Михаил Трофимов – достойный сын Отечества
план-конспект по краеведению на тему

Ленинград, второй после Москвы политический, экономический и административный центр страны, важный узел дорог, крупнейший торговый, а вместе с Кронштадтом и военный порт на Балтийском море, являлся одним из главных стратегических объектов немецко-фашистского наступления. Это отчетливо было выражено в «плане Барбаросса» и в неоднократных высказываниях Гитлера.

Политические и военные руководители фашистской Германии полагали, что захват немецкими войсками Ленинграда, Кронштадта и Мурманской железной дороги автоматически повлечет за собой потерю Советским Союзом Прибалтики. По их мнению, данное поражение приведет к гибели Краснознаменного Балтийского флота, резко ослабит оборонительные возможности Советских Вооруженных Сил и лишит СССР коммуникаций, идущих в глубь страны от портов Баренцева и Белого морей. Овладев Ленинградом и уничтожив Балтийский флот, гитлеровцы рассчитывали приобрести наиболее удобные морские и сухопутные пути для снабжения войск групп армий «Север» и «Центр» и выгодный район для удара в тыл советским войскам, прикрывавшим Москву.

Быстрое продвижение фашистов к Ленинграду тревожило весь советский народ. Тревожило это и жителей старинного порубежного города-воина Старый Оскол. Более сотни молодых старооскольцев во главе с Михаилом Трофимовым добровольно записалось в команду Балтийских флотских экипажей.

Отправляясь с командой в Москву, Трофимов чувствовал, что не скоро ему придется вернуться в родной город. Поэтому простился с ним, а на второй день был уже в Москве. Как только прибыли на Павелецкий вокзал, начался воздушный налет. Гремели взрывы, дребезжали стекла, целый град осколков зенитных снарядов сыпался на крыши и на асфальт мостовых. Разместив людей в укрытиях, Трофимов пробрался по растревоженной Москве в Комиссариат обороны. Там он оформил документы, получил маршрут и вагоны для следования в Ленинград. В двенадцатом часу ночи погрузились в эшелон и отправились с Савеловского вокзала по Северной дороге, так как Октябрьская уже была занята немцами. Ехали быстро. Но в семнадцати километрах от Волхова остановились: ночью немцы разбомбили разъезд и полотно. Вскоре к остановившемуся эшелону подошли толпы эвакуированных ленинградцев – женщины, дети, старики. Они рассказали, что оба железнодорожных моста через реку разрушены бомбами.

– Что ж, товарищи, придется идти пешком, – решил Трофимов. – Станови-и-ись!

К Волховскому вокзалу добрались на пароме. Разгорелся воздушный бой, потом началась бомбежка. До рассвета команда укрывалась в щелях, отрытых в сосновом лесу, а утром комендант категорически заявил:

– Поскольку Ленинград окружен немцами, продвигаться туда запрещаю!

– То есть, как это запрещаете? – возмутился Трофимов. Лоб его вспотел, глубоко запавшие глаза горели углями. – У нас есть приказ прорваться в Ленинград, и мы это сделаем, хотя бы ценою жизни, ценою своей собственной головы!

В волнении Трофимов снял фуражку, комендант увидел его лысеющую широкую макушку, понял, что имеет дело не с мальчиком.

– Хорошо, – сказал он. – Если вы настаиваете, я сейчас свяжусь по радио с Москвой.

Москва подтвердила приказ о прорыве в Ленинград всей старооскольской команды, и комендант был вынужден секретно поставить необходимое количество вагонов на шестом пути, выделить паровоз и ночью отправить. Неизвестно какими путями, но ленинградские беженцы узнали, что вагоны с шестого пути будут отправлены в Ленинград. Они штурмом овладели ими и заявили:

– Ни за что не вылезем! Если старооскольцы едут защищать наш город, то мы и подавно предпочитаем умереть в бою, чем бежать куда-то на восток.

Комендант, подумав, решил уступить народу. Дорога шла лесами. Было темно, накрапывал дождь. Так проехали несколько десятков километров. Вдруг паровоз резко затормозил, люди в вагонах полетели друг на друга. Все думали, что началось крушение. Но вскоре выяснилась не менее горькая неприятность: путь взорван немецкими диверсантами. Пришлось высаживаться из вагонов. Разбились на группы по десять-двенадцать человек, выслали вперед разведку, пошли дальше. За военной командой, также группами, двигались ленинградцы, наотрез отказавшиеся идти на восток, в эвакуацию.

На рассвете, при подходе к станции МГА, послышалась канонада: били пушки и минометы, россыпью мелкой трещотки разговаривали автоматы, бухали кое-где винтовки.

Команда и гражданские лица притаились. Разведка вскоре доложила Трофимову, что ею замечен подозрительный человек в плаще.

– Ползком обойти его с флангов и держать на прицеле! – приказал Трофимов. – Я лично с двумя автоматчиками пойду на него в лобовую, попробую заговорить.

Под плащом на человеке оказалось милицейское обмундирование. Убедившись, что имеет дело с русскими, прорывающимися в Ленинград, милиционер предъявил документы начальника заслона и сообщил обстановку:

– На станцию Мга сброшен фашистский парашютный десант, против которого гарнизон ведет бой. Идти дальше нельзя, нужно направиться на Ладожскую дорогу.

– Давайте проводника! – потребовал Трофимов, все более входя в роль командира подразделения, решающего тактическую задачу прорыва в окруженный Ленинград через немецкие препоны. – Нам нужно идти не дорогами, а лесными дебрями, где меньше всего вероятность встречи с немецкими заслонами.

Вскоре нашлись проводники: два добровольца-железнодорожника, хорошо знающие край и леса. Шли охотничьими тропами, одолевали завалы, прорубали местами дебри и болота. Лишь один раз встретили глухую лесную деревушку с погостом, на котором в этот момент отпевали убитую немцами девочку.

Оказывается, немцы здесь хозяйничали уже несколько дней и выехали по лесной дороге на двенадцати мотоциклах с пулеметами в сторону Волхово за час до появления в деревне команды Трофимова. Вступать с немцами в бой или разыскивать их не входило в задачу команды старооскольцев. Трофимов вместе с железнодорожниками и знающей дорогу старухой уточнили наиболее безопасный путь до Ораниенбаума, где находились советские войска.

 По скалам спустились в очень глубокий каменный карьер и, не замеченные немецкими дозорами, добрались до леса. По нему, густому, хвойному шли еще километров тринадцать. Над головами то и дело разгорались воздушные бои.

На исходе дня команда пришла в Ораниенбаум и была здесь свидетелем варварства: немецкие истребители атаковали советский санитарный самолет, хотя ярко были видны на плоскостях и фюзеляже широкие красные кресты. В комендатуре Трофимову заявили:

– Оставайтесь с командой здесь, нам тоже люди нужны. Да и, кроме того, мы не имеем транспорта, чтобы вас отправить дальше.

– Нет, мы будем выполнять приказ! – настаивал Трофимов.

Отыскал начальника автоколонны, уплатил ему триста семьдесят рублей и посадил команду на попутные грузовики. Второпях не учли, что Ленинград очень велик, а грузовики идут на разные его участки. Так и разделилась старооскольская команда: кто попал на Васильевский остров, кто на Петропавловскую сторону, кто на Нарвскую заставу.

Пришлось Трофимову здорово поработать, собирая всех земляков в здании Октябрьского вокзала. К этому времени он успел связаться со штабом Балтийского флотского экипажа на Площади Труда. Начальник экипажа, капитан первого ранга Дубина, низкорослый широкоплечий брюнет с маленькими быстрыми глазами, тепло принял старооскольцев.

– Вы пришли к нам в тяжелую пору борьбы с фашизмом, – сказал он в короткой речи. – Наши силы умножаются в неизмеримо большей степени, чем ваше число. В нем символ поднявшейся всей огромной страны на смертный бой с врагом. А это многое значит в моральном отношении, значит в укреплении боевого духа личного состава Балтийского флотского экипажа. Мы не забудем этой помощи Старого Оскола!

Через неделю Трофимов, как опытный спортсмен, был направлен в город Кронштадт. Там формировался для предстоящей зимней компании 5-й лыжный батальон, которому надлежало отправиться в район деревни Вороново. Пришлось временно нести службу наблюдения за воздухом. Пост был размещен на чердаке Военно-морского политического училища на Набережной крепости Кронштадт.

В начале четвертого часа дня появился фашистский разведчик «Фокке Вульф», известный потом под прозвищем «Рама». Был подан сигнал воздушной тревоги. Но все же разведчику удалось засечь линкоры «Октябрьская революция», «Киров», «Марат», стоявшие в Угольной гавани Кронштадта. После сигнала «Воздух», «Октябрьская революция» вышла из гавани и взяла курс на Ленинград, «Киров» подвинулся под прикрытие тополей у Петровского причала, рядом с погрузочно-разгрузочной пристанью. «Марат» остался на месте, считая себя в безопасности в окружении высокого насыпного вала, вздымавшегося на четыре с лишним метра. Наблюдательный пункт расположился также в красном одноэтажном домике, расположенном ближе к берегу Финского залива.

Наступила настороженная тишина. И вот снова завыли сирены: с запада, севера и юга появились партии немецких самолетов. Они шли группами по сорок-пятьдесят машин.

Ударила зенитная артиллерия, ураганный огонь открыл «Марат». В воздухе загорелся один немецкий самолет, потом вспыхнули сразу два, три. Они падали в воду вместе с бомбами и вздымали огромные столбы воды и дыма.

Армады повернули на «Марата», посыпались бомбы. Многие самолеты пошли в пике, спускаясь почти до самых мачт линкора. Не менее шести самолетов не сумели выйти из пике, нырнули в залив. Но две бомбы крупного калибра попали в «Марата». Последовал взрыв огромной силы, наверное, в погребе: отвалился правый борт. Линкор сразу дал крен и кормовой частью сел на мель, опустившись более чем на метр. Корабль находился в этот момент в полусотне метров от берега. Смертельно раненый, он продолжал вести бой с самолетами врага, многие из которых загорались и падали в бушующие от взрывов волны.

Прекратился воздушный налет. Но «Марат» принял траурный вид: командир корабля, капитан первого ранга Иванов погиб на капитанском мостике. Много моряков погибло, многие ранены. Черные полотнища траура заплескались на ветру, овеваемые пороховым дымом. Рыдала сирена. К вечеру с борта «Марата» были вывезены раненые, снят экипаж, за исключением орудийных расчетов: им предстояло выполнять задачу мести подбитого «Марата» немцам за раненых и убитых товарищей, за огневые налеты на мирные кварталы города, за свой корабль. Всю ночь дрожал Кронштадт от артиллерийских залпов подбитого «Марата»: корабль всеми орудиями вел огонь по немецким засадам у Петергофа.

Утром кронштадтская артиллерия разгромила в районе форта «Лисий нос» немецкие баржи с горючим. Весь залив горел на всем видимом глазами пространстве. Оранжево-красное пламя с черными махрами металось и грохотало над водами, очищая их от фашистской нечисти. Это видели и старооскольцы, накаляясь ненавистью к фашизму и клянясь воевать с ним до победы. Недаром же прошли нелегкий маршрут Старый Оскол-Ленинград. Вскоре началась подготовка десантной операции катеров 2-й морской бригады, в которую включили и старооскольцев.