Литературная гостиная
статья по литературе (9 класс) на тему

Литературная гостиная

Вечер – диалог

 «Петербург

                 Пушкина,

Лермонтова,

Гоголя…»

(I)Вступительное слово.

          В России известно неисчисляемое множество мест, изображенных в литературных произведениях и связанных с жизнью писателей.

И всегда, если речь заходит о литературе, о ее роли в России, мысль неизменно обращается к Санкт – Петербургу. Дело тут не в каком–то первенстве, не в особой важности этого города по сравнению с другими городами. Но в особом отношении к нему. Каком именно – определить необычайно трудно.   В произведениях, которые так или иначе связаны с Санкт-Петербургом, мы найдем широчайшую гамму чувств и настроений – от любви до ненависти, от восторгов до проклятий. Нет только одного – равнодушия. Каким бы ни изображался наш город, всегда ощутима зачарованность писателя этим городом, личная причастность к его судьбе. Оттого, может быть, город в литературе так многолик: создавая  его образ, писатель вкладывает в него всего себя, выражает так или иначе все свое искусство, все свои идеалы и помыслы.

Мы знаем Петербург Пушкина,  Лермонтова, Некрасова, Гоголя, Достоевского, Блока, Ахматовой, Мандельштама, Набокова– резко своеобразным и глубоко истинным.

Каждый раз обращение к Санкт–Петербургу–это труднейшее испытание для художника, этап на его пути. И очень часто – событие в развитии словесного искусства.

Каков же Петербург Пушкина, Лермонтова, Гоголя ?

(II) Мы говорим «Пушкинский Петербург», и, кажется, что это привычное словосочетание обозначает вполне определенный и всем знакомый образ. Но каков же он? Ответом могли бы послужить строки из «Вступления» к «Медному всаднику»:

(III)  Люблю тебя, Петра творенье,

Люблю твой строгий, стройный вид,

Невы державное теченье,

Береговой ее гранит…

(IV) Далее  стремительно меняются картины прозрачной белой ночи, жестокой, но здоровой зимы, ликующей весны, шумных балов, дружеских пирушек, военных парадов, дворцовых праздников…

«Вступление» завершается победным финалом:

(V)Красуйся, град Петров, и стой

Неколебимо, как Россия.

Да умириться же с тобой

И побежденная стихия…

(VI) И как раз  в этот момент торжества мы понимаем, что стихия вовсе не побеждена, и городу грозят страшные перемены. Едва мы начинаем читать первую часть поэмы, как он является нам далеким от прежнего величия. Где там строгость и стройность!?

(VII) Обломки хижин, бревна, кровли

Товар запасливой торговли,

Пожитки бледной нищеты,

Грозой снесенные мосты,

Гроба с разрытого кладбища

Плывут по улицам! Народ

Зрит божий гнев и казни ждет.

(VIII)  Теперь перед нами картины уже не цветущего, а гибнущего города, который «волей роковой» бесчеловечно поставлен «под морем». Правда, «наглое буйство» Невы было недолгим:

(IX)… Утра луч

Из – за  усталых, бледных туч

Блеснул над тихою столицей

И не нашел уже следов

Беды вчерашней; багряницей

Уже прикрыто было зло

В порядок прежний все вошло.

(X) Итак, каков же он – Пушкинский Петербург?

Николай Павлович Анциферов, автор книги «Душа Петербурга», писал:

«А.С. Пушкин является в той же мере творцом образа Петербурга, как Петр Великий – строителем самого города. Все, что было сделано до певца «Медного всадника», является лишь отдельными изображениями, скорее идеи Северной Пальмиры, чем ее реального бытия. Только Пушкин придает ему силу самостоятельного бытия. Его образ Петербурга есть итог работы всего предшествующего века, и вместе с тем, пророчество о его судьбе»

(XI)  История города вошла в историю поэта, становление и развитие образа Петербурга у Пушкина есть выражение его художественной биографии. Поэтому для того, чтобы представить себе возможно полнее Пушкинский Петербург, лучше всего идти за поэтом, наблюдая, как возникает «поэтический город».

(XII) Петербург впервые появляется в стихах Пушкина – лицеиста, в его посланиях к любимому учителю Галичу Александру Ивановичу – преподавателю философии. Облик города едва намечен: это суета, тщеславие, скука. Правда, потом он именуется Петрополем, но картины шумного театра с «полуумным» портером, со «страшным ревом актеров и смычков, двора с его интригами и притворными улыбками – все это еще не имеет ясного петербургского колорита.

(XIII) Столь же условным выглядит Петербург  в посланиях к Галичу и Царское Село, куда поэт зовет своего учителя и старшего друга вернутся:

Оставь же город скучный,

С друзьями съединись,

И с ними неразличимо

В пустыне уживись…

Это «пустыня» беспечного веселья и поэзии:

И все к тебе нагрянем –

И снова каждый день

Стихами, прозой станем

Мы гнать печали тень.

(XIV) Через 2 года, уже окончив Лицей, Пушкин пишет оду «Вольность», которая не могла быть тогда напечатана и в списках облетела Россию.

Здесь Петербург – город титанической власти, город царей и дворцовых переворотов, «увенчанных злодеев» и дерзких, трусливых убийц в «лентах и звездах». Символом этого города выглядит Михайловский замок, пустовавший после убийства в нем Павла I:

(XV) Когда на мрачную Неву

Звезда полуночи сверкает,

И беззаботную главу

Спокойный сон отягощает,

Глядит задумчивый певец

На грозно спящий средь тумана

Пустынный памятник тирана,

Забвенью брошенный дворец…

(XVI)  В этой оде мы видим и  «мрачную Неву»; и небо над городом, освещенное «звездой полуночи»; и едва проступающие в тумане очертания дворца, окруженного рвом; и гвардейских офицеров, пробирающихся через предательски опущенный подъемный мост; и услышали шорох сапог; и прерывистое дыхание и шёпот в темных переходах; и толкотню, и крики «янычаров», ворвавшихся в царскую спальню; и хрип императора, задушенного офицерским шарфом…

(XVII)  В Оде «Вольность» чувствуется уже рука гения, способного немногими словами создать образ зримый, слышимый, насыщенный многими значениями. Здесь впервые город становится неотъемлемой частью мира, создаваемого поэтом.

(XVIII) Пройдет еще 6 лет, и в 1823 г. Оказавшись в южной ссылке, Пушкин в I главе «Евгения Онегина» по воспоминанию нарисует сразу узнаваемый живой и целостный образ Петербурга. Это Петербург обыденный и праздничный; мы можем увидеть интерьеры аристократического дома, утреннюю улицу с торговым людом, Летний сад, а в нем детей , гуляющих под надзором гувернеров, бульвар, которым служил  до 1820 года. Невский проспект, усажанный рядами лип, Большой театр, где идет балет прославленного  Дидло с великой Истоминой в главной роли, морозный  вечер  на Театральной площади и летнюю ночь на набережной,

Когда прозрачно и светло

Ночное небо над Невою…

(XIX) И всюду будет ощутимо присутствие поэта – повествователя: образ автора романа есть тоже один из «ликов» города, выражение его одухотворенности, его самосознания. Петербург в I главе романа видится удивительно объединенным и потому, что фоном ему служит деревенская Русь.

(XX) Новые черты Петербурга явятся нам в последней, 8ой  главе романа. Теперь это город высшего света, город российской аристократии:

Тут был, однако, цвет столицы,

И знать, и молы образцы,

Везде встречаемые лица,

Необходимые глупцы;

Тут были дамы пожилые

В чепцах и в розах, с виду злые;

Тут было несколько девиц,

Неулыбающихся лиц;

Тут был посланник, говоривший

О государственных делах;

Тут был в душистых сединах

Старик, по-старому шутивший:

Отменно тонко и умно,

Что нынче несколько смешно.

(XXI) Здесь царит тон «свободной живости», здесь не терпят жеманства и кокетства. Но здесь Онегин тяжкой ценой расплачивается за рано освоенную «науку старости нежной», заменившую любовь, за тщеславие, сделавшее его убийцей друга, за благородное, но холодное красноречие нравоучений, преподнесенных им Татьяне, за душевную слепоту, не позволившую ему увидеть силу ее чувства и пробивающиеся ростки  собственной любви…

(XXII) В Пушкинском романе образ Петербурга – явление уже свершившееся, но еще не завершенное. Одновременно и позднее и другие «петербургские» произведения: «Арап Петра Великого» (1827), «Город пышный, город бедный…»(1828), «Когда для смертного умолкнет шумный день…»(1828), «Пиковая дама»(1833), «Медный всадник»(1833), «Пир Петра «Великого»(1835), «Я памятник воздвиг себе нерукотворный…»(1836).

(XXIII) И в каждом произведении -  новые «Лики» все того же и всегда иного города. В этом - то и сущность пушкинского Петербурга его отличие от всех иных образов города, созданных ранее: он устойчив и изменчив, как все живое; он рождается и гибнет; восхищает и страшит, полон творческого духа и веет холодом склепа, рельефен, как гранит и чугун его набережных и зыбок, как отблески северного сияния, вдруг иногда появляющиеся на ним…

(XXIV) Образ Петербурга в творчестве М.Ю Лермонтова столь необычен, что, кажется, и сейчас он остается не вполне узнанным и воспринятым. Обратимся к роману «Герой нашего времени». Откроем I главу – «Бэла».  Максим Максимыч  рассказывает спутнику – офицеру о Печорине, и мы вместе с собеседниками вдумываемся в этот  странный характер, в исповеди героя нас поражает сочетание боли и наслаждение этой болью, пылкости и холодности, самоосуждения и самолюбования. Сколько бы ни продолжать сопоставления, конца их мы не отыщем психологический «подтекст» исповеди неисчерпаем, она вся соткано из  неразрешимых  и непримиримых противоречий. Тут-то и звучит первое упоминание в Петербурге:

«-Скажите – ка, пожалуйста, - продолжал капитан, обращаясь ко мне, - вы вот, кажется , бывали в столице, и недавно: неужто тамашняя молодежь вся такова?

Я отвечал, что много есть людей, говорящих  то же самое, что есть, вероятно, и такие , которые говорят правду; что, впрочем, разочарования общества, спустилось к низшим, которые его донашивают, и что нынче те, которые больше всех и в самом деле скучают, стараются скрыть это несчастье, как порок.»

Эти суждения офицера-рассказчика: сочувственные и иронические, приоткрывают тот мир, в котором сформировался Печорин и которых он носит в себе. Мы догадываемся, что значат слова, сказанные в предисловии: «… Это портрет, составленный из пороков всего нашего поколения в полном их развитии.» И средоточием, более того -  истоком этой социальной драмы выступает Петербург.

(XXVII) Читая следующую главу «Максим Максимыч», мы, конечно, принимаем к сердцу обиду старого «кавказца». Печорин обошелся с ним так холодно, так снисходительно, словно бы забыл все, что было в крепости. Слова штабс-капитана полные страдания:

(XXVIII) –Да, - сказал он наконец, стараясь принять равнодушный вид, хотя слеза досады  по временам сверкала в его ресницах, - конечно, мы были приятелями, ну, да что приятелями в нынешнем веке!... Что ему во мне? Я не богат, не чиновен, да и по летам ему совсем не пара! Вишь, каким он франтом сделался, как побывал опять в Петербурге…»

(XXIX) Добрый штабс-капитан точен, когда угадывает роль Петербурга в душевном опустошении Печорина. Чем  далее развивается романное повествование, тем сильнее ощущаются петербургские истоки духовной трагедии самого Печорин и поколения Печориных. Постепенно складывается образ Петербурга: какого-то далекого, но угадываемого и одновременно вполне явственного. В самые острые и значимые моменты повествования Петербург  ,появляясь подобно призраку, помогал нам увидеть внутренние причины происходящего.

(30) Можно сказать в след за Николаем Павловичем Анциферовым, что Лермонтов затрагивает петербургскую тему «как бы мимоходом». Но эта тема у Лермонтова неотступна – так же, как и тема Кавказа или тема Демона. Отношение Лермонтова к Петербургу очень сложно: «Лермонтов не слюбил столицы,»- сказано в Лермонтовской энциклопедии, и в подтверждение приводится стихотворение 1832г. «Примите дивное посланье…»:

(31) «Увы, как скучен этот город,

С своим туманом и водой!...

Куда ни взглянешь, красный ворот,

Как шиш стоит перед тобой…»

Это доказательство убеждает. Но есть и другие стихи поэта, в которых нельзя не почувствовать любви к городу, например, его незавершенная «Сказка для детей» (1840). В пе6тербург Лермонтов приводит своего Демона. Этот «иной Демон» - говорит автор; ему самому не ясно, каков он:

(32) «То был ли  сам великий Сатана,

Иль мелкий бес из самых нечиновных,

Которых дружба людям так нужна

Для тайных дел семейных и любовных?»

Но далее становится все очевиднее, что перед нами, как и в поэме «Демон», «могучий образ», гений искуситель. Его –то глазами мы и видим прекрасный город:

«Тому назад еще немного лет

Я пролетал над сонною столицей,

Кидала ночь свой странный полусвет,

Румяный запад, с новою денницей

На севере сливались, как привет

Свидания с молением разлуки;

Над городом таинственные звуки,

Как грешных снов нескромные слова,

Неясно раздавались – и Нева,

Меж кораблей сверкая на просторе,

Журча, с волной их уносила в море..»

(34) Петербург широко отразился в лермонтовской прозе не только в «Герое нашего времени», но и в романе «Княгиня Лиговская», в незавершенной повести «Штосс», в драматургии, особенно в «Маскараде». С Петербургом связаны и многие стихотворения поэта: «Смерть поэта», «Узник», «Как часто пестрою толпою окружен..», «Пленный рыцарь».

Везде ощутимо противоречивое отношение Лермонтова к Петербургу.

(35) У многих в памяти лермонтовское   стихотворение, написанное в 1840г. Перед отъездом из Петербурга во вторую ссылку:

«Прощай немытая Россия,

Страна рабов, страна господ,

И вы, мундиры голубые,

И ты, послушный им народ»

(36)  Но настроения, выразившиеся здесь, не могут быть достаточно  полно восприняты, если не вспомнить о другом стихотворении, тоже написанном в Петербурге, - «Родина»:

«Люблю отчизну я, но страшною любовью!

Где победит её рассудок мой.

Ни слова, купленная кровью,

Ни полный гордого доверия покой,

Ни темной старины заветные преданья

Ни шевелят во мне отрадного мечтанья.»

(37) О лермонтовском Петербурге можно сказать, что он демоничен, но только помня, что Демон – один из самых древних загадочных образцов искусства, падший ангел, в котором смешение света и тьмы, не может быть строго измерено…

(38) Гоголевский Петербург

Гоголь сразу нашел свою точку зрения на Петербург, как только впервые обратился к его изображению. Когда вышли в свет в 1832г. «Вечера на хуторе близ Диканьки», Гоголю не было ведомо, что образ столицы, нарисованный им  в повести «Ночь перед Рождеством», останется зерном всей петербургской темы его творчества:

(39) «Боже мой! Стук, гром, блеск; по обеим сторонам громоздятся четырехэтажные стены; стук копыт коня, звук колеса отзывались громом и отдавались с четырех сторон; дома росли, и будто подымались из замли, на каждом шагу; мосты дрожали; кареты летали; извозчики, форейторы  кричали; снег свистел под тысячью летящих со всех сторон саней…» - Таким видел Вакула вечерний праздничный Петербург, весь в огнях иллюминации.

(40) Когда же Гоголь делает Петербург героем цикла своих повестей – «Невский проспект», «Записки сумасшедшего», «Нос», «Портрет», «Шинель»- этот образ поражает призрачностью, которая таит в себе обман; губительный для человеческих душ. В «Невском проспекте»  столичная главная магистраль изображена столь рельефно и живо, что видишь и слышишь все её превращения в течение долго времени. Но эта праздничная и будничная жизнь таит в себе какую-то тягостную чертовщину:

(41) «Он лжет во всякое время, этот Невский проспект, но боли всего тогда, когда ночь сгущенною массою наляжет на него и отделит палевые и белые стены домов, когда весь город превратится в гром и блеск, мириады карет валятся с мостов, форейторы кричат и прыгают на лошадях, и когда сам демон зажигает лампы для того только, чтобы показать всё не в настоящем виде.»

(42) Все «Петербургские повести» Гоголя рисуют достоверный до мельчайших деталей и совершенно ________________ , комический и страшный облик города. Для Гоголя-художника  на первом плане быт города, а не архитектура, его не интересует Петр – великий строитель,- и этим гоголевский Петербург совсем не похожий на пушкинский. Но они соотнесены внутренне. Ведь это Пушкин нарисовал трагический город, где воля чудотворца – строителя оказывается роковой, где бешенство природы превращает стройность в хаос, где безумие перемешивает реальное с призрачным.

(43) И все же Гоголевский Петербург, нарисованный без внимания к его архитектурным  и пейзажным красотам, погруженный в пошлую, смешную , страшную обыденность, - не лишен своеобразного величия. Оно проступает там, где божественное начало, вложенное в человеческую душу, борется с дьявольским наваждением, и это противоборство, приводя к гибели героев петербургских повестей Гоголя – художника Пискарева («Невский проспект»), художника Чарткова («Портрет»), чиновника Попришцина («Записки сумасшедшего»), чиновника Башмачника («Шинель»), все-таки освещает город ярче, чем лампы, которые на Невском проспекте зажигает сам демон.

(44) Вот такой разный Петербург…Однако не требуется ту или иную точку зрения принимать на веру. Каждый читатель способен выработать свою позицию. А для этого нужно вчитаться в литературу, которая выразила отношение России к Санкт-Петербургу.