"Эхо бесланской трагедии"
план-конспект на тему

МБУДО «ЦЕНТР ТВОРЧЕСТВА» НОВОСИЛЬСКОГО РАЙОНА

УРОК,

посвященный Дню солидарности в борьбе с терроризмом,

памяти жертв террористических атак,

а также сотрудников спецслужб и

правоохранительных органов,

погибших при исполнении служебного долга

«ЭХО БЕСЛАНСКОЙ ТРАГЕДИИ»

Методический материал в помощь педагогам

по проведению урока

Разработала:

 педагог Ефремова Е.Э.

1 категория

2016 год

Цели:

- развить в школьниках сострадание и соучастие к жертвам терроризма;

- вызвать отрицание терроризма как явления;

- учить выявлять причины появления данного явления;

- привести к осознанию важности собственного участия в вопросах безопасности страны и собственной безопасности;

- научить пользоваться памяткой по безопасности.

Педагог:

Маленьким жителям Беслана, чьи имена навсегда останутся в памяти человечества, их учителям, наставникам, до последней минуты сердцем прикрывавшим своих питомцев и разделившим тяжесть выпавших на их долю испытаний, несгибаемым отцам и матерям Беслана – всем тем, кто погиб в темном пекле пылающего ада и кто выжил в эти страшные сентябрьские дни, посвящаем наш урок.

(Идет показ фотографий "Эхо Бесланской печали")

1. То, что весь мир увидел по телевидению с 1 по 3 сентября 2004 года, не поддается никакому описанию. Трагедия и горе. Оно разлито в Беслане на каждом метре.

2. Первое сентября в школе № 1 в городке Беслан стало черным днем. В один момент праздник превратился в трагедию. Что произошло, как могло получиться, что цветы первоклашек, принесенные учителям, валяются в лужах крови?

3. Кто-то подумал сначала, что на линейке стали пускать салют, кто-то ругался, приняв происходящее то ли за шутку, то ли за учения по гражданской обороне. А те, кто был в масках, «поясах шахидов» и с оружием, уже били стекла первого этажа, чтобы упрятать в школе больше тысячи учеников, учителей и гостей праздника.

4. Как они прошли? Группа захватчиков собралась перед налетом в лесу, села в ГАЗ–66 и двинулась в сторону Беслана. Они проехали заброшенные фермы, где нет ни одной живой души, и подошли к трассе «Кавказ». Здесь случайно увидели милиционера, который остановил свои «Жигули» и поднялся на горку, чтобы позвонить по мобильнику домой: так связь лучше. Захватили и его и двинулись в Беслан. Их никто не остановил: часть милиционеров была занята охраной школ, часть была на празднике. На этой машине они подъехали к школе, и начался кошмар.

5. Еще никто не знал, а кто знал – не говорил, что выстрелы в школе – это первые расстрелы. В кабинете русского языка и литературы боевики устроили расстрельную комнату. Террористы ставили к стенке тех, кто плохо себя   вел – кричал или не слушал команд. Непослушных в первый же день оказалось сразу 20 человек. После того, как людей расстреливали, их выбрасывали в окно.

6. Детям велели залезать на подоконник и сказали: тех, кто будет шуметь, по 15 человек будем расстреливать. Они стояли на подоконниках как щит, а из-за их спин стреляли куда попало. На улицах горели «Жигули», и в зоне беспорядочного огня то и дело оказывались и горожане и журналисты.

7. День второй. В случае штурма боевики угрожают взорвать школу. Их, тем временем, давно просят только об одном – передать детям воду и еду. Продовольствие подвозят в коробках, но террористы не пропускают. Любому переговорщику угрожают расправой, в том числе и доктору Рошалю, которого сами же и позвали.

8. Террористы, переговорив с бывшим ингушским президентом Русланом Аушевым, отпустили 26 человек – женщин с грудными детьми. Наверное, это была первая и последняя хорошая новость с момента захвата школы.

 (Песня Динислама  Дудова «Школа-Беслан»)

Рассказ выжившей девочки

АНГЕЛЫ

Вечером второго сентября я ненадолго заснула. А проснувшись, увидела вокруг себя незнакомых детей... Какой-то мальчик, сидевший рядом со мной, рассказывал историю. И все слушали его как заколдованные.

Он рассказывал, что видел ангелов. Несколько дней назад вышел на балкон и увидел, как они медленно летят по сиреневому небу. Ангелы были в белых платьях, с розовыми и золотистыми шлейфами, они смеялись и играли на дудочках.

— Когда на Земле умирает ребенок, Бог забирает его к себе, дает ему крылья и превращает в ангела, — так сказал этот мальчик. Когда он говорил, стояла такая тишина, что я слышала стук своего сердца. Мне вдруг показалось, что умирать совсем не страшно...

И когда кто-то сказал, что ангелов не бывает, все на него зашикали. Мы, конечно, уже думали о смерти: заканчивался второй день, мы уже перестали есть и пить, и трудно было дышать... Да, мы думали о смерти... И мальчик тоже думал. Поэтому он и стал рассказывать нам про ангелов. Мне показалось, что так он готовил нас к смерти, давал нам привыкнуть к этой мысли, успокаивал и не давал отчаяться.

9. В перекличках люди проводили время с утра до вечера. Заложников получалось больше, чем по данным штаба, но родным, видимо, хотелось верить, что в школе 300, а не 1100 человек, и что их ребенок, может быть, где-то заблудился. Иногда чудо случалось. Одной из женщин ребенок позвонил на мобильный телефон и сообщил, что в безопасности

10. Утро третьего дня для террористов стало последним, как и для многих заложников. Все произошло внезапно. Спасатели пошли в школу забирать тела убитых. В это время в спортзале что-то взорвалось. Когда дети убегали через дыру в стене от взрыва, террористы из школы стреляли им в спину. К уцелевшим, уже не обращая никакого внимания на пули, навстречу бежали родственники и военные. Заложников вели, подхватывали на руки.

11. Почти все школьники были в майках и трусиках – в школе была страшная жара. Несмотря на шок, первое, что просили дети, - пить. Но в основном детей просто спасали. У одних – пулевые ранения, у других – просто слезала кожа от ожогов после взрыва. Что это был за взрыв, стало ясно позднее. Террористы растянули бомбы по спортивному залу и прикрепили к стене на скотче. Когда скотч оторвался, раздались несколько взрывов, десятки заложников выбежали во внутренний двор школы, и бандиты открыли по ним шквальный огонь.

Как изменились небеса в лице,
Лишь танками в Беслане мгла взрычала,
И вздрогнула при мысли о конце
В той школе, в баскетбольном том кольце,
Подвешенная боевиком взрывчатка.

12. С этого взрыва и начался вынужденный штурм. Бойцы спецназа, которые после взрывов пошли в бой, попытались закрыть собой заложников, оттесняя в безопасную зону. Позывные «Рубин», «Агат» и еще десятки других в эфире теперь кричали об одном: «Скорую помощь сюда, срочно!» Местные жители руками расчищали коридоры из автомашин и автобусов для машин медиков

14. Среди раненых на носилках – бойцы спецназа – потери в бою за школу. Позже, когда преследовали террористов на улицах Беслана, потерь почти не было. Видимо, этот сценарий как раз предусматривался.

15. А в другой части города в это время стоял плач и причитания. Плакали женщины, когда узнавали своих родных среди убитых, плакал офицер, у которого на руках умерла девочка. На следующий день он сказал: «Все это можно было бы назвать победой, если не знать, какой ценой».

Многое было сказано за эти годы. Но многое забылось...

Жителям Беслана, чьи имена навсегда останутся в памяти человечества.

Как это было вспомним из дневника 14-летней школьницы Агунды Ватаевой, которая 1 сентября 2004 года оказалась в числе 1200 заложников бесланской школы.

В результате того теракта погибла мама Агунды, учительница начальных классов Галина Ватаева.  Сама девочка получила опасные ранения. Но выжила. Когда пришла в сознание, то взялась за перо, чтобы занести в девичий дневник воспоминания о трех днях, проведенных под дулом автомата. Девочка торопилась, потому что боялась забыть какие-то детали, думала, со временем память ее подведет. Агунда ошибалась. Воспоминания не стерлись. Более того, они и по сей день преследуют ее.

Итак, спустя 8 лет, бывшая заложница решила опубликовала свой дневник в газете «Московский комсомолец».

Всё произошло в  североосетинском Беслане - очень зеленом и уютном городе, получившим всероссийскую известность 1 сентября 2004 года, когда в спортзале бесланской школы №1 боевиками Руслана Хучбарова были захвачены более тысячи человек.

Ничто не предвещало беды. Линейка в школе № 1 г. г. Беслан началась на час раньше положенного: всех учеников предварительно обзванивали классные руководители с просьбой прийти на линейку к 9 часам утра (её перенесли из-за жары с традиционных 10 часов).

    Дети, сопровождаемые родителями, шли в школу. Многие школьники пришли с младшими братьями и сестрами: по странному стечению обстоятельств, в то утро все детские сады и ясли г. Беслана оказались закрытыми, и матери были вынуждены взять их с собой в школу. Как отмечают очевидцы, праздничная линейка в том году была самой многолюдной за всю историю.

День первый

Утро. Тепло. Солнечно. 1 сентября. Любимый праздник после дня рождения. Одеваюсь. Белая новая кофточка, черная юбочка, любимые туфли. Мама надела свой любимый бежевый костюм. Позавтракали, собрались, десять минут девятого — выходим. Какая же погода хорошая! Мы идем по залитой солнцем Надтеречной, так солнечно - глаза болят! Что-то никого нет - рано еще. Мы вышли пораньше, чтобы докончить оформление маминого кабинета. Заходим в её класс. По всей школе пахнет краской: еще не успели все доделать - обвалились потолки в коридоре перед столовой и где-то на втором этаже.

 Мама пишет на доске: «Добро пожаловать в школу!». Я вышла на улицу - никого из одноклассников нет. Конечно, мы уже девятый класс, грех не опоздать.

Ну вот, стали потихоньку собираться. А вот и моя подруга! Она в панике: туфли натерли, нужна вата. Забежали к маме. Там уже первоклашки сидят за партами, у всех банты, цветы. Все нарядные. Кто-то делит между детьми шарики - они, по сложившейся традиции, сегодня должны улететь в небо. Я подружке Мадине говорю, что завидую им: «Они такие маленькие и счастливые». Потом вышли во двор, там уже все наши построились. Мы с девчонками обсуждаем обновки...

...Наш разговор обрывается. Где-то совсем близко раздались выстрелы. Я повернула голову и увидела трех мальчиков, бегущих к выходу, а за ними человека в камуфляже и с черной густой бородой. Он бежал за мальчиками и стрелял в воздух. Я подумала: «Кто-то плохо шутит, наверное, розыгрыш или опять какая-то проверка». Эти мысли сразу же пропали, когда со всех сторон началась стрельба и нас погнали в сторону котельной. 

Мы сбились в кучу. На асфальте валялись потоптанные букеты, туфли, сумки. Мы сидели у стены котельной. Люди в масках и с автоматами приказали нам молчать и подходить к спортзалу. Мы кинулись к дверям спортзала. В голове вертелось правило, которое нам твердили учителя: «В чрезвычайной ситуации главное — не паниковать». Не паниковать было невозможно. Это чувство охватывало все тело, весь разум, все сознание. Хотелось бежать куда-то в толпу, подальше, где-нибудь спрятаться, скрыться... 

В этой толпе я разглядела Зарину - мою одноклассницу. Я взяла ее за руку. Она крепко сжала мою ладонь и попросила, чтобы я не отпускала ее. Странно, я ничем не могла ей помочь, но мне самой эта рука в моей ладони была сильно нужна.

Затем нас погнали к спортзалу. Когда мы в него зашли, я заметила свою близкую подругу Мадину. Мы с Зариной продвинулись поближе к ней. Нас стало уже трое. Мы сидели на корточках и держали «руки зайчиком», как нам приказывали.

Люди паниковали, истерили. Боевики подняли мужчину и пригрозили убить его, если мы не замолчим. Мы старались, но страх и паника не отпускали. Раздался выстрел. Мужчину убили...

Наступила мертвая тишина. Лишь плач и крик детей нарушали ее. Нам приказали выбросить все телефоны и сумки. Сказали, расстреляют двадцать человек, если услышат телефонный звонок. После этого в зал полетело еще около десятка сотовых. Они еще раз пригрозили, что расстреляют двадцать детей. Учителя уговаривали ребят, чтобы они отдали все мобильные. Еще несколько телефонов вылетело из толпы. Затем часть людей подняли и перегнали в противоположную сторону спортзала. Среди них оказались и мы. К этому времени боевики уже разложили взрывчатку.

...Все время я думала о маме. В зале я ее не видела, искала ее глазами, но безуспешно. Вскоре я услышала голос. Она просила одного из боевиков разрешить ей пересесть ко мне. Странно, но они разрешали родственникам вставать и передвигаться, чтобы сидеть рядом. Мама подошла к нам и села. Она выглядела спокойной, говорила, что все будет хорошо, что нас спасут.

...Возле нас стояли две шахидки. Они были в парандже, и их лиц не было видно. Только глаза и ноги. Они были в спортивных штанах и кедах. В одной руке у них были пистолеты, а другую они держали на кнопках от поясов. И еще у них ледяной, неживой взгляд... Именно женщины вселяли необъяснимый страх и ужас.

В какой-то момент обе шахидки куда-то вышли. А потом боевики подняли десятерых крупных мужчин и вывели. Нам сказали, что с ними будет все в порядке. Неожиданно один из боевиков посмотрел на Мадину и со злостью крикнул: «Закрой свой стыд!» - кинул ей какой-то пиджак. У подруги были голые колени, она их сразу накрыла. После этого мне стало чуть легче. «Хоть насиловать не будут», - подумала я.

Лицо того боевика показалось мне очень знакомым. Как будто я его уже видела в Беслане. Я сказала это Мадинке, и она согласилась, что тоже где-то его видела. Ему было лет 35–38, и у него был огромный шрам на шее.

...В первый день боевики кидали заложникам листы бумаги, чтобы мы могли обмахиваться, пускали в туалет, раздавали воду. Время длилось медленно. Было ужасно жарко. Мы снимали с себя все, что только можно было снять и остаться в приличном виде. Места было мало. Мы сидели на скамейке. Как-то я смогла разорвать на себе колготки. Девочки младших классов мучились в своих синтетических формах.

Мы сидели с Мадинкой и разговаривали. Как бы там ни было, но мы держались, вели оптимистические беседы, даже шутили.

...Часов в пять раздался первый взрыв. Через несколько минут в главный вход боевики завели одного раненого мужчину из тех, кого выводили ранее. Возле нас сидела медсестра Фатима, которая попросила, чтобы ей разрешили взять медикаменты из кабинета. Ей не позволили. Тогда она нашла какую-то рубашку и стала перевязывать голову и плечо раненому. Кацанова Алана тоже взялась помогать мужчине. Она все время вытирала его тряпкой, давала ему воду, обмахивала бумажками. Раненый еще долго лежал возле нас, а потом я не знаю, что случилось, но его уже не было.

...К концу дня чувства голода почти не было — вернее, жажда и жара забили его. Около восьми часов вечера пошел дождь. Мы сидели под выбитыми окнами и хватали ртом дождинки - так хотелось пить. Мама накрывала меня и девочек своим пиджаком, а я все время вылезала из-под него - под дождь. Мне было так хорошо! По-моему, самое лучшее воспоминание из этого ада. Люди раскладывали тряпки и вещи на подоконниках, чтобы они намокли. Потом мы обтирались ими. Естественно после дождя стало чуть-чуть прохладнее.

...Приближалась ночь. Никаких новостей. Хотелось спать, хотелось пить, есть не хотелось совсем. Кто-то еще днем находил шоколадки и раздавал. Мне тоже давали, правда, я не ела. Зачем есть, если еще сильнее пить захочется?

Возле нас сидела директор школы - мы думали, что с ней будет безопаснее. А она... Нет, я, конечно, не считаю, что она была в связи с террористами, но просто мы в ней разочаровались. Не имела она права засовывать в рот таблетку, когда вокруг дети падали в обмороки. Матери ребят просили у нее лекарства, а директор отвечала: «Больше нет» — и проглатывала очередную таблетку валидола.

...К концу первого дня мы узнали о требованиях, которые выдвигали террористы.

Кто-то из взрослых сказал: «Отсюда живыми мы не выйдем».

...Всю ночь мы дремали парами по часу. Пока мы с Мадиной сидели на скамейке, мама с Зариной спали на полу. Через час мы менялись. Кто-то спал у кого-то на коленях, на плечах. Все были измучены, было уже не жарко — душно, на руках женщин плакали полусонные детки.

День второй. Самый длинный 

Проснулись рано, часов в семь. По-прежнему душно. Есть не хочется, только пить. Ужасная жажда. Хочется спать... Начинают стрелять. После каждого выстрела детки начинают плакать. У матерей истерика. Они еще не знают, что сегодня придет добрый дядя Аушев[5] и заберет их (матерей с грудными детьми). А мы останемся ждать. После ухода Аушева у нас появится надежда. Но это все случится вечером.

...Вчера террористы бегали по залу и кричали: «Никто не выходит на связь! Никому вы не нужны, мы все вместе сдохнем!» И действительно, ни Дзасохов, ни Зязиков- никто не выходил на связь. После их слов директор школы Лидия Александровна сказала: «Тут есть дети Мамсурова — может, к нему?» — «Кто?» И тут встали Замка и ее брат. Их повели куда-то, видимо, в учительскую. Их сдала Лидия Александровна. Даже мы, дети, поняли: это предательство.

...Нам больше не разрешали пить воду, ссылаясь на то, что она отравлена. Выпускали в туалет выборочно. Возле выхода в туалет образовалась огромная очередь, которую время от времени боевики разгоняли криками и угрозами.

Второй день тянулся долго... Очень! Делать было нечего, ноги затекали, хотелось только воды, иногда в туалет. Иногда раздавался звонок мобильного — маленькой красной раскладушки (смешно смотреть на боевика со столь миниатюрным женским мобильником)... Мелодия «Nokia Tune». Террористы разговаривали на повышенных тонах, иногда даже кричали в трубку, иногда шутили.

Я сидела очень близко к тому месту, где были развернуты снаряды, поэтому хорошо слышала боевиков, когда они вели переговоры по телефону или обращались к нам: «Вас никто не спасет, мы все сдохнем». Призывали к соблюдению дисциплины они нас словами: «Руки зайчиком!» В таком положении очень затекали руки.

А день все тянулся... Никакого движения, никаких новостей. В туалет вообще перестали выпускать, воду больше не разносили. Внезапно боевики воодушевились и стали вести себя более активно. Подняли директора и пошли с ней куда-то...

Через некоторое время она вернулась с одним мужчиной в камуфляжной шинели. Он начал что-то говорить в зал. Я не слышала его речи, но когда он замолчал, заложники стали улыбаться и хлопать, кто-то плакал. Затем некоторых мам с детьми подняли и вывели из зала.  А потом я вспомнила, что в первый день захвата боевики переписывали имена женщин, записывали, сколько в школе находится детей и сколько кому лет.

После того как вывели партию детей, атмосфера в зале стала легче.

...На протяжении всех дней мы часто слышали: «Вот через час (два часа, вечером, завтра в 11) начнут выпускать детей, оставят взрослых»...

...Днем одному пожилому мужчине в зале стало плохо. Рядом с ним все время сидела очень красивая женщина в черном платье с кружевами. Она обратилась к одному из боевиков с просьбой о помощи, лекарствах, на что ей ответили: «Мы ничего вам не дадим. Пусть умирает». Женщина стала ругаться и кричать, что вывело боевиков из себя. Кто-то из них приставил дуло автомата к лицу этой женщины. Она продолжала: «Стреляй!» К боевикам подбежала директор школы: «Мальчики, не надо, пожалейте ее, она и так вдова». После всего этого ужаса она еще будет лежать в ЦИТО, в Москве, с травмой черепа и височной кости.

Около 9 часов вечера в террористах проснулось что-то человеческое: они предложили, чтобы пожилые люди, учителя по желанию вставали и перемещались в тренажерный зал. Там было довольно прохладно. Мы сели на голый бетонный пол...

В тренажерном зале дежурил террорист, который был одним из нескольких оставшихся ко второму дню в маске. Глаза его были хорошо видны и казались нам не такими страшными, хотя под левым глазом у него красовался огромный синяк. Он стал нас запускать в душевые по очереди. Это было очень кстати, потому что силы были на исходе, очень хотелось в туалет, но мы терпели весь день. Я зашла в душевую с Мадиной и ее братом Дзамбиком. На полу заметили разбитые стекла, поэтому я решила взять босого и раздетого Дзамбика на руки. Пока Мади была «в туалете», я отвлекала Дзамбика разговорами о футболе — это его страсть. Потом пошла сама и наконец, попила воды. Ничего вкуснее, приятнее, сытнее этой воды я не пробовала в своей жизни. И мне тогда было совершенно все равно, отравлена она или нет.

Мы вернулись в зал и легли спать. Мама положила рядом Дзамбика - он был одним из ее любимых учеников. Мы с мамой обняли мальчика. Он был совсем раздетым, у него были проблемы с почками, и таким способом мы старались его согреть.

День третий. «Я уже мечтала не об освобождении, а о смерти»

...Проснулись рано. Где-то в начале шестого. Еще не рассвело, когда нас переводили обратно в спортзал. Наши места под окнами на скамейках оказались заняты. Мы сели почти в центре спортзала.

Время тянулось очень медленно. Жажда убивала. Не хотелось даже двигаться. Я видела у некоторых людей баклажки с желтой жидкостью. Не сразу поняла, что это моча. Все это время с Зариной был ее двоюродный брат, первоклассник. Она очень боялась за него. На третий день он был совсем слабым, все время просил воды. Тогда она взяла откуда-то мочу в сломанной шкатулке и давала ему немного, обтирая ею его и свое лицо. Я не смогла преодолеть брезгливость или моя жажда была не такой сильной, чтобы выпить это. Зарина лишь протирала мне лицо и губы. Это не казалось мерзким на тот момент.

Рядом сидел мальчик из параллельного класса. К третьему дню он был явно не в себе. Просил у нас наши номера телефонов, обязательно хотел их запомнить и набрать, когда мы выйдем оттуда. А когда увидел сосуд с мочой, стал швырять его и кричать нам, чтобы мы не пили «это масло».

Дико хотелось спать. Я уже мечтала не столько об освобождении, сколько о смерти, потому что это казалось более вероятным исходом. В третий день все хотели только одного — конца. Любого конца, лишь бы все это кончилось.

В бессилии и желании уснуть я валилась на пол, но боевики заявили, что будут расстреливать всех, кто потеряет сознание. Тогда мама сказала: «Надо подняться». Мы с Зариной прислонились друг к другу спинами, так и сидели, потому что сил совсем не осталось.

Зарина спросила меня: «Который час?» На тот момент было без малого час дня, где-то без десяти минут.

...Раздался телефонный звонок. «Из Чечни выводят войска, — доложили боевики. — Если эта информация подтвердится, мы начнем вас выпускать». И тут мне первый раз за все эти три дня захотелось заплакать, потому что появилась надежда, что мы вырвемся оттуда.

А потом... Я потеряла сознание. Когда очнулась, надо мной горела крыша, все падало, кругом лежали люди. И первое, что я увидела, когда поднялась, — горящий и обожженный труп одного из террористов на стуле, под разорвавшимся снарядом, который заливал водой другой боевик. Они стали кричать, чтобы живые поднимались и выходили из спортзала в коридор. Мы с мамой встали и пошли. Я успела заметить небольшую рану на своей левой руке и успокоилась, что других ран нет. Я пыталась идти осторожно, везде лежали тела, дымящиеся деревянные брусья. У самой двери я увидела тело маленькой девочки. Наверное, тогда ко мне пришло осознание того, что это все реально.

Боевики вывели нас из спортзала в столовую. Там заложники могли выпить воды из бочек, какие-то дети жадно ели печенье. Недалеко от меня стоял мужчина с мальчиком на руках. Мальчик был одет в брюки и белую окровавленную майку. Его дыхание походило на хрипы странного животного. Мама спросила меня: «Это что, мой Вовка?..» В этот момент к маме привязалась одна девочка, лет 8: «Галина Хаджиевна, я вас знаю. Вы меня заберете к себе жить? Моя мама и сестра умерли. Точно, у нее кровь изо рта шла. Я хочу с вами жить, я сама одеваться умею и купаться, хорошо?» Мама только кивала в ответ, успокаивала ее и держала рядом.

Потом боевики заставили заложников выставить в окна детей, чтобы те махали солдатам тряпками и кричали, что тут заложники, чтобы наши не стреляли. Женщины не захотели ставить детей и встали на подоконники сами. Все снова легли на пол — меня тогда чуть не задавили, мама помогла выбраться из-под груды тел. Вскоре раздался новый взрыв, очень сильный по своей мощи. Я смотрела в потолок, и горячая плотная взрывная волна окатила меня с головы до ног. Я подумала: «Вот и конец. На этот раз я точно умерла».

Но я очнулась. Кисть руки уже висела, кровью были залиты мои любимые часы. Посмотрела на ногу. Сквозь рану ниже колена я видела что-то белое, блестящее, похожее на кость. Мне было совершенно не больно, просто тяжело поднимать руку и ногу. Мама лежала рядом. «Нога, — сказала она. — Уходи». Никогда не смогу простить себе то, что послушала ее, развернулась и пошла. Что это было? Откуда это предательство? Я поползла на четвереньках к выбитому окну. Рядом стояли какие-то печки. Добралась до подоконника. На одной из этих печек лежали два трупа раздетых истощенных мальчиков. Они были похожи, как братья. Видимо, этих ребят ставили на окно, чтобы они махали тряпками.

До улицы мне оставалось одно движение, когда моя нога провалилась в щель. Я уже ногу не чувствовала, не могла ее найти, все тянула ее, тянула, и ничего у меня не получалось. Внизу меня уже ждали. Наши военные кричали мне: «Давай, золотце, давай, солнышко!» А я не могла. От этого чувства бессилия и безнадежности я стала плакать. Но потом собралась и освободила ногу. Меня подхватили, положили на носилки, понесли через какие-то дворы, закинули в «пазик» и повезли куда-то. Моя правая ступня всю дорогу странно качалась. В «пазике» со мной лежала женщина, которая сначала жадно пила воду. А мне было все равно. Сил радоваться уже не осталось...

Эпилог 

Позже меня найдут родные, отвезут во владикавказскую больницу, где я буду лежать в одной операционной с моей мамой.

Потом я буду читать СМС сестры и случайно прочту соболезнования о маме. Потом мне скажут, что больше нет Дзерочки, погиб Арсен, не стало Аланки, Сабину похоронили в закрытом гробу... Самые благородные и сильные умерли, сгорели, истекли кровью...

...На каждом медицинском документе у меня стоит печать «заложник». Спустя годы я привыкла к своим шрамам, привыкла не замечать их и не стесняться. Они стали частью меня. Без них я не могу себя представить. Но кроме шрамов и рубцов у меня есть и другие «интересные штучки». Например, мой металл! Один в голове, один — в легком, множество других раскидано по телу. Не то чтобы я с ними ужиться не могу, но ощущения крайне дискомфортные, особенно головные боли и неразгибание «свадебного» пальца на правой руке.

А еще я очень закрыта. Иногда, кажется, что легче застрелиться, чем рассказать обо всем этом другому человеку, даже очень близкому. Не потому, что не поймет, а потому, что сложно. Поэтому решила написать дневник. Это своего рода как «эффект попутчика» — рассказала обо всем в никуда, выплюнула это.

Вот и закончился дневник Агунды Ватаевой…

В  память о жертвах Бесланской трагедии объявляется минута молчания

(Горит свеча)

Мне не забыть тех страшных дней:
Потоком кровь с телеэкрана,
Меж пуль свистящих и огней
Мельканье лиц детей Беслана.

Мне не забыть плач матерей
В объятьях траурного одеянья.
Их лица выглядят старей
С печатью горя и страданья.

Мне не забыть тех нелюдей
Под маской дьявольского ухмыленья.
Прикрывшись мерзостью идей
Свои творивших преступленья.

Без слов – одна лишь боль,
Убитых горем матерей рыданье.
О, Господи, скажи доколь
Назначил людям ты страданья?

От рук бездушных палачей
Детей загубленных, безгрешных
Теперь заменит свет свечей,
Но не излечит безутешных.

Не раздается детский смех,
Один лишь плач и боли стон
Останется нам, как на грех – 
На память погребальный звон.

17.  Многолюдно  у развалин школы, но  люди стараются разговаривать вполголоса. Только листва окрестных садов шумит, словно крылья ангелов, носящих над истерзанным зданием души убитых здесь детей.

( Песня «Памяти жертв Беслана»)

Жертвы

Рефлексия. Активный метод «Клубок»

Уважаемые ребята! Я попрошу вас всех выйти к доске и встать в круг. В руке у меня клубок ниток, представим, что это наши с вами эмоции и впечатления, полученные сегодня на уроке. Поделитесь, пожалуйста, своими мыслями.  Высказав их, я прошу, чтобы каждый из вас намотал нитку 1-2 витками себе на палец, а затем, закончив говорить, передал или перебросил клубок своему однокласснику. (Высказывания ребят, передача клубка).

- Ребята, посмотрите как  объединило нас горе Беслана в  эмоциях, чувствах, переживаниях… Это так раз тот момент, «Когда чужая боль становится своей».

16. Слезы, ненависть, горе. Такой короткий промежуток от счастья, праздника к своей гибели.

Год спустя после этого трагического события на мемориальном кладбище Беслана, где захоронены жертвы теракта, состоялось открытие памятника «Древо скорби». Он состоит из фигуры четырех бронзовых женщин, символизирующих четыре стороны света. Над женщинами парили 50 бронзовых ангелов.

Также есть памятник Скорбящая матерь Беслана.

Память о Беслане живет в сердцах людей и монументах, установленных в разных городах и не только российских. Во Владикавказе, на территории Мемориала Славы, была установлена памятная стела, спроектированная по рисункам бесланских школьников.

В парке, окружающем здание школы итальянского города Кастельново-ди-Сотто, установлен памятник жертвам теракта в Беслане работы скульптора Васко Монтекки.

Во Флоренции появилась площадь Девочек и мальчиков Беслана.

В Санкт-Петербурге 28 августа 2007 состоялось открытие памятника, который называется «детям Беслана» (скульптор — Виктор Шувалов). В основание мемориала заложены капсулы с землёй, привезённой из Северной Осетии, с мемориального кладбища на территории школы № 1.

Монумент установлен в сквере Храма Успения Пресвятой Богородицы на Малоохтинском проспекте.

Работая над монументом, архитектор Виктор Шувалов создал сотни эскизов, и только потом в голове возник образ именно этого памятника. Разорванный крест — это одновременно и разрушенная стена бесланской школы, а женщина перед крестом — Богоматерь, которая спасает ребёнка.

 «Создаётся впечатление, как будто бы крест немного накренился. Я хотел этим показать разрушение основ — убийство детей. Этот чудовищный акт просто не поддаётся объяснению»- объяснил свой замысел архитектор.

А вот так выглядит памятник погибшим спецназовцам: За все время своего существования, Альфа и Вымпел не несли таких единовременных потерь.

(Фото памятника прилагается)

ПОГИБШИЕ СПЕЦНАЗОВЦЫ

Вечная память погибшим!!!

В Бесланской школе, спасая людей, погибли 10 спецназовцев ФСБ:

Роман Катасонов - Вымпел
Андрей Велько - Вымпел
Денис Пудовкин - Вымпел
Александр Перов - Альфа
Вячеслав Маляров - Альфа
Олег Лоськов - Альфа
Олег Ильин - Вымпел
Михаил Кузнецов - Вымпел
Андрей Туркин - Вымпел
Дмитрий Разумовский - Вымпел

Помните их лица, их имена!!!