядюшка    (улыбается).    Посмотри-ка, Анисьюшка, что струны-то целы, что ль, на гитаре-то? Давно уж в руки не брал, чистое дело марш! Забросил.

Анисья приносит гитару, дядюшка наигрывает.

Наташа. Прелесть, прелесть, дядюшка' Ещё, ещё! Николенька, Николенька! Ну-ну, голубчик, дядюшка!

Дядюшка. Ну, племянница!

Наташа поднимается и начинает танцевать.

Первый ведущий читает текст романа от слов: «Где, как, когда всосала в себя из того русского воздуха, которым она дышала...» до слов «... умела понять то, что было и в Анисье, и в тётке, и в матери, и во всяком русском человеке».

Дядюшка. Ну, графинечка, чистое дело марш! Ай да племянница!

Второй ведущий. Наташа — любимая героиня Льва Толстого. Поэтому все сцены с её участием освещены особым светом,  поэзией.

Инсценируется эпизод «Гадание».

Входят Наташа, Соня и Дуняша, проходят к столу, где стоят зеркала и свечи.

Соня. Садись, Наташа, может быть, ты увидишь его.

Наташа зажигает свечи и садится.

Наташа. Какого-то с усами вижу.

Дуняша.   Не   надо  смеяться,   барышня.

Наташа ещё некоторое время сидит перед зеркалом, потом встаёт.

Наташа. Отчего другие видят, а я ничего не вижу? Ну, садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо. Только за меня. Мне так страшно нынче!

Д у н я ш а(шёпотом). Вот Софья Александровна непременно увидят, а вы всё смеётесь.

Наташа. И я знаю, что увидит; она и прошлого года видела. Непременно.

Соня (закрывает глаза рукой). Ах, Наташа!

Наташа. Видела? Видела? Что видела?

Дуняша. Вот я говорила!

Соня. Да. Постой... я... видела его... Да, я его видела.

Наташа. Как же? Как же? Стоит или лежит?

Соня. Нет, я видела... То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.

Наташа. Андрей лежит? Он болен?

Соня. Нет, напротив, напротив — весёлое лицо, и он обернулся ко мне.

Наташа. Ну, а потом, Соня?

Соня. Тут я не рассмотрела, что-то синее и красное...

Наташа. Соня, когда он вернётся? Когда я увижу его?! Боже мой! Как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно...

Демонстрируется слайд «Первое издание «Войны и мира».

Первый ведущий. В романе теснейшим образом переплетаются сцены войны и мира. Даже в боевом грохоте военных эпизодов пробиваются мирные ноты, отчего сам факт войны выглядит особенно несовместимым с жизнью человека.

Инсценируется эпизод «В лагере Денисова».

Петя (обращаясь к Денисову). Так что же вы думаете, Василий Фёдорович, ничего, что я с вами останусь на денёк? Ведь мне велено узнать, ну вот я и узнаю... Только вы меня пустите в самую... в главную... Мне не нужно наград... А мне хочется...

Денисов. В самую главную...

Петя. Только уж, пожалуйста, мне дайте команду совсем, чтобы я командовал, ну что вам стоит? Ах, вам ножик? (Передаёт офицеру ножик).

Офицер. Хороший ножик!

Петя. Возьмите, пожалуйста, себе. У меня много таких... Батюшки! Я и забыл совсем! У меня изюм чудесный, знаете, такой, без косточек. У нас маркитант новый — и такие прекрасные вещи. Я купил 10 фунтов. Я привык что-нибудь сладкое. Хотите? (Угощает всех). Кушайте, господа, кушайте. А то не нужно ли вам кофейник? Я у нашего маркитанта купил, чудесный! А, может быть, ещё у вас вышли, обились кремни,— ведь это бывает. Я взял с собою, у меня вот тут 100 кремней. Я очень дёшево купил. Возьмите, пожалуйста, сколько нужно, а то и все...

Д о л о х о в (входит). Не хочет ли кто из господ съездить со мной в лагерь французов? У меня мундиры с собою.

Петя  (вскакивает). Я, я... я поеду с вами!

Денисов. Совсем и тебе не нужно ездить, а уж его ни за что не пущу.

Петя. Вот прекрасно! Отчего же мне не ехать?

Денисов. Да оттого, что незачем.

Петя. Ну, уж вы меня извините, потому что... потому что... я поеду вот и всё. Вы возьмёте меня?

Д о л о х о в. Отчего же... Давно у тебя этот молодец? (Вглядывается в пленного мальчика-француза).

Денисов. Нынче взяли, да ничего не знает.

Д о л о х о в. Ну, а остальных куда деваешь?

Денисов. Как куда? Отсылаю под г'аспи-ски! И смело скажу, что на моей совести нет ни одного человека. Разве тебе т'гудно отослать т'гидцать ли, т'гиста ли человек под конвоем в гог'од, чем маг'ать, я пг'ямо скажу, честь солдата.

Д о л о х о в. Вот молоденькому графчику в 16 лет говорить эти любезности прилично, а тебе-то уж оставить надо.

Петя. Что ж, я ничего не говорю, я только говорю, что я непременно поеду с вами.

Долохов. А нам с тобой пора, брат, бросить эти любезности. Ну этого ты зачем взял к себе? Затем, что тебе его жалко? Ведь мы знаем эти твои расписки. Ты пошлёшь их 100 человек, а придут 30. Помрут с голоду или побьют. Так не всё ли равно их и не брать?

Денисов. Это всё г'авно, тут г'ассуждать нечего. Я на свою душу взять не хочу. Ты говог'ишь — помг'ут. Ну, хог'ошо. Только бы не от меня.

Долохов. Кто ж им не велел меня 20 раз поймать? А ведь поймают — меня и тебя, с твоим рыцарством, всё равно на осину. Однако надо дело делать. У меня два французских мундира. Что ж, едем со мной?

Петя. Я? Да, да, непременно!

Первый ведущий. Петя погибнет через день после отважной вылазки с Долоховым, и рассказ о его смерти — это самые грустные страницы романа.

Демонстрируется слайд «Смерть Пети». Звучит 1-я часть «Прощальной симфонии» Гайдна, и на её фоне читается отрывок из романа от слов «Подъезжая к воротам, Петя в пороховом дыму...» до слов «Денисов быстро отвернулся, подошёл к плетню и схватился за него».

Второй ведущий. В своём романе Толстой проявился как писатель-гуманист, ненавидящий войну — это «противное человеческому разуму» явление. Вновь и вновь пережив свои былые впечатления, оставленные Крымской кампанией, переболев страданиями своих героев, писатель, наконец, поставил точку — его труд окончен.

Демонстрируется   слайд   «Стол   писателя».

Первый. Скоро он принялся за новую книгу, о русской жизни. Её героиня Анна Каренина — жена крупного петербургского сановника, выданная замуж совсем молоденькой девушкой за человека во всех отношениях добропорядочного, честолюбивого, богатого и знатного, занятого собственной карьерой. Первые восемь лет жизни прошли для неё как будто вполне благополучно: она выезжала в свет, воспитывала сына... Но вот к ней пришла любовь и всё изменила в судьбе этой молодой женщины. Но счастье невозможно...

Разыгрывается одна из сцен «Анны Карениной» (например, объяснение с мужем после бала).

Второй ведущий. А жизнь предлагала новые сюжеты. Как-то один из друзей Толстого — известный писатель, адвокат Анатолий Фёдорович Кони рассказал ему эпизод из своей практики: присяжный поверенный, участвующий в суде, узнал в обвиняемой некогда обманутую им воспитанницу своей тётки-помещицы. Лев Николаевич слушал с большим вниманием и посоветовал Кони написать рассказ, который так и не был написан. А случай этот послужил основой для романа Л. Н. Толстого «Воскресение».

Демонстрируются слайды «Судьи», «Маслова на суде».

Первый. Для героя романа Нехлюдова встреча с Катюшей Масловой на суде стала началом его прозрения и воскресения.

Инсценируется эпизод из «Воскресения» — «Свидание».

Демонстрируются слайды «Дом в Ясной Поляне», «Лев Толстой в розовом кресле» Репина. Стихотворение П. Бровки и рассказ ведущих звучат на фоне музыки Скарлатти (соната фа-минор).

Чтец.

В России избяной, туманной,

Жандармом втиснутой в острог,

Светилась Ясная Поляна

Среди разъезженных дорог.

В года страданий и гонений

И вызревающих начал

Суровый совестливый гений

Добро и мудрость излучал.

Не мог молчать. И непреклонно

Одну лишь правду говоря,

Он сотрясал устои трона

Грозил канонам алтаря...

Петрусь Бровка

Первый ведущий. «Воскресение» Толстой писал в те годы, когда ему всё труднее и труднее было оставаться в яснополянском доме. Он страдал оттого, что ему не дано жить так, как живёт простой трудовой народ.

Демонстрируются слайды «Л. Толстой. Фото  1908 г.», «Кабинет».

Второй. Этот душевный разлад усиливался: «В семье моей мне грустно, потому что я не могу делить с моими домашними их чувств»,— писал Толстой  в дневнике.  Взрослые дети женились, выходили замуж. Умерли любимый младший сын Ванечка и дочь Маша, с которой он был особенно близок. С женой уже давно «жизнь пошла врозь», как с горечью признавалась Софья Андреевна. Много лет она была ему верным другом и помощником, оберегала от вторжений любопытных и назойливых людей, переписывала все книги. Но уже давно не разделяла его взглядов, не могла понять сложной и противоречивой души своего мужа — великого художника...

Первый. Толстой оказался в центре раздоров между некоторыми последователями его учения и Софьей Андреевной. Всё больше стыдился он разницы между тем, как жил сам и как жили крестьяне, всё чаще и чаще думал о том, чтобы уйти из семьи, не понимающей причин его душевных мук.

Чтец.

Меркнет зрение, сила моя —

Два незримых алмазных копья.

Глохнет слух, полный давнего грома

И дыхания отчего дома.

Жёстких мышц ослабели узлы,

Как на пашне седые волы,

И не светятся больше ночами

Два крыла у меня за плечами.

Я свеча, я сгорел на пиру.

Соберите мой воск поутру,

И подскажет вам эта страница,

Как вам плакать и чем вам гордиться,

Как веселья последнюю треть

Раздарить и легко умереть,

И под сенью случайного крова

Догореть и затихнуть, как слово.

Арсений Тарковский

Первый ведущий. «Вид этого барства господского так мучает меня, что подумываю о том, чтобы убежать, скрыться»,— записал Лев Николаевич в дневнике 20 августа 1910 года. А 28 октября он тайно покинул Ясную Поляну.

Звучит мазурка ми-минор Шопена (соч. 27).

Чтец.

Над Ясной Поляной свинцовые тучи.

Не  будет уже  ни  дождливей,   ни  знобче.

Всё  смотрится  ярче,   а  значит,   и  лучше,

как эти снежинки, летящие с ночи.

Журчит в колее, обтекая колёса,

вода,  перед  тем  как  замёрзнуть  до  мая.

Не будет уже вековечных вопросов,

а будет дорога — стальная, прямая!

Швыряются липкою грязью копыта.

Возок исчезает в расхристанной роще.

Ничто не иссякло, ничто не избыто,

ничто  в  этом   мире   не   сделалось   проще.

На экране — слайд с изображением грозового неба.

Чтец.

Толстой стоял в дверях вагона вдали от всех и от всего.

Старушка, будто на икону, перекрестилась на него.

Бежал... о жизни беспокоясь, о дне грядущем... Гнев из глаз!

И вот его увозит — поезд, машина, а не тарантас!

Всё получалось мощно, грозно! ... Толстой нашёл диван пустой.

Его узнали два подростка, пропели тихо: «Ле-ев Толсто-ой...»

Скрипит старушка деловито: «Далече, старец!.. О-хо-хо...»

А Лев Толстой сидел сердитый. Он знал, что едет — далеко.

Глеб Горбовский

Звучит    «Прощальная    симфония»    Гайдна (часть 2).

Чтец.

Последний путь, последний жест,

мучительный рывок из дому

от всех парадов и торжеств:

здесь не умеют по-иному...

Посёлков захолустных тишь,

записки, письма, мгла сырая,

 но далеко не убежишь

отсюда — даже умирая...

Свободы нет, но в безднах лет

 она единственно прекрасна —

последний путь, последний след,

 прощальная тоска пространства.

Его последние слова

(свидетельствует сын): «Оставьте

меня в покое...» Чёрта с два —

вокруг газетчики и страсти.

Измены. Злоба. Деньги. Лесть.

Деваться некуда отсюда,

но всё-таки надежда есть

на избавление и чудо.

Смертельно болен человек,

подъемлет очи к небосводу,

готовясь исподволь — навек —

к невозвратимому уходу.      

 С. Мнацаканян

Первый ведущий. На станции Астапово Толстой умер. Это случилось 7 ноября 1910 года.

На экране слайд с изображением могилы Л. Толстого.

Над могилою Толстого,

Знаю, поздно или рано

Нас у сходен бытия

Примет Ясная Поляна,

Только каждого —

Своя.

Примет ясная,

Согласно

Добросердью и уму,

И мечте о жизни красной

Не себе лишь одному.

Не ловчись отсрочить встречу

Иль чужое застолбить,

Каждый имет то,

Чем мечен,

Чем и вечен, стало быть.

Всё исходит из простого:

Что посеешь,

То пожнёшь...

Над могилою Толстого

Даже полдень

В звёздах сплошь.

Сергей Поликарпов

На экране сменяют друг друга слайды «Вид из Чепыжа на пашню», «Река Воронка», «Л. Н. Толстой  на  пашне»,  «Л. Н. Толстой  за чтением» Репина.