Литературно-музыкальная композиция, посвящённая памяти М. И. Цветаевой «В молчаньи твоего ухода Упрёк невысказанный есть…»
материал по литературе (11 класс) на тему

Литературно-музыкальная композиция, посвящённая памяти М. И. Цветаевой

«В молчаньи твоего ухода

Упрёк невысказанный есть…»

(Б. Пастернак)

Чтец: (Стихотворение «Кто создан из камня, кто создан из глины...»)

Кто создан из камня, кто создан из глины, -

А я серебрюсь и сверкаю!

Мне дело – измена, мне имя – Марина,

Я – бренная пена морская.

Кто создан из глины, кто создан из плоти –

Тем гроб и надгробные плиты…

- В купели морской крещена –  и в полете

Своем – непрестанно разбита!

Сквозь каждое сердце, сквозь каждые сети

Пробьется мое своеволье.

Меня – видишь кудри беспутные эти? –

Земною не сделаешь солью.

Дробясь о гранитные ваши колена,

Я с каждой волной – воскресаю!

Да здравствует пена – веселая пена –

Высокая пена морская!   (23 мая 1920)

Ведущий 1: Это написано в 1920 году, году совсем не радостном ни для Марины, ни для страны. Откуда же это «серебрюсь и сверкаю»? И кто она, эта Марина?... Жизнь человека состоит из радостей и горестей. Каким чудесным образом они преобразуются в творчестве, никому не известно. Вот и мы только попробуем заглянуть за занавес времени ...

Чтец: (Стих-е «Красною кистью…»)

Красной кистью

Рябина зажглась.

Падали листья.

Я родилась.

Спорили сотни

Колоколов.

День был субботний:

Иоанн Богослов.

Мне и доныне

Хочется грызть

Жаркой рябины

Горькую кисть.   (10 августа 1916)

Ведущий 2: Цветаева Марина Ивановна, родилась 26 сентября 1892 г., покончила с собой 31 августа 1941 г.

Ведущий 3: Кто она, эта Марина? Через время доносятся голоса, они спорят, они не понимают, они боготворят, унижают, славят, топчут, лгут и восхищаются. Кем была Марина? Чем она была? Сумеем ли мы когда-нибудь понять?

Ведущий 1: Невысокая, худощавая, коротко стриженная, интересная в профиль и не запоминающаяся в анфас. На руках и в ушах грубые серебряные украшения, цыганские, как она сама говорила.

Ведущий 4: Говорят, что жизнь человека - это путь от рождения до смерти. Как хорошо, что никто из нас не может знать о своем конце!.. Правда в тетради Ариадны Эфрон есть коротенькая запись:

Ведущий 2: «Как-то раз Лида Бать вспомнила один рассказ Веры Инбер про маму: в первые годы революции они где-то вместе встречали Новый год, - гадали по Лермонтову. Маме вышло - «а мне два столба с перекладиной». Потом вместе возвращались темными снежными улицами, разговаривали, смеялись. Мама вдруг замолкла, задумалась и повторила вслух: «а мне два столба с перекладиной»…

Ведущий 4: Может быть, тогда Марина Цветаева предугадала жестокую свою судьбу?

Борис Пастернак, узнав о смерти Цветаевой, отказывался в это верить, а позже написал стихотворение «Памяти Марины Цветаевой».

Чтец: (Стих-е «Памяти Марины Цветаевой»)

Хмуро тянется день непогожий.

Безутешно струятся ручьи

По крыльцу перед дверью прихожей

И в открытые окна мои.

За оградою вдоль по дороге

Затопляет общественный сад.

Развалившись, как звери в берлоге,

Облака в беспорядке лежат.

Мне в ненастье мерещится книга

О земле и ее красоте.

Я рисую лесную шишигу

Для тебя на заглавном листе.

Ах, Марина, давно уже время,

Да и труд не такой уж ахти,

Твой заброшенный прах в реквиеме

Из Елабуги перенести.

Торжество твоего переноса

Я задумывал в прошлом году

Над снегами пустынного плеса,

Где зимуют баркасы в снегу.

     ----------------------------

Мне так же трудно до сих пор

Вообразить тебя умершей,

Как скопидомкой-мильонершей

Средь голодающих сестер.

Что сделать мне тебе в угоду?

Дай как-нибудь об этом весть.

В молчаньи твоего ухода

Упрек невысказанный есть.

Всегда загадочны утраты.

В бесплодных розысках в ответ

Я мучаюсь без результата:

У смерти очертаний нет.

Тут все – полуслова и тени,

Обмолвки и самообман,

И только верой в воскресенье

Какой-то указатель дан.

Зима – как пышные поминки:

Наружу выйти из жилья,

Прибавить к сумеркам коринки,

Облить вином – вот и кутья.

Пред домом яблоня в сугробе,

И город в снежной пелене –

Твое огромное надгробье,

Как целый год казалось мне.

Лицом повернутая к Богу,

Ты тянешься к нему с земли,

Как в дни, когда тебе итога

Еще на ней не подвели.

                                     (Б. Пастернак. 1943)

Ведущий 3: Марина Ивановна Цветаева родилась в Москве, в семье Ивана Владимировича и Марии Александровны Цветаевых. Семья Цветаевых состояла из шести человек: родителей и четырёх детей.

Цветаев Иван Владимирович (1847-1913) - ученый и общественный деятель, профессор Московского университета, основатель Музея изящных искусств им. Александра III в Москве. Почетный доктор Болонского университета.

Цветаева Мария Александровна (Мейн) - мать Марины и Анастасии Цветаевых, вторая жена И.В.Цветаева. Была прекрасной пианисткой, в совершенстве знала немецкий и английский языки и переводила художественную литературу.

Кроме Марины и Анастасии в семье еще были дети: старшие сводные брат и сестра Андрей и Валерия, дети первой (покойной) жены отца Варвары Дмитриевны Иловайской.

Ведущий 4: М. Цветаева писала: «22-х лет мама вышла замуж за папу, с прямой целью заменить мать его осиротевшим детям – Валерии 8-ми лет и Андрею – 1 года. Папе было тогда 44 года.

Много мучилась она и с Валерией, стараясь приручить эту совершенно чужую ей по духу, обожавшую свою покойную мать и резко отталкивающую «махечу» восьмилетнюю девочку. Много было горя! Мама и папа были люди совершенно не похожие. У каждого своя рана в сердце. У мамы – музыка, стихи, тоска, у папы – наука. Жизни шли рядом, не сливаясь. Но они очень любили друг друга…»

Ведущий 2: В Москве, в доме №8 в Трёхпрудном переулке, где жила семья Цветаевых, бывали многие замечательные люди: университетские профессора, искусствоведы, филологи, историки. Здесь зародилась идея создания Музея изящных искусств.

Ведущий 3: «Наш дом в Трёхпрудном переулке – это…деревянный особняк близ Тверской и Страстного. В доме 11 комнат, за домом зелёный двор в тополях, флигель в 7 комнат, каретный сарай, два погреба, сарай со стойлами – отдельно – через двор – кухня и просторная при ней комната…»

Чтец: (Стих-е «Ты, чьи сны ещё непробудны…» или «Домики старой Москвы»)

Ты, чьи сны еще непробудны,

Чьи движенья еще тихи,

В переулок сходи Трёхпрудный,

Если любишь мои стихи.

О, как солнечно и как звездно

Начат жизненный первый том,

Умоляю – пока не поздно,

Приходи посмотреть наш дом!

Будет скоро тот мир погублен,

Погляди на него тайком,

Пока тополь еще не срублен

И не продан еще наш дом.

Этот тополь! Под ним ютятся

Наши детские вечера.

Этот тополь среди акаций

Цвета пепла и серебра.

Этот мир невозвратно-чудный

Ты застанешь еще, спеши!

В переулок сходи Трехпрудный,

В эту душу моей души.  

Ведущий 4: Беседы взрослых, может, и не интересовали тогда детей, но, создавая атмосферу, влияли на их духовное развитие.

Детство было чудесным и счастливым, окруженное любовью, теплом, музыкой, книгами. Анастасия Цветаева писала потом: «Споры филологов из папиного кабинета, как мамин рояль (вся классическая музыка), - питали детство, как земля питает росток…»

Чтец: (Стих-е «В зале»)

Над миром вечерних видений

Мы, дети, сегодня цари.

Спускаются длинные тени,

Горят за окном фонари,

Темнеет высокая зала,

Уходят в себя зеркала…

Не медлим! Минута настала!

Уж кто-то идет из угла.

Нас двое над темной роялью

Склонилось, и крадется жуть.

Укутаны маминой шалью,

Бледнеем, не смеем вздохнуть.

Посмотрим, что ныне творится

Под пологом вражеской тьмы?

Темнее, чем прежде, их лица, -

Опять победители мы!

Мы цепи таинственной звенья,

Нам духом в борьбе не упасть,

Последнее близко сраженье,

И темных окончится власть.

Мы старших за то презираем,

Что скучны и просты их дни…

Мы знаем, мы многое знаем

Того, что не знают они!         (1908-1910)

Ведущий 2: В этом доме писалась первая книга М. Цветаевой «Вечерний альбом».

 К сожаленью, после смерти Марии Александровны, как пишет Цветаева, папа «страдал за нас, совсем не зная, что с нами делать». Жизнь и непонимание разбросали детей Ивана Владимировича. Последний раз они собрались перед самой смертью отца. Именно тогда отец купил Марине коричневый плюшевый плед, ставший последним, самым дорогим подарком. «Мы все: Валерия, Андрей, Ася и я были с ним в последние дни каким-то чудом: Валерия случайно приехала из-за границы, я случайно из Коктебеля (сдавать дом), Ася случайно из Воронежской губернии, Андрей случайно с охоты. У папы в гробу было прекрасное светлое лицо…» (из письма к Розанову от 8.04.14).

Певица: (Песня  «Под лаской плюшевого пледа»)

Ведущий 4: А еще была Москва, единственный город, страстно любимый и столь же страстно ненавидимый. Город, который Марине был дороже влюблённого в неё молодого человека, который она дарила. Например, Осипу Мандельштаму:

Чтец: (Стих-е «Из рук моих нерукотворный град»)

Из рук моих – нерукотворный град

Прими, мой странный, мой прекрасный брат.

По церковке – все сорок сороков,

И реющих над ними голубков.

И Спасские – с цветами – ворота,

Где шапка православного снята.

Часовню звездную – приют от зол –

Где вытертый от поцелуев – пол.

Пятисоборный несравненный круг

Прими, мой древний, вдохновенный друг.

К Нечаянныя Радости в саду

Я гостя чужеземного сведу.

Червонные возблещут купола,

Бессонные взгремят колокола,

И на тебя с багряных облаков

Уронит Богородица покров.

И станешь ты, исполнен древних сил…

Ты не раскаешься, что ты меня любил. (31 марта 1916)

Ведущий 4: Ещё она писала Александру Блоку:

Чтец: (Стих-е «У меня в Москве…»)

У меня в Москве – купола горят!

У меня в Москве – колокола звонят!

И гробницы в ряд у меня стоят, -

В них царицы спят, и цари.

И не знаешь ты, что зарей в Кремле

Легче дышится – чем на всей земле!

И не знаешь ты, что зарей в Кремле

Я молюсь тебе – до зари!

И проходишь ты над своей Невой

О ту пору, как над рекой-Москвой

Я стою с опущенной головой,

И слипаются фонари.

Всей бессонницей я тебя люблю,

Всей бессонницей я тебе внемлю –

О ту пору, как по всему Кремлю

Просыпаются звонари…

Но моя река – да с твоей рекой,

Но моя рука – да с твоей рукой

Не сойдутся, Радость моя, доколь

Не догонит заря – зари.

(7 мая 1916. из цикла «Стихи к Блоку»)

Ведущий 3: С мужем - Сергеем Эфроном - Марина познакомилась в Коктебеле, у Максимилиана Волошина, преданного друга и обожателя, про которого Марина Ивановна говорила: «…Волошину я обязана первым осознанием себя как поэта…». В Коктебеле собиралось большое общество поэтов, писателе, молодых бунтарей.

Ведущий 2: «Лежу на берегу, рою, рядом роет Волошин Макс: - Макс, я выйду замуж только за того, кто из всего побережья угадает, какой мой самый любимый камень...»

Ведущий 3: Любимый камень - сердолик - нашел и подарил Марине Сергей Эфрон; через полгода они поженились.

Чтец: (Стих-е «Я с вызовом ношу его кольцо…»)

С. Э.

Я с вызовом ношу его кольцо!

- Да, в Вечности – жена, не на бумаге! –

Чрезмерно узкое его лицо

Подобно шпаге.

Безмолвен рот его, углами вниз,

Мучительно-великолепны брови.

В его лице трагически слились

Две древних крови.

Он тонок первой тонкостью ветвей.

Его глаза – прекрасно-бесполезны! –

Под крыльями раскинутых бровей –

Две бездны.

В его лице я рыцарству верна,

- Всем вам, кто жил и умирал без страху! –

Такие – в роковые времена –

Слагают стансы – и идут на плаху.

(3 июня 1914. Коктебель)

  Ведущий 1: Марк Слоним писал: «Марина Цветаева мужа очень любила. Любовь эта была сложной. Это была любовь женщины к долголетнему спутнику жизни. У неё также было в отношениях с ним некое материнское покровительство, чувство, что она должна работать за него и для него. Он был человек вежливый, мягкий.. Её «бурная» жизнь страшно преувеличена. Бабские разговоры! Были разные мифы, а остальное неверно и фактически и психологически… У Цветаевой не было бесконечных романов. Просто перед ней все преклонялись, а потом отходили. А она хотела, чтобы к ней относились, как к простой женщине». Она очень ценила дружбу.

Певица: (Песня «Мне нравится, что я больна не вами»)

Ведущий 1: Аля (Ариадна Эфрон) писала: «Мама за всю свою жизнь правильно поняла одного единственного человека - папу, т.е. понимая, любила и уважала всю свою жизнь. Во всех прочих очарованиях человечески (мужских) она разочаровывалась»...

Но и Сергей Яковлевич был тем единственным человеком, который действительно ее любил, и чтил в ней поэта, и любил ее самою, то, чего ей в жизни всегда так недоставало, то, на что она всегда так сетовала, ревнуя к своим стихам…

 Ведущий 2: Вступив в Добровольческую Армию, Сергей Эфрон уезжает на Дон, разделяет судьбу ее - попадает за границу. А Цветаева пишет цикл «Лебединый стан», проводя параллель с защитниками России 1812 года, посвящая его мужу и всему Белому воинству, как плач об уходящей жизни.

Певица: (Песня «Генералам 12 года»)

Ведущий 4: Ничего не зная о муже, Марина Ивановна до 1921 года искала его, писала всем - знакомым и незнакомым. Наконец, ей сообщают, что Эфрон жив, и в мае 1922 года, она с дочерью Ариадной сумела вырваться в Берлин. Они вновь вместе. Потом была Чехия, Франция, рождение сына Георгия, которого в семье называли – Мур, Мурлыга.

   Ведущий 3: Жизнь в эмиграции по сути своей ничем не отличалась от жизни в послереволюционной Москве. Крайняя нужда, суп - из того, что иногда удается подобрать на рынке, - все то же неумение домашнего хозяйства, воспоминания о московских саночках с мороженой картошкой. И вечный фартук с небрежно сунутой в карман тряпкой.

Ведущий 4: Эмигранты не очень принимали и Цветаеву, и Эфрона, про которого говорили, что он предает своих, сотрудничая с НКВД. Сергей Эфрон был романтиком и идеалистом, видел в Советской власти избавительницу народа от самодурства и рабства, искренне считал себя обязанным помочь Родине, что бы ни происходило. И не хотел видеть, что за лозунгами о свободе и равенстве скрывается всё та же жажда власти. Эфрон хочет вернуться и делает всё для этого. Принимает участие в вербовке сотрудников, его считают одним из участников убийства Порецкого, советского работника, отказавшегося вернуться в СССР.

Ведущий 1: И всё-таки Цветаева пишет, что-то печатают, последняя ее книга «После России» вышла в Праге. В Россию ее не тянет, ее России нет:

А что на Рассее –

На матушке? – То есть

Где? - В Эсэсэсэре

Что нового? - Строят.

Родители - родят,

Вредители - точут,

Издатели - водят,

Писатели - строчут.

(В кровавой рогоже,

На полной подводе...) –

Все то же, Сережа!

Все то же, Володя!

Чтец: (Стих-е «С фонарем обшарьте ...»)

С фонарем обшарьте

Весь подлунный свет.

Той страны на карте –

Нет, в пространстве – нет.

Выпита как с блюдца:

Донышко блестит!

Можно ли вернуться

В дом, который – срыт?

Заново родися!

В новую стрну!

Ну-ка воротися

На спину коню

Сбросившему! (Кости

Целы-то – хотя?)

Эдакому гостю

Булочник – ломтя

Ломаного, плотник –

Гроба не продаст

Той её – несчетных

Верст, небесных царств,

Той, где на монетах –

Молодость моя,

Той России – нету.

Как и той меня.  (Париж, 1923)

Ведущий 3: «Та» Россия уходила у Цветаевой на глазах. Исчезала, как стая лебедей на горизонте. Здесь  и непонимание, и ужас от всего, что происходит. И воспоминание о словах, сказанных в Коктебеле Максом Волошиным:

Ведущий 2: «А теперь, Сережа будет то-то ...Запомни, - и вкрадчиво, почти радуясь, как добрый колдун детям, картинку за картинкой - всю русскую Революцию на пять лет вперед: террор, гражданская война, расстрелы, заставы, Вандея, озверение, потеря лика, раскрепощенные духи стихий, кровь, кровь, кровь...»

Чтец: (Стих-е «И страшные мне снятся сны…» (Взятие Крыма)

И страшные мне снятся сны:

Телега красная,

За ней – согбенные – моей страны

Идут сыны.

Золотокудрого воздев

Ребенка – матери

Вопят. На паперти,

На стяг

Пурпуровый маша рукой беспалой,

Вопит калека, тряпкой алой

Горит безного костыль,

И красная – до неба – пыль.

Колеса ржавые скрипят.

Конь пляшет, взбешенный.

Все окна флагами кипят.

Одно – завешено.

(ноябрь 1920)

Ведущий 3: Россию она любила, Россия всегда была в ней, в сердце, в ритме и мелодии стихов.

«Родина не есть условность территории, а непреложность памяти и крови. Не быть в России, забыть Россию - может бояться лишь тот, кто Россию мыслит вне себя. В ком она внутри, - тот потеряет ее лишь вместе с жизнью».

Чтец: (Стих-е «Рас-стояния, версты, мили...»)

                                  Б. Пастернаку

Рас-стояние: версты, мили…

Нас рас-ставили, рас-садили,

Чтобы тихо себя вели,

По двум разным концам земли.

Рас-стояние: версты, дали…

Нас расклеили, распаяли,

В две руки развели, распяв,

И не знали, что это – сплав

Вдохновений и сухожилий…

Не рассорили – рассорили,

Расслоили…

              Стена да ров.

Расселили нас, как орлов-

Заговорщиков: версты, дали…

Не расстроили – растеряли.

По трущобам, земных широт

Рассовали нас, как сирот.

Который уж – ну который – март?!

Разбили нас – как колоду карт! (24 марта 1925)

Ведущий 4: Но возвращаться на Родину Марина не хотела, сопротивлялась: «Все меня выталкивает в Россию, в которую я ехать НЕ МОГУ. Здесь я не нужна. Там я невозможна». (Из письма Тесковой)

«Уже сейчас ужас от веселого самодовольного, НЕДЕТСКОГО Мура - с полным ртом программных общих мест...»

Чтец: (Стих-е «Стихи к сыну»)

Ни к городу и ни к селу –

Езжай, мой сын, в свою страну, -

В край – всем краям наоборот! –

Куда назад идти – вперед

Идти, - особенно – тебе,

Руси не видывавшее

Дитя мое… Мое? Ее –

Дитя! То самое былье,

Которым порастает быль.

Землицу, стершуюся в пыль,

- Ужель ребенку в колыбель

Нести в трясущихся горстях:

«Русь – этот прах, чти – этот прах!»

От неиспытанных утрат –

Иди – куда глаза глядят!

Всех стран – глаза, со всей земли –

Глаза, и синие твои

Глаза, в которые гляжусь:

В глаза, глядящие на Русь.

Да не поклонимся словам!

Русь – прадедам, Россия – нам,

Вам – просветители пещер –

Призывное: СССР, -

Не менее во тьме небес

Призывное, чем SOS.

Нас родина не позовет!

Езжай, мой сын, домой – вперед –

В свой край, в свой век, в свой час, - от нас –

В Россию – вас, в Россию – масс,

В наш-час страну! в сей-час – страну!

В на-Марс – страну! в  без-нас – страну!

(январь 1932)

Ведущий 4: Может, ужас родился еще в 1920 голу, в Москве, когда у неё на руках были две маленькие голодные девечки, которых она не могла и не умела прокормить, но билась, старалась, как умела, как могла: и ездила с мешочниками по деревням менять вещи на сало и муку, и стояла в очередях за пайковой селёдкой, и тащила саночки с гнилой картошкой; когда умерла маленькая Ирина, вторая дочь Цветаевой? Чтобы спасти ребенка от голода, Марина отдала ее временно в приют - в это время тяжело болела малярией старшая, Ариадна.

Ведущий 1: «У меня большое горе: умерла в приюте Ирина - 3го февраля, четыре дня назад. И в этом виновата я. Я так была занята Алиной болезнью..., что понадеялась на судьбу ... И сказали: Умерла без болезни, от слабости. И я даже на похороны не поехала - у Али в этот день было 40,7.»

Чтец: (Стих-е «Две руки, легко опущенные на младенческую голову...»

Две руки, легко опущенные

На младенческую голову!

Были – по одной на каждую –

Две головки мне дарованы.

Но обеими – зажатыми –

Яростными – как могла! –

Старшую у тьмы выхватывая –

Младшей не уберегла.

Две руки – ласкать-разглаживать

Нежные головки пышные.

Две руки – и вот одна из них

За ночь оказалась лишняя.

Светлая – на шейке тоненькой –

Одуванчик на стебле!

Мной еще не понято,

Что дитя мое в земле.

(первая половина апреля 1920)

Ведущий 2: Сергей Яковлевич и Ариадна рвутся на родину, и Мур вторит отцу и сестре.

Первой уезжает Ариадна - 18 марта 193 7 года, осенью того же года – Сергей Яковлевич, Цветаева с сыном приезжают в июне 39го. Цветаева вернулась на Родину никому не нужная, ее не звали в Советский Союз, ее милостиво пустили.

Все поселяются в Подмосковном Болшеве, в дачном доме на несколько семей. Быт - общая кухня, погреб… И никаких стихов... Писать их некогда. И не получается…

Лето было очень жарким, ленивым - Аля расцветала в первой любви. Все кончается в ночь на 27 августа 1939г. – Аля арестована.

Ведущий 3: Аля – Ариадна Сергеевна Эфрон (1912-1975) – старшая дочь Марины Цветаевой. В детстве и отрочестве была очено близка к матери. Ей посвящён цикл стихов 1916-1919 гг. Очень одарённая, она обладала талантами поэта, писателя, художника. Судьба её была трагической. Под влиянием обожаемого ею отца, живя во Франции, она очень сочувствовала тому, что происходило в СССР, и первая в семье в разгар террора вернулась в родную страну. При ней исчезали люди, но от любви к России она всё принимала и ничего не осуждала.

В тюрьме и в лагере она пробыла до 1947 года. Потом жила в Рязани, но в 1949 году её арестовали во второй раз и приговорили к пожизненной ссылке в Туруханске. В 1955 году, после реалибилитации, написала благодарственное письмо в Верховный суд, которое заканчивалось заверениями, что она будет «стараться оправдать оказанное ей доверие»…

Основным делом своей жизни А. С. Эфрон считала приведение в порядок архива Марины Цветаевой, который по её воле был закрыт до 2000 года в Центральном Государственном архиве литературы и искусства (ЦГАЛИ).

Ведущий 4: Сергея Яковлевича арестовали 10 октября 1939 года. Больше семья его не увидела никогда.

Марина Ивановна не выдерживает и вместе с Муром бежит из Болшева в Москву. Там жить негде, они попадают в Голицино, в комнату, где перегородка не достает до потолка.

Снова борьба за выживание. Заработки - переводами - с французского и на французский, немецкий. Но и этого мало, с трудом хватает на жизнь. Есть призрачная надежда на издание книги, увы, не сбывшаяся.

Два раза в неделю - поездка в Москву в ледяном поезде. Для Цветаевой почти подвиг - она панически боится поездов, метро, машин, улиц. Дорога постоянна: Один день - на Кузнецкий Мост,24, другой - Новослободская. Первый адрес - тюрьма НКВД, Здесь Аля. Второй - Бутырка, к мужу.  День потерян, двадцать строчек перевода не сделано, а каждая строка - это деньги: на питание, за комнату, на передачи...

Ведущий 2: «Между терпеливыми столбцами переводов навечно вмурованы записи о передачах отцу и мне...» - напишет потом Аля. И еще слова: «Стихов больше писать не буду». Стихи были написаны раньше, всё в том же двадцатом, в них – тот внутренний стержень, который нельзя согнуть, можно только сломать…

Чтец: (Стих-е «Есть в стане моем офицерская прямость».)

Есть в стане моем – офицерская прямость,

Есть в ребрах моих – офицерская честь.

На всякую муку иду не упрямясь:

Терпенье солдатское есть!

Как будто когда-то прикладом и сталью

Мне выправили этот шаг.

Недаром, недаром черкесская талья

И тесный ременный кушак.

А зорю заслышу – Отец мы мой родный! –

Хоть райские – штурмом – врата!

Как будто нарочно для сумки походной –

Раскинутых плеч широта.

Все может – какой инвалид ошалелый

Над люлькой мне песенку спел…

И что-то от этого дня – уцелело:

Я слово беру – на прицел!

И так мое сердце над Рэ-сэ-фэ-сэром

Скрежещет – корми-не корми! –

Как будто сама я была офицером

В Октябрьские смертные дни.

(Сентябрь 1920)

Ведущий 3: Переводы, снова и снова, поиск вариантов, единственного точного слова, а это - время, которого нет. Она боролась более полутора лет (с ноября 39го по конец августа 41го) и уступила лишь тогда, когда поняла, что дальше бороться бессмысленно, что она больше ничего не может, даже заработать на кусок хлеба не может!

Ведущий 1: С Цветаевой было все так же, как с другими опальными. С ней боялись общаться, здороваться, даже смотреть на нее. Сводная сестра Валерия Ивановна, по словам Али, «не пожелала знаться с сестрой, вернувшейся из эмиграции, и даже не подошла к телефону, когда она ей позвонила», правда, Валерия не любила Марину с детства. Тем не менее, были и такие, которые не боялись: Пастернак, Ахматова, молодой А. А. Тарковский.

По воспоминаниям Ноя Григорьевича Лурье, «в глазах этой седой женщины с незаурядным лицом иногда вдруг появлялось такое выражение отчаяния и муки, которое сильнее всяких слов говорило о ее состоянии».

Чтец:  (Стих-е «Уж сколько их упало в бездну...»)

Уж сколько их упало в эту бездну,

Разверзтую вдали!

Настанет день, когда и я исчезну

С поверхности земли,

Застынет все, что пелось и боролось,

Сияло и рвалось:

И зелень глаз моих, и нежный голос,

И золото волос.

И будет жизнь с ее насущным хлебом,

С забывчивостью дня.

И будет все – как будто бы под небом

И не было меня!

Изменчивой, как дети, в каждой мине,

И так недолго злой,

Любившей час, когда дрова в камине

Становятся золой,

Виолончель, и кавалькады в чаще,

И колокол в селе…

- Меня, такой живой и настоящей

На ласковой земле!

К вам всем – что мне, ни в чем не знавшей меры,

Чужие и свои?! –        

Я обращаюсь с требованьем веры

И с просьбой о любви.

И день и ночь, и письменно и устно:

За правду да и нет,

За то, что мне так часто  - слишком грустно

И только двадцать лет,

За то, что мне прямая неизбежность –

Прощение обид,

За всю мою безудержную нежность

И слишком гордый вид,

За быстроту стремительных событий,

За правду, за игру…

- Послушайте! – Еще меня любите

За то, что я умру.

                               (8 декабря 1913)

 Чтец: (Стих-е «Идешь, на меня похожий...»)

Идешь, на меня похожий,

Глаза устремляя вниз.

Я их опускала – тоже!

Прохожий, остановись!

Прочти – слепоты куриной

И маков набрав букет, -

Что звали меня Мариной,

И сколько мне было лет.

Не думай, что здесь – могила,

Что я появлюсь, грозя…

Я слишком сама любила

Смеяться, когда нельзя!

И кровь приливала к коже,

И кудри мои вились…

Я тоже была, прохожий!

Прохожий, остановись!

Сорви себе стебель дикий

И ягоду ему вслед, -

Кладбищенской земляники

Крупнее и слаще нет.

Но только не стой угрюмо,

Главу опустив на грудь.

Легко обо мне подумай,

Легко обо мне забудь.

Как луч тебя освещает!

Ты весь в золотой пыли…

- И пусть тебя не смущает

Мой голос из-под земли.

(3 мая 1913. Коктебель)

Ведущий 3: В Елабугу, в эвакуацию, Марина Цветаева с сыном приехала 21 августа 1941 года. Через десять дней – 31 августа она повесилась.

  Письмо сыну, написанное перед самоубийством:

Ведущий 4: «Мурлыга! Прости меня но дальше было бы хуже. Я тяжело больна, это уже не я. Люблю тебя безумно. Пойми, что я больше не могла жить. Передай папе и Але - если увидишь - что любила их до последней минуты и объясни, что попала в тупик».

Ведущий 3: В Елабуге никто не знает, где могила Марины Цветаевой. Никто не знает, где похоронены расстрелянный Сергей Эфрон и погибший на фронте Мур. Есть только одна подлинная могила на всю семью - Алина, в Тарусе.

Чтец: (Стих-е «Знаю, умру на заре...»)

Знаю, умру на заре! На которой из двух,

Вместе с которой из двух – не решить по заказу!

Ах, если б можно, чтоб дважды мой факел  потух!

Чтоб на вечерней заре и на утренней сразу!

Пляшущим шагом прошла по земле! – Неба дочь!

С полным передником роз! – Ни ростка не наруша!

Знаю, умру на заре! – Ястребиную ночь

Бог не пошлет по мою лебединую душу!

Нежной рукой отведя нецелованный крест,

В щедрое небо рванусь за последним приветом.

Прорезь зари – и ответной улыбки прорез…

- Я и в предсмертной икоте останусь поэтом!

(Декабрь 1920)

Ведущий 1: Из беседы с А.А.Ахматовой: «Я знаю, существует легенда о том, что она покончила с собой, якобы заболев душевно, в минуту душевной депрессии - не верьте этому. Ее убило то время, нас оно убило, как оно убивало многих, как оно убивало и меня. Здоровы были мы - безумием было окружающее: аресты, расстрелы, подозрительность, недоверие всех ко всем и ко вся. Письма вскрывались, телефоны прослушивалась; каждый друг мог оказаться предателем, каждый собеседник - доносчиком; постоянная слежка, явная, открытая».

Седой венец достался мне недаром;

И щеки, опаленные загаром,

Уже людей пугают смуглотой,

Но близится конец моей гордыни:

Как той, другой - страдалице Марине,

Придется мне напиться пустотой.

Ведущий 2: Судьба поэта редко бывает счастливой, тем более что «поэт в России, больше, чем поэт». Это известно. А уж если поэт - женщина!.. Мы, с высоты нашего времени, можем по-разному относиться и к самой Цветаевой и к её стихам. Одно бесспорно - имя ее уже в Вечности.

Ведущий 4: Ну а каждый из нас найдет своё в наследии Марины Ивановны Цветаевой, русского поэта, автора поэтических книг : «Вечерний альбом», «Волшебный фонарь», «Вёрсты», «Лебединый стан», «Царь-девица», «Стихи к Блоку»; прозаических произведений: «Мой Пушкин», «Мои службы», «Октябрь в вагоне»; поэм «Сибирь», «Перекоп» и многих других.

Чтец: (Стих-е «Стихи растут» или «Моим стихам…»)

Моим стихам, написанным так рано,

Что и не знала я, что я – поэт,

Сорвавшимся, как искры из фонтана,

Как искры из ракет,

Ворвавшимся, как маленькие черти,

В святилище, где сон и фимиам,

Моим стихам о юности и смерти,

 - Нечитанным стихам! –

Разбросанным в пыли по магазинам

(Где их никто не брал и не берет!)

Моим стихам, как драгоценным винам,

Настанет свой черед.

(Май 1913. Коктебель)

      (Молитва Али со времен восстания:

«Спаси Господи и помилуй: Марину, Сережу, Ирину, Любу, Асю, Андрюшу, офицеров и не-офицеров, русских и не-русских. французских и не-фрапцузских, раненых и не-раненых, здоровых и не-здоровых, - всех знакомых и незнакомых». 1917 г. )