Л.Н.Толстой в Казани.
занимательные факты по литературе (8 класс) по теме

ЛЕВ НИКОЛАЕВИЧ ТОЛСТОЙ В Г. КАЗАНИ.

       Великое имя Льва Толстого ярко сияет в созвездии имен  замечательных людей, составляющих гордость отечественной культуры,чьи судьбы прочно связаны с историей Казани.

       Предметом гордости жителей нашего города является тот факт, что Казань сыграла большую роль в формировании личности писателя, заложив основу мировоззрения Толстого- мыслителя и пробудив  в казалось бы ничем тогда не примечательном студенте-аристократе стремление к нравственному совершенствованую, ненависть к насилию,неприятие самодержавия.

       Лев Николаевич жил в Казани  почти полтора века назад.

С40-х годов XIX столетия Казань сильно изменилась. И все-таки это тот же город ,сохранивший с далеких времен характерные особенности планировки и своеобразие архитектурного облика. Мы ходим по тем же улицам, видим дома, которые видел Лев Николаевич; потомки тех, кто знал Толстого, живут в нашем городе и сейчас.

        Идут годы, сменяются поколения, но город бережно хранит память о юности Толстого. Кажется, что сама атмосфера Казани позволяет понять и почувствовать истоки неповторимости  внутреннего мира  великого писателя.

       Родился Лев Николаевич 28 августа 1828 года в Ясной Поляне. Вскоре после смерти родителей опекуншей осиротевших детей стала их тетка, казанская помещица, Пелагея Ильинична Толстая. В 1841 году они переехали в Казань. Сначала Николай, затем Сергей И Дмитрий стали студентами Казанского университета. Начал готовиться к поступлению в университет и Лев Толстой.

        Семья Толстых не был чужой в Казани. Здесь помнили прадеда – воеводу в Свияжске, деда – Илью Андреевича Толстого – губернатора Казани, для внуков которого были открыты двери лучших домов города.

         Какой была Казань времен Толстого?

         В городе с населением более сорока тысяч человек насчитывалось 160 улиц и  шестнадцать площадей. В нижней части ютилась беднота. Городская аристократия жила, в основном, на Грузинской улице, шедшей по прямой линии от Арского поля до стен Кремля. Во всю ее длину были  устроены торцовые мостовые, по которым экипажи скользили легко и бесшумно. Дома, большей частью кирпичные, отличались разнообразием и красотой архитектуры.

        На Арском поле – месте общественных гуляний – рядом с Сибирской заставой находился Родионовский институт. Далее шли военная площадь и манеж для обучения гарнизонных войск, почтовая контора, лютеранская церковь, прекрасный дом Мусина-Пушкина, одна из самых замечательных построек Казани – здание Первой мужской гимназии…

         В этой части города и поселились Толстые в доме Горталова, у своей тетки /ул. Красина, 15/. Пелагея Ильинична, по характеристике Н.П.Загоскина, «оставила по себе память крайне доброй, хотя и наибольшего ума женщины, до мозга костей пропитанной светкостью». Всегда живая, веселая, она любила свет и всеми в свете была любима. Любила поесть, убрать со вкусом свои комнаты, и вопрос о том, куда поставить диван, был для нее вопросом огромной важности.

         Ее муж, отставной гусарский полковник, Владимир Иванович Юшков был образованным, остроумным и добродушным человеком, но вместе с тем большой руки шутником и балагуром, каким он оставался до самой смерти. Жил он, как замечает С.А.Толстая, «бездеятельно, прекрасно вышивал по канве, подмигивал на хороших горничных и играл слегка на фортепиано».

         Эти характеристики казанских родственников Толстых фиксируют типичные для «света» черты его представителей и того образа жизни, который они вели. В этой обстановке и вопреки ей шло духовное развитие Льва Николаевича Толстого.

          В Казань Лев Толстой приехал 13-летним мальчиком. Два с половиной года ушло на подготовку к экзаменам. Позже герой трилогии «Детство.Отрочество.Юность» признается откровенно: «Я поневоле и неохотно готовился к университету». Гораздо интереснее, чем скучное заучивание учебников, было для Толстого самостоятельное чтение. «В то время,- рассказывает герой «Юности»,- только начинали появляться «Монтекристы» и разные «Тайны», и я зачитывался романами Сю, Дюма и Поль де Кока».

        Для поступления на восточный разряд университета нужно было сдать экзамен по истории, географии, статистике, математике, русской словесности, логике, латыни, французскому, немецкому, английскому, арабскому и турецко-татарскому языкам. Мария Толстая рассказывала, что занимавшийся с ним турецким и татарским языком профессор А.К.Казем-Бек удивился его необыкновенным способностям к усвоению чужих языков.

        Почему Толстой выбрал именно восточный разряд философского факультета?

        Главную роль сыграла слава Казанского университета как крупнейшего центра востоковедения и возможность практического овладения языками. Преподаватель университета англичанин Э.П.Турнерелли в своем сочинении «Казань и ее обитатели» отмечал: «Город Казань единственный в мире, который обладает университетом, где соединяются в таком большом числе персы, монголы, турки, татары, армяне и прочие изучающие восточные языки; благодаря такому скоплению народностей студент постоянно имеет возможность упражняться практически, ежедневно посещать восточных представителей; он их встречает каждую минуту на улице, на прогулках… Вот, конечно, преимущества, чтобы изучать восточные языки, которых никакой другой город в Европе не мог бы предложить…»

          Распространившееся в обществе увлечение ориенталистикой, крупные научные силы восточного разряда, где преподаватели ученые европейской известности – профессора Ф.Х.Эрдман, И.Н.Березин, А.К.Казем-Бек, О.М.Ковалевский, возможность дипломатической карьеры – все это привлекало юного Толстого. Да и тетушка хотела видеть его послом в Турции.

         Но подготовка к экзаменам шла вяло. Ему трудно было заставить себя заниматься. «Бывало утром,- писал Толстой,- занимаешься в классной комнате и знаешь, что необходимо работать, потому что завтра экзамен,- но вдруг пахнет из окна каким-нибудь весенним духом, покажется, будто что-то крайне нужно сейчас вспомнить, и с такою быстротою начинают пробегать разные пестрые веселые мечты, что только успеваешь замечать блеск их. И час и два проходят незаметно».

         Все это не замедлило сказаться : на вступительных экзаменах Толстой провалился. Но вскоре, после переэкзаменовки осенью 1844 года, был зачислен в университет.

         При всей способности Толстого к усвоению иностранных языков для систематического изучения их у пытливого и жизнерадостного 16-летнего юноши не хватало терпения и времени.

         Среда, к которой принадлежали Юшковы, вела праздную жизнь, заполненную карточной игрой, танцами, приемами. Для званых обедов выписывали лучшие сорта вин, заказывали заморские деликатесы, приглашали цыган. Такая жизнь требовала больших расходов, источником которых был труд крепостных крестьян. Не только помещики, но и многие профессора университета отличались жестокостью по отношению к крепостным. Печальной известностью пользовался ,например, крупный ученый Г.И.Солнцев, который своим буйным нравом наводил ужас на всю округу: натравливал на людей собак, зазывал в дом прохожих и поил их до бесчувствия, до  смерти забивал дворовых.

         Только немногие представители казанской интеллигенции, вроде Э.П.Перцова, Н.И.Второва, были противниками крепостничества. Профессор университета Д.И.Мейер говорил студентам:»Каждый, в ком есть человеческое сердце, невольно сознает всю нелепость крепостного права. Для нас должно быть ясно, что крепостным необходимо дать свободу».

         По свидетельству Сергея Львовича Толстого, «отрицательное отношение к крепостному праву возникло у Льва Николаевича по выходе его из университета, когда он стал еще юношей хозяйничать в Ясной Поляне», но, несомненно, вызревать оно начало в казанский период жизни.  

         Общество, к которому принадлежал Толстой, мало способствовало серьезным занятиям. Казань в ту пору была своего рода столицей всего Поволжья и Прикамья. На зиму сюда съезжались помещичьи семьи не только из уездов, но и других губерний.

         «Весело проходила зима в Казани. Бал за балом, маскарад за маскарадом. Гостиный двор с утра до вечера обставлен экипажами, магазины наполнены… все хлопочут, все спешат повеселиться», - писали «Казанские губернские ведомости» в 1844 году.

         Увлечение светской жизнью, с одной стороны, и все чаще появляющиеся мучительные мысли о несоответствии жизни представителей высшего общества, к которому он принадлежал, с жизнью угнетенного народа, своим трудом создавшего богатства угнетателей, с другой стороны, мешали сосредоточить внимание на механическом заучивании языков. Экзамены за первый год обучения он сдать не смог.

Чтоб не оставаться на второй год, Лев Толстой перевелся на юридический факультет, считая, что там получит больше полезных знаний для практической деятельности.

        Неудачное пребывание на восточном разряде заставило его серьезно задуматься над своим образом жизни. Какое-то время он совсем не выезжает в свет, ходит на лекции в университет, интересуется музыкой. По собственному признанию Толстого, он «в первый раз стал серьезно заниматься».

         В 1845 году братья Толстые переехали в дом Киселевского по Большой Красной улице (ныне дом 68, где находится институт усовершенствования учителей). Комната Льва Николаевича находилась на втором этаже, за хорами.

          В университете его увлекли лекции молодого профессора Дмитрия Ивановича Мейера – одного из передовых людей своего времени. Он рассказывал студентам о Белинском, был сторонником освобождения крестьян, возглавлял кружок передовых студентов. Назарьев, учащийся в университете в одно время с Толстым, писал: “Обладая редким в то время чутьем, Мейер ясно видел отрицательные стороны русской жизни и не мирился с ними. Такой искренний, правдивый, впервые встреченный протест открывал глаза на многое, что не замечалось до того времени, и я уходил домой,подавленный массой новых, никогда не приходивших в голову,мыслей и вопросов”. Н. Г. Чернышевский писал в “Современнике” о чрезвычайно сильном и благотворном влиянии Мейера на его слушателей, на всю жизнь сохранивших благоговейное отношение к его памяти.

          Кружок Мейера был связан петербургскими кружками петрашевцев. Из кружка вышло немало замечательных людей: друг Толстого В. В. Берви- Флеровский, по произведениям которого К . Маркс изучал русский язык, академики А. Н. Бекетов Н. Н. Бекетов, П. П. Пекарский.

          Как-то Мейер спросил Пекарского, знает ли он Толстого, и высказал о нем свое мнение: “Сегодня я его экзаменовал и заметил,что у него вовсе нет охоты серьезно заниматься; а это жаль, у него такие выразительные черты лица, умные глаза, что я убежден,что при доброй воле и самостоятельности он мрг бы сделаться замечательным”.

          Профессор Мейер дал Толстому для курсовой работы тему о законодательстве Екатерины II. Эта работ, по словом Льва Николаевича, открыла ему новую область умственного самостоятельного труда. Он пришел к выводу, что Екатерина II больше заботилась о своей славе, нежели о пользе для крестьян.

          На втором году университетской жизни Лев Николаевич продолжал свои занятия философией, написал несколько статей на философские темы («Рассуждения касательно будущей жизни», «Методы», «О симметрии»), интересовался работами Гегеля.

          В жизни Толстого как бы сталкивались две силы, как будто боролись разные магнитные поля: внешняя – беззаботная веселая жизнь – и внутренняя – напряженная работа над собой. Об этом свидетельствует тот факт, что именно тогда начал Лев Николаевич вести свой знаменитый дневник, последнюю запись в котором он сделал за три дня до смерти.

          Кутежи, веселые проделки и пирушки были в обычае у студентов тех времен. Министр просвещения России А. С. Норов, посетивший Казань, писал: «У меня казанские студенты молодцы, политикой  не интересуются , а попить и погулять их дело». От политики были действительно далеки студенты – аристократы , к числу которых принадлежал и Лев Толстой. Помните рассказ «После бала»? «Был я в то время студентом  и провинциальном  университете. Не знаю , хорошо ли это или дурно, но не было у нас  в то время  в нашем университете  никаких кружков, никаких теорий, а были мы просто  молоды  и жили, как свойственно молодости: учились и веселились… Главное же моё удовольствие составляли вечера и балы».

         Особенно часто бывал Толстой  у Екатерины Дмитриевны Загоскиной- начальницы  Родионовского института  благородных  девиц, в котором  воспитывалась его сестра Мария Николаевна. У Загоскиной он познакомился с ее родственниками  Мертваго и Молоствовыми. Зинаиде Модестовне Молоствовой суждено было стать первой любовью юноши Толстого.

         Зинаида Молоствова, по воспоминаниям современников, была не из самых красивых, но была умна, отличалась миловидностью и грацией, славилась остроумием. Светлое воспоминание о своей первой любви Толстой сохранил до старости.

         Уже студентом Лев Николаевич интересовался театром и сам участвовал в театральных представлениях. Сохранилась афиша о постановке в университете живых картин с участием Толстого, которые имели необыкновенный успех у местного общества.

          В числе участников любительских спектаклей, дававшихся в Казани, был Дмитрий Алексеевич Дьяков. Знакомство с ним Толстого вскоре перешло в крепкую дружбу. Эта дружба послужила ему материалом для  изображения  в «Отрочестве» и «Юности» дружбы Николеньки Иртеньева с Дмитрием Нехлюдовым. В своих воспоминаниях он рисует его как человека энергичного , веселого, отзывчивого.

          «Едва ли мне поверят, - говорит Толстой в «Отрочестве», - какие были любимейшие и постоянные предметы моих размышлений во время моего отрочества – так они были несообразны с моим возрастом и положением». И далее он характеризует эволюцию своего внутреннего мира: «Понемногу стали открываться необыкновенные вещи. Открылось, что все наше гражданское устройство есть вздор, что наука, как ее преподают в университетах, есть дичь, что сильные мира сего большей частью идиоты или мерзавцы, несмотря на то, что они владыки… Университетское время прошло в этих открытиях».            

       Глубокие раздумья о вопросах жизни привели его к желанию сделаться другим человеком. Он записывает для себя правила и настойчиво пытается следовать им. Ему хочется подняться выше окружающей его среды, найти свою цель в жизни. «Я был бы несчастливейшим из людей, ежели бы я не нашел цели для моей жизни – цели общей и полезной. Теперь же жизнь моя будет все стремлением деятельным и постоянным к этой одной цели»,- записывает он в дневнике 17 апреля 1847 года.

      На втором курсе юридического факультета Льва Николаевича за интересовала теория права, и он стал изучать ее, думая, что найдет объяснение того, что казалось ему странным и неясным в устройстве жизни людей. Но чем больше вникал в нее, тем все более убеждался, что есть что-то неладное в этой науке. Он стал сомневаться в пользе университетского образования : «Мы… вправе ожидать, что выйдем из этого храма знающими людьми. А что вынесем мы из университета? Подумайте и отвечайте по совести – что вынесем мы из этого святилища? На что будем пригодны, кому нужны?..»

       12 апреля 1847 года Лев Николаевич подает прошение о выходе из университета. Причину своего шага он объяснил сам: «Когда я был в Казани в университете, в первый год действительно ничего не делал. На второй год я стал заниматься. Тогда там был профессор Мейер, который заинтересовал меня и дал мне работу – сравнение «Наказа» Екатерины с «Духом законов» Монтескье. И я помню, меня эта работа увлекла я уехал в деревню, стал читать Монтескье, это чтение открыло мне бесконечные горизонты. Я стал читать Руссо и бросил университет, именно потому, что захотел заниматься. А там я должен был заниматься тем и учить то, что меня не интересовало и не было мне ни на что нужно».

       Кончили курс в университете братья Толстого – Сергей Николаевич и Дмитрий Николаевич. Покинул Казань в конце апреля и Лев Николаевич. Уезжал он со своей квартиры в доме Петонди, где снимал флигель – ныне дом 11 по ул. Дзержинского.

        Университет привил юноше Толстому любовь к истинным знаниям, подсказал ему самостоятельный путь развития. Во главе университета, когда учился в нем Толстой, стоял Н.И.Лобачевский. Позже Лев Николаевич рассказывал: «Я его хорошо помню. Он был всегда таким серьезным и настоящим ученым. Что он там в геометрии делает, я тогда не понимал, но мне приходилось с ним разговаривать как с ректором… Лобачевский, помню, очень тогда со мной хорошо говорил, жалея, что мои университетские занятия так плохо удались, говорил: «Было бы очень печально, если бы ваши выдающиеся способности не нашли себе применения». Гений Лобачевского предугадал гений Толстого, фундамент мировоззрения которого был заложен здесь, в Казани.

Использованная литература:

  1.Газета «Первое Сентября», «И тогда нам придется перейти в царство поступка, а не слова…» № 95, 1 октября 1998 г.

  2.Гаразавина А.В. Лев Толстой в Казани. Казань, татарское кн. Изд-во, 1983.

  3.Жизнь и творчество Л.Н. Толстого /материалы для выставки в школе и детской библиотеке/. Москва. «Детская литература». 1988.