Исторический вечер, посвящённый   блокаде Ленинграда

 для учеников 8-10-х классов

Цель: воспитание чувства патриотизма и любви к Родине, героическим страницам истории Великой Отечественной войны

Задачи:

1) актуализировать понятия «патриотизм», «гражданственность», «Родина», «нравственность», «гордость»;

2) способствовать развитию нравственных качеств учеников;

3) познакомить с темой блокады Ленинграда, используя литературно-музыкальные средства;

 4) способствовать формированию чувства  гордости за свой народ;

5) привить уважительное отношение к историческому прошлому своей страны.

Оборудование и используемые средства: компьютер, проектор, презентация

Чтец «Опять война,

Опять блокада…

А может, нам о них забыть ?»

Я слышу иногда:

«Не надо,

Не надо раны бередить.

И может показаться:

Правы

И убедительны слова.

Но даже если это правда,

Такая правда –

Не права ! Чтоб снова

На земной планете

Не повторилось той зимы,

Нам нужно,

Чтобы наши дети

Об этом помнили,

Как мы !

Я не напрасно беспокоюсь,

Чтоб не забылась та война:

Ведь эта память – наша совесть.

Она

Как сила нам нужна…   (Юрий Воронов)

Ведущий 1 Ленинград – один из красивейших городов мира. Колыбель российского флота, Город-памятник, город- труженик, город- воин.

Слайды с 1 по 5

С началом Великой Отечественной войны немецко-фашистское командование рассматривало захват Ленинграда как одну из важнейших стратегических задач. В одном из своих выступлений Гитлер подчёркивал, «…с захватом  города дух славянского народа будет серьёзно подорван…может наступить полная катастрофа».

Ведущий 2 Летом и осенью 1941 года в районе Ленинграда сложилась тяжёлая обстановка. Мужественное сопротивление воинов  Северного и  Ленинградского фронтов, Балтийского флота и Ладожской военной флотилии остановило продвижение фашистов к городу. Но 8 сентября немецкие дивизии соединились под Шлиссельбургом, город оказался блокирован с суши.

Ведущий 3 Начался подвиг длиною в  900 дней и ночей. Неслыханные жертвы! Немыслимые испытания!

Мы знаем - нам горькие выпали дни,

Грозят небывалые беды.

Но родина с нами, и мы не одни,

и нашею будет победа,- писала поэтесса Ольга Берггольц  в сентябре 1941 года.

Ведущий 4 Из секретной директивы немецкого военно-морского штаба от 22 сентября 1941 года: «Фюрер решил стереть город Петербург с лица земли. Предполагается окружить город тесным кольцом и путем обстрела из артиллерии всех калибров и беспрерывной бомбежки с воздуха сравнять его с землей. Если вследствие создавшегося в городе положения будут заявлены просьбы о сдаче, они будут отвергнуты».

Ведущий 1 Снаряды и бомбы не щадили никого- ни детей, ни стариков, ни женщин. Они убивали их на улицах и в квартирах, на работе и  в очередях . Но самый страшный убийца – ГОЛОД - пришёл в Ленинград осенью 1941 года.                            

Слайд 6

Ведущий 2 За время блокады норма выдачи хлеба снижалась 5 раз. А в период с ноября по 25 декабря 1941 года была самой низкой: для работающих -250 граммов, для иждивенцев и детей-125 граммов суррогатного хлеба.

Слайд 7

Ведущий 3 Не только хлеб, но и другие продукты стали недоступны ленинградцам. Люди собирали мучной клей из обоев, вываривали ремни, ели кошек, собак, использовали олифу, глицерин, ели землю с бадаевских складов. Чтобы выстоять! Чтобы выжить!

Чтец Вместо супа - бурда из столярного клея,

 Вместо чая - заварка сосновой хвои.

 Это б всё ничего, только руки немеют,

 Только ноги становятся вдруг не твои.

 Только сердце внезапно сожмётся, как ёжик,

 И глухие удары пойдут невпопад...

 Сердце! Надо стучать, если даже не можешь.

 Не смолкай! Ведь на наших сердцах - Ленинград.

 Бейся, сердце! Стучи, несмотря на усталость,

 Слышишь: город клянётся, что враг не пройдёт!

 ...Сотый день догорал. Как потом оказалось,

 Впереди оставалось ещё восемьсот. ( Ю. Воронов)

 Ведущий 4  Смерть  входила в каждую ленинградскую квартиру.   Она Настигала людей повсюду – дома и на улице, в очереди за хлебом и на работе.

Я к ним подойду. Одеялом укрою,

О чём-то скажу, но они не услышат.

Спрошу - не ответят... А в комнате - трое.

Нас в комнате трое, но двое не дышат.

Я знаю: не встанут. Я всё понимаю...

Зачем же я хлеб на три части ломаю?

Слайды 8,9,10

 Ведущий 1  К первым числам декабря городской транспорт совсем прекратил работу, в домах не было отопления и света. Водопровод не работал. Сильнейшие морозы доходили до минус 35°. Город оказался в ледяном плену. Улицы и площади занесло снегом, закрывшим первые этажи домов. Без света, тепла, воды, в огне пожарищ , среди бесконечных обстрелов  жили ленинградцы в ту страшную зиму.

 Ведущий 2 Не только хлеб, но и вода становились для ленинградцев и мукой , и радостью. За водой надо было ходить на Неву, а дойти туда уже не у всех хватало сил. Посредине Невского проспекта вырубали ямы, и исхудалые, почерневшие от голода и холода люди вычерпывали оттуда воду.

Слайд 11

Чтец Я в гору саночки толкаю.

 Ещё немного – и конец.

 Вода, в дороге замерзая,

 Тяжёлой стала, как свинец.

 Метёт колючая пороша,

 А ветер каменит слезу.

 Изнемогая, точно лошадь,

 Не хлеб, а воду я везу.

 И Смерть сама сидит на козлах,

 Упряжкой странною горда…

 Как хорошо, что ты замёрзла,

 Святая невская вода!

 Когда я поскользнусь под горкой,

 На той тропинке ледяной,

 Ты не прольёшься из ведёрка,

 Я привезу тебя домой. (В.Вольтман-Спасская)

Слайды 12, 13

Ведущий 3 Казалось, что Ленинград умер.

Но Город жил и боролся.  Голодные измученные люди находили в себе силы работать. Ленинградские заводы обеспечивали защитников города минами и снарядами, автоматами и пушками. Ремонтировали повреждённые корабли. Из ворот Кировского завода ежедневно выходили танки и шли прямиком на фронт. Мужчины, женщины и подростки стояли у станков.

Слайд 14

Ведущий 4  С началом блокады единственным источником информации для ленинградцев стала чёрная тарелка репродуктора. Регулярно вёл передачи радиокомитет « Говорит Ленинград»: Ольга Берггольц, Вера Инбер, Николай Тихонов, Всеволод Вишневский, другие поэты и писатели каждый день говорили с ленинградцами.

Ведущий 1  В самые тяжелые дни блокады Ленинградское  радио помнило и о детях,  для них звучали  детские передачи. И сквозь ледяную тишину из репродукторов в эфире  звучал голос непокоренного города.

Слайд 15

Мадонной блокадного Ленинграда называли Ольгу Берггольц.  Её голос и  стихи, полные любви,  вселяли в ленинградцев Веру и Надежду.

Чтец Ленинградец, мой спутник,

                                             мой испытанный друг.

Нам декабрьские дни сентября тяжелей.

Всё равно не разнимем

                                   слабеющих рук:

мы и это, и это должны  одолеть.

Он придёт, ленинградский

                                       торжественный

                                                                 полдень,

Тишины, и покоя,

                                       и хлеба душистого полный…

О, какая отрада,

                         какая великая гордость

Знать, что в будущем каждому скажешь в ответ:

 - Я жила в Ленинграде в декабре сорок первого года,

вместе с ним принимала

                                     известия первых побед.

Слайд 16

Ведущий 2 А ещё звучала музыка. Она транслировалась не только по городу, но и на передовую.  И весь мир знал: истерзанный блокадный город живёт! Зимой 1942 года было решено возобновить работу при радиокомитете симфонического оркестра. Его руководителем стал скрипач и дирижер Карл Элиасберг.   Он  был настолько слаб от истощения, что не мог ходить. 5 февраля его привезли в   больницу  на детских саночках с диагнозом "алиментарная дистрофия 2-й степени". Но уже 5  апреля состоялся   Первый концерт вновь сформированного оркестра. Температура в помещении  была 7—8° ниже нуля. Но  пришедшие на концерт люди плакали от волнения и радости.  За дирижёрским пультом был Карл Ильич Элиасберг.

 Фрагмент симфонии Гайдна ( стихотворение читается под музыку)

Чтец  Им холод

 Кровавит застывшие губы,

 Смычки выбивает из рук скрипачей.

 Но флейты поют,

 Надрываются трубы,

 И арфа вступает,

 Как горный ручей.

 И пальцы

 На лёд западающих клавиш

 Бросает, не чувствуя рук, пианист…

Над вихрем

 Бушующих вьюг и пожарищ

 Их звуки

 Победно и скорбно неслись…

 А чтобы всё это

 Сегодня свершилось,

 Они

 Сквозь израненный город брели.

 И сани

 За спинами их волочились –

 Они так

 Валторны и скрипки везли.

Никто не узнал,

 Что сегодня на сцену

 В последнем ряду посадили врача,

 А рядом,

 На случай возможной замены,

 Стояли

 Ударник и два скрипача.

 Концерт начался!

 И под гул канонады –

 Она, как обычно, гремела окрест –

 Невидимый диктор

 Сказал Ленинграду:

 «Вниманье!

 Играет блокадный оркестр!..»

 И музыка

 Встала над мраком развалин,

 Крушила

 Безмолвие тёмных квартир.

 И слушал её

 Ошарашенный мир…

 Вы так бы смогли,

 Если б вы умирали?..( Ю.Воронов)

Слайд17

Ведущий 3 В марте 1942 года  измученные блокадой ленинградцы вышли на улицы и очистили город от завалов снега, льда, грязи и трупов. К 15 апреля ленинградцы с помощью солдат привели в порядок более 12 тысяч дворов, очистили свыше 3 миллионов квадратных метров улиц, площадей и набережных, вывезли около миллиона тонн мусора и снега.  15 апреля 1942 года после страшной , чудовищной зимы на улицы блокадного Ленинграда вновь вышли трамваи. Ленинградцы, назвали тогда трамвайный звон "Колоколом Надежды".

Слайд 18

Чтец Ты помнишь звон блокадного трамвая,

 Который семь десятков лет назад,

 Как радостная весточка живая,

 Прошел сквозь осажденный Ленинград.

 И этот звон , как «Колокол Надежды»,

 Зажег огонь в измученных глазах

 И веру в то , что будет все как прежде.

 Мы выстоим. Дороги нет назад.

 А где-то там , в районе Петроградки,

 У набережной Карповки-реки,

 Его услышав , девочка украдкой

 Смахнула слезы с худенькой щеки.

 И , оглянувшись на обломки крыши,

 Туда , где раньше дом стоял большой,

 Она шепнула :«Слышишь , мама , слышишь..?

 Вот и опять Двенадцатый пошел…»( Н. Смирнова)

Ведущий 4 И ещё одно событие 1942 года ошеломило весь мир. 31 мая состоялся футбольный матч между  игроками команды «Динамо» и сборной Ленинградского металлического завода. 

Слайд 19

 Фашисты недоумевали: «Город мёртвых играет в футбол!». А для ленинградцев это была  победа одна на всех: над собой, над страхом, над отчаянием. Над лютой, беспощадной зимой 1942 года…

Ведущий 1 Впереди у ленинградцев было ещё много дней и ночей с обстрелами, потерями и горем. Были ожесточённые бои и прорыв блокадного кольца в январе 1943. А 27 января 1944 года в городе был салют. Блокада снята!

Слайды 20, 21 (ЗАПИСЬ О СНЯТИИ БЛОКАДЫ)

Ведущий 2  За залпом залп. Гремит салют.

 Ракеты в воздухе горячем цветами пестрыми цветут.

 А ленинградцы тихо плачут.

 Ни успокаивать пока, ни утешать людей не надо.

 Их радость слишком велика –

 Гремит салют над Ленинградом!

Ведущий 3  Их радость велика, но боль

 Заговорила и прорвалась:

 На праздничный салют с тобой

 Пол-Ленинграда не поднялось…

 Рыдают люди, и поют,

 И лиц заплаканных не прячут.

 Сегодня в городе – салют!

 Сегодня ленинградцы плачут…( Ю.Воронов)

Слайды 22-43

Ведущий 4 Неугасима память поколений

 И память тех, кого так свято чтим,

 Давайте, люди, встанем на мгновенье

 И в скорби постоим и помолчим

МИНУТА МОЛЧАНИЯ  МЕТРОНОМ

Мы чашу горя выпили до дна.

 Но враг не взял нас никаким измором

 И жизнью смерть была побеждена

 И победили человек и город!

 Год сорок второй…

 Полгорода лежит в земле сырой

Михаил Дудин

 ВДОГОНКУ УПЛЫВАЮЩЕЙ ПО НЕВЕ ЛЬДИНЕ

 Был год сорок второй,

 Меня шатало

 От голода,

 От горя,

 От тоски.

 Но шла весна —

 Ей было горя мало

 До этих бед.

 Разбитый на куски,

 Как рафинад сырой и ноздреватый,

 Под голубой Литейного пролет,

 Размеренно раскачивая латы,

 Шел по Неве с Дороги жизни лед.

 И где-то там

 Невы посередине,

 Я увидал с Литейного моста

 На медленно качающейся льдине —

 Отчетливо

 Подобие креста.

 А льдинка подплывала,

 За быками

 Перед  мостом замедлила разбег.

 Крестообразно,

 В стороны руками,

 Был в эту льдину впаян человек.

 Нет, не солдат, убитый под Дубровкой

 На окаянном «Невском пятачке»,

 А мальчик,

 По-мальчишески неловкий,

 В ремесленном кургузном пиджачке.

 Как он погиб на Ладоге,

 Не знаю.

 Был пулей сбит или замерз в метель.

 ...По всем морям,

 Подтаявшая с краю,

 Плывет его хрустальная постель.

Плывет под блеском всех ночных созвездий,

 Как в колыбели,

 На седой волне.

 ...Я видел мир,

 Я полземли изъездил,

 И время душу раскрывало мне.

 Смеялись дети в Лондоне.

 Плясали

 В Антафагасте школьники.

 А он

 Все плыл и плыл в неведомые дали,

 Как тихий стон

 Сквозь материнский сон.

 Землетрясенья встряхивали суши.

 Вулканы притормаживали пыл.

 Ревели бомбы.

 И немели души.

 А он в хрустальной колыбели плыл.

 Моей душе покоя больше нету.

 Всегда,

 Везде,

 Во сне и наяву,

 Пока я жив,

 Я с ним плыву по свету,

 Сквозь память человечеству плыву.

кинофильм "Мы из блокады "

 режиссер

 Ты помнишь

 сл.М.Дахие

 муз.В.Плешак

 Ты помнишь, ты помнишь, товарищ

 Пусть память о том тяжела

 Как вьюга сквозь отствет пожарищ

 По улицам мертвым мела

 Мы насмерть умели сражаться

 Мы горе испили до дна

 Ведь мы же с тобой ленинградцы

 Мы знаем, что значит война.

 Ты помнишь: руины дымятся

 И чей-то оборванный крик...

 Но каждый здесь был ленинградцем-

 Ребенок, солдат и старик.

 Бессмертно блокадное братство,

 Свершившее долг свой сполна...

 Ведь мы же с тобой ленинградцы-

 Мы знаем, что значит война.

 Мы помним с тобою сквозь годы

 В разрывах сплошных горизонт

 И как из промерзших заводов

 Шли грозные танки на фронт.

 Душе не давая сгибаться,

 Мы верили, с нами страна

 Ведь мы же с тобой ленинградцы

 Мы знаем, что значит война.

 Мы знали отчаянье и смелость

 В блокадных ночах без огня,

 А главное- очень хотелось

 Дожить до победного дня,

 Нам с этим вовек не расстаться

 В нас подвигу память верна...

 Ведь мы же стобой ленинградцы

 Мы знаем, что значит война. Текст песни

Герман Орлов - ведь мы же с тобой ленинградцы

 Ты помнишь, ты помнишь, товарищ

 Пусть память о том тяжела

 Как вьюга сквозь отствет пожарищ

 По улицам мертвым мела

 Мы насмерть умели сражаться

 Мы горе испили до дна

 Ведь мы же стобой ленинградцы

 Мы знаем, что значит война.

 Ты помнишь: руины дымятся

 И чей-то оборванный крик...

 Но каждый здесь был ленинградцем-

 Ребенок, солдат и старик.

 Бессмертно блокадное братство,

 Свершившее долг свой сполна...

 Ведь мы же с тобой ленинградцы-

 Мы знаем, что значит война.

 Мы помним с тобою сквозь годы

 В разрывах сплошных горизонт

 И как из промерзших заводов

 Шли грозные танки на фронт.

 Душе не давая сгибаться,

 Мы верили, с нами страна

 Ведь мы же стобой ленинградцы

 Мы знаем, что значит война.

 Мы знали отчаянье и смелость

 В блокадных ночах без огня,

 А главное- очень хотелось

 Дожить до победного дня,

 Нам с этим вовек не расстаться

 В нас подвигу память верна...

 Ведь мы же с тобой ленинградцы

 Мы знаем, что значит война.

Девчонка руки протянула

 И головой - на край стола...

 Сначала думали - уснула,

 А оказалось - умерла.

 Её из школы на носилках

 Домой ребята понесли.

 В ресницах у подруг слезинки

 То исчезали, то росли.

 Никто не обронил ни слова.

 Лишь хрипло, сквозь метельный сон,

 Учитель выдавил, что снова

 Занятья - после похорон.

ВОРОНОВ

Мне кажется: когда гремит салют,

Погибшие блокадники встают.

Они к Неве по улицам идут,

Как все живые. Только не поют.

Не потому, что с нами не хотят,

А потому, что мёртвые молчат.

Мы их не слышим, мы не видим их,

Но мёртвые всегда среди живых.

Идут и смотрят, будто ждут ответ:

Ты этой жизни стоишь или нет?..

Какая длинная зима,

Как время медленно крадётся!..

В ночи ни люди, ни дома

Не знают, кто из них проснётся.

И поутру, когда ветра

Метелью застилают небо,

Опять короче, чем вчера,

Людская очередь за хлебом.

В нас голод убивает страх.

Но он же убивает силы...

На Пискарёвских пустырях

Всё шире братские могилы.

И зря порою говорят:

«Не все снаряды убивают...»

Когда мишенью - Ленинград,

Я знаю - мимо не бывает.

Ведь даже падая в Неву,

Снаряды - в нас, чтоб нас ломало.

Вчера там каменному льву

Осколком лапу оторвало.

Но лев молчит, молчат дома,

А нам - по-прежнему бороться,

Чтоб жить и не сойти с ума...

Какая длинная зима,

Как время медленно крадётся.

Неверно, что сейчас от той зимы

Остались лишь могильные холмы.

Она жива, пока живые мы.

И тридцать лет, и сорок лет пройдёт,

А нам от той зимы не отогреться.

Нас от неё ничто не оторвёт.

Мы с нею слиты памятью и сердцем.

Чуть что - она вздымается опять

Во всей своей жестокости нетленной.

«Будь проклята!» - мне хочется кричать.

Но я шепчу ей: «Будь благословенна».

Она щемит и давит. Только мы

Без той зимы - могильные холмы.

И эту память, как бы нас ни жгло,

Не троньте даже добрыми руками.

Когда на сердце камень - тяжело.

Но разве легче, если сердце - камень?..

 ? .Я говорю с тобой под свист снарядов,

угрюмым заревом озарена.

Я говорю с тобой из Ленинграда,

страна моя, печальная страна...

Кронштадтский злой, неукротимый ветер

в мое лицо закинутое бьет.

В бомбоубежищах уснули дети,

ночная стража встала у ворот.

Над Ленинградом - смертная угроза...

Бессонны ночи, тяжек день любой.

Но мы забыли, что такое слезы,

что называлось страхом и мольбой.

Я говорю: нас, граждан Ленинграда,

не поколеблет грохот канонад,

и если завтра будут баррикады -

мы не покинем наших баррикад.

И женщины с бойцами встанут рядом,

и дети нам патроны поднесут,

и надо всеми нами зацветут

старинные знамена Петрограда.

Руками сжав обугленное сердце,

такое обещание даю

я, горожанка, мать красноармейца,

погибшего под Стрельною в бою:

Мы будем драться с беззаветной силой,

мы одолеем бешеных зверей,

мы победим, клянусь тебе, Россия,

от имени российских матерей.

 Август 1941

              ************

Из блокнота сорок первого года

                      1

...Видим - опять надвигается ночь,

и этому не помочь:

ничем нельзя отвратить темноту,

прикрыть небесную высоту...

                       2

Я не дома, не города житель,

не живой и не мертвый - ничей:

я живу между двух перекрытий,

в груде сложенных кирпичей...

                           3

О, это явь - не чудится, не снится:

сирены вопль, и тихо - и тогда

одно мгновенье слышно - птицы, птицы

поют и свищут в городских садах.

Да, в тишине предбоевой, в печали,

так торжествуют хоры вешних птиц,

как будто б рады, что перекричали

огромный город, падающий ниц...

                           4

В бомбоубежище, в подвале,

нагие лампочки горят...

Быть может, нас сейчас завалит.

Кругом о бомбах говорят...

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

...Я никогда с такою силой,

как в эту осень, не жила.

Я никогда такой красивой,

такой влюбленной не была...

                           5

 Да, я солгу, да, я тебе скажу:

- Не знаю, что случилося со мной,

но так легко я по земле хожу,

как не ходила долго и давно.

И так мила мне вся земная твердь,

так песнь моя чиста и высока...

Не потому ль, что в город входит смерть,

а новая любовь недалека?..

                          6

...Сидят на корточках и дремлют

 под арками домов чужих.

Разрывам бомб почти не внемлют,

не слышат, как земля дрожит.

Ни дум, ни жалоб, ни желаний...

Одно стремление - уснуть,

к чужому городскому камню

щекой горящею прильнуть...

Сентябрь 1941

              ************

...

В 1941 году в Ленинграде

У Фонтанного дома, у Фонтанного дома,

у подъездов, глухо запахнутых,

у резных чугунных ворот

гражданка Анна Андреевна Ахматова,

поэт Анна Ахматова

на дежурство ночью встает.

На левом бедре ее тяжелеет, обвиснув, противогаз,

а по правую руку, как всегда, налегке,

в покрывале одном, приоткинутом над сиянием глаз,

гостья милая - Муза, с легкой дудочкою в руке.

А напротив через Фонтанку - немые сплошные дома,

окна в белых бумажных крестах. А за ними ни искры, ни зги.

И мерцает на стеклах жемчужно-прозрачная тьма.

И на подступах ближних отброшены снова враги.

О, кого ты, кого, супостат, захотел превозмочь?

Или Анну Ахматову, вставшую в дозор у Фонтанного дома, от Армии невдалеке?

Или стражу ее, ленинградскую эту бессмертную белую ночь?

Или Музу ее со смертельным оружьем, с легкой дудочкой в легкой руке?

 1970-1971

              ************

          Ленинградке

Еще тебе такие песни сложат,

Так воспоют твой облик и дела,

Что ты, наверно, скажешь: - Не похоже.

Я проще, я угрюмее была.

Мне часто было страшно и тоскливо,

Меня томил войны кровавый путь,

Я не мечтала даже стать счастливой,

Мне одного хотелось: отдохнуть...

Да, отдохнуть ото всего на свете -

От поисков тепла, жилья, еды.

От жалости к своим исчахшим детям,

От вечного предчувствия беды,

От страха за того, кто мне не пишет

(Увижу ли его когда-нибудь),

От свиста бомб над беззащитной крышей,

От мужества и гнева отдохнуть.

Но я в печальном городе осталась

Хозяйкой и служанкой для того,

Чтобы сберечь огонь и жизнь его.

И я жила, преодолев усталость.

Я даже пела иногда. Трудилась.

С людьми делилась солью и водой.

Я плакала, когда могла. Бранилась

С моей соседкой. Бредила едой.

И день за днем лицо мое темнело,

Седины появились на висках.

Зато, привычная к любому делу,

Почти железной сделалась рука.

Смотри, как цепки пальцы и грубы!

Я рвы на ближних подступах копала,

Сколачивала жесткие гробы

И малым детям раны бинтовала...

И не проходят даром эти дни,

Неистребим свинцовый их осадок:

Сама печаль, сама война глядит

Познавшими глазами ленинградок.

Зачем же ты меня изобразил

Такой отважной и такой прекрасной,

Как женщину в расцвете лучших сил,

С улыбкой горделивою и ясной?

Но, не приняв суровых укоризн,

Художник скажет с гордостью, с отрадой:

- Затем, что ты - сама любовь и жизнь,

Бесстрашие и слава Ленинграда!

В Октябрьские дни мы дали четыре открытых концерта в зале Ленинградской филармонии в фонд обороны страны. В программах дважды стояла Девятая симфония Бетховена.

Чтобы добиться надлежащей звучности, мы включили в наш оркестр оставшихся в Ленинграде оркестрантов Театра имени С. М. Кирова и еще кое-кого из бывших в Ленинграде музыкантов. В числе солистов была народная артистка РСФСР С. Преображенская, пришедшая на концерт в сильном нервном возбуждении: бомба только что разорвалась возле ее дома. Наши концерты транслировались. Мощные звуки финала

[44]

Девятой симфонии, призывавшие «к радости», лились над героическим городом, утверждая бессмертную правду человечности, призывая к священной ненависти к врагам. Сознание великой ответственности давало силы преодолевать такие трудности и страдания, которые нам и не снились в мирное время.

Голод в Ленинграде был тогда уж очень силен; исполнение таких крупных симфонических произведений, как бетховенская симфония, было трудным, физически почти непосильным. Мы возвращались с концертов буквально держась за стены домов. Трамваев уже не было, а ходить пешком было необычайно затруднительно: люди слабели с каждым днем. Пятый открытый концерт провести уже не удалось.

К первым числам декабря городской транспорт совсем прекратил работу, дома не отапливались, водопровод не подавал воду, не было ни света, ни телефона. Сильнейшие морозы доходили до 35°. Получить стакан воды стало сложной проблемой, так как за водой надо было ходить на Неву, а дойти туда уже не у всех хватало сил. Посредине Невского проспекта вырубали ямы, и исхудалые, почерневшие от голода и холода, еле волочившие ноги, больные дистрофией люди вычерпывали оттуда воду. Паек в те дни состоял лишь из 125 граммов хлеба и дрожжевого супа.

К концу декабря половина артистов выбыла из строя. Мы узнавали о смерти то одного, то другого из наших товарищей. Я уже дирижировал с трудом. Об открытых концертах не могло быть и речи: у наших слушателей не было больше сил, чтобы прийти на концерт.

Три-четыре диктора мужественно, как солдаты на посту, работали у микрофона. Собирая силы, передавали последние известия. Миронов читал у микрофона статью Алексея Толстого «Кровь народа» и читал замечательно, это помнят все ленинградцы.

В Радиокомитете были поставлены две печки-«буржуйки»: в кабинете директора и в студии; работали при свечах, так как свет давали только на несколько часов.

Во время репетиции, чтобы не замерзнуть, я надевал теплое белье, шапку и митенки на руки. Наши товарищи, выходя из дома на репетицию, зачастую падали по дороге без сознания. Так погиб скрипач Срабьян — его подобрала первая помощь МПВО. Артиста Лейбенкрафта успели перенести на койку в общежитие, где он и скончался.

Еще один концерт был подготовлен, но не смог состояться. Это был концерт для кино. Кинофабрика готовила в то время первую серию картины «Ленинград в борьбе». На призыв ки-

[45]

нофабрики откликнулись все. Я пришел с Васильевского острова в Филармонию во фраке и крахмальном воротничке. Но участвовать в съемке не пришлось, так как город был в темноте.

Музыка в Ленинграде на время умолкла. Однако борьба за человеческую жизнь, за спасение умирающих продолжалась с утроенной силой. Даже в самые тяжелые дни мы знали, что страна помнит о нас. Разгром немцев под Москвой был праздником для ленинградцев. Поразительно, как среди нечеловеческих мучений, среди лишений силен был дух советского патриотизма, вера в победу над врагом, уверенность в близкой помощи. Ни слова обывательского недовольства не слышал я за эти тяжелые месяцы зимы 1941/42 года. И глубокая вера в нашу советскую народную власть не обманула нас. В начале 1942 года, по инициативе А. А. Жданова, началось строительство Ладожской трассы; в феврале уже стало поступать подкрепление: вооружение, медикаменты и продукты питания. Была протянута тонкая ниточка связи между городом Ленина и великой Советской страной.

В январе открылись стационары для тяжело больных дистрофией. 5 февраля попал в стационар и я, единственный в то время дирижер в Ленинграде. Но добраться пешком с Васильевского острова в этот стационар, который помещался в гостинице «Астория», я уже не мог. Нас с женой привезли на салазках.

Стационары были для многих спасением. В них люди получали медицинскую помощь; больным переливали кровь, давали витамины. В стационарах был установлен усиленный паек — 500 граммов хлеба, 30 граммов масла.

Три месяца нам пришлось пробыть в «Астории», чтобы хотя немного набраться сил и вернуться к жизни.

В марте 1942 года начальник Ленинградского управления по делам искусств Б. Загурский прислал ко мне скрипача с запиской. Он писал, что просит меня прийти к нему на Фонтанку, где в те дни в здании Большого драматического театра помещалось Управление, для переговоров о возобновлении деятельности симфонического оркестра. Загурский был тогда только что демобилизован из Красной Армии. В его кабинете было холодно, как на улице. В «Астории» мы помещались на 7-м этаже, и я предупредил Загурского, что, если у меня не будет сил подняться потом в стационар, — я не приду. Но я пришел. Был вызван также инспектор оркестра. Он принес с собой список оркестрантов, причем ряд фамилий в списке был окаймлен красным или черным. Черный цвет окаймлял имена 27 человек, умерших во время блокады. А фамилии, окаймленные красным, относились к людям, еще живым, но не способным к труду, находящимся в госпиталях и стационарах. Остальные могли

[46]

двигаться и держать в руках инструмент, но не более. Из них надо было создать коллектив. От имени Ленинградского радиокомитета и Ленинградского управления по делам искусств была объявлена регистрация оркестрантов. Так постепенно мы стали собирать оркестр.

Первый концерт вновь сформированного оркестра состоялся 5 апреля в помещении Академического театра драмы имени Пушкина. Температура там была 7—8° ниже нуля. Но люди плакали от волнения и радости. Упомяну кстати, что у концертмейстера на голое тело был надет ватник; я надел на себя все, что уцелело из теплых вещей, а сверху крахмальный воротничок!

Программа этого концерта была составлена из произведений Глинки, Чайковского и Бородина. В нем участвовали заслуженный деятель искусств В. Касторский, певший арию Ивана Сусанина «Чуют правду», и заслуженная артистка Н. Вельтер. Исполняли также увертюру из «Князя Игоря». Зал был переполнен. Аудиторию составляли бойцы с фронта, моряки, партийный и советский актив города и граждане, откликнувшиеся на объявление о концерте. Это был наш первый публичный концерт после трехмесячного перерыва.

Когда в Филармонии дали свет, мы организовали симфонические концерты в Большом зале, этом заповеднике симфонической культуры нашего города.

I мая под жестоким обстрелом была исполнена Шестая симфония Чайковского. 9 августа состоялась премьера Седьмой, «Ленинградской» симфонии Шостаковича.

Партитуру симфонии Шостаковича привезли на самолете, прилетевшем сквозь кольцо блокады. Для ее исполнения требовался усиленный состав оркестра. Поэтому к нам прикомандировали ряд музыкантов, находившихся на службе в Красной Армии. Первое исполнение Седьмой симфонии было особенным торжеством. Оно состоялось в Филармонии при совершенно переполненном зале.8 марта 1942

VI. Голодная зима

В начале ноября 1941 г. положение осажденного Ленинграда еще более осложнилось. С захватом Тихвина возникла реальная угроза создания второго кольца блокады, а следовательно, и полного прекращения подвоза продовольствия и горючего. Между тем запасы продуктов питания в самом Ленинграде почти иссякли. На 9 ноября 1941 г. в городе и Новой Ладоге имелось муки на 24 дня, крупы и жиров — на 18, мясопродуктов — на 9 дней. Большая часть этих запасов находилась за Ладожским озером, которое к этому времени еще не замерзло.

Эти грозные факты заставили руководство обороной города в четвертый раз снизить нормы выдачи продовольствия населению. С 13 ноября рабочие стали получать 300 г хлеба, а остальное население — 150 г. Ученик 8-го класса 213-й школы Юра Звездин, выпускавший во время блокады на тетрадочных листах семейную газету «Новости», поместил в номере за 13 ноября 1941 г. заметку под названием «Мы не унываем». В ней он писал: «13-го ввели новые нормы на хлеб. Несмотря на их уменьшение, вся семья спокойно встретила это известие. Мама говорит: "Мы не будем впадать в уныние, мы терпеливо преодолеем все трудности". И слова не расходятся с жизнью: хлеб растягиваем на весь день...»

Через неделю, чтобы не прекратить выдачу хлеба совсем, Военный совет Ленинградского фронта был вынужден принять решение о сокращении и без того голодных норм. С 20 ноября ленинградцам стали выдавать самую низкую норму хлеба за все время блокады — 250 г по рабочей карточке и 125 г по служащей, детской и иждивенческой. «... Сто двадцать пять блокадных грамм с огнем и кровью пополам...» Если учесть, что рабочие карточки в ноябре—декабре 1941 г. получала только третья часть населения, то мизерность этих норм станет еще более очевидной. Теперь для снабжения 2,5 млн. жителей Ленинграда расходовалось ежедневно всего-510 т муки. Надеяться на увеличение запасов продовольствия благодаря вступившей в строй Ладожской ледовой дороге в ближайшее время не приходилось; из-за чрезвычайно-сложных условий работы трассы в первые дни с трудом удавалось удовлетворить дневную потребность города в продовольствии. Заведующий отделом торговли Ленгорсовета И. А. Андреенко впоследствии рассказывал: «Я помню, как в декабре я был вечером у секретаря Горкома партии Алексея Александровича Кузнецова. Еще раз мы просмотрели наличие запасов продовольствия. Снижать хлебную норму населению уже некуда было, нельзя уже было, народ и так умирал. Разбирали, разбирали, прикидывали... И снизили мы тогда продовольственные нормы не населению, а военным, морякам и солдатам. В декабре месяце плохо было дело...»

Кусочек суррогатного хлеба стал с этого времени основным средством поддержания жизни. Из этого кусочка хлеба ленинградцы делали несколько сухариков, которые распределяли на весь день. Один-два таких сухарика да кружка горячей воды — вот из чего в основном состояли в самые голодные дни завтрак, обед и ужин населения осажденного города. Другие продукты, которые полагались по карточкам, население получало нерегулярно и не полностью, а то и вовсе не получало из-за отсутствия их в городе. В ноябре 1941 г. иждивенцы в дополнение к хлебному пайку получили за месяц всего по 1,5 кг других продуктов. Чтобы облегчить муки голода ленинградцев, Управление торговли за неимением мяса, крупы, жиров и сахара иногда выдавало по карточкам студень, картофельный крахмал, яичный порошок. Но и эти виды продуктов были остродефицитными. Рабочие оборонных предприятий получали дополнительно в месяц несколько сот граммов соевого кефира, белковых дрожжей, казеинового клея, фруктового сиропа, морской капусты и желудевого кофе.

Продовольственное снабжение воинов Ленинградского фронта и моряков Балтийского флота также с каждым днем ухудшалось. Солдаты, матросы и офицеры, хотя и в меньшей степени, чем трудящиеся Ленинграда, тоже сильно страдали от голода.

Начиная с 9 сентября 1941 г. в войсках фронта несколько раз проводилось сокращение суточной нормы питания. В конце ноября в частях первой линии выдавалось 300 г хлеба и 100 г сухарей. Мучной суп утром и вечером, мучная каша в обед дополняли хлебную выдачу. Несмотря на эти голодные нормы, воины 54-й армии и моряки Балтики выделили часть своего пайка в пользу ленинградцев. В конце 1941 г. Военный совет фронта постановил передать населению Ленинграда более 300 т продовольствия из запасов, находившихся в Кронштадте, на фортах и островах.

В городе продолжалась напряженная работа по изысканию пищевых заменителей. После соответствующей переработки в пищу пошел технический жир; соевое молоко почти полностью заменило натуральное; из белковых дрожжей стали приготовлять 26 видов продукции — котлеты, паштеты и многое другое. По просьбе ряда ленинградских предприятий ученые Физико-технического института изучали возможность получения пищевого масла из различных лакокрасочных продуктов и отходов. Переработка сырья по разработанной в институте технологии дала положительные результаты. Пищевые жиры научились извлекать из технических сортов мыла. Работники Научно-исследовательского института жиров приготовили для нужд хлебопекарной промышленности специальные эмульсии, которые позволили хлебозаводам сберегать ежемесячно до 100 т растительного масла. В институте организовали также производство рыбьего жира. Ученые Лесотехнической академии предложили получать из целлюлозы белковые дрожжи, производство которых было налажено на ряде предприятий. Кондитерская фабрика им. А. И. Микояна ежедневно выпускала 20 тыс. блюд из белковых дрожжей. Пережившие голодную блокаду не забудут специфического горького вкуса дрожжевого супа, пожалуй, самого доступного блюда в столовых города-фронта. «Нужна изобретательность, — пишет Д. В. Павлов, — она толкала людей искать и находить пищу там, где раньше они не могли себе даже представить».

Выявляя новые пищевые заменители, ученые исследовали их состав и питательную ценность, определяли степень их безвредности, искали различные способы их приготовления и консервирования, а в некоторых случаях — способы обезвреживания.

В Ленинграде имелись значительные запасы технического альбумина (одного из продуктов переработки крови убойного скота), употреблявшегося для нужд промышленности. Проведенные исследования альбумина показали отсутствие в нем вредных веществ, после чего технический альбумин стал использоваться для изготовления колбас. После тщательной проверки в пищу пошли слизистая оболочка свиных желудков, щитовидные железы крупного рогатого скота, заготовленные ранее для получения медицинских препаратов. Мясная промышленность Ленинграда, используя технический альбумин, соленое кишечное сырье, соевый шрот, жмыхи, белковые дрожжи, глицерин, эссенцию и другие заменители, выпустила в годы блокады более 11 тыс. т колбас, паштетов, студня и желе.

В пригородах под огнем противника ленинградцы добывали из-под снега невыкопанную картошку и овощи. На территории Бадаевских складов население добывало промерзлую землю, пропитанную в результате пожара сахаром. Многие блокадники и поныне помнят вкус этой «сладкой» земли. Голод научил ленинградцев получать из деталей текстильных машин, изготовленных из кожи (так называемых «гонок»), 22 «блокадных блюда». Чтобы притупить мучительный голод, люди ели касторку, вазелин, глицерин, столярный клей, охотились за собаками, кошками и птицами.

Жестокий голод усугублялся наступившими сильными холодами, почти полным отсутствием топлива и электроэнергии. В декабре 1941 г. топлива не хватало даже для обеспечения работы важнейших оборонных предприятий, электростанций, госпиталей. Грузовой автотранспорт стал переводиться на газогенераторное топливо (чурки), производство которого было налажено на Ижорском фанерном заводе. Суточная выработка электроэнергии с сентября по декабрь 1941 г. сократилась почти в 7 раз. Минимальные нормы снабжения Ленинграда электроэнергией обеспечивали коллективы II и V ГЭС, на помощь которым в декабре были направлены около 2 тыс. рабочих, снятых по решению Исполкома Ленгорсовета со строительства оборонительных рубежей. «В городе почти нет электроэнергии. Сегодня остановился и наш завод», — записал 11 декабря 1941 г. в своем дневнике директор завода «Севкабель» А. К. Козловский. Чтобы сократить расходы электроэнергии, в декабре пришлось остановить городской транспорт. Теперь ленинградцы на работу и с работы добирались пешком. Изнурительные переходы выматывали последние силы. Придя домой с работы, люди не имели возможности даже согреться, так как система центрального отопления из-за отсутствия топлива оказалась замороженной. «Наступает апатия, вялость, желание не двигаться, дремота, сил нет, — читаем мы в одном из блокадных дневников. — А двигаться, работать, мыслить надо, нет возможности усидеть дома из-за холода, темноты по вечерам зимой, надо работать, в работе забываешься».

В январе 1942 г. в большинстве домов вышли из строя водопровод и канализация. 25 января 1942 г. Главная водопроводная станция не получила электроэнергии, что грозило оставить предприятия без воды. На помощь пришли военные моряки, которые в труднейших условиях смонтировали 4 дизеля аварийной станции, и город получил воду.

В тяжелом положении оказалась хлебопекарная промышленность. Рабочие хлебозаводов сознавали, какая большая ответственность лежит на них, и отдавали все свои силы, чтобы сделать работу предприятий бесперебойной. Но, оказываясь часто без топлива, электроэнергии и воды, коллективы хлебозаводов были бессильны в такие дни преодолеть возникавшие перед ними трудности. На помощь хлебозаводам пришли рабочие других предприятий, комсомольцы. В один из декабрьских дней 1941 г., когда отсутствие воды грозило сорвать выпечку хлеба на одном из хлебозаводов, 2000 голодных и слабых девушек-комсомолок в тридцатиградусный мороз черпали воду из Невы и доставляли ее по цепочке на хлебозавод. Утром комсомольцы развозили хлеб на саночках по булочным.

Острый недостаток питания и топлива, постоянные обстрелы и бомбежки и вызванные ими нервно-психические переживания резко увеличили смертность среди населения блокированного Ленинграда. Главной причиной смертности была так называемая алиментарная дистрофия, то есть голодное истощение. Первые больные появились в больницах в начале ноября 1941 г., а уже к концу этого месяца от голода погибло свыше 11 тыс. человек. В декабре 1941 г. умерло почти 53 тыс. мирных жителей, что превысило годовую смертность в Ленинграде за 1940 г.

Бурное развитие дистрофии сочеталось с тяжелыми психическими травмами, связанными с постоянными бомбежками, артобстрелами, потерей близких людей и т. д. Физическое перенапряжение, холод, отсутствие электричества, воды, канализации и других элементарных бытовых условий еще больше ослабляли организм, понижали его сопротивляемость.

К великому сожалению, в декабре 1941 г. работа Ладожской ледовой трассы далеко еще не оправдывала возлагавшихся на нее надежд. Из-за сложных условий ее эксплуатации план перевозок не выполнялся. В городе на 1 января 1942 г. оставалось всего лишь 980 т муки, которых не хватило бы и на два дня. Положение населения было настолько тяжелым, что Военный совет Ленинградского фронта, рассчитывая на улучшение в ближайшее время подвоза продовольствия по Ладожской трассе, принял решение о прибавке хлебного пайка. С 25 декабря 1941 г. население Ленинграда стало получать 350 г хлеба по рабочей карточке и 200 г по служащей, детской и иждивенческой.

По свидетельству В. Инбер, утром 25 декабря только и разговоров было, что прибавили хлеба. В дневнике одной ленинградки в этот день было записано: «25-го числа меня подняли в 7 часов утра вестью — хлеба прибавили... Трудно передать, в какое всенародное ликование превратилось это увеличение пайка, как много с этим было связано. Многие плакали от этого известия, и дело тут, конечно, не в одном хлебе... Как будто какая-то брешь открылась в глухой стене, появилась живая надежда на спасение, острее поверилось в прочность наших успехов, и одновременно резкой болью отозвался весь ужас нашей нынешней жизни: голод, темнота, холод, вечная угроза обстрелов и взрывов».

В связи с хлебной прибавкой состоялись многочисленные митинги, на которых трудящиеся Ленинграда снова высказали непоколебимую верность Коммунистической партии, Советскому правительству, своему революционному долгу. Простые, но яркие слова изможденных голодом, измученных блокадными лишениями ленинградцев показали, что в мире нет силы, способной лишить советских людей воли к сопротивлению, к борьбе за революционные завоевания, к защите родной земли от иноземных захватчиков. На одном из митингов, выражая общее чувство собравшихся, ленинградка К. Филлипова сказала: «Мы в революцию восьмушку хлеба получали и создали Советскую власть. Добились своего, добились Советской власти, а сейчас этому прохвосту Гитлеру уступим?! Да мы на 100 граммах просидим, но Ленинград не сдадим!»

Но декабрьская хлебная прибавка не могла остановить процесс истощения людей. Число больных дистрофией нарастало с каждым днем. В декабре 1941 г. они составили 70% всех поступивших в больницы, в январе 1942 г. — 85%. Всем было ясно, что лучшим способом борьбы с этим страшным заболеванием является полноценное питание, организация которого даже в больничных условиях была чрезвычайно затруднена, а то и просто невозможна: город почти не имел продовольствия. Как это ни было трагично, подавляющее число заболеваний заканчивалось смертельным исходом. Ленинградцы умирали дома в холодных квартирах, на работе у станков, на улицах, в очередях за хлебом. В январе 1942 г., по неполным данным, в Ленинграде умирало ежедневно 3,5—4 тыс. человек. По данным Д. В. Павлова, за январь и февраль 1942 г. от голода погибло около 200 тыс. ленинградцев. За первую половину 1942 г. голодная смерть унесла свыше 600 тыс. жизней.

Горе пришло в каждую семью. На глазах у матерей и отцов умирали их сыновья и дочери, дети оставались без родителей. Многие семьи вымирали полностью. Учительница А. Н. Миронова, спасшая зимой 1941/42 г. более 100 детей-сирот, записала в своем дневнике 28 января 1942 г.: «Проспект Мусоргского, д. 68, кв. 30. Взяла девочку Соколову Шуру, рождения 1931 г. Отец на фронте, мать умерла. Тело матери лежит на кухне. Девочка грязная. На руках чесотка, нашла ее в груде грязного белья под матрацем...»

В первое время ленинградцы регистрировали смерть своих родных и близких в загсах, у которых можно было наблюдать длинные, печальные очереди. Но с наступлением зимы и резким увеличением смертности ослабленные голодом люди были не в силах похоронить умерших и далеко не всегда регистрировали их смерть. Захоронение умерших в больницах и госпиталях временно разрешалось по спискам с последующим оформлением в загсе. В постановлении Исполкома Ленгорсовета «О мероприятиях по улучшению работы загсов» от 4 января 1942 г. отмечалось, что выделенных работников для регистрации смерти оказалось совершенно недостаточно. Исполком обязал загсы прикрепить своих сотрудников ко всем больницам и госпиталям.

По заваленным сугробами улицам, под гул артиллерийских обстрелов и завывание сирен тянулись многочисленные похоронные процессии, если их так можно было назвать. Умерших завертывали в простыни или одеяла, клали на детские саночки, а то и на фанерный лист и везли на кладбище. Такое позабыть нельзя. Смертность приобрела настолько массовый характер, что мертвых не успевали хоронить. В домах и на улицах лежали тысячи незахороненных трупов. Жители были не в состоянии даже отправить их в морги. С ноября 1941 г. бойцы МПВО начали собирать трупы на улицах, а позднее вместе с дружинницами Красного Креста стали с этой целью обходить квартиры.

Зима 1941/42 г. была в Ленинграде на редкость суровой. На улице стояли тридцатиградусные морозы. Скованная морозом земля не поддавалась лопате. Подходы к кладбищам были завалены трупами. Мертвых стали хоронить в братских могилах, которые отрывались экскаваторами и при помощи взрывчатки. В дни первой блокадной зимы захоронением погибших от голода ежедневно занималось около 4 тыс. бойцов МПВО, подрывников, рабочих фабрик и заводов. За первый год блокады на Волновом, Большом Охтинском, Серафимовском, Богословском, Жертв 9 января, Пискаревском кладбищах и на специально отведенных для этого площадках были отрыты 662 братские могилы общей протяженностью 20 тыс. погонных метров. Команды МПВО справлялись с этой работой с большим трудом, так как и сами несли значительные потери. Очень много трупов оставалось незахороненными или не засыпанными землей в траншеях.

В память о жертвах голодной зимы 1941/1942 г. на Пискаревском кладбище теперь горит неугасающий священный огонь. Но в те дни кладбище выглядело по-другому. Один из очевидцев, посетивший Пискаревку в январе 1942 г., вспоминал: «Чем ближе подъезжали мы к Пискаревке, тем больше валялось трупов по обеим сторонам дороги. Заехав уже за город, где стояли небольшие одноэтажные домики, видны сады, огороды, вдали я увидел какие-то необычайно высокие бесформенные кучи. Подъехал ближе. Убедился, что по обеим сторонам дороги навалены огромные кучи покойников, причем навалены они так, что две машины разойтись по дороге не могли. Машина идет в одну сторону, обратно ей развернуться негде. В две стороны двигаться было нельзя».

Неблагополучное положение с захоронением погибших от голода потребовало принятия решительных мер. 7 января 1942 г. состоялось заседание Исполкома Ленгорсовета, на котором специально обсуждался этот вопрос. Решение Исполкома обязывало под угрозой революционного трибунала навести в течение ближайших дней в этом деле порядок.

Гибель многих сотен тысяч мирных жителей Ленинграда от голода навсегда останется одним из гнуснейших преступлений фашизма. Немецкие специалисты по заданию фашистского командования вычисляли сроки, когда Ленинград полностью станет мертвым городом. Но и здесь они просчитались. Сотни тысяч ленинградцев, переживших это страшное время, в своих обращениях в Ленинградскую городскую комиссию по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских преступников требовали: «За кровь и гибель мирных жителей, за страдания и смерть беспомощных детей, стариков, больных преступники должны понести суровое наказание».

Массовая смертность не смогла поставить на колени защитников города Ленина. Теряя родных и близких, они сохраняли стойкость духа, самоотверженно переносили трудности и лишения. Моральной дистрофии, на которую так надеялось немецко-фашистское командование, блокируя Ленинград, не было в осажденном городе. «Как много лишений приходится переносить нам, ленинградцам! — писал в декабре 1941 г. рабочий Кировского завода Н. А. Балясников. — Кажется, больше уже и придумать нечего. Но не возьмут нас немцы, не сломят! Ни голодом, ни холодом, ни обстрелом. Умрем, а не пустим врага сюда».

Обессиленные голодом, измученные трудностями жизни в блокированном городе, ленинградцы показали, что мужество и стойкость советских людей в борьбе с врагом беспредельны. «Когда-нибудь наши дети, потомки, живя в счастливой и радостной стране нашей, будут по книгам изучать историю героической обороны Ленинграда в 1941—1942 гг., будут изучать традиции ленинградцев в период суровых испытаний, — писал в те дни в своем дневнике партийный работник Кировского завода Л. П. Галько. — Да, изучать это будущему поколению надо... Голодные люди падают и умирают на улицах, предприятиях, но умирают они, как герои, без единого слова, без стона и жалоб». На такое способны только советские люди. Неудивительно поэтому, что зарубежным писакам, подобным Л. Гуре, никогда не понять, почему население Ленинграда не устраивало ни бунтов, ни беспорядков в голодные дни блокады, не требовало сдачи города, не грабило продовольственные магазины. Побывавший в осажденном Ленинграде прогрессивный английский журналист А. Верт, который своими глазами мог оценить высокие моральные качества населения, пишет: «Отсутствие беспорядков или голодных бунтов в Ленинграде объясняется патриотизмом и железной дисциплиной населения».

Истоки массового героизма, несокрушимой твердости духа ленинградцев прежде всего в том, что все они — воины, рабочие, служащие, деятели науки и культуры, студенты, домохозяйки и дети — были охвачены единым чувством — советским патриотизмом, любовью к Родине, ненавистью к захватчикам. Морально-политическое единство защитников города Ленина, их высокий нравственный облик и товарищеская взаимопомощь помогли им выстоять в смертельной схватке с голодом. Родные и близкие делились друг с другом своим мизерным кусочком хлеба; дети, получавшие в школе суп без вырезки талонов из продовольственной карточки, старались принести его своим родственникам. Побывавший в декабре 1941 г. в одной из ленинградских школ-интернатов генерал М. Духанов впоследствии вспоминал: «Стою в вестибюле интерната у дверей. Ребята (ленинградцы) уходят домой навестить родных. По лестнице стремительно сбежал мальчик лет четырнадцати, споткнулся, упал и уронил стакан. Стакан разбился с тупым звоном, из него вывалилась горстка свекольной гущи, каши, леденец...

— Куда ты несешь еду? — спросил я у мальчика.

— Домой, маме. Она еле ходит от голода, — мальчик утер глаза кулаком.

Я стал останавливать других ребят и спрашивать, не несут ли они еды. Оказалось, несут. Кто маленькому брату или сестренке, кто отощавшему полумертвому отцу, кто больной от голода матери, кто престарелой бабушке».

Яркий пример высокого морального духа ленинградцев, их коллективизма и товарищеской взаимопомощи в эти голодные дни приводит в своем блокадном дневнике В. Инбер: связистка-студентка, проходя по заснеженной и пустынной улице, наткнулась на свалившегося от голода милиционера; собрав последние силы, девушка дотащила его до ближайшей булочной и купила ему по своей карточке хлеба, который ей полагался уже на завтра!

Ленинградская партийная организация, возглавившая по указанию Политбюро ЦК ВКП(б) всю политическую, военную и хозяйственную жизнь осажденного города, направила волю сотен тысяч людей к единой цели — отстоять город. Коммунисты находились на самых опасных участках обороны, выполняли самую трудную работу, вместе со всем населением переносили тяготы блокады, умирали от голода. Только за первое полугодие 1942 г. городская партийная организация потеряла свыше 15% своего состава.

Многие коммунисты перед смертью приходили в райкомы партии и сдавали свои партийные билеты. Посетившая в те дни старую коммунистку Крылову работник исполкома Петроградского райсовета Ю. П. Маругина вспоминала: «Когда я пришла к ней, она лежала на кровати, она сама чувствовала, что дни ее сочтены, она хотела передать мне свой партийный билет, чтобы я сдала его в райком партии, но потом подумала и сказала: "Нет, товарищ Маругина, пусть он со мной будет в гробу. Ведь у меня ничего сейчас нет, кроме билета. Положу его себе на грудь, и он меня согреет. Очень мне холодно, а он красный, на огонь похож..."».

Но на смену погибшим в ряды Коммунистической партии приходили сотни и тысячи ленинградцев, которые, как писал один из участников обороны Ленинграда, твердо верили, что, «пока в городе существует партийная организация, пока жив хоть один большевик, Ленинград не сдастся, не склонит своей гордой головы перед врагом, не потеряет своего вдохновения». В декабре 1941 г. в ряды коммунистов было принята 970 ленинградцев, в январе 1942 г. — 795, феврале — 615, марте — 728. Партийный коллектив Кировского завода, потеряв за первый блокадный год 400 своих членов, пополнился более чем 600 новыми членами партии.

Руководители партийных и советских организаций, находившиеся в этот период на казарменном положении, делали все возможное и даже невозможное, чтобы облегчить страдания голодающего населения, сократить смертность. Они постоянно бывали на фабриках и заводах, выезжали в воинские части, на трассы подвоза продовольствия, в районы области, где рассказывали, как трудно приходится ленинградцам, призывали оказывать им всемерную помощь. На заседаниях Бюро Областного и Городского комитетов партии, обсуждались и решались самые насущные вопросы обороны города — о продовольственном положении, бытовом обслуживании населения, выпуске медицинских препаратов, производстве вооружения и боеприпасов.

Важную роль в борьбе с трудностями и лишениями блокадной зимы сыграло постановление Бюро Ленинградского горкома партии от 9 января 1942 г., в котором были намечены срочные меры по улучшению жилищных условий ленинградцев. По свидетельству работавших вместе с руководителем коммунистов осажденного Ленинграда А. А. Ждановым, «в любое время суток в его кабинете можно было встретить представителей из войск, директоров заводов, научных работников, писателей, пропагандистов». Бывший секретарь Ленинградского горкома партии Н. Д. Шумилов вспоминал: «Трудно сказать, когда этот человек отдыхал. Зимой 1941/42 года он больше всего занимался налаживанием работы Дороги жизни, доставкой продовольствия для населения города и войск фронта, организацией быта ленинградцев. Заготовка топлива, массовая очистка города, производство боевой техники, подготовка военных операций, организация партийной и массово-политической работы и десятки других крупных, неотложных военных и гражданских дел занимали Жданова».

По решению Городского комитета партии и Военного совета Ленинградского фронта на многих предприятиях и при районных поликлиниках зимой 1941/42 г. были открыты специальные лечебные учреждения (стационары) для наиболее истощенных жителей. «Теперь при заводе оборудован специальный стационар, — писал в январе 1942 г. работник Кировского завода. — Это вроде санатория. Сюда ложатся по особому ходатайству цеховых организаций люди, опухшие и требующие поддержки питанием и отдыхом. Лежа в стационаре, они сдают свои продкарточки, по которым получают в день по три раза пищу: обед, завтрак и ужин в течение 8—10 дней, а затем поступают новые обессиленные товарищи».

В январе 1942 г. в гостинице «Астория» был открыт стационар на 200 коек для ослабевших от голода работников науки и культуры. За период зимы и весны 1942 г. в 109 стационарах города поправили свое здоровье 63 740 ленинградцев, главным образом рабочие фабрик и заводов.

В борьбе за жизнь ленинградцев большую роль сыграли Городской и районные Советы депутатов трудящихся. В январе 1942 г. Исполком Ленгорсовета разработал конкретные мероприятия по улучшению бытовых условий населения, усилению товарищеской взаимопомощи, по восстановлению водопровода и канализации, организации в домохозяйствах и на предприятиях бань и прачечных. В поисках путей обеспечения населения топливом Исполком разрешил разобрать на дрова целый ряд деревянных сооружений (летние постройки в ЦПКО им. С. М. Кирова, трибуны стадиона им. В. И. Ленина и др.), что позволило заготовить за январь—февраль 1942 г. около 40 тыс. куб. м дров. Советы принимали меры по оказанию помощи многодетным семьям. Успешному решению многочисленных сложных проблем, встававших перед Исполкомом Ленгорсовета, в немалой степени способствовал организаторский талант его председателя П. С. Попкова. Как вспоминает Д. В. Павлов, «П. С. Попков... хорошо знал городское хозяйство, и это помогало ему решать текущие вопросы быстро и смело. Со стороны Горкома партии и Военного совета фронта ему оказывалась полная поддержка в работе... Он находился в постоянном возбуждении, работал усердно и много, с характерной для него горячностью...».

Огромную работу в это тяжелое для ленинградцев время провели политорганизаторы домохозяйств. Они проводили беседы на политические и военные темы, вместе с управдомами налаживали установку кипятильников для обеспечения населения кипятком, отепление комнат, оборудовали красные уголки и т. д. В домохозяйствах были организованы комнаты для тяжелобольных. Активисты домохозяйств переводили ослабленных в эти комнаты. Здесь топились неизбежные для ленинградских помещений печи-времянки, на которых грелся кипяток. Больным предлагали обогреться у печки, выпить кружку кипятка. Вот все, что могли они сделать для истощенного человека. В те дни кипяток был единственным общедоступным средством спасения людей. По постановлению Исполкома Ленгорсовета от 6 декабря 1941 г. для снабжения населения кипятком во всех районах были оборудованы кипятильники. Литр кипятка стоил 3 коп. В дни голодной зимы ленинградцы часто собирались вместе в красных уголках домохозяйств. Они приходили сюда, чтобы послушать беседу политорганизатора, почитать газету и просто обогреться. Всего в домохозяйствах города в этот период было открыто 470 красных уголков и 132 обогревательных пункта. Для получения сводок последних новостей политорганизаторы и агитаторы регулярно собирались в райкомах партии, где было установлено постоянное дежурство у репродукторов.

Быт блокадного Ленинграда зимой 1941/42 г. не поддается описанию. Не работали почти все бани и прачечные, в магазинах не было ни обуви, ни одежды, ни хозяйственных товаров. Помещения освещались с помощью коптилок и лучины, а обогревались печками-времянками, от которых были закопчены не только стены и потолки, но и лица людей. К суровым условиям блокадной зимы приспосабливались, разумеется, кто как мог. Чтобы согреться и вскипятить воду, ленинградцы жгли мебель, книги. У водоразборных колонок и прорубей водоемов стояли длинные очереди за водой. Испытания состарили жителей осажденного города, даже молодые выглядели стариками. В эти зимние дни истощенные ленинградцы, опираясь на палочки, экономя каждое движение, передвигались по заваленным сугробами улицам. Поскользнувшись, человек часто уже был не в силах подняться. На помощь приходила «пешая скорая помощь» — бойцы МПВО, дружинницы Красного Креста, комсомольцы, которые доставляли подобранных на улицах на питательно-обогревательные пункты. «Страшно вспоминать зиму 1941г.! — писала впоследствии учительница С. М. Саговская. — ... Трескучий мороз. Ртуть в термометре приближается к 40°. Под ногами или лед от пролитой воды, которую приходится таскать ведрами, или огромные сугробы снега, которые некому убирать... Как заколдованные чудовища в сказочном сне, стоят обледеневшие трамваи. Длинными белыми нитями свисают оборванные провода. По утрам вереницей тянутся санки с мертвецами в белых саванах. Идешь, а дорога тянется; кажется, нет и не будет ей конца».

Улучшению бытового положения ленинградцев во многом способствовали санитарно-бытовые комиссии, созданные в феврале 1942 г. при каждом домоуправлении по решению Горкома партии. В марте 1942 г. в Ленинграде работали 2559 санитарно-бытовых комиссий, действовали 624 кипятильника, 123 домашние бани и 610 домашних прачечных.

Условия блокадной зимы значительно затруднили оказание медицинской помощи населению. В течение декабря 1941 г. почти все больницы лишились электроэнергии, что повело к остановке работы операционных, физиотерапевтических, рентгеновских, перевязочных и других кабинетов. Температура в больничных помещениях упала до 2—7°, прачечные прекратили стирку белья, ручная стирка не могла обеспечить даже самые необходимые нужды медицинских учреждений.

Госпитализированные больные находились в холодных, почти не отапливаемых, полуосвещенных палатах. Работа медицинского персонала больниц протекала в очень тяжелых условиях. Хирурги работали в операционных, отапливаемых «буржуйками» и освещавшихся керосиновыми фонарями. При огромной заболеваемости ленинградцев больничная помощь в стационарных лечебных учреждениях являлась одним из важнейших средств спасения населения осажденного города. Однако, несмотря на принятые энергичные меры по увеличению количества больничных мест, удовлетворить потребности в госпитализации зимой 1941/42 г. не было никакой возможности. Медицинский персонал продолжал самоотверженно оказывать помощь больным и раненым даже в периоды налетов вражеской авиации и артиллерийских обстрелов города. В холодных и полутемных кабинетах врачи вели прием амбулаторных больных.

Очень трудно было также оказывать помощь больным в домашних условиях. Из-за большого количества больных врачи иногда посещали их на другой день после вызова. Превозмогая усталость и собирая последние силы, они пешком преодолевали изнурительный путь к больным, на котором их часто настигала смерть. По дороге к тяжелобольным погибли во время артобстрела врач поликлиники № 35 М. А. Смирнова, врач поликлиники № 37 М. Лобанова и многие другие. Видные ученые-медики профессора И. П. Виноградов, С М. Рысс, М. В. Черноруцкий и др. читали лекции о гигиене и режиме питания в условиях осажденного города. Им приходилось доказывать голодной аудитории, что крошечную норму хлеба нужно делить на несколько раз, обжаривать хлеб хотя бы прямо на «буржуйке» — это убивало микробы, попадавшие на хлеб с грязных рук, делало полужидкую хлебную массу более приятной на вкус, помогало как можно дольше растянуть удовольствие.

Неоценимую помощь населению в борьбе с трудностями оказали комсомольцы. Созданные ими бытовые отряды заслужили своей самоотверженной работой признание всех ленинградцев. Первый комсомольско-молодежный бытовой отряд возник в середине февраля 1942 г. в Приморском райкоме ВЛКСМ; его организаторами были М. Прохорова, П. Догадаева, Н. Овсянникова.

Бойцами первого бытового отряда стали 80 девушек-работниц фабрики «Красное знамя», заводов «Вулкан» и «Красная Бавария», типографии «Печатный двор» и других предприятий Петроградской стороны. В памятке бойца-комсомольца говорилось: «Тебе, бойцу комсомольского бытового отряда, поручается забота о повседневных бытовых нуждах тех, кто наиболее тяжело переносит лишения, связанные с вражеской блокадой. Забота о детях, женщинах, стариках — твой гражданский долг».

Горком ВЛКСМ поддержал инициативу Приморского райкома ВЛКСМ и обязал все райкомы комсомола создать бытовые отряды по оказанию помощи населению. В бытовых отрядах постоянно работало около 1000 человек. Кроме того, к работе отрядов привлекалось в каждом районе от 500 до 700 человек. Усталые и изнуренные бойцы бытовых отрядов, преимущественно ленинградские девушки, поднимаясь по обледенелым и темным лестницам, обходили квартиру за квартирой. Приходя в холодные квартиры, они приносили с собой заботу о людях, тепло и участие. Обмороженными и распухшими от голода руками они заготовляли и кололи дрова, растапливали дымящиеся самодельные «буржуйки», приносили воду с Невы, обед из столовой, мыли пол, стирали белье, убирали квартиры. В неуютных промерзших комнатах становилось теплее, чище, и слабая улыбка истощенного, обессиленного ленинградца выражала признательность и благодарность за их тяжелый, но очень нужный и почетный труд.

Комсомольские бытовые отряды получили широкие полномочия от Ленгорсовета: они имели право переселять жильцов из одной квартиры в другую, более благоустроенную, определять безнадзорных детей в детские дома, ходатайствовать об эвакуации населения.

По инициативе комсомольцев были созданы специальные магазины, где отоваривались карточки для больных. Кроме того, в каждом районе были созданы комсомольские столовые, откуда по карточкам доставлялась больным приготовленная пища. С первых же дней своей работы бытовые комсомольские отряды заслужили всеобщую любовь и уважение. От трудящихся Ленинграда в райкомы комсомола ежедневно приходили письма с просьбой оказать помощь и выражением благодарности. «Пройдет это суровое время, — писала одна ленинградка, — но я никогда не забуду, что в самые трудные минуты ко мне на помощь пришли комсомольцы».

В Ленинграде день ото дня стало увеличиваться число детей, оставшихся без родителей. Имевшиеся в городе детские дома не могли вместить всех детей-сирот, и начиная с января 1942 г. один за другим открываются новые детские дома. За пять месяцев 1942 г. в Ленинграде было открыто 85 детских домов, приютивших 30 тыс. детей. Партийные и комсомольские организации широко развернули работу по выявлению безнадзорных детей и определению их в детские дома. Сироты-подростки определялись в ремесленные училища, спецшколы и другие учебные заведения. Среди населения собирались одежда, обувь, кроватки, посуда и другие вещи, необходимые детским домам. Из комсомольцев были созданы бригады, помогавшие обслуживающему персоналу детских домов налаживать работу. Они доставляли воду, мыли помещения, обшивали ребят, вели среди них воспитательную работу.

Усилия партийной и комсомольской организаций города были направлены также на улучшение торговли и на борьбу с хищениями. В голодные месяцы 1941/42 г. фашистская разведка особые усилия направляла на дезорганизацию торговли, провоцировала на разгром булочных, всячески толкала неустойчивые элементы на расхищение продовольствия в столовых и магазинах. Усилилась подлая деятельность спекулянтов, жуликов и всяких мародеров. Да их и не могло не быть среди более чем двух миллионов жителей осажденного города. Но это была лишь ничтожная кучка людей, пытавшихся нажиться на страданиях и горе населения. Тем не менее они могли нанести большой вред населению. Вот почему борьба с расхитителями продовольствия была самой беспощадной. Постановлением Военного совета Ленинградского фронта в целях усиления борьбы с преступностью и установления единого руководства судебной практикой Ленинградский городской суд был преобразован в военный трибунал, а городская прокуратура — в военную прокуратуру. Большую роль в борьбе с уголовными элементами играла ленинградская милиция. В 1942 г. работники милиции изъяли у спекулянтов свыше 25 тыс. кг муки и хлебных изделий, почти 2300 кг сахара и около 30 тыс. кг других продуктов, украденных у голодавших ленинградцев. Выполняя свой благородный долг по охране безопасности граждан Ленинграда, милиционеры часто умирали от голода на своем посту. За период блокады от истощения и обстрелов погибло свыше тысячи милиционеров.

Для распределения продовольствия строго по карточкам много сделали работники отдела торговли Ленгорсовета во главе с И. А. Андреенко. Работая постоянно вместе с общественностью, они сумели обеспечить доверие населения к установленной системе распределения продуктов питания. Свыше 3,5 тыс. комсомольцев были посланы в торговую и пищевую сеть. Условия работы в торговых учреждениях тоже были очень трудными. До декабря 1941 г. продажа продовольственных товаров производилась по карточкам в любом магазине города. Такой порядок требовал особой гибкости торгового аппарата при размещении товаров по магазинам и создания определенного количества продовольствия, которого, как известно, с ноября 1941 г. в наличии уже не было. Начались перебои в отоваривании карточек, около булочных появились длинные очереди. С 1 декабря 1941 г. ленинградцы прикреплялись к определенным магазинам, что должно было повести к большей организованности работы продовольственных магазинов и устранению очередей. На самом же деле очереди в декабре 1941 г. не уменьшились, так как объявляемые декадные нормы продажи продовольствия не обеспечивались еще реальными запасами, а были рассчитаны на подвоз в город продовольствия, планы же завоза не выполнялись.

С 13 января 1942 г. продажа продовольствия стала производиться в порядке разовых выдач в счет месячных норм по карточкам. В этот день «Ленинградская правда» опубликовала радостное для всех жителей извещение городского отдела торговли: «Исполком Ленгорсовета депутатов трудящихся разрешил продажу с 13 января 1942 года всем группам населения по январским продовольственным карточкам в счет существующих месячных норм: а) мяса и мясопродуктов — 100 граммов, б) крупы — 200 граммов, в) муки в счет крупы — 200 граммов». Перед объявлением разовых выдач в магазин завозилось продовольствие, необходимое для отоваривания всех карточек, прикрепленных к магазину. С этого дня очереди начали сокращаться и вскоре исчезли совсем.

Продовольственные магазины открывались в 6 ч утра и работали до 9 ч вечера. В торговых помещениях, как и во всем городе, не было электричества, воды, телефонной связи, их нечем было отапливать. Работали при свете коптилок. Особенно большие трудности приходилось преодолевать при доставке продовольствия в магазины, так как единственным транспортным средством являлись тележки и санки. При сильном морозе и леденящем ветре торговые работники простаивали по многу часов в ожидании разгрузки железнодорожного транспорта.

Благодаря огромной и напряженной деятельности Ленинградской партийной организации, всецело направленной на укрепление обороны города и улучшение бытовых условий его населения, от голодной смерти были спасены сотни тысяч ленинградцев.

Переживая неимоверные трудности, ленинградцы находили в себе силы пополнять ряды воинов, защищавших их родной город. Хотя буквально каждый человек, работавший в оборонной промышленности, был на учете, в ноябре 1941 г. Ленинградский фронт получил 4300 человек, в основном с военных предприятий. В январе 1942 г. Кировский завод отправил на фронт рабочий отряд численностью 624 человека, который благодаря усилиям партийной организации и всех рабочих завода располагал 12 орудиями, 6 минометами, 16 пулеметами. За первую половину 1942 г. блокированный Ленинград выделил фронту свыше 30 тыс. бойцов, в том числе 22,5 тыс. мужчин и 8 тыс. женщин. На передовые позиции регулярно выезжали рабочие делегации, агитаторы, политбойцы, лекторы и т. д. Только в ноябре—декабре 1941 г. на фронте побывало 100 рабочих делегаций. Среди подарков, врученных в феврале 1942 г. делегацией Петроградского района Ленинграда одной из воинских частей, было 5 изготовленных в основном вручную автоматов с надписью: «Лучшему истребителю немецких оккупантов».

Только с учетом невиданных трудностей, которые выпали на долю населения осажденного города, можно понять, какой великий подвиг совершили ленинградские трудящиеся зимой 1941/42 г., продолжая отдавать последние силы делу защиты своего города. Крупнейшие промышленные предприятия, производившие вооружение и боеприпасы, в декабре 1941 г. еще снабжались электроэнергией, но вскоре и они оказались в состоянии полуконсервации. В литейном цехе Кировского завода, например, 20 декабря подача электроэнергии прекратилась в тот момент, когда рабочие разливали сталь по формам, которые были предназначены для отливки снарядов. Зимой 1941/42 г. было законсервировано около 270 фабрик и заводов. Из 68 ведущих предприятий оборонной, судостроительной и машиностроительной промышленности в январе 1942 г. действовали лишь 18, да и они работали далеко не на полную мощность.

Перед партийными и общественными организациями встала нелегкая задача — сохранить производственные кадры и оборудование. Сберечь рабочих можно было, заняв их делом. В коллективе легче переносились трудности, поэтому на многих остановившихся фабриках и заводах люди продолжали выходить на работу. Они осматривали, чистили и смазывали оборудование и станки, чтобы с подачей электроэнергии можно было в короткий срок возобновить производство. В декабре 1941 г. Совет Народных Комиссаров СССР разрешил выплачивать зарплату рабочим, инженерно-техническим работникам и служащим временно бездействующих предприятий Ленинграда из расчета их среднего заработка. Это решение правительства имело большое значение для сохранения производственных кадров блокированного города.

Суровые условия первой блокадной зимы, вызвавшие резкое сокращение объема производства ленинградской промышленности, не смогли остановить ее работу полностью. Даже после того как предприятия остались без электроэнергии, рабочие не могли допустить, чтобы фронт не получал больше боеприпасов и вооружения. На фабриках и заводах монтировались блокстанции, устанавливались газогенераторы и двигатели внутреннего сгорания, которые обеспечивали в минимальных размерах потребности в электроэнергии. «Именно благодаря этому в стенах Металлического завода ни на минуту не замирали работа и жизнь, — вспоминал впоследствии главный механик этого завода Г. А. Кулагин. — ... Трудно сказать, что стало бы с заводом, с тысячами голодных и замерзших людей, если бы остановилась наша электростанция. Не только фронт получил бы меньше снарядов, мин и танков, но и блистательные достижения Металлического завода наших дней, наверно, пришли бы на несколько лет позже, если бы замерз и замер тогда единственный котел, а с ним вместе и весь завод».

На многих предприятиях перешли на ручной труд. Рабочие, пока были силы, вращали станки вручную. Сестрорецкий инструментальный завод им. С. П. Воскова, разместившийся в Смольнинском районе, освоил производство автоматов. Когда прекратилась подача электроэнергии, рабочие стали выпиливать детали вручную. Некоторые узлы автомата на саночках везли обрабатывать на другое предприятие. К концу декабря 1941 г. завод изготовил таким способом более 4 тыс. автоматов. На швейной фабрике «Комсомолка» многие работницы принесли на производство собственные швейные машины и продолжали выполнять фронтовые заказы.

Для облегчения выполнения фронтовых заказов все производство было разбито на простейшие операции. Бездействие транспорта заставило сконцентрировать оборудование по возможности в одном месте, слить ряд родственных предприятий. Заводы электропромышленности были объединены на базе завода «Светлана».

Производственные трудности усугублялись тем, что на предприятиях в это время преобладал женский труд, техника безопасности отсутствовала. В помещениях не было света, они не отапливались. Все это привело к излишним потерям, распространению заболеваемости, тем более что никакие санитарные нормы не соблюдались. В производственных помещениях почти полностью отсутствовала вентиляция, вследствие чего концентрация ядовитых веществ в воздухе во много раз превышала допустимые нормы.

В этих условиях истощенные голодом трудящиеся Ленинграда в темных, холодных цехах обмороженными и потрескавшимися от холода руками изготовляли оборонную продукцию. На предприятиях, которые были законсервированы не полностью, рабочие выполняли и даже перевыполняли производственные нормы. В феврале 1942 г. комсомольцы и молодежь Кировского завода сделали в подарок фронту 9 полковых пушек сверх плана. Ремонтируя танковые моторы, они работали иногда по трое суток без перерыва и выполняли норму выработки на 250—300%. Во время выполнения ответственного фронтового заказа фрезеровщика завода Е. Ф. Савича поддерживали с обеих сторон товарищи по работе, так как сам он от слабости уже не мог стоять.

Даже будучи тяжелобольными, еле передвигаясь на своих опухших ногах, многие ленинградцы шли из промерзших и темных квартир на производство, к своим товарищам по работе. Как отмечал впоследствии сварщик Металлического завода А. Коршунов, в такое время рабочие «не могли позволить себе болеть».

Вместе со взрослыми столь же самоотверженно трудились подростки и дети, многие из которых стали воспитанниками ремесленных училищ. Рассказывая о тех незабываемых днях, директор ремесленного училища № 1 К. Мосолов впоследствии писал: «В столярной группе съели клей, съели фикус и другие цветы. Лица работающих бледны не от страха — от усталости. Больше 3—4 часов ребятам у станка не выстоять. Гоним отдыхать — не соглашаются. Отойдешь от такого упрямца — смотришь минут через пять упал. Станки по-прежнему не простаивают ни секунды: у печки в комнате мастера постоянно сидят "запасные" ремесленники».

Скоро многие обессиленные голодом рабочие были уже не в состоянии добраться до своих предприятий. Рабочие коллективы таяли с каждым днем. Голодная смерть вырывала из их рядов тысячи высококвалифицированных производственников. Но пульс производственной жизни продолжал биться. Руководство и координацию всей работы действующих фабрик и заводов осуществлял отдел промышленности Городского комитета партии, который возглавляли Я. Ф. Капустин и М. В. Басов. Работники Городского комитета и райкомов партии ежедневно оказывали на месте конкретную помощь, бывали на предприятиях, поднимали настроение рабочих.

В труднейших условиях блокадной зимы действующие предприятия были заняты главным образом ремонтом кораблей, танков, артиллерии, минометов и стрелкового оружия. Когда в начале февраля 1942 г. на Металлический завод прибыла на ремонт первая партия поврежденных танков, администрация завода разослала всем рабочим повестки с просьбой выйти на работу. «Товарищи! — обращалась к рабочим администрация. — Явитесь на работу по получении повестки. Поступил срочный фронтовой заказ. Вы будете снабжаться дополнительным питанием. Немедленно явитесь». Первым явился 16-летний Е. И. Силаев, который был тяжело болен. Пришли также и другие рабочие, имевшие на руках больничные листы. Вернулся в цех и рабочий Кировского завода коммунист Ф. В. Задворный, который вместе с женой и сыном пришел на Металлический завод осенью 1941 г. К каждому рабочему были прикреплены члены экипажа ремонтируемого танка. Все операции по ремонту танков по существу велись под открытым небом, на морозе, так как цех, в котором шли ремонтные работы, представлял собой огромную шлакобетонную коробку, натопить ее в тех условиях было невозможно. Между ремонтируемыми танками устанавливались небольшие жаровни, у которых обогревались рабочие. Голодных и больных рабочих привязывали к стволу орудия, чтобы они не могли свалиться во время работы. Несмотря на невиданные трудности, возвращенные в строй танки продолжали выходить из ворот Металлического завода. В эти незабываемые дни на заводе родилась такая форма соревнования, как заключение социалистических договоров между экипажами танков и рабочими, ремонтирующими боевую технику.

Ремонт танков был налажен и на Заводе подъемно-транспортного оборудования им. С. М. Кирова. Среди организаторов и энтузиастов выполнения этого оборонного задания были коммунисты А. А. Линьков, П. Князев, Н. Арсентьев, В. Кириллов. Сварщика И. И. Власова доставили на завод на саночках. На танк ему было не взобраться — его поднимали. Но все сварочные работы удалось выполнить в срок. К 10 февраля ремонт 13 танков был закончен.

Ленинградские рабочие вместе с моряками Балтики ремонтировали зимой 1941/42 г. боевые суда, готовили их к предстоящим боям. Заводы выделили опытных инженеров, мастеров и рабочих, которые героически трудились вместе с экипажами кораблей. Для ускоренного ремонта подводной части тральщиков доковые работы были заменены работой в кессонах. Постройка кессонов, их заводка под днища кораблей, корпусные и электросварочные работы проводились в условиях тридцатиградусных морозов. Все тральщики были возвращены в строй. Большую техническую помощь флоту оказывали рабочие «Электросилы», которым были поручены ремонт и изготовление 500 различных машин и приборов.

Когда коллектив Адмиралтейского завода получил задание отремонтировать торпедные катера, на заводе почти не было нужных людей. Герой Социалистического Труда слесарь П. Арцибасов впоследствии вспоминал: «Стали мы собирать по городу специалистов. Судосборщика-корпусника Алексея Рыжкова привезли на салазках с Охты, подкормили малость. Он, то опираясь на палку, то сидя, показывал новым рабочим и матросам, что и как делать по выпрямлению корпуса и заделке пробоин. Некоторые рабочие окончательно выбивались из сил, шептали: "Простите, товарищи, не могу больше работать..."». За большую помощь в ремонте кораблей рабочие-судостроители Г. А. и М. А. Богдановы и Г. Г. Петроченко были награждены командованием Балтийского флота орденами Красной Звезды.

Вследствие бездействия значительной части предприятий в период зимы 1941/42 г. производство боеприпасов резко сократилось. Войска Ленинградского фронта начали испытывать острую нужду в минах, снарядах и других боеприпасах. Но и в труднейших условиях блокадной зимы с января по март 1942 г. в Ленинграде было изготовлено 57 817 снарядов и мин, 161300 гранат, 84 200 взрывателей. Преодолевая невиданные трудности, ленинградские рабочие показали всему миру, что нет такой силы, которая могла бы деморализовать рабочий класс социалистического государства.

Вместе с рабочими и инженерно-техническими работниками бесперебойное снабжение фронта боеприпасами и вооружением в период первой блокадной зимы обеспечивали ленинградские ученые. Хотя многие научные учреждения находились в это время в состоянии консервации, оставшиеся в них ученые продолжали свои оборонные исследования. «Большинство мастерских встали, но все-таки народ шевелился, понемногу продолжал работу, и в мастерской пиротехники люди делали все-таки боеприпасы! — вспоминал впоследствии директор Химико-технологического института им. Ленсовета Г. А. Маляров. — Люди слабели, еле-еле ходили... В общем, хотя и в "замороженном" виде, но все-таки жизнь теплилась...» Один из крупнейших специалистов страны по электротермии профессор этого института М. С. Максименко, будучи тяжелобольным, продолжал руководить работой лаборатории, выпускавшей оборонную продукцию; а когда он уже не смог ходить, то стал принимать у себя дома приходивших к нему на консультацию посетителей с предприятий и научно-исследовательских институтов. В декабре 1941 г. обессиленные голодом сотрудники лаборатории сопротивления материалов Кораблестроительного института вручную приводили в действие машины, продолжая выполнять испытания образцов металлов для оборонной промышленности. Коллектив Всесоюзного научно-исследовательского института водоснабжения получил в незабываемые январские дни 1942 г. срочное задание от Инженерного управления Ленинградского фронта на изготовление опытной партии специальных приборов. Несмотря на отсутствие топлива и электроэнергии, а также болезнь большинства сотрудников, все приборы при колоссальном напряжении сил небольшой части работников института были выпущены в срок, переданы на фронт и применены в боевых условиях. Детали для приборов изготовлялись в мастерских при температуре минус 10°, токарные станки при помощи приспособлений приводились в действие вручную, сотрудники института выходили на работу, имея больничные листы.

По заданию командования Балтийского флота небольшая группа ученых Радиевого института, оставшихся в Ленинграде после эвакуации института, под руководством профессора А. Б. Вериго наладила производство светосоставов постоянного действия, необходимых для изготовления приборов кораблей, основанных на принципе использования светящихся красок. Освоение производства светосоставов, будучи сложным и ответственным делом, потребовало от сотрудников Радиевого института больших усилий, так как в осажденном Ленинграде не осталось ни одного специалиста по их изготовлению. Тем не менее после многочисленных экспериментов спосо5 получения светящихся красок был найден, и в ноябре 1941 г. было налажено их промышленное производство, не прерывавшееся и в самые суровые дни блокады. Отсутствие в городе солей радия, необходимых для изготовления светосоставов, грозило сорвать их производство, неученые научились добывать радий с поверхности стен, полов, мебели в тех помещениях института, где до войны велись исследования с большим количеством радия. Позже радий стали извлекать из отработанных приборов и различных отходов. Применение светящихся красок на кораблях Военно-Морского Флота явилось одним из средств повышения боеспособности кораблей в ночных условиях и аварийной обстановке.

Благодаря ленинградских работников науки за оказанную помощь, моряки-балтийцы писали: «Нам никогда не забыть, что в тяжелые дни зимы 1941/42 г. советские ученые и специалисты, работавшие в отделениях Академии в Ленинграде, истощенные голодом и холодом, находили в себе силы, чтобы деятельно помогать нам строить и оснащать новейшей техникой боевые корабли и готовить их к бою».

Трудовой подвиг ленинградцев в период первой блокадной зимы был высоко оценен партией и правительством. За успешное производство вооружения и боеприпасов в январе 1942 г. свыше 600 рабочих, инженеров, ученых, партийных, советских и хозяйственных руководителей были награждены орденами и медалями. Орденами Трудового Красного Знамени были награждены рабочие Н. М. Абакшин (завод «Электроаппарат»), Н. В. Булышева (завод им. И. Е. Егорова), И. И. Григорьев (Металлический завод), Я. П. Ершов (Ижорский завод). Среди награжденных были также профессора В. М. Андреев, А. Н. Кузнецов, М. С. Максименко и др. При вручении наград в Смольном многих из награжденных пришлось вести под руки — сами они идти не могли от истощения.

Столь же самоотверженно работали в суровые дни блокады и другие отряды ленинградской интеллигенции. Деятели литературы и искусства своими выступлениями поднимали боевой дух ленинградцев, были дорогими гостями воинов Ленинградского фронта и моряков Балтики. За первый год войны шефские бригады работников искусств дали 24 тыс. концертов и 600 спектаклей. Произведения писателей блокадного времени полны глубокой веры в победу. «Мы будем бороться за город, за жизнь со всей энергией. Мне все время хочется выступать. Это самые радостные, самые хорошие, самые горькие встречи в моей жизни, — говорил В. Вишневский. — Я не забуду этих бледных лиц с неподвижными внимательными глазами, устремленными на меня с вопросом и надеждой... Придет час, и литература поднимется над всем этим и раскроет людям их собственную жизнь, их подвиг, их судьбу...» В это незабываемое время создавались такие произведения, как «Пулковский меридиан» В. Инбер, «Февральский дневник» О. Берггольц, сборники стихов А. Прокофьева, В. Азарова, Н. Брауна, М. Дудина,, Б. Лихарева, А. Решетова, Вс. Рождественского и др. Н. Тихонов написал зимой 1941/42 г. поэму «Киров с нами», в которой выражалась непреклонная воля ленинградцев к победе. Поэту удалось ярко выразить боевой дух ленинградцев, вооруженных великими и славными революционными традициями. «Как будто ледяной ад сковал жизнь и не будет рассвета, — вспоминал Н. Тихонов время, когда он работал над поэмой. — Ночь, и в ней острые красные огоньки — поиски уцелевших. Ищут те, которых завтра будут также искать товарищи под развалинами, дымящимися красной тяжелой пылью... Но вместе с тем какие-то особые ощущения возникали во мне и с каждым днем росли... Люди, населявшие Ленинград, превратились в одну семью, в один небывалый коллектив. Их воля была непреклонна». Такой же плодотворной была в дни первой блокадной зимы и деятельность ленинградских художников. В декабре 1941 г. открылась выставка плакатов, явившаяся своеобразным отчетом художников об их вкладе в дело обороны. В январе 1942 г. на выставке картин и эскизов было представлено 126 работ ленинградских художников. В суровые дни первой блокадной зимы не замерла и театральная жизнь. В осажденном Ленинграде продолжал работать Театр музыкальной комедии, который, после того как в декабре-1941 г. его помещение было повреждено разорвавшимся снарядом, стал давать свои спектакли в помещении Академического театра драмы им. А. С. Пушкина. В феврале 1942 г. Исполком Ленгорсовета постановил «продлить выдачу супов на февраль месяц без карточек для актеров и обслуживающего персонала действующих театров».

Героическими усилиями немногочисленных работников редакций и типографий удавалось обеспечить выход центральных и ленинградских газет даже в самые тяжелые дни зимы 1941/42 г. Только однажды — 25 января 1942 г. — газета «Ленинградская правда» не вышла. Номер уже был набран и сверстан, но его нельзя было отпечатать — в этот день город не получил электроэнергии. Из-за отсутствия транспорта в суровые зимние дни 1941/42 г. обессиленные голодом рабочие типографии «Правда» впрягались в саночки и доставляли на них матрицы с аэродрома. В помещениях типографии температура доходила до 10—15° ниже нуля, руки примерзали к металлу, но «Правда» продолжала выходить в осажденном городе.

Помещение редакции «Ленинградской правды» было разрушено в результате обстрелов и бомбежек. Сотрудники редакции, чтобы продолжать работу, перебрались в неотапливаемый подвал типографии, лишенный вентиляции и дневного света. Не хватало бумаги. Газеты печатались на бумаге узкого формата и часто различного цвета, значительно уменьшился их тираж. С декабря 1941 г. «Ленинградская правда» стала выходить всего на двух полосах, но это не снизило ее политического уровня, писать стали короче, еще более содержательно.

Газеты с нетерпением ожидали в окопах и на кораблях Балтики, на фабриках и заводах, на строительстве оборонительных сооружений и лесозаготовках, в обледенелых квартирах. Вспоминается кадр из документального фильма «Ленинград в борьбе»: у занесенного снегом киоска «Союзпечать» стоит длинная очередь в ожидании газет.

Необыкновенную силу воздействия приобрело зимой 1941/42 г. радио. Оно помогало ленинградцам переносить неимоверные трудности и лишения, сознавать, что они не одиноки в своей борьбе. По радио читались статьи центральных и местных газет, доставка и распространение которых были затруднены условиями блокады. По радио население города узнавало о долгожданном увеличении продовольственных норм. Работники Ленинградского радиокомитета готовили передачи в сложнейших условиях. Но они знали, как нужны ленинградцам слова поддержки и ободрения. Сотрудники радиокомитета выезжали на фронт и вели репортажи прямо с места боевых действий. За время блокады были осуществлены сотни документальных передач с фронта, запечатлены многие замечательные события обороны Ленинграда. С октября 1941 г. регулярно три раза в неделю передавалась фронтовая радиогазета.

Сколько труда и усилий стоило организовать передачи из Москвы, когда прямая проводная связь со столицей была прервана, а техника радиовещания сильно повреждена! В феврале 1942 г. почти все чтецы и дикторы были уже не в состоянии работать, и передачи у микрофона ежедневно вели артисты радио И. Горин и К. Миронов. Работники ленинградского радио ни на один час не оставили своего боевого поста, продолжая работать в промерзших помещениях при свете приготовленных ими свечей. В суровые блокадные дни передачи для ленинградского радио готовили журналисты и писатели В. Вишневский, Н. Тихонов, О. Берггольц, В. Ардаматский, Я. Бабушкин, М. Блюмберг, Л. Маграчев, Г. Макогоненко, А. Пази, М. Фролов, В. Ходоренко и др.

Из-за недостатка электроэнергии радио буквально шептало, районные подстанции часто не работали, и тогда радио умолкало. Но и тут работники радио нашли выход, организовав повторение передач для подключаемых районов города. И сквозь ледяную тишину из искалеченных обстрелами и бомбежками уличных репродукторов снова раздавался голос, приковывавший к себе внимание ленинградцев. В эфире по-прежнему звучал голос непокоренного Ленинграда, опровергая лживые заявления фашистов о том, что город пал.

Не прекратили своей деятельности в период первой блокадной зимы и крупнейшие ленинградские вузы — Университет, Политехнический институт, Институт инженеров железнодорожного транспорта, Горный институт и др. Занятия проходили в необычной обстановке. Вокруг печки-времянки расставлялись столы, за которыми располагались студенты и преподаватели. Из-за отсутствия электроэнергии всю учебную работу приходилось вести только при дневном освещении или при свете коптилки. В жестоких условиях голодной блокады ленинградские ученые рассматривали обучение студентов как свой долг перед Родиной. Обессиленные, они по-прежнему приходили на свои факультеты, читали лекции, проводили лабораторные занятия, руководили дипломными проектами студентов-выпускников.

В январе—феврале 1942 г., когда страшный голод, отсутствие топлива и электроэнергии грозили парализовать жизнь Ленинграда, ряд институтов города проводил очередную экзаменационную сессию, а также государственные экзамены и защиту дипломных проектов. Несмотря на строгие требования, предъявлявшиеся к экзаменуемым, большинство студентов получили хорошие и отличные оценки. В результате чрезвычайных усилий ленинградские вузы подготовили и выпустили в первую блокадную зиму 2500 молодых специалистов.

В декабре 1941 г. ленинградские ученые собрались в Эрмитаже, чтобы отметить 500-летие со дня рождения Алишера Навои. В выпущенном 1 января 1942 г. в честь этого события «Боевом листке» Эрмитажа профессор Б. Б. Пиотровский писал: «Наша научная работа в осажденном городе — это не простая форма самоуспокоения, ухода от действительности, замыкания в монастырскую келью науки. Это работа по изучению культуры народов Советского Союза, сплотившихся в единую братскую семью, способствующая развитию культуры, победить и поработить которую не в силах никакие технические средства, оказавшиеся в руках врагов нашей Родины».

Героизм стал нормой поведения не только взрослых, но и детей. Они продолжали свои занятия в школе, боролись с зажигательными бомбами, оказывали помощь семьям военнослужащих. Хотя в декабре 1941 г. было разрешено временно прекратить учебные занятия, педагоги и ученики 39 ленинградских школ решили продолжать учебу. Учиться в тех условиях было подвигом. Учителя и ученики сами добывали топливо, возили на санках воду, следили за чистотой в школе. В школах стало необычайно тихо, дети перестали бегать и шуметь на переменах, их бледные и изможденные лица говорили о тяжких страданиях. Урок продолжался 20—25 мин. Больше не выдерживали ни учителя, ни школьники. Записей не вели, так как в неотапливаемых классах не только мерзли худые детские ручонки, но и замерзали чернила. Рассказывая о том незабываемом времени, ученики 7 класса 148-й школы писали в своем коллективном дневнике: «Температура 2—3° ниже нуля. Тусклый зимний свет робко пробивается сквозь единственное небольшое стекло в единственном окне. Ученики жмутся к раскрытой дверке печурки, ежатся от холода, который резкой морозной струей рвется из-под щелей дверей, пробегает по всему телу. Настойчивый и злой ветер гонит дым обратно, с улицы через примитивный дымоход прямо в комнату... Глаза слезятся, читать тяжело, а писать совершенно невозможно. Мы сидим в пальто, в галошах, в перчатках и даже в головных уборах...» Учеников, продолжавших заниматься в суровую зиму 1941/42 г., с уважением называли «зимовщиками».

В условиях почти полного отсутствия продовольствия в Ленинграде партийные и советские организации делали все возможное, чтобы облегчить жизнь школьников. К скудному хлебному пайку дети получали в школе суп без вырезки талонов из продовольственной карточки. С началом действия Ладожской ледовой трассы десятки тысяч школьников эвакуировались из города.

Наступил 1942 год. В школах, где не прекращались занятия, объявили каникулы. И в страшные январские дни, когда все взрослое население голодало, в школах, театрах, концертных залах для детей организовывались новогодние елки с подарками и сытным обедом. Для маленьких ленинградцев это было настоящим праздником. «Сегодня была елка, и какая великолепная! — записала в своем дневнике 6 января 1942 г. участница этого блокадного торжества. — Правда, я почти не слушала пьесы: все думала об обеде. Обед был замечательный. Все жадно ели суп-лапшу, кашу, хлеб и желе и были очень довольны. Эта елка надолго останется в памяти». Одна ленинградская учительница очень верно заметила: «Надо быть ленинградцем, чтобы оценить всю заботу о детях, которую в это время проявили и партия, и правительство, надо было быть учителем, чтобы понять, что дала елка детям».

Пульс жизни осажденного Ленинграда, несмотря на перебои, продолжал биться. Его героические защитники, перенося все тяготы голодной зимы, оставались на своих боевых постах. Во второй половине января 1942 г. в связи с наладившимся подвозом продуктов по Ладожской ледовой дороге произошло заметное увеличение продовольственных запасов. С 24 января 1942 г. ленинградцы стали получать 400 г хлеба на рабочую карточку, 300 г — на служащую и 250 г — на детскую и иждивенческую карточки. 11 февраля 1942 г. была объявлена третья по счету прибавка продовольствия для населения: рабочим и инженерно-техническим работникам — 500 г хлеба (рабочим горячих цехов — 700 г), служащим — 400 г, детям и иждивенцам — 300 г. Были увеличены нормы снабжения и другими продуктами питания. По карточкам стали выдавать мясо, сливочное масло, клюкву, сухой лук, и хотя голодная смерть все еще продолжала бушевать, население облегченно вздохнуло. Каждому стало ясно, что самые страшные дни остались позади. Условия первой блокадной зимы тяжело отразились на жизни Ленина града, принесли его населению небывалые трудности и лишения, вызвали огромную смертность. Но сломить стойкость и волю защитников города к сопротивлению, победить их голодной смертью немецко-фашистским захватчикам так и не удалось. Верные своему долгу ленинградцы под руководством партийной организации отдавали свои последние силы делу обороны города Ленина. С непоколебимой верой они заверяли страну: «Живы. Выдержим. Победим!» И страна делала все, чтобы облегчить положение осажденного города, приблизить победу над немецко-фашистскими варварами, пытавшимися любой ценой овладеть колыбелью Октябрьской революции. 

Издание: Непокоренный Ленинград. Л.: Наука, 1985
Полный текст книги: blokada.otrok.ru/library/leningrad/index.htm