Реферат по теме: «Памятники народно-литературного типа литературного языка Киевской Руси (характеристика одного из памятников)»
учебно-методический материал по литературе

ООО Учебный центр

«ПРОФЕССИОНАЛ»

Реферат по дисциплине:

«Теория и история русского литературного языка»

 По теме:

«Памятники народно-литературного типа литературного языка Киевской Руси (характеристика одного из памятников)»

 Исполнитель:

Муромова Светлана Викторовна

ФИО

Москва, 2016 год

Содержание

Введение

1.  Классификации стилей древнерусского литературно-письменного языка.
2. Особенности народно-литературного стиля литературного языка Киевской Руси на примере «Слова о полку Игореве».

Заключение

Список литературы

Введение.

Происхождение  древнерусского литературно-письменного языка является результатом органического слияния восточнославянской народной речи и письменного древнеславянского языка. В памятниках, относящихся к периоду XI—XII вв., древнерусский литературно-письменный язык проявляется по-разному, в зависимости от целевой направленности и содержания тех произведений, которые он обслуживал. Можно говорить о нескольких жанрово-стилистических ответвлениях литературно-письменного языка, или, иначе, о типах литературного языка древнейшей эпохи. Данная работа призвана рассмотреть варианты классификации стилей древнерусского литературно-письменного языка и проанализировать особенности деловой письменности Древней Руси на примере языка и стиля одного из памятников.

1. Классификации стилей древнерусского литературно-письменного языка.

Вопрос о классификации таких разновидностей, или типов, языка в научных трудах и учебных пособиях трактуется различно и может быть признан одним из сложнейших вопросов русистики.

В. В. Виноградов говорил о двух типах древнерусского литературного языка: церковнокнижном, славянском, и народно-литературном, выводя одновременно за пределы литературного языка язык древнерусской деловой письменности. Подобная же трактовка данной проблемы имеется и в курсе лекций А. И. Горшкова. Г. О. Винокур условно считает возможным признавать три стилистические разновидности литературно-письменного языка в киевскую эпоху: язык деловой, язык церковнокнижный, или церковно-литературный, и язык светско-литературный.

Иную трактовку вопроса о стилистических разновидностях древнерусского литературного языка мы находим в работах А. И. Ефимова. Этот ученый во всех изданиях своей «Истории русского литературного языка» выделяет в литературном языке Древней Руси две группы стилей: светские и церковнобогослужебные. К числу первых он относит: 1) письменно-деловой стиль, отраженный в таких юридических памятниках, как «Русская правда», а также договорных, жалованных и других грамотах; 2) стиль литературно-художественного повествования, запечатленный в «Слове о полку Игореве»; 3) летописно-хроникальный стиль, который, по А. И. Ефимову, сложился и видоизменился в связи с развитием летописания; и, наконец, 4) эпистолярный, представленный частными письмами не только на пергамене, но и на бересте. Эти светские стили, как полагает А. И. Ефимов, формировались и развивались в единстве и взаимодействии с теми стилями, которые он именует церковнобогослужебными: 1) литургические стили (евангелия, псалтири); 2) житийный стиль, в котором, согласно его мнению, сочетались речевые средства как церковнокнижного, так и разговорно-бытового происхождения; наконец, 3) проповеднический стиль, нашедший свое отражение в творениях Кирилла Туровского, Илариона и других авторов.

Мешчерский Е. выделяет в составе этого единого литературно-письменного языка отдельные жанрово-стилистические разновидности, или стилистические типы, языка, а именно три основные жанрово-стилистические разновидности: церковнокнижная, как ее полярная противоположность в стилистическом отношении — деловая (собственно русская) и как результат взаимодействия обеих стилистических систем — собственно литературная (светско-литературная). Подобное трехчастное членение предполагает и промежуточные звенья классификации — памятники, в которых объединяются различные языковые черты.

Перечисленные стилистические разновидности древнерусского литературно-письменного языка отличались друг от друга преимущественно пропорцией образовавших их книжно-славянских и восточнославянских речевых элементов. В первой из них при безусловном преобладании книжно-славянской речевой стихии присутствуют в более или менее значительном числе отдельные восточнославянские речевые элементы, преимущественно как лексические отражения русских реалий, а также отдельные грамматические восточнославянизмы. Язык деловых памятников, будучи в основном русским, не лишен, однако, отдельных старославянских, книжных внесений в области как лексики и фразеологии, так и грамматики. Наконец, собственно литературный язык, как уже сказано, образовывался в результате взаимодействия и органического соединения обоих стилистически окрашенных элементов с преобладанием того или другого в зависимости от тематики и содержания соответствующего произведения или его части.

К церковнокнижной стилистической разновидности относятся памятники церковно-религиозного содержания, созданные в Киевской Руси русскими по рождению авторами. Это произведения церковно-политического красноречия: «Слова» Илариона, Луки Жидяты, Кирилла Туровского, Климента Смолятича и других, нередко безымянных авторов. Это произведения житийные: «Житие Феодосия», «Патерик Киево-Печерский», «Сказание и Чтение о Борисе и Глебе», сюда же примыкает и каноническая церковно-юридическая письменность: «Правила», «Уставы» и т. д. Очевидно, к этой же группе могут быть отнесены и произведения литургического и гимнографического жанра, например разного рода молитвы и службы (Борису и Глебу, празднику Покрова и т. п.), созданные на Руси в древнейшую пору. Практически язык этого рода памятников почти не отличается от того, который представлен в произведениях переводных, южно- или западнославянского происхождения, копировавшихся на Руси русскими писцами. В обеих группах памятников мы обнаруживаем те общие черты смешения речевых элементов, которые присущи древнеславянскому языку русского извода.

К текстам, в которых выделяется собственно русский письменный язык того времени, причисляются все без исключения произведения делового или юридического содержания, независимо от использования при их составлении того или иного писчего материала. К данной группе относятся и «Русская правда», и тексты древнейших договоров, и многочисленные грамоты, как пергаменные, так и списки с них на бумаге, сделанные позднее, и, наконец, в эту же группу включаются и грамоты на бересте, за исключением тех из них, которые можно было бы назвать образцами «малограмотных написаний».

К памятникам собственно литературной стилистической разновидности древнерусского языка относятся такие произведения светского содержания, как летописи, хотя приходится учитывать разнохарактерность их состава и возможность иностильных вкраплений в их текст. С одной стороны, это отступления церковнокнижного содержания и стиля, как, например, известное «Поучение о казнях божиих» в составе «Повести временных лет» под 1093 г. или житийные повести о постриженниках Печерского монастыря в том же памятнике. С другой стороны, это документальные внесения в текст, как, например, список с договоров между древнейшими киевскими князьями и византийским правительством под 907, 912, 945, 971 гг. и др. Кроме летописей, к группе собственно литературных памятников относятся произведения Владимира Мономаха (с теми же оговорками, что и относительно летописей) и такие произведения, как «Слово о полку Игореве» или «Моление Даниила Заточника». Сюда же примыкают и произведения жанра «Хожений», начиная с «Хожения Игумена Даниила» и др. Несомненно, к этой же жанрово-стилистической разновидности литературного языка примыкают в стилистическом отношении памятники древнерусской переводной литературы, заведомо или с большой долей вероятности переведенные на Руси, в особенности произведения светского характера, такие как «Александрия», «История Иудейской войны» Иосифа Флавия, «Повесть об Акире», «Девгеньево деяние» и др. Эти переводные памятники предоставляют особенно широкий простор для историко-стилистических наблюдений и по их относительно большому объему в сравнении с литературой оригинальной, и по разнообразию содержания и интонационной окраски.

2. Особенности народно-литературного стиля литературного языка Киевской Руси на примере «Слова о полку Игореве».

Язык собственно литературных произведений киевского периода иначе может быть назван народно-литературным типом древнерусского литературно-письменного языка (В. В. Виноградов). В памятниках этого типа старославянские (южнославянские по своему происхождению) и восточнославянские элементы речи находились в состоянии приблизительного равновесия. Колебания в ту или другую сторону зависели от жанра конкретного памятника, кроме того, старославянская речевая стихия обычно усиливалась в тех местах памятника, которые прямо или косвенно были связаны с выражением официальной церковной идеологии. Восточнославянские же элементы речи преобладали тогда, когда рассказывалось об обычных бытовых делах. К памятникам данного языкового типа условно могут быть отнесены летописи (за исключением собственно церковных записей, а также документальных внесений, подобных текстам договоров древнейших русских князей с Византией). К этому же типу принадлежат такие произведения, как «Поучение» Владимира Мономаха (опять-таки, за исключением сделанных им выписок из богослужебных книг - «Псалтири» и «Триоди Постной»), «Моление Даниила Заточника», тоже насыщенное церковнославянскими цитатами, наконец, «Слово о полку Игореве» как ценнейший памятник поэтической культуры Древней Руси. К той же жанрово-стилистической разновидности народно-литературного языка относится и язык тех произведений переводной литературы светского характера, которые, несомненно, были переведены в Киевской Руси. К таким переводным произведениям относятся «История Иудейской войны» Иосифа Флавия, «Александрия», «Повесть об Акире», книга «Иосиппон», «Девгеньево деяние» и ряд других.

Известный нам текст «Слова о полку Игореве», без сомнения, в числе прочих более поздних речевых отклонений отражает второе южнославянское влияние на русский язык, имевшее место в XV в. (см. об этом в гл. 8). Таким образом, многие церковнославянизмы в первом издании «Слова о полку Игореве» и в Екатерининской копии были обязаны своим появлением вкусам последующих переписчиков текста.

Об этом свидетельствует, как было подмечено Л. П. Якубинским, выписка из текста «Слова о полку Игореве», сделанная переписчиком «Псковского апостола» в 1307 г.: «При сихъ князехъ сЬАшетсА и ростАше оусобицами. гыняше жизнь наши въ князЬхъ которы и вЬци скоротишасА члкмъ».

В современных изданиях «Слова о полку Игореве» мы читаем данное место следующим образом: «Тогда при ОлзЬ Гориславичи сЬятешется и растяшеть усобицами, погибашеть жизнь Дождьбожа внука, въ княжихъ крамолахъ вЬци человЬкомъ, сократишась».

При сравнении обоих текстов можно судить о том, каким был текст этого памятника до тех изменений, которые были в него внесены в период второго южнославянского влияния.

В текстологическом отношении значимость выписки в «Псковском апостоле» неоценима. Наличие данной цитаты в подлинном памятнике начала XIV в. неопровержимо свидетельствует об аутентичности и древности «Слова о полку Игореве».

Обратимся к сопоставительному анализу обоих приведенных текстов. В «Слове...» назван конкретный князь Олег Святославович черниговский, получивший поэтический эпитет Гориславлича. В записи 1307 г. имя князя опущено, так как автор отнес ее к усобицам своего времени: войне между князьями Михаилом Тверским и Юрием Московским.

В тексте, воспроизведенном духовным лицом, переписывавшим церковную книгу «Апостол», сознательно выпущено имя древнего языческого бога Дажьбога, внуками которого автор «Слова...» называл русских людей. Однако смысл этого поэтического выражения был правильно понят писцом, делавшим выписку, и точно передан сочетанием «жизнь наша». Этим самым и благочестивый переписчик XIV в. молчаливо признал себя одним из внуков древнего солнечного божества.

Обратимся к собственно языковым отличиям обоих сопоставляемых текстов. В издании «Слова...»: «съяшется и растяшеть усобицами». В записи: «сЬАшесА и ростАше сусобицами». Запись сохранила первоначальный для текста восточнославянский вариант глагола ростАше с гласным о в корне. В позднейшем списке «Слова...» правописание лексемы было изменено на церковнославянский образец. Глагольная флексия 3-го л. ед. числа имперфекта, очевидно, сохранилась более точно в издании «Слова...». Флексия эта с характерным наращением -ть была типична для древнерусских говоров юга. Псковский писец, автор записи 1307 г., не воспринял этого наращения, так как оно не свойственно его родному северо-западному говору.

Глаголу погибашеть в издании «Слова...», также сохранившему эту древнюю южнорусскую флексию, в тексте записи соответствует в фонетическом отношении более старая и, очевидно, первоначальная непроизводная разновидность того же глагола гыняше с сохранением древнего звукосочетания гы, изменившегося после XIII в. в ги.

Тексту издания «Слова...» «въ княжихъ крамолахъ вЬци человЬкомъ скратишась» в записи соответствует: «въ князЬхъ которы в въци скоротишасА члкмъ». Изменения текста многообразны. Во-первых, они касаются устранения первоначальных восточнославянских элементов речи и замены их более распространенными в XV в. церковнославянизмами. Так, слово котора, засвидетельствованное памятниками киевского периода в значении междоусобие, заменяется церковнославянским по происхождению существительным крамола. Глагол с исконным полногласным сочетанием скоротишась заменен церковнославянским глаголом с неполногласием скратишась.

Во-вторых, расхождения между текстами относятся к выражению того же смысла различными грамматическими категориями. Если в издании «Слова...» находим субстантивно-адъективное словосочетание въ княжихъ крамолахъ, стоящее в подчинительной связи со сказуемым того же предложения скратишась, то в записи этому соответствует сочетание имени существительного с подчиненным словом с предлогом въ князЬхъ которы, выступающее как независимое сочиненное предложение без пропущенного сказуемого.

В-третьих, отметим в записи изменение порядка слов во второй части сложносочиненного предложения, что придает ему оттенок поэтической инверсии: «вЬци скоротишасл члком». Это последнее наблюдение заставляет нас признать первоначальным порядок слов, сохраненный в «Псковском Апостоле».

Таким образом, произведенное сопоставление доказывает, что в процессе позднейших языковых изменений из первоначального текста «Слова о полку Игореве» сознательно были устранены отдельные восточнославянские элементы речи и заменены модными в XV в. церковнославянизмами. Этим подтверждается общее положение истории русского литературного языка, что чем древнее русский письменный памятник, тем больше в нем может быть обнаружено исконных восточнославянских речевых элементов.

Однако, хотя некоторые старославянизмы, бесспорно, внесены в текст «Слова о полку Игореве» переписчиками XV в., какое-то их количество было свойственно языку памятника и при самом его создании в XII в. Поэтому необходимо точно установить все те смысловые и стилистические функции, которые были присущи исконным церковнославянизмам в первоначальном тексте «Слова...».

Этому вопросу была посвящена специальная статья Л. П. Якубинского, которая затем вошла в виде отдельной главы в его книгу «История древнерусского языка». Согласно мнению Якубинского и других исследователей, старославянизмы в «Слове о полку Игореве», как и в других литературных памятниках киевского периода Древней Руси, могут быть разделены на две группы: старославянизмы смысловые, или понятийные, и старославянизмы стилистические.

Старославянизмы первой группы по своему характеру не могли иметь исконно восточнославянских лексических параллелей. Это были специальные термины, связанные с богословием или с богослужением православной церкви: благословение, благочестивый, благоверие, страннолюбив, доброгласие и т. п. Обратим внимание на то, что многие из понятийных старославянизмов представляли собою кальки, буквальные морфологические переснимки с греческих сложных слов. Хотя необходимо тут же сказать, что и русскому языку с начального периода его развития не был чужд словообразовательный способ сложения основ. Исследования акад. В. М. Истрина, посвященные древнему славяно-русскому переводу «Хроники» Георгия Амартола, показывают, что древние переводчики по собственному почину могли свободно передавать сложные слова греческого оригинала простыми словами или сочетаниями простых слов, равно как и простые слова переводимого текста превращать во вновь создаваемые сложные слова. Следовательно, сложные слова не всегда должны рассматриваться как несомненные кальки с греческого.

К числу смысловых старославянизмов признают возможным отнести и многие слова собственно греческого происхождения (например, ангел, апостол, евангелие и т. п.), принесенные на Русь в составе старославянских церковных текстов (об этом см. ниже, с 81).

Старославянизмы второй группы — стилистические — всегда имеют парные соответствия, определяемые известными фонетическими и морфологическими приметами: неполногласие—полногласие; начальные ра-, ла- — начальные ро-, ло-; сочетание жд (из дj) — ж; шт или щ (из tj ) — ч; и т. п. Подобные парные соответствия засвидетельствованы уже для древнейшего периода развития русского литературного языка. Однако следует заметить, что если старославянское жд почти всегда последовательно вытеснялось даже в памятниках русского извода старославянского языка написаниями с одним ж, типа ноужа, то старославянское шт, впоследствии изменившееся в щ, оказывалось устойчивее и могло широко внедряться даже в собственно русские памятники деловой письменности. Своеобразная фонетическая закономерность последовательного исключения написаний с жд и терпимость по отношению к словам с буквой щ особенно характерна именно для XI—XIV вв. В результате могли создаваться славяно-русские скрещения типа преже (при собственно восточнославянском переже) — по признаку неполногласия слово преже представляет собою старославянизм, по наличию же звука ж вместо сочетания жд это же слово может рассматриваться как характерное восточнославянское явление.

Стилистические старославянизмы (по Якубинскому) также могут быть подразделены на подгруппы.

Во-первых, те старославянизмы, которые благодаря раннему их внедрению не только в письменный, но и в разговорный русский язык, совсем или почти совсем вытеснили параллельные восточнославянские лексемы. К этой подгруппе отнесем такие слова, как, например, сладкий, время (заметим, что восточнославянский вариант веремя, хотя и редко, все же иногда употреблялся, например, в Смоленской грамоте 1229 г., в некоторых деловых памятниках XIV в., а также в ряде мест Киевской летописи по Ипатьевскому списку); к этому же роду слов Л. П. Якубинский относит предлоги с неполногласием: пред, чрез.

Во-вторых, можно выделить подгруппу слов, у которых старославянские и восточнославянские их варианты обладают одинаковым основным смысловым значением: врагъ—ворогъ, градъ — городъ, срамъ — соромъ, храбрый — хоробрый, глава — голова, млеко — молоко и т. п. Употребление таких слов в письменных памятниках киевской эпохи на первый взгляд кажется хаотическим, стилистически неупорядоченным (по наблюденияям Г. О. Винокура и О. В. Творогова).

Поскольку речь идет о языке художественного произведения, нельзя умолчать о чисто художественной стилистической функции старославянизмов «Слова о полку Игореве». Эта функция также отмечена Л. П. Якубинским, который обратил особое внимание на употребление старославянской разновидности корня злат- в составе украшающих эпитетов памятника, в том числе постоянных эпитетов, златъ столъ (т е. княжеский стол); злато седло (седло князя, в противоположность седлу невольника-кощея); злато стремя (опять-таки принадлежность княжеского военного снаряжения); злотый шелом князя Всеволода ярко выделяет его из всех остальных участников битвы Согласно «Словарю-справочнику "Слова о полку Игореве» существительное злато употреблено в тексте произведения 3 раза, прилагательное с тем же корнем — 7 раз; причастие злачеными — 2 раза. Отмечаются еще сложные эпитеты с первым корнем злат-: «в моем теремЬ златовръсЬмъ»; «седиши на своемъ златокованнимъ столЬ» (характерно, что этими сложными эпитетами определяются предметы, выступающие как принадлежность княжеского сана). Л. П. Якубинский напомнил об исследованиях рано скончавшегося молодого русского языковеда В. А. Аносова, ученика А. А Шахматова. В работах Аносова выло указано на то, что «неполногласные» слова нередки в былинах в функции постоянного эпитета, в частности, в языке этих фольклорных произведений -встречаются те же сложные эпитеты златоверхий и златокованный. Эти наблюдения подтверждают известное положение о тесной связи языка и стиля «Слова.. « с устным народным творчеством.

Необходимо добавить, что полногласная восточнославянская разновидность корня зелот- не встречается в «Слове о полку Игореве» ни разу, подобно тому как чрезвычайно редко фигурирует и в устном народном творчестве в функции устойчивого эпитета.

Прилагательное храбрый в неполногласном варианте отмечается в «Слове..» также в качестве постоянного эпитета: «храбрыя плъкы», «храбрыя сердца», «храброе тЬло» (всего, по подсчетам Л. П. Якубинского, 15 раз). Аналогично употребление эпитета сребренный («сребрено стружие», «сребренеи сЬдинЬ», «сребреными струями», «сребреных брезЬх»), хотя этимологически корень съребр- и не принадлежит к словам с неполногласными/полногласными сочетаниями.

Наконец, следует сказать о роли старославянизмов в ритмическом строе поэтического памятника Древней Руси, на что тоже впервые было указано Л П Якубинским Хотя мы до сих пор не знаем, каким именно стихотворным размером было написано «Слово о полку Игореве», ритмизированный характер его синтаксического строя несомненен. И в данном случае старославянизмы ярко выделяются в качестве речевых элементов, создающих ритмическую завершенность поэтического синтаксиса, подчеркнутую звуковыми повторами, ассонансами и аллитерациями, которые, без сомнения, были бы нарушены, если бы автор «Слова..» предпочел в данных сочетаниях использовать восточнославянскую полногласную лексику.

Одной из характерных особенностей собственно-литературного ответвления письменного языка киевской эпохи может быть признано свободное и широкое использование авторами не только слов славянского происхождения, исконно восточнославянских, старославянизмов и общеславянской лексики, но и заимствований, восходящих к языкам соседних народов, тесно связанных с Киевской Русью в экономическом, политическом и культурном отношениях.

Культура Киевской Руси не развивалась изолированно от культуры других народов Востока и Запада. Одним из показательных проявлений широких и свободных разносторонних внешних связей древнерусской «империи Рюриковичей» были династические браки между представителями этой княжеской династии и правителями многих стран мира. Показателем разносторонних культурных связей Киевской Руси могут служить и нередкие словарные заимствования в письменном языке того времени.

В киевский период обогащение русского письменно-литературного языка словарными заимствованиями шло главным образом по четырем основным направлениям- с юга, через Черное море (заимствования из греческого языка Византии), с северо-запада (заимствования из древнескандинавских языков, от варягов), с севера и северо востока (из языков финно-угорских племен), с юго-востока (из языков тюркских народностей, занимавших Причерноморские и Прикаспийские степи).

Наиболее сильным и богатым было греческое языковое воздействие на древнерусский язык. Заимствование русским языком слов греческого происхождения происходило двумя путями: через устное речевое общение обитателей Киевской Руси с населением Византийской империи, благодаря активным экономическим связям между обеими странами в Х-начале XI вв., и через переводы греческих памятников литературы.

Слова, пришедшие в древнерусский язык из греческого изустным путем, выделяются по семантическим и фонетическим признакам. Они обязаны своим вхождением в язык главным образом судоходству, торговле. Это названия предметов, которые Русь получала в то время от греков. Сюда отнесем такие лексемы, пришедшие в славянские языки еще в допись-менный период, как корабль, парус, фонарь, кровать, лампа; названия многих плодов и овощей: свекла, огурец, капуста, вишня, лимон и т. п.  Слова, заимствованные из греческого через переводную письменность, большей частью связаны с обозначением понятий и предметов, имеющих отношение к православной религии и церкви: ангелъ, апостолъ, евангелие; епископъ, монахъ, митрополитъ, игуменъ; канонъ, тропарь, кондакъ, стихира; хиротония (рукоположение священнослужителей), хиротонисать и др. Сюда же относятся некоторые слова, связанные с развитием культуры и просвещения, поскольку эти стороны общественной жизни в средневековую эпоху находились в зависимости от религии: философия, грамота, стих, арифметика и т. п.

Заимствования из греческого языка, восходящие к древней поре, обогатили собою не только книжную, но и народную русскую речь.

Слова, пришедшие в древнерусский язык из древнескандинавского языка, в большей части отражают понятия и предметы, связанные с военно-дружинным бытом. Киевской Руси. Выходцы из скандинавских стран, норманнские воины, служили в наемных войсках и в Византии, и в Киевском государстве. Князья, сами будучи потомками династии варяжского происхождения, нередко приглашали из-за Балтийского моря, борясь со своими соперниками, варяжских викингов. Из древне-скандинавского проникают слова варягъ— varingr, Мурман— norman, витязь— viking, гридь— gridh младший член княжеской дружины, отсюда гридница специальное помещение во дворце киевского князя. В бытовой язык вошло слово варега, варежка (первоначально—варяжская рукавица). Происхождение этого слова связано, вероятно, с тем, что в народных говорах слово варяг стало обозначать мелочного разъездного торговца, скупавшего у крестьян всякую всячину в обмен на товары, взятые в долг у купцов.

Слова, пришедшие из тюркских языков, попадали в древнерусский язык преимущественно изустным путем, но иногда отражались и в письменных памятниках собственно литературного жанра. Так, например, особенно заметен этот лексический пласт заимствований в «Слове о полку Игореве». Встречаются слова тюркского происхождения и в летописях. Слова тюркского происхождения в древнейший период заимствовались русскими из языков многочисленных народностей, последовательно сменявших друг друга в качестве ближайших соседей восточного славянства с юго-востока. Вначале это были хазары (до конца Х в.), затем печенеги (до середины XI в.), с 1068 г. главным враждебным соседом Руси со стороны Причерноморья становятся половцы (куманы), завоеванные в 1237—1240 гг. татаро-монголами. Поскольку последние в конечном счете подчинили себе всех своих предшественников и господствовали над Русью в течение двух с половиной столетий, постольку громадное большинство тюркизмов в современном русском языке принято считать заимствованиями из татарского.

По значению заимствования из тюркских языков обычно являются названиями предметов вооружения, одежды, других предметов быта, а также обозначают титулы и звания тюркских правителей. В древнейшую эпоху уже были зафиксированы следующие слова тюркского происхождения: сабля («Слово о полку Игореве»); япанча покрывало («Слово о полку Игореве» в форме япончица); коганъ титул хазарского правителя, затем после разгрома Хазарского Каганата. ставший одним из титулов киевских князей («Слово о Законе и Благодати», «Слово о полку Игореве», а также надписи-граффити на стенах Софийского собора в Киеве), сокращенная форма того же титула— хан; кощей (тюрк. кош-чи) невольник, пленник («Слово о полку Игореве»), чага рабыня («Слово о полку Игореве»).

Слова, обязанные своим происхождением языкам прибалтийско-финских племен, относительно немногочисленны и в письменности Киевской Руси почти не получили отражения. Л. П. Якубинский признавал заимствованным из прибалтийско-финских языков слово ногата (финск. nahkat)—название монетной меновой единицы (первоначально беличьей шкурки). Слово это встречается нередко в грамотах, летописях и в «Слове о полку Игореве».

Заключение.

Таким образом, сделанный обзор лексических особенностей народно-литературного типа литературного языка Киевской Руси свидетельствует о взаимоотношениях литературного языка Киевской Руси с языками соседних народностей, об интенсивности этих внешнеязыковых связей при сохранении им полной самобытности в своем свободном развитии.

Особенностями данного стиля является широкое использование восточнославянских элементов. В литературных, художественных произведениях Киевской Руси старославянские элементы речи выполняли традиционно закрепившиеся за ними смысловые и стилистические функции, объединяя слова в поэтические контексты и тем самым способствуя значительному обогащению древнерусского литературно-письменного языка.

Литература

Основная:

1.Виноградов В.В. Очерки по истории русского литературного языка XVII – XIX веков.- М., 1982.

3.Горшков А.И. Теория и история русского литературного языка.- М., 1984.

4.Ефимов А.И. История русского литературного языка.- М.,1971.

5.Ковалевская Е.Г. История русского литературного языка.-М., 1992.

6.Ларин Б.А. Лекции по истории русского литературного языка /10- середина 18 вв./- М.,1975.

7.Мещерский Н.А. История русского литературного языка.- Л., 1981.

8. Филин Ф.П. Истоки и судьбы русского языка. – М..1981

9.Успенский Б.А. История русского литературного языка как межславянская дисциплина //Вопросы языкознания, М.,1995,№1,С. 80-81.

10. Якубинский Л. П. История древнерусского языка. - Москва.: Высшая школа,1953. – 450 с.

Дополнительная:

1.Дурново Н.Н. Введение в историю русского языка. М., 1969.

2.Винокур Г.О. Русский язык. Исторический очерк// Избранные работы по русскому языку.– М.; Учпедгиз,1959. Гл.5.

3. Кожин А.Н. Литературный язык Киевской Руси.- М., 1981.

4.Колесов В.В. Древнерусский литературный язык.- Л.,1989.

5.Костомаров В.Г. Русский язык среди других языков мира. М., 1975.

6.Литература и культура Древней Руси. Словарь-справочник. / Под ред. В.В. Кускова.- М., 1994.

7.Литературный язык Древней Руси. Проблемы исторического языкознания. Сборник статей. - Л.,1986.- Вып.3.

8.Ремнева М.Л. История русского литературного языка.- М., 1995. 10. 9.Судавичене Л.В. История русского литературного языка.- М., 1990.

10.Успенский Б.А. История русского литературного языка (11-17 вв). -М.,2002.

11.Успенский Б.А. Языковая ситуация Киевской Руси и ее значение для истории русского литературного языка.- М.,1985.

12.Успенский Б.А. Избранные труды. Том III: Общее и славянское языкознание (раздел II. Славянское языкознание: История церковнославянского и русского языка).- М., 1997.