Басня
материал по литературе (6 класс) по теме

Дополнительный материал на уроках литературы в 6- 7 классах (о баснях).

БАСНЯ ! Какой-то несерьезный литературный жанр.

Небольшое произведение нравоучительного характера, преимущественно стихотворной формы. Басня – чрезвычайно трудная форма поэзии, а баснописцы – редкое явление в литературе.

Басня – жанр дидактической литературы; короткий рассказ в стихах или прозе с прямо сформулированным моральным выводом, придающим рассказу аллегорический смысл..

Басня всегда состоит из двух частей: повествовательной и поучительной. Поучительная часть называется моралью. Повествовательной частью басня сближается со сказками, новеллами, анекдотами; повествовательной частью – с пословицами и сентенциями. Один и тот же материал свободно может пользоваться и в басни, и в названных смежных жанрах. А притчи и прозаические басни часто вообще невозможно отличить друг от друга. Разные писатели по-разному называли один и тот же художественный текст – то притчей, то басней. Подтверждением  тому может служить определение жанра басни, принадлежащее Антонию-Мудрецу, которое ввел в культурный обиход Ф.К.Гозвинский – первый переводчик басен Эзопа на Руси (1607 год).

Эзоп (сер. 6 в. до н.э.) – наиболее известный древний баснописец, чьи произведения стали классическими и неоднократно переводились на языки мира. Их сюжеты послужили основой для творчества многих литераторов последующих эпох. Эзоп – полулегендарная личность, о жизни которого ходило много рассказов, в которых смешивались правда и вымысел. Традиционно его родиной называют Фригию – область в Малой Азии. Считается, что он был рабом, несколько раз переходившим от одного хозяина к другому и перенесшим много злоключений.

Известно немало рассказов о его отношениях с хозяином Иадмоном, многие из которых в свою очередь напоминают басни. Кроме того, существует история о гибели Эзопа, несправедливо обвиненного в краже драгоценного сосуда в Дельфийском храме и побитого за это камнями. Через некоторое время его невиновность была установлена и потомкам Иадмона была даже выплачена компенсация за гибель их раба. Ученые усматривают в этом рассказе отголоски исторической реальности. Очевидно, жрецы Аполлона в Дельфах сначала враждебно относились к распространению басен, но затем признали право этих произведений на существование.

Басни Эзопа были написаны прозой, остроумно, ясно и просто. Произведения фригийского раба или приписывавшиеся ему составлялись в сборники под названием Эзоповы басни. Их переписывали, изучали в школах, разучивали наизусть. Басни Эзопа стали одним из самых популярных произведений в античном мире. Их сюжеты оказали влияние на сирийскую, армянскую, арабскую, еврейскую, индийскую литературу.

Именно с именем греческого баснописца связано понятие «эзопова языка», которое начало широко применяться в России с конца 18 в. Эзопов язык использовался авторами, желавшими скрыть свои идеи от цензуры, но при этом донести их до читателей в достаточно доступной и понятной форме.

Во 2 в. н.э. древнегреческий поэт Бабрий впервые переложил басни Эзопа стихами. С этого времени басни существуют в основном в поэтической форме.

Большое значение для развития басенного жанра имело творчество древнеримского поэта Федра (ок. 15 до н.э. – ок. 70 н.э.). Федр был рабом, а затем вольноотпущенником императора Августа и жил в эпоху расцвета латинской литературы. Ему принадлежат 5 книг Эзоповых басен, написанных ямбическим размером. В своих ранних книгах Федр в основном следовал традиционным сюжетам Эзопа, но затем начал создавать более самостоятельные произведения, использовать непривычный для тогдашних баснописцев материал, такой, например, как анекдоты. Произведения как Эзопа, так и Федра неоднократно переписывались и пересказывались в средние века, от которых до нас дошло множество сборников с их баснями.

 Героями басен могут быть не только люди, но и животные, растения, предметы, наделяемые теми или иными человеческими качествами. Басенное повествование иносказательно, что, однако, не противоречит его нравоучительному характеру. Басенная нравоучительность подчеркивается тем, что начале или конце обычно формулируется мораль – поучение, ради которого басня и писалась.  

Первые басни были известны еще в глубокой древности. Считается, что первыми древнегреческими баснописцами были Гесиод (кон. 9–8 вв. до н.э) и Стесихор (6 в. до н.э.) Древний мир знал множество басен, недаром уже в древней Греции проводилась классификация различных произведений этого жанра. Судя по всему, их сочиняли в различных местах Средиземноморья. Наиболее распространенные варианты – басни сибаритские (происходившие из города Сибариса), в которых действовали люди, и эзоповы басни, героями которых были животные.

В XVI-XVII веках басня начала распространяться в Западной Европе. Первоначально это были переводы из Эзопа. Затем появились оригинальные базнописцы: Ж. де Лафонтен – во Франции, Г.Лессинг и Х.Геллерт – в Германии, Т.Ириарте – в Испании, Т.Мур – В Англии, А.Мицкевич – в Польше.

Безусловно, самым знаменитым из западноевропейских баснописцев является Жан де Лафонтен (1621–1695). Этот французский поэт большую часть своей жизни провел в Париже, пользуясь благами, предоставлявшимися ему знатными вельможами. Одно время Лафонтен был близким другом реформаторов французской литературы – драматургов Мольера и Расина и поэта и теоретика Буало, что, несомненно, повлияло на его литературные взгляды.

Жанр стихотворной комической новеллы («сказки»), восходящий к творчеству Ж. де Лафонтена (1621-1695), вполне обоснованно может считаться одним из наименее изученных теоретиками литературы. В то же время историки литературы периодически сталкиваются с произведениями, принадлежащими к этому жанру, характерные признаки и границы которого осознаются ими, тем не менее, недостаточно четко.

Прежде всего необходимо отметить собственно языковые, семантико-стилистические трудности, возникающие при использовании слова «сказка» применительно к стихотворным комическим новеллам. Дело в том, что

обозначаемый этим словом жанр является французским по своему происхождению; он был заимствован русской литературой лишь в середине XVIII в. Соответственно, терминологическое обозначение этого жанра было также заимствовано отечественной культурой из французского языка, став буквальным воспроизведением французского слова «conte». Но если во французском языке слово «conte» предполагает установку на устный рассказ или письменное повествование, имитирующее подобную форму рассказа, вне зависимости от того, имеется в нем элемент чудесного или же его нет, то в русском языке слово «сказка», напротив, акцентирует внимание реципиента именно на сказочной, волшебно-фантастической и вымышленной, стороне изображаемых в ней событий (за исключением, пожалуй, лишь так называемых бытовых сказок, в которых безусловно доминирует развлекательное начало). Благодаря указанным особенностям семантики слов «conte» и «сказка» отечественный читатель, знакомящийся с текстами русских аналогов французских «contes», но не имеющий представления о своеобразии генезиса этого жанра и путях его проникновения в Россию, как правило, испытывает чувство недоумения, поскольку воспринимаемый им стихотворный текст по своей форме и содержанию очень мало напоминает хрестоматийные образцы народных или литературных сказок. Тем самым становится очевидной необходимость четкого разграничения таких омонимических понятий в современном литературоведении (своеобразных «жанров-омонимов»), как сказка (вымышленное, нередко волшебно-фантастическое повествование в народном духе) и «сказка» (стихотворная комическая новелла), тем более что тенденция к подобной терминологической омонимичности в случае с жанром conte прослеживается также и во французской науке о литературе.

Несмотря на свою популярность в придворных кругах, ко двору Лафонтен так и не получил доступа, так как Людовика 14 раздражал его беззаботный характер и полное пренебрежение как служебными, так и семейными обязанностями. К тому же, первым покровителем Лафонтена был сюринтендант финансов Никола Фуке, и опала, постигшая этого всесильного министра, повредила поэту в глазах короля. Мнение государя помешало и официальному признанию Лафонтена – он был избран членом Французской академии только в конце жизни, в 1684.

Все это не умалило влияния, оказанного Лафонтеном на развитие жанра басни. Впервые его сочинения были изданы в 1668 под названием Басни Эзопа, переложенные в стихах г-ном де Лафонтеном. Позже автор дополнял и расширял это издание. Его последняя прижизненная версия, появившаяся в 1694, состоит из 12 книг. В своих ранних произведениях Лафонтен следовал сюжетам Эзопа, действительно пересказывая в стихах нравоучительные басни греческого автора. Постепенно он выработал совершенно новый подход. Нравоучение не являлось его главной целью. Куда важнее для него было выразить собственные чувства или настроения. Отсюда многочисленные лирические отступления и философские размышления в его баснях. Лафонтен продемонстрировал все возможное разнообразие человеческих типов и жизненных ситуаций, избегая при этом прямого нравоучения и предпочитая обращаться не к назидательным, а к забавным или трогательным сюжетам. Мастерское владение языком, умелое балансирование между изображением обобщенного человеческого типа и обрисовкой характера конкретного животного, разнообразие поэтических форм – все это обеспечило басням Лафонтена многовековую славу.

Однако настоящее развитие жанра басни произошло, естественно, в послепетровскую эпоху. Первым литератором 18 в., написавшим шесть подражаний Эзопу, был Антиох Кантемир (1708–1744). В это же время В.К.Тредиаковский (1703–1769) издал Несколько Эзоповых басенк для опытка гекзаметрами. После Кантемира и Тредиаковского басня стала одним из любимейших жанров поэтов 18 в. Много басен было написано А.П.Сумароковым (1718–1777), который называл их баснями-притчами. Всего им было создано 334 басни, часть из которых являются вольным переводом Лафонтена, однако большинство – оригинальные произведения. Сумароков, подобно Лафонтену, раздвинул рамки басенной традиции, превратив свои произведения в живые бытовые сценки и разработав для них новую для русской литературы форму – вольный стих, созданный на основе разностопного ямба. Басни Сумарокова отличаются нарочитой грубостью языка, так как, в соответствии с классицистской иерархией басня относилась к низкому жанру, а, следовательно, требует соответствующей лексики.

Следующей ступенью в развитии русской басни стало творчество И.И.Хемницера (1745–1784). Он также переводил произведения Лафонтена и немецкого баснописца Геллерта. Кроме того, им было создано множество собственных басен, впервые изданных анонимно в 1779 под названием Басни и сказки NN в стихах. Имя автора обнародовали уже после его смерти, когда впервые в 1799 была издана книга Басни и сказки И.И.Хемницера. Хемницер еще следовал эстетике классицизма, но он постепенно отходил от традиционной басенной нравоучительности и, в духе развивавшегося во второй половине 18 в. сентиментализма, стремился быть в своих сочинениях чувствительным и ироничным. Вслед за Сумароковым он использовал разностопный стих, считавшийся наиболее подходящим для комических сочинений.

Басни И.И.Дмитриева (1760–1837) хотя и уступают в художественном отношении творениям Сумарокова или Хемницера, однако куда более новаторские, прежде всего по своему языку. Дмитриев – поэт-сентименталист, был близким другом Карамзина и разделял его взгляды на развитие русского литературного языка. Все сорок его басен были написаны в 1803–1804, когда карамзинская реформа языка уже приносила ощутимые плоды. Дмитриев отошел от классицистского деления жанров на высокие и низкие и стремился выработать новый подход. По его мнению, нужен был единый литературный язык, который мог бы использоваться в произведении любого жанра. Именно поэтому в своих баснях он использовал светскую разговорную речь, что по тем временам было исключительным новаторством. А.С.Пушкин считал, что «все его басни не стоят одной хорошей басни Крылова», однако реформаторский характер произведений Дмитриева сильно повлиял на последующих баснописцев. Его произведения были очень популярны. По словам одного из современников, он «отворил басням двери в просвещенные, образованные общества, отличавшиеся вкусом и языком». Не меньшей известностью пользовались на рубеже 18 и 19 вв. басни А.Е.Измайлова (1779–1831), писавшего уже в ином стиле. Большая часть его басен – жанровые сценки. Их герои – чиновники, купцы, разночинцы.

Всех баснописцев 18–19 вв. затмил И.А.Крылов (1768–1844). Басни Крылова написаны ярким и метким народным языком, пленяют своей образностью и неожиданностью. Несмотря на то, что Крылов переводил Эзопа и Лафонтена, большая часть его произведений совершенно оригинальна. Образы крыловский басен оказались настолько популярны, что многие из них давно уже превратились в нарицательные понятия. Некоторые из его басен были написаны по тому или иному поводу, связаны с конкретным политическим или общественным событием, однако давно уже вышли за рамки произведений «на злобу дня».

Начиная с середины – второй половины 19 в. жанр басни встречается все реже, как в России, так и в Западной Европы. Нравоучительно-иронические повествования, аллегорические образы, мораль, завершающая рассказ, – все эти черты басенного жанра начинают казаться устаревшими. Сатирические и дидактические произведения облекаются в совершенно иные формы.

Возродить жанр басни пытались советские поэты-сатирики, например, Демьян Бедный или С.В.Михалков. В Италии популярный поэт Трилусса (1871–1950) создал басни на современном римском диалекте. Некоторыми авторами сочиняются басни либо переделываются на иной лад известные басенные сюжеты.

Вряд ли можно найти человека, не читавшего в детстве басен Крылова, не сочувствовавшего Муравью и не возмущавшегося жестокостью Стрекозы, не смеявшегося над Мартышкой, Вороной или Лисой. Мало кто задумывался при этом о том, что ставшие классическими и прочно вошедшие в культурную память нации басни Крылова имели своих предшественников, что не сразу же писатели научились писать так, как Крылов, что у русской басни имеется своя, хотя и не очень длинная, история.

Басни Крылова, кроме его поэзии, имеют еще другое достоинство, которое заставляет забыть, что они – басни, и делает его великим русским поэтом: мы говорим о народности басен. Он вполне исчерпал в них и вполне выразил ими целую сторону русского национального духа: в его баснях, как в чистом, полированном зеркале, отражается русский практический ум, с его кажущеюся неповоротливостью, но Ио с острыми зубами, которые больно кусаются; с его сметливостью, остротою и добродушно саркастическою насмешливостью; с его природною верностью взгляды на предметы и способностью коротко, ясно и вместе кудряво выражаться. В них вся житейская мудрость, плод практической опытности, и своей собственной, и  завещанной отцами из рода в род. И все это выражено в таких оригинально русских, не передаваемых ни на какой язык в мире образах и оборотах; все это представляет собою такое неисчерпаемое богатство идиомов, русизмов, составляющих народную физиономию  языка .

Начать надо с того, что к тому времени, как Крылов взялся за басни (а писать он их начал не сразу, баснеписанию предшествовали совершенно другие литературные занятия), русское стихосложение вообще было чрезвычайно молодо, по крайней мере в том виде, в каком мы его знаем. Вообще годом появления на свет русского тонического стиха можно считать 1735 год, когда Тредиаковский опубликовал свой "Краткий и новый способ к сложению стихов Российских". Первое тоническое стихотворение было примерно такое - "Поют птички со синички, хвостом машут и лисички…" - прежде, чем на бумаге было напечатано что-то более-менее знакомое нам, утекло немало. Собственно, до того момента, как Крылов начал писать свои басни - ни много ни мало семьдесят лет. Как же именно обстояли дела на басенном фронте в этот период?

Крылов широко использует в своих баснях пословицы и поговорки: “Запели молодцы, кто в лес, кто по дрова” (“Музыканты”).
    То, что в языке басен Крылова растворились народные выражения, составляет одну его особенность. И наоборот, многие выражения стали восприниматься как пословицы: “А Васька слушает да ест”, “А ларчик просто открывался”. “Слона-то я и не приметил”.
    Некоторые выражения стали популярными в частично измененном виде: “Кукушка хвалит Петуха за то. что хвалит он Кукушку”.
    Это позволяет сказать, что великий баснописец решил задачу сочетания народных элементов со структурой поэтической речи, внеся вклад в формирование русского литературного языка.
    Басни И. А. Крылова — совершенны по силе выражения, по красоте формы, по мастерству и живости рассказа, тонкому юмору и чисто народному языку.
    Знаменитый баснописец безжалостно казнил смехом всякие недостатки человеческого рода, всякое зло, разнообразные виды глупости и пошлости, приписывая эти недостатки животным, и делал это с блеском.

Изданиям басен И. А. Крылова потерян счет. Несколько лет тому считалось, однако ж, что их издано тридцать девять тысяч экземпляров. Таким успехом не пользовался на Руси ни один писатель, кроме Ивана Андреевича Крылова. И будет еще время, когда его басни будут издаваться за один раз в числе 40 000 экземпляров. Иван Андреевич Крылов больше всех наших писателей кандидат на никем еще не занятое на Руси место "народного поэта"; он им сделается тотчас же, когда русский народ весь сделается грамотным народом. Сверх того, Крылов проложит и другим русским поэтам дорогу к народности.

Говорить о достоинстве басен И. А. Крылова - лишнее дело: в этом пункте сошлись мнения всех грамотных людей в России.

Было время, когда не умели решить, кто выше - Хемницер или Крылов, и было время, когда Дмитриева (И. И.) как баснописца считали выше Крылова. Время это давно уже прошло, и теперь, умея ценить по достоинству Хемницера и Дмитриева, все знают, что Крылов неизмеримо выше их обоих. Его басни - русские басни, а не переводы, не подражания. Это не значит, чтоб он никогда не переводил, например, из Лафонтена, и не подражал ему: это значит только, что он и в переводах и в подражаниях не мог и не умел не быть оригинальным и русским в высшей степени. Такая уж у него русская натура! Посмотрите, если прозвище "дедушки", которым так ловко окрестил его князь Вяземский в своем стихотворении, не сделается народным именем Крылова во всей Руси!

Все басни Крылова прекрасны; но самые лучшие, по нашему мнению, заключаются в седьмой и восьмой книгах. Здесь он очевидно уклонился от прежнего пути, которого более или менее держался по преданию: здесь он имел в виду более взрослых людей, чем детей; здесь больше басен, в которых герои - люди, именно все православный люд; даже и звери в этих баснях как-то больше, чем бывало прежде, похожи на людей. В самом стихе ясно видно большое улучшение. Вот лучшие, по нашему мнению, басни в седьмой и восьмой книгах: "Совет Мышей", "Мельник", "Мот и Ласточка", "Свинья под Дубом", "Лисица и Осел", "Муха и Пчела", "Крестьянин и Овца" (едва ли не лучшая из всех басен Крылова), "Волк и Мышонок", "Два мужика", "Две собаки", "Кошка и Соловей", "Рыбьи пляски", "Прихожанин", "Ворона", "Лев состаревшийся", "Белка", "Щука", "Кукушка и Орел", "Бритвы", "Бедный Богач", "Булат", "Купец", "Пушки и Паруса", "Осел", "Мирон", "Волк и Кот", "Три Мужика".

Каждый обычно после прочтения оценивает ту или иную книгу со своей точки зрения. В ней отражаются жизненный опыт и субъективный взгляд на тот или иной возникающий вопрос. И поэтому, например, даже члены одной семьи далеко не всегда согласны друг с другом в восприятии какого-либо произведения. Интересно, какие же произведения становятся объектом столь полярных взглядов? В моем сочинении я хочу остановиться на хорошо всем известных баснях Ивана Андреевича Крылова.
Басни Крылова во все времена популярны как у детей, так и у взрослых. Дети воспринимают их как забавные сказки, а взрослые ищут завуалированные политические события тех времен. Каждый из таких читателей воспринимает басню с «высоты» своего опыта и собственного понимания текста.
Однако вполне можно поспорить с моим предположением о полярности мнений. Ведь однозначно, что в басне «Волк на псарне» Волк остается отрицательным персонажем. Для детей это воплощение хищника, а для взрослых, по замыслу автора, он должен ассоциироваться с Наполеоном. Нр все-таки не все басни Крылова можно так легко разложить по полочкам.
Рассмотрим, например, тоже знакомую с детства басню «Стрекоза и Муравей». Представим картину, которую составляют для себя маленькие читатели. Красивая и легкая Стрекоза летом пела, плясала, веселилась и украшала этот мир своим присутствием. Она, перепархивая с цветка на травинку, радует всех своим появлением. Муравей же всегда куда-то спешит, иногда что-то тащит для своего муравейника. И вполне естественно, что он должен приютить Стрекозу на холодный период, тем более, что у него готов домик. Поэтому слова: «Так поди же, попляши!» — звучат очень жестоко. И дети в основном осуждают действия Муравья, проникаясь сочувствием к обездоленной Стрекозе.
А теперь попробуем описать другое впечатление от прочитанной басни, 6(1-лее вдумчивое. Стрекоза, веселясь все лето, просто не задумывается о том, что ждет ее в холодную осень и зиму. Трудяга же Муравей не просто поглощен своим трудом. Он понимает, что в холод и голод без муравейника и запасов погибнет. И поэтому его ответ Стрекозе не вызывает возражений: «Ты пела? Это дело:/ Так поди же, попляши!» Возможно, что, если бы Стрекоза обманула его, почему ей негде найти приют; Муравей и помог бы ей. Но здесь слишком сильно противопоставление беззаботного времяпрепровождения одной и постоянного труда другого.
А посмотрим на басню еще с одной точки зрения. Как известно, во все времена сильный пол заботился о слабом. И порой неважно было: знакомы мужчина и женщина или нет. Просто изначально так повелось. Когда смотришь с этой позиции, то Муравей должен если не приглашать к себе, то хотя бы помочь или отнестись менее холодно и жестоко к просьбам гибнущей от голода и холода Стрекозы, дать
ей приют.
Вот, казалось бы, одна басня, а сколько интерпретаций она имеет. Возможно, в ней заложен еще и какой-нибудь писательский замысел, но со временем он утратился, и мы уже не улавливаем этой ниточки в произведении.
Разумеется, «Стрекоза и Муравей» далеко не единственная басня, вызывающая как сходные, так и полярные, на первый взгляд, интерпретации басенного наследия Крылова. Еще одна не менее интересная басня «Бочка». Попробуем посмотреть и на нее с различных позиций.
Первая заключается в том, что человек правильно поступил, одолжив пусть и не хорошему другу, а приятелю бочку. Зачем жадничать, когда у тебя есть возможность помочь другому человеку. Обидно, конечно, что хозяин бочки потом не мог ей воспользоваться из-за винного духа, сохранившегося в бочке. Но раз он какое-то время ей не пользовался, сможет и дальше прожить без нее.
А вот и другой взгляд. Читатель сочувствует хозяину бочки и негодует на того, кто испортил вещь. Один приятель помог другому в трудную минуту, выручил. А ему хоть и вернули в целости то, что взяли, но пользоваться ей нельзя: