Ольга Федоровна Берггольц Поэт подвига и страдания
методическая разработка по истории по теме

Ольга Федоровна Берггольц

Поэт подвига и страдания.

Музыка

1 в.

Есть судьбы, в которых история с особой силой и безжалостностью запечатлевает главнейшие черты эпохи.

2 в.

Русский поэт Ольга Федоровна Берггольц неоднократно говорила об этом на протяжении своего творческого пути:

 1 в.

     И я тобой становлюсь, эпоха,

     И ты через сердце мое говоришь. .

2 в.

    Неся избранье трудное свое,

     Из недр души

          Я стих свой выдирала

          Не пощадив живую ткань ее.   1941 г.

1 в. Ольга Федоровна Берггольц родилась в 1910 году в семье врача, в Петербурге, за Невской заставой. В поздних стихах она скажет так: «Истоки жизни – Невская застава».

2 в. В сознании и памяти Берггольц Невская застава, ее малая чумазая родина, одна из самых бедных, густонаселенных и прокопченных окраин рабочего Петербурга, никогда не опускалась на дно забвения, она всегда ее благодарно помнила и горячо любила.

1 в. «Невская застава осталась во мне навсегда»,- напишет Берггольц в 1972 году. Ведь именно там ощутила она первые толчки поэтического вдохновения, оттуда она взяла с собою в жизнь самое главное – драгоценное и живительное ощущение себя частичкой народа, без которого «ни жить, ни дышать, ни петь»

2 в.

Ищите красоту не только у природы,

Не только в струях ласковых живых,

Ищите красоту в туманной мгле завода,

В грохочущих и шумных мастерских…

1 в. Эти строки Ольга Берггольц написала в 1924 году, когда ей было всего 14 лет.

После окончания школы, в 1926 году, она стала работать  в издательстве «Красной газеты», она была прирожденным публицистом, это навсегда осталось в ее творчестве – гражданском и агитационном по своей сути.

Этот дар полностью развернется  у поэтессы в 30-ые годы и во время Великой Отечественной войны.

2 в. Училась в Институте Истории Искусств, окончила факультет журналистики Ленинградского университета. Ее первым мужем, с которым она прожила только два года   с 1927 по1929 стал поэт Борис Корнилов, репрессированный в 1938 году, отец ее дочери Ирины.

1 в. С 1930 года она связала свою судьбу с филологом Николаем Молчановым, который умрет от голода в блокадную зиму 1942 года, он был отцом ее дочери Майи. Вместе с Молчановым она уехала на работу в Казахстан, в краевой газете людей было мало, а работы много: появились книги ее очерков.

2 в. Возвратившись в Ленинград, почувствовала себя профессиональным литератором: стихи, проза, стихи для детей – вот круг ее творчества, главными чертами которого уже тогда были предельная искренность и органичное сочетание личного и общего. Вот как это отразилось в стихотворении «Порука» 1933 года:

Чтец

У нас еще с три короба разлуки

Ночных перронов. Дальних поездов.

Но, как друзья, берут нас на поруки –

Республика, работа и любовь.

У нас еще – не перемерить – горя…

И все-таки не пропадет любой:

Ручаются, с тоской и горем споря,

Республика, работа и любовь.

Прекрасна жизнь,

И мир ничуть не страшен,

И если надо только – вновь и вновь

Мы отдадим всю молодость-

За нашу

Республику, работу и любовь.

1 в.

 Лирика Берггольц начала 30-х годов была внутренне счастливой, наполненной радостным предвкушением жизни, счастья… Но в ее стихах тех лет, солнечных и песенных, можно заметить сумрачные тени, услышать глухие предчувствия: беды и жертвенности:

Чтец

Но сжала рот упрямо я,

Замкнула все слова.

Полынь, полынь, трава моя,

Цвела моя трава.

Все не могли проститься мы,

Всё утаили мы.

Ты взял платок мой ситцевый,

Сорвал кусок каймы…

Зачем платок мой порванный,

Что сделал ты с каймой?

Зачем мне сердце торное

От поступи земной?..

Зачем мне милые слова

От не любых – чужих?..

Полынь, полынь моя трава,

На всех путях лежит…

                Июнь 1928 г.

2 в. 

В личной жизни началась полоса несчастий: у мужа - тяжелейшая эпилепсия, одна за другой умерли дочери: Майя – в 1933, Ирина – в 1936 году. А сама Ольга Берггольц, как и многие в те годы, попала в волну репрессий.

В 1937 году по клеветническим наветам исключена из партии, из профсоюза, из Союза писателей и арестована.

Летом 1938 года восстановлена в правах с отменой всех предъявленных обвинений.

1 в. В конце 1938 года вновь арестована. Она попала в тюрьму беременной. Допросы, избиения, тяготы заключения сказались трагически – ребенку не суждено было родиться. Она пробыла в тюрьме 197 дней.

Свои «тюремные» стихи Берггольц объединила в цикл «Испытание». Под этими стихами стоят не только даты написания, но и номера камер - одиночек, в которых ей довелось страдать:

Чтец

Январь 1939.Камера 33.

И снова хватит сил

Увидеть и узнать,

Как все, что ты любил,

Начнет тебя терзать.

И оборотнем вдруг

Предстанет пред тобой

И оклевещет друг,

И оттолкнет другой.

И станут искушать,

Прикажут: «Отрекись!»-

И скорчится душа

От страха и тоски.

И снова хватит сил

Одно твердить в ответ:

«Ото всего, чем жил,

Не отрекаюсь. Нет!»

Чтец

«Просьба». Июнь 1939. Одиночка 29.

Нет, ни слёз, ни сожалений –

Ничего не надо ждать.

Только б спать без сновидений –

Долго, долго, долго спать.

А уж коль не дремлет мука,

Бередит и гонит кровь-

Пусть не снится мне разлука,

Наша горькая любовь.

Сон про встречу, про отраду

Пусть минует стороной.

Даже ты не снись, не надо,

Мой единственный, родной…

Пусть с березками болотце

Мне приснится иногда.

В срубе тёмного колодца

Одинокая звезда…

2 в. 

Летом 1939 года Берггольц была освобождена и полностью реабилитирована. Она никогда не забывала этой беды и неоднократно возвращалась к циклу «Испытание», расширяя и дополняя его:

Чтец

Неужели вправду это было:

На окне решётки, на дверях?..

Я забыла б – сердце не забыло

Это унижение и страх.

До сих пор неровно и нечетко,

Всё изодрано, обожжено,

Точно о железную решётку –

Так о жизнь колотится оно…

В этом стуке горестном и темном

Различаю слово я одно:

«Помни!» - говорит оно мне… Помню!

Рада бы забыть – не суждено…

                        « На воле» Октябрь 1939.

1940 г.

Чтец

Гнала меня и клеветала,

Детей и славу отняла,

А я не разлюбила – знала:

Ты – дикая. Ты не со зла.

Служу и верю неизменно,

Угрюмей стала и сильней.

… Не знай, как велика надменность

Любви недрогнувшей моей.

                           1940.

1 в. Никто и не знал, что в глубине этой потрясенной души, оклеветанной и униженной, копится и зреет неведомая и грозная поэтическая сила, которая будет сражаться против грозного врага, имя которого – фашизм.

Звучит « Вставай, страна огромная!»

Чтец

Мы предчувствовали полыханье

Этого трагического дня. Он пришел.

Вот жизнь моя, дыханье.

Родина! Возьми их у меня!

Я и в этот день не позабыла

Горьких лет гонения и зла.

Но в слепящей вспышке поняла:

Это не со мной – с Тобою было,

Это Ты мужалась и ждала.

Нет. Я ничего не позабыла!

Но была б мертва, осуждена –

Встала бы на зов Твой из могилы,

Все б мы встали, а не я одна.

Я люблю Тебя любовью новой,

Горькой, всепрощающей, живой,

Родина моя в  венце терновом,

С темной радугой над головой.

Он настал, наш час,

И что он значит

Только нам с Тобою знать дано.

Я люблю тебя – я не могу иначе.

Я и Ты – по - прежнему – одно.

                               Июнь 1941 г.

Чтец  Завьялова Катя

…Я говорю с тобой под свист снарядов,

Угрюмым заревом озарена.

Я говорю с тобой из Ленинграда,

Страна моя, печальная страна…

Кронштадский злой, неукротимый ветер

В мое лицо закинутое бьёт.

В бомбоубежищах уснули дети,

Ночная стража встала у ворот.

Над Ленинградом - смертная угроза…

Бессонны ночи, тяжек день любой.

Но мы забыли, что такое слезы,

Что называлось страхом и мольбой.

Я говорю: нас, граждан Ленинграда,

Не поколеблет грохот канонад,

И если завтра будут баррикады –

Мы не покинем наших баррикад.

Мы будем драться с беззаветной силой,

Мы одолеем бешеных зверей,

Мы победим, клянусь тебе, Россия,
От имени российских матерей.

                     21 августа 1941 г.

2 в. 

4 октября 1941 года. Фашистам не удалось взять Ленинград штурмом. Они замкнули вокруг него кольцо блокады В первые месяцы блокады на улицах Ленинграда было установлено 1500 громкоговорителей. Радиосеть несла информацию для населения о налетах и воздушной тревоге. Знаменитый метроном, вошедший в историю блокады Ленинграда как культурный памятник сопротивления населения, транслировался во время налетов именно через эту сеть. Быстрый ритм означал воздушную тревогу, медленный ритм — отбой.

1 в.

В ленинградском эфире с августа 1941 года стал звучать голос Ольги Берггольц – она читала очерки, корреспонденции с фронта, письма, стихи. Чем тяжелее становилось положение города, затянутого петлёй блокады, тем неоходимее был для горожан именно голос Берггольц, всегда звучавший с какой-то доверительностью, помогавший жить. Страдания города, лишённого хлеба, воды и света, перешли все видимые пределы, а голос Берггольц ежедневно звучал в омертвелых квартирах.

2 в.

Литературовед и критик Павловский, мальчишкой переживший блокаду, вспоминает о страшных днях февраля 1942 года: «Все ждали радио – голоса надежды и ободрения. Стук метронома – ведь это радиопульс города. И вот однажды, когда пульс города не бился уже несколько дней, в чёрных тарелках послышалось лёгкое шуршание…

Кто знает, сколько людских сердец встрепенулось тогда ему навстречу! Сквозь шуршание и треск, собираясь с силами и вновь обессиливая, пробивался к людям слабый женский голос. И все услышали: голос говорил стихами!

Постепенно голос Берггольц окреп, поднялся, вырос и торжествующе зазвучал из ледяных раструбов уличных громкоговорителей:

Чтец

Он придет, ленинградский торжественный полдень,

Тишины, и покоя, и хлеба душистого полный.

О, какая отрада.

Какая великая гордость

Знать, что в будущем каждому скажешь в ответ:

- Я жила в Ленинграде

В декабре сорок первого года,

Вместе с ним принимала известия первых побед.

1 в. Стихи Берггольц тех трагических дней были строги и скупы по словам, они были аскетичны и просты. Всего 2 краски: белая, как снег, и черная, как дым городских пожарищ, присутствовали в ее лирике, голос был тих от слабости, но наряду с болью и состраданием в нем всегда звучала надежда:

Чтец

Стихотворение «Разговор с соседкой», написано 5 декабря 1941 года. Ефимова Настя

Дарья Власьевна, соседка по квартире,

Сядем, побеседуем вдвоем.

Знаешь, будем говорить о мире,

О желанном мире, о своем.

Вот мы прожили почти полгода,

Полтораста суток длится бой.

Тяжелы страдания народа –

Наши, Дарья Власьевна, с тобой.

О, ночное воющее небо,

Дрожь земли, обвал невдалеке,

Бедный ленинградский ломтик хлеба –

Он почти не весит на руке…

Для того, чтоб жить в кольце блокады,

Ежедневный смертный слышать свист,

Сколько силы нам, соседка,

Надо, сколько ненависти и любви…

Столько, что минутами в смятенье

Ты сама себя не узнаешь:

«Вынесу ли? Хватит ли терпенья?»

Вынесешь. Дотерпишь. Доживешь.

Дарья Власьевна, ещё немного,

День придет – над нашей головой

Пролетит последняя тревога

И последний прозвучит отбой.

И какой далёкой, давней-давней

Нам с тобой покажется война в миг

В миг, когда толкнем рукою ставни,

сдернем шторы черные с окна.

Пусть жилище светится и дышит,

Полнится покоем и весной…

Плачьте тише, смейтесь тише, тише,

Будем наслаждаться тишиной.

Будем свежий хлеб ломать руками,

Темно-золотистый и ржаной.

Медленно, крупными глотками

Будем пить румяное вино.

А тебе – да ведь тебе ж поставят

Памятник на площади большой.

Нержавеющий, бессмертной сталью

Облик твой запечатлят простой.

Вот такой же: исхудавшей, смелой,

В наскоро повязанном платке,

Вот такой, когда под артобстрелом

Ты идешь с кошелкою в руке.

Дарья Власьевна, твоею силой

Будет вся земля обновлена.

Этой силе имя есть – Россия.

Стой же и мужайся, как она.

2 в. 

Героями стихов Берггольц были те, кто так или иначе переживал блокаду: бойцы Северного фронта, защищающие город, шофёры, доставляющие хлеб по Дороге Жизни, рабочие, стоящие у станков, но чаще всего – женщины-ленинградки: матери, сестры, жёны, переживающие вместе с городом трагические и великие дни:

Чтец

О да – иначе не могли

Ни те бойцы, ни те шофёры,

Когда грузовики вели

По озеру в голодный город.

Холодный ровный свет луны,

Снега сияют исступленно,

И со стеклянной вышины

Врагу отчетливо видны

Внизу идущие колонны.

Но он доставит хлеб, пригонит

К хлебопекарне до зари.

Шестнадцать тысяч матерей

Пайки получат на заре –

Сто двадцать пять блокадных грамм

С огнем и кровью пополам.

Чтец

Был день как день.

Ко мне пришла подруга,

Не плача, рассказала, что вчера

Единственного схоронила друга,

И мы молчали с нею до утра.

Какие ж я могла найти слова?

Я тоже — ленинградская вдова.

Мы съели хлеб, что был отложен на день,

в один платок закутались вдвоем,

и тихо-тихо стало в Ленинграде,

Один, стуча, трудился метроном.

И стыли ноги, и томилась свечка...

Вокруг ее слепого огонька

образовалось лунное колечко,

похожее на радугу слегка.

Когда немного посветлело небо,

мы вместе вышли за водой и хлебом

и услыхали дальней канонады

рыдающий, тяжелый, мерный гул:

то армия рвала кольцо блокады,

вела огонь по нашему врагу.

(Из Ленинградского дневника)

1 в.

«Я думаю, что никогда больше не будут люди слушать стихи так, как слушали в ту зиму голодные, опухшие, еле живые ленинградцы. В блокадном кошмаре люди были способны отзываться на поэзию, на искусство – это свидетельство величия духа ленинградцев», - вспоминала позднее Ольга Берггольц.

2 в.

По радио рассказала поэтесса и о том, как великий Шостакович писал в блокадном Ленинграде свою Седьмую Ленинградскую симфонию.

1 в.

9 августа 1942 года после долгого запустения празднично озарился белоколонный зал филармонии. Осажденный город слушал Великую музыку.

2 в.

А вот как предельно скромно сказала Берггольц о своей роли поэта в поэмах «Февральский дневник» и «Твой путь»:

Чтец

Я никогда героем не была,

Не жаждала ни славы, ни награды.

Дыша одним дыханьем с Ленинградом,

Я счастлива,

И все яснее мне,

Что я всегда жила для этих дней,

Для этого жестокого расцвета,

И гордости своей не утаю, что рядовым вошла

В судьбу твою,

Мой город,

В званье твоего поэта.

2 в. 

И закономерно то, что после Победы именно к Ольге Фёдоровне Берггольц обратились ленинградцы с просьбой создать «Реквием». И тогда она дала свой голос мемориальной стеле Пискарёвского кладбища:

Здесь лежат ленинградцы,

Здесь горожане – мужчины, женщины, дети.

Рядом с ними – солдаты-красноармейцы.

Всею жизнью своею

Они защищали тебя, Ленинград,

Колыбель революции.

Их имён благородных мы здесь перечислить не сможем

Так их много под вечной охраной гранита.

Но знай, внимающий этим камням:

Никто не забыт, и ничто не забыто.

                                     1956.

1 в 

В послевоенные годы поэтесса вошла с клятвой остаться верной народу и правде. После Победы ей предстояло прожить еще 30 лет.

2 в. 

Собратьев по цеху она призывала писать только правду. Но эти призывы все чаще наталкивались на сопротивление. В 1946 году были отлучены от литературы Ахматова и Зощенко.  Берггольц была в числе тех немногих, кто отказался присоединиться к травле Анны Ахматовой.

1 в.

«Меня отовсюду повыгоняли: из Правления, из редсовета издательства, мою книгу «Избранное» ленинградский союз писателей с восторгом вычеркнул из списка»,- напишет потом Берггольц в своей автобиографии 1952 года.

В газете «Ленинградская правда» появилась статья, порочившая ее блокадные стихи за … пессимизм и за …пошлость. Но мужество не покинуло ее:

На собранье целый день сидела –

То голосовала, то лгала…

Как я от тоски не поседела?

Как я от стыда не померла?

Долго с улицы не уходила –

Только там сама собой была,

В подворотне – с дворником курила,

Водку в забегаловке пила…

В шарашке двое инвалидов

(В сорок третьем брали Красный  Бор)

Рассказали о своих обидах,-

Вот – был интересный разговор!

Мы припомнили между собою,

Старый пепел в сердце шевеля:

Штрафники идут в разведку боем-

Прямо через минные поля!...

Кто-нибудь вернется награжденный,

Остальные лягут здесь – тихи.

Искупая кровью забубенной

Все свои небывшие грехи.

И соображая еле-еле,

Я сказала в гневе, во хмелю:

«Как мне наши «праведники» надоели,

Как я наших «грешников» люблю!»

2 в. 

В период «оттепели» она была первою, кто выступил в защиту оклеветанных и репрессированных писателей, требовала пересмотра Постановлений 1946-1948 годов в области литературы.

1 в.

В 1951 году писательница закончила книгу лирической прозы «Дневные звезды», в которой вспоминала основные вехи своего жизненного пути: детские годы в Угличе, куда мать привезла ее с сестрой из Петрограда в 1918 году, чтобы спасти от голода, вспоминала блокаду, своих родных и близких людей.

2 в.

Дневные звезды – образ, который Берггольц пронесла через всю жизнь. Когда-то давно, в детстве деревенский учитель рассказал ей, что кроме ночных звезд есть и дневные. Они никогда не исчезают с неба, но не видны днем, потому что их затмевает солнце. Дневные звезды можно увидеть только в очень глубоких и тихих колодцах.

1 в.

Для поэзии Ольг Берггольц дневные звезды олицетворяют незамутнённость человеческой души, верность человека и поэта раз и навсегда избранному пути, верность Правде.

Звезды ее души были кристально чисты.

2 в.

Она писала так, что между нею и читателем постоянно искрилась вольтова дуга соразмышления и соучастия. Ее стихи последних лет овеяны мягкостью и мудростью, приходящей с годами.

Чтец

Есть время природы особого цвета

Неяркого солнца, нежнейшего зноя.

Оно называется

Бабье лето

И в прелести спорит с самою весною.

Уже на лицо осторожно садится летучая, легкая паутина…

Как звонко поют запоздалые птицы!

Как пышно и грозно пылают куртины!

Давно отгремели могучие ливни,

Все отдано тихой и темной нивой…

Все чаще от взгляда бываю счастливой,

Все реже и горше бываю ревнивой.

О мудрость щедрейшего бабьего лета,

С отрадой тебя принимаю… И все же,

Любовь моя, где ты, аукнемся, где ты?

А рощи безмолвны, а звезды все строже…

Вот видишь – проходит пора звездопада,

И, кажется, время навек разлучаться…

…А я лишь теперь понимаю, как надо

любить, и жалеть, и прощать, и прощаться.

1 в.

Умерла Ольга Федоровна Берггольц 13 ноября 1975 в Ленинграде. Похоронена на Литераторских мостках Волковского кладбища.

2 в.

Несмотря на прижизненную просьбу писательницы похоронить ее на Пискаревском мемориальном кладбище, где высечены в камне ее слова "Никто не забыт и ничто не забыто", "глава" Ленинграда г.Романов отказал писательнице.

1 в.

.Но город на Неве хранит светлую память о поэтессе. Именем Ольги Берггольц названа улица в Невском районе Санкт-Петербурга. На улице Рубинштейна, 7, где она жила, открыта мемориальная доска. Ещё один бронзовый барельеф её памяти установлен при входе в Дом радио.

2 в.

 Живет и поэзия  Берггольц, пронизанная  высокой человечностью

1 в.

А это – верный признак востребованности во все времена.

А я вам говорю, что нет

Напрасно про́житых мной лет,

Ненужно пройденных путей,

Впустую слышанных вестей.

Нет невоспринятых миров,

Нет мнимо розданных даров,

Любви напрасной тоже нет,

Любви обманутой, больной,

Её нетленно чистый свет

Всегда во мне,

                всегда со мной.

И никогда не поздно снова

Начать всю жизнь,

                начать весь путь,

И так, чтоб в прошлом бы — ни сло́ва,