Рассказы о космосе для подготовительной группы
картотека по художественной литературе (подготовительная группа)

РОДНОЙ ГОРОД

В лесном краю текла в безлюдных болотистых берегах река Гжать. Речные русла в старину были главными дорогами, по которым передвигались люди. Парусники и челны па веслах, груженные зерном и пенькой, мехами и медом, умело переходили из одного протока в другой, покидая лесную глухомань, пока не выбирались на простор великих рек Волги или Днепра.

Гжатская пристань с годами разрасталась, обстраивалась, получила титул города со своим гербом. Нынче стародавний Гжатск носит имя Гагарина в честь первого космонавта Земли, который здесь родился.

Города, как и люди, меняют свое обличье. На наших глазах тихий городок из деревянного, одноэтажного, с пустырями и огородами, становится нарядным и современным.

Всем дорог этот скромный уголок русской земли, где на тихой воде обмелевшей Гжати покачиваются кувшинки, а в вечернем воздухе носятся стрижи. Кажется, стрижи и в самом деле стригут небо крыльями, как ножницами. Ждешь, что вот-вот посыплются голубые и розовые лоскутья закатного неба на новые высокие дома, на молодые сады, на просторную площадь с монументом первооткрывателя космоса.

Таков Гжатск — живой памятник Юрию Гагарину!

ПЕРВАЯ ВЕСНА

Юрий родился в Гжатске, но семья его была не городская, а деревенская. Такая же, как тысячи других в России.

Отец, Алексей Иванович, приехал за женой и новорожденным сыном на колхозной лошади, запряженной в сани. Выехали рано утром. Вот мелькнул последний дом на окраине Гжатска, последний городской палисадник. Вокруг лежала тихая снежная равнина.

Еще реяли в воздухе снежинки, но река невидимо, сантиметр за сантиметром, уже подмывала прибрежный крупитчатый снег. По наезженной колее сани свернули в деревню Клушино.

Весна — особое время в короткой жизни Гагарина. 9 марта 1934 года он родился, а двадцати семи лет от роду 12 апреля 1961 года стал первым человеком, который поднялся в космос.

РОД ГАГАРИНЫХ

Дед Иван Гагара, прозванный так для краткости (маленький Юра уже не застал его в живых), был в Клушине человеком пришлым. Странствующий плотник, он перебрался в смоленские края с берегов Волги. В Клушине у него родились шестеро сыновей. Младший из них, Алексей, стал впоследствии отцом Первого космонавта.

Крестьянский род матери, Анны Тимофеевны Матвеевой, был коренной гжатский. Дед Тимофей еще подростком уехал на заработки в Петербург, тогдашнюю столицу России. Он стал рабочим-металлистом на Путиловском заводе. Семья Матвеевых вернулась на родину, в Гжатск, только перед самой Октябрьской революцией. Кроме Анны, которую в семье звали Нюрой, были еще дочери — старшая Мария и младшая Ольга и двое сыновей.

СЕСТРА ЗОЯ

Вернувшись с новорожденным Юрием в Клушино, Анна Тимофеевна развернула сына, положила в скрипучую люльку, которую за несколько дней перед этим принесли с чердака, и подозвала дочку.

— Нравится тебе новый братик? Семилетняя Зоя серьезно посмотрела на малыша.

— Очень нравится. У него пальчики, как горошинки. Ма-а-лень-кие...

Первая ночь под родительским кровом в жарко натопленной избе прошла для Юры под пенье сверчка.

Едва сквозь льдистое окошко пробился розовыми змейками утренний свет, Зоя проворно вскочила с постели и, с трудом дотянувшись до люльки, отвела у братика со лба темную прядочку волос...

Гусиный гогот, мычание голодной коровы, запальчивый петушиный крик — вся разноголосая деревенская музыка уже врывалась с подворья в избу. Начинался новый день, и матери пора было приниматься за привычную работу.

Сначала Юру нянчила бабка. Но когда она чуть не упустила с колен трехмесячного младенца, Зоя решительно сказала:

— Я сама буду смотреть за Юрушкой. Баба Таня старенькая, она его разобьет.

Любимая сестра Юрия Гагарина заслужила его признательность: он вырос на ее руках. Так же, как и самый младший в семье, — Бориска.

У Гагариных было четверо детей: Валентин, Зоя, Юрий и Борис.

ДЕРЕВЕНСКОЕ ЛЕТО

Изба Гагариных стояла предпоследней на окраине села, неподалеку от ветряной мельницы. Край здесь равнинный. Как яблочко по тарелочке, катится взгляд по лугам и полям, задерживаясь лишь на стогах ржаной соломы да на ракитовых кустах.

Рощи, холмы, длинная проселочная дорога — это и есть та земля, на которой когда-то строились крепости, гремели сражения. Недаром земляные насыпи именуются до сих пор «жилищами богатырей русских». И все-таки из всех следов истории на клушинской земле самым значительным останется, наверное, след мальчугана, который учился здесь ходить. Ведь ему суждено было первому увидеть нашу Землю не плоской, а голубым шаром! Но до этого пока далеко.

Душою гагаринской семьи была мать. Это она принесла с собой в дом терпение и трудолюбие — то, чем впоследствии отличались все ее дети.

Когда матери не бывало дома, отец один управлялся с детьми и хозяйством. Сам месил и пек хлебы. Руки у него были плотницкие, привычные к топору, а не к домашней мелкой работе, вот он и выстругал себе особую лопаточку, которой вымешивал тесто. Любой труд ему был не в тягость.

Едва дети начинали лепетать, передвигаться по избе, держась ручонками за деревянный диванчик, со старательностью выструганный и сколоченный Алексеем Ивановичем, отец разговаривал с ними, чему-нибудь учил. Вечерами старшие — Валентин и Зоя — просили рассказать сказку, и отец расцвечивал собственной фантазией незамысловатую историю про медведя — липовую ногу...

Под гагаринской крышей царили лад и покой. Юра засыпал счастливым.

ЗИМНИЕ РАДОСТИ

В три года Юра чисто выговаривал все буквы, даже трудную для малышей букву «р». Не картавил, не шепелявил. Да и с виду стал запоминать буквы очень рано, так что к пяти годам уже разбирал их хорошо.

Матери нравилось, что он бойко заучивает стихи и не стесняется декламировать их перед чужими.

— Ах, миленький, — приговаривала она, — да какой же ты умный, какой молодец. И рубашечка у тебя голубая, и пуговки беленькие... Папа купил на праздник? Добрый у нас папа, хороший...

В этой голубой рубашечке Юра впервые пошел вместе со старшими на школьный утренник. Задолго до рассвета, когда заспанное декабрьское утро еще не успело разлепить ресницы и сморгнуть с них пушистый иней, он уже соскочил с печи, разбудил Валентина и Зою: «Как бы не опоздать!»

Новогодняя елка была для него новостью. В подшитых валеночках он взобрался на стул и прочел стихи. Ему дружно хлопали.

Зимы в Клушине длились долго, сутками мели метели. Дом скрипел. Казалось, еще немного — и чердак будет смыт снежной струей. Береза за окном звенела на ветру ледяными серьгами.

— Ну и занесло! — говорила мать, стряхивая и обметая веником валенки. — Еле колодец нашла.

Но едва вьюга унималась и пухлые сугробы вновь блестели на солнце, как Юра вставал на самодельные лыжи и устремлялся в ближайший лес. Как там было тихо! А вот, вильнув огненно-рыжим хвостом, тропку перебежала лиса. То-то радости!

Самой любимой забавой было прыгать на лыжах с края обледенелого оврага, как с маленького трамплина. Юра Гагарин на короткий миг отрывался от земли и словно повисал в воздухе... Это было счастьем!

ВСТРЕЧА С ЛЕТЧИКАМИ

Кончалось жаркое лето 1941 года.

Рябины стояли красные, как кровь. Кровь уже лилась неподалеку: фашистские войска перешли нашу границу, и по смоленской дороге катилась волна беженцев. Иногда, по нескольку семей сразу, они ночевали у Гагариных.

Юра был еще мал. Слово «война», которое всполошило взрослых, казалось ему непонятным. Его заботы вертелись вокруг школы. Он часто доставал и рассматривал припасенные тетрадь в косую линеечку и чернильницу-невыливайку, с которыми собирался идти в первый класс.

Но старшим не до учения. По ночам Клушино просыпалось от гула моторов и далеких всполохов: немецкие бомбардировщики летели на Москву.

Однажды днем, прямо над крышами Клушина, прошли два советских самолета. Один из них был подбит. Летчик едва успел посадить машину на болотистый луг, как она разломилась надвое.

Мальчишки в считанные минуты оказались на лугу. Они жадно вдыхали незнакомый запах бензина, пристально следили за каждым движением летчика. Прихрамывая, летчик обошел обломки самолета. Нет, ничего исправить уже невозможно!

Вдруг небо наполнилось гулом: второй самолет возвращался на выручку товарищу. Летчик радостно сорвал с головы шлем и замахал им.

Мальчишки слышали, как летчики говорили между собой, что фашистам дорого обошелся этот исковерканный самолет! Оба были деловиты и собранны. Юрий ощутил в них особую сноровку. Они не были похожи ни на кого из тех, кого он видел до сих пор.

Клушинские ребята принесли пустые ведра и помогали перелить бензин из подбитой машины. Летчики благополучно поднялись в воздух. Тень их самолета проворно побежала по лугу.

Юра долго стоял, задрав голову. Ах, если бы взлететь вместе с ними! Подняться высоко-высоко...

ВОЕННЫЕ ГОДЫ

Фашисты ворвались в Клушино ранним утром на трескучих мотоциклах.

Крайнюю гагаринскую избу гитлеровцы заняли сразу. Хозяева очутились под холодным дождем, который сеял и сеял с какой-то безнадежной унылостью. Ночевали на огороде. Подстелили солому, детей укутали дерюжными мешками.

— Землянку придется рыть, — простуженно кашляя, сказал отец. — Иначе пропадем: зима близко.

Землянка стала приютом надолго.

Учительница Ксения Герасимовна пыталась продолжать занятия. Юра Гагарин вместе с другими ребятами подбирал в пустых блиндажах немецкие бумажные мешки. Их резали на части, складывали стопой и сшивали в тетради. Ребята хотели учиться наперекор войне.

Две зимы «под немцем» тяжело легли на семью Гагариных. Отец и мать переносили несчастье стойко: они не угодничали перед врагом, не подлаживались к нему. Детей по-прежнему учили отличать зло от добра и следовать только добру! Добром в годы войны было одно: верность Родине.

НАШИ ПРИШЛИ

Клушино было долго прифронтовой полосой. Последние дни сражение шло всего в восьми километрах. День и ночь грохотала близкая канонада, небо стало красным от пожаров.

В 1943 году 9 марта, как раз в тот день, когда Юре Гагарину исполнилось девять лет, советские войска освободили деревню Клушино.

Фашисты уходили накануне, морозной ночью. В свете луны отец Юрия примечал, как минеры в белых маскировочных халатах шмыгают между сугробами, ставят мины. Снежная дорога становилась смертельно опасной для наступающей Советской армии.

Алексей Иванович до рассвета вышел навстречу нашим разведчикам и показал, где дорога заминирована.

Еще дымились горящие избы, а уже стар и млад кинулись навстречу своим. По глубокому мартовскому снегу наши бойцы вкатили в Клушино на санях. Следом шли танки. Среди мальчишек, полубосых, в обтрепанной одежде, был и Юра Гагарин. Он с восторгом бегал вокруг танков. А женщины плакали и обнимали солдат...

Гагарины перебрались обратно в избу. Она была пуста. Надо было начинать жить сызнова.

Учительница Ксения Герасимовна собрала четыре класса в двух тесных комнатках.

После уроков дети помогали матерям. Юра пас телят.

Лошадей в деревне почти не осталось: женщины тащили плуги на себе, учили ходить в упряжке тощих коров.

Малолетки собирали ранний щавель, обсасывали корешки. И повсюду натыкались на смертоносные следы войны: в перелесках, на вязких лугах обнаруживали ребята снаряды и патроны.

Анна Тимофеевна жила в постоянном беспокойстве за своих младшеньких. И действительно: стукнули позеленевший патрон камнем, и он пыхнул в Юру и Бориску. Перепуганные, прибежали домой и молчком забрались на печь. Юра мужественно терпел боль, Бориска тихонько хныкал.

Мать поднялась на приступку, заглянула, напрягая зрение, в темноту лежанки и отпрянула в ужасе. Оба ее сына от пороха стали черными. Она испугалась: целы ли глаза? Не изуродовали ли они себя на всю жизнь? Но пороховая копоть отмылась. Лица долго еще саднило от мелких царапин.

Скоро семья Гагариных перебралась в город.

ДЕРЕВЯННЫЙ САМОЛЕТИК

На улице Гжатска мать Гагарина столкнулась с учительницей: они были из одной деревни, знали друг друга давно.

— Ты ли это, Нюра?

— Я, Елена Федоровна. Хочу привести к тебе двух своих младших. Прими их в школу, да держи построже, чтобы не забаловались.

— Приводи, — приветливо сказала учительница. Так начались Юрины школьные годы.

Как-то Елена Федоровна зашла к Гагариным во двор. Дом их еще не был достроен. Отец стучал топором на стропилах. Юра тоже что-то мастерил.

— Что ты делаешь? — спросила учительница.

— Это будет самолет, — оживленно отозвался Юра. — Большой и быстрый. Я его завтра в школу принесу.

С этим игрушечным самолетиком потом произошла вот какая история.

Во время перемены самоделка выпала из окна на третьем этаже и угодила в голову отцу одного из учеников. Он как раз проходил по школьному двору.

Елена Федоровна поднялась в класс. Она уже догадалась, чей это самолетик, но начала издалека.

— Ушибли человека, — сказала строго. — Могли его серьезно поранить. Зачем такое озорство? Самолеты надо не из окон бросать, а испытывать в поле, на ровном месте. Просто ума не приложу, кто это сделал?

Все смотрели прямо на нее. Лишь одна пара глаз упорно глядела в сторону. Наконец Юра собрался с духом.

— Это мой самолет, — прошептал он. — Простите. После уроков он спросил учительницу:

— Вы мне его отдадите? Елена Федоровна сказала:

— Знаешь, Юра, пусть лучше останется у нас в учительской. Хорошая модель, ее надо беречь.

Юра вздохнул. Ему было жаль своего самолетика! Он ведь еще не мог знать тогда, сколько самолетов будет в его жизни.

РАЗЛУКА С ДОМОМ

Гагарины жили в разоренном Гжатске скудно. Отец часто прихварывал и не мог работать. Подсобного хозяйства, которое выручало в деревне, здесь не было. Отец видел выход только один: поскорее дать в руки подрастающему Юрию какую-нибудь профессию, ремесло.

На последние деньги Юре купили пиджачок. Мать, роняя слезы, отгладила рубашку. С утренним поездом сын уезжал в Москву. Поступать в ремесленное училище.

Начиналась совсем другая жизнь. Юрия зачислили в группу литейщиков. Ремесленники день сидели за партой, а день работали на заводе. Юрий в письмах домой ни на что не жаловался. Анна Тимофеевна не очень ему верила, но радовалась, что сын растет не размазней, что характер у него выносливый, гагаринский.

Ремесленник еще не рабочий, но уже не школяр. В раннем сумраке зимних дней на рабочем комбинезоне Юрия весело вспыхивал отблеск оранжевого пламени литейной печи...

Через некоторое время Анна Тимофеевна приехала проведать сына. В училище похвалили способности и прилежание Юры.

— Вот окончит в вечерней школе седьмой класс, и мы его направим учиться дальше, в техникум. Ведь он один из наших лучших учеников!

Окончив училище, Юрий уехал в Саратов.

ПЕРВЫЙ ПОЛЕТ

Саратов стоит на берегу Волги. Вместе с товарищами Юрий часто переплывал реку на лодке. Навстречу лодке шла тугая волна.

Именно в Саратове Гагарин сделал первый шаг в сторону космоса: его зачислили курсантом в аэроклуб.

Он продолжал учиться в техникуме.

Учился хорошо — потому что он все делал хорошо, но выбрал уже другой путь.

После напряженного дня учебы, прикорнув лишь часика на два, он с полуночи караулил на пустой улице автобус, чтобы вовремя попасть на учебный аэродром. Полеты начинались на рассвете.

Впервые оторвавшись от земли, Гагарин ощутил восторг. О, эти первые сотни метров полета, почти такие же удивительные, как впоследствии его рывок в космос!

Все окупилось с лихвой: долгие зимние вечера в аэроклубе, когда он твердил про себя правила вождения самолета, чертил схему крыла, назубок выучивал строение мотора.

Десятки раз переживал он в мечтах миг взлета: ручку потянуть на себя, и нос самолета приподнимается, отрываясь от взлетной полосы...

С земли внимательно следил инструктор. Еще одним летчиком стало больше!

К СОЛНЦУ

Людей всегда манило неизвестное.

Первобытные охотники отважно углублялись в дремучие леса, где на каждом шагу могла ждать гибель от диких зверей.

К неведомым материкам на утлых плотах, связанных из тростника, пускались через бурный океан первые мореходы.

В Древней Греции сложили легенду об отважном юноше Икаре, который на самодельных искусственных крыльях поднялся в небо, чтобы узнать: далеко ли до Солнца? Тепло солнечных лучей растопило воск, которым были склеены его крылья, и он погиб.

Но не погибла мечта о том, чтобы подняться к Солнцу.

В 1957 году 4 октября космическая ракета, преодолев земное притяжение, вывела на орбиту первый искусственный спутник Земли. Коллектив советских ученых и инженеров во главе с главным конструктором ракет и космических аппаратов Сергеем Павловичем Королевым отправит потом в полет и другие искусственные спутники, и пилотируемые корабли, и межпланетные автоматические станции. Но это будет потом. А пока — впервые в мире поднялся над Землей ее искусственный спутник. Освоение людьми космического пространства началось...

С тех пор мечты Юрия приняли совсем иное направление. Русский Икар был готов к подвигу.

В ОТРЯДЕ КОСМОНАВТОВ

Гагарин был уже военным летчиком, лейтенантом, и два года прослужил на Севере, за полярным кругом, когда его в числе других летчиков отобрали для особой работы. Какой именно — не говорили.

С некоторой печалью покидал он удивительный край, где полгода стоит ночь. Вокруг темно, будто смотришь в закопченное стекло. Только снег вспыхивает в свете прожекторов. Зато летом по горизонту бродит незакатное солнце, и тундра цветет...

К главному событию своей жизни человек иногда подходит столь неприметно, что никто из окружающих — а часто и он сам — не догадывается об этом.

В Москве Гагарина поместили сперва в военный госпиталь. Началась долгая и дотошная проверка здоровья.

Двоюродные сестры Надя и Лида, навещая его, расспрашивали: «Зачем все это?»

Юрий уклончиво отвечал, что их готовят к испытанию новой техники.

Лида, большая насмешница, сказала:

— Собачки в космос уже слетали. Теперь, может быть, тебя запустят?

Предположение было столь невероятным, что сестры дружно расхохотались.

Между тем Юрий благополучно прошел всех врачей, и для него начались новые испытания. Он кружился на особом кресле, голый по пояс, опутанный проводами с резиновыми присосками — так проверялось чувство равновесия. Затем Гагарина поместили в барокамеру — тесную кабину, похожую на лифт с круглым окошечком из толстого стекла, в которое то и дело заглядывает лицо врача. Воздух в кабине разреженный, как на самой высокой горной вершине, куда альпинисты карабкаются в кислородных масках. В барокамере маски не полагалось. Дышать становится все труднее, уши закладывает... Можно, конечно, нажать на красную кнопку — испытание прекратится. Но тогда надо проститься и с мечтой о космосе!

Отбор был строгим: кандидаты в космонавты «отпадали» один за другим. Гагарин держался стойко. Его крутили на центрифуге, трясли на вибростенде. Из сорокаградусного мороза бросали в шестидесяти градусную жару. Проверяли выдержку и хладнокровие в долгом одиночестве сурдокамеры. Словом, испытывали умение работать в любых условиях.

Наконец он был зачислен в отряд космонавтов.

Молоденькие лейтенанты в кожаных тужурках вышли из самолета на свежем травянистом поле близ Саратова. Знакомые для Гагарина места!

Началась парашютная практика.

Высота всегда волнует. Будущие космонавты, хотя и были летчиками, тоже испытывали «предстартовую лихорадку». Зато едва парашют раскрывался и начинал плавно качаться над землей, настроение у всех резко менялось. Парашютисты весело окликали друг друга в воздухе, даже заводили песни.

Но до старта на космодроме было все-таки еще не близко, хотя главный конструктор Королев уже показывал им готовую ракету.

Посреди ангара на гигантских подпорках — стапелях — она выглядела устрашающе громадной. На космодроме ее заправят топливом, и ракета устремится в космическое пространство — теперь уже с человеком на борту!

КТО ПОЛЕТИТ ПЕРВЫМ?

В маленьком отряде космонавтов все проходили одинаковую подготовку. Кто полетит первым, было еще неизвестно, но в глубине души каждый надеялся, что именно он.

Однажды Королев сказал:

— Я думаю, что лететь первому будет страшно. У нас нет полной уверенности, что все пройдет благополучно. Дело это добровольное, еще не поздно отказаться.

Космонавты переглянулись и подтвердили, что готовы лететь.

— Ну, — сказал Королев с облегчением, — тогда с завтрашнего дня будете проходить дополнительные медицинские обследования.

И действительно, какое-то время они безропотно глотали таблетки, подставляли руку под шприц, вдыхали и выдыхали по команде — в общем, вели себя терпеливо и послушно.

В один из таких дней, ничем решительно не отличавшийся от прежних, их снова позвали к Королеву.

Космонавты встали в ряд. Главный конструктор был озабочен.

— Как вы себя чувствуете? — спросил он у первого. — Готовы к полету?

Тот ответил:

— Самочувствие отличное. Лететь готов.

По лицу Королева скользнуло легкое облачко. Брови чуть сдвинулись.

— Вы уверены, что вполне здоровы? — отрывисто спросил он у второго.

— Так точно. Чувствую себя хорошо. Готов выполнить любое задание.

Ответ еще более не понравился Королеву. Космонавты были в полном недоумении. Чем он недоволен?

Когда очередь дошла до Гагарина, главный конструктор уже не скрывал усмешки.

— У вас, разумеется, тоже все в полном порядке? — спросил он. — И вы тоже готовы лететь?

Гагарин замешкался. В нем происходила короткая внутренняя борьба. Он смотрел прямо в глаза Королеву.

— К сожалению, — с усилием сказал он, — у меня сейчас очень болит голова. Но я готов выполнить любое задание, — поспешно добавил он.

Королев с облегчением рассмеялся.

— У вас у всех болят головы! — воскликнул он. — Просто раскалываются на части! Вам дали такие порошки. Я знаю, что вы все герои, но мне нужно сейчас не ваше геройство. Я хочу знать, от кого могу получить самые точные сведения.

О том, что Гагарин полетит первым, узнали гораздо позже. На космодроме Байконур об этом объявил генерал Каманин.

«В конце дня я решил не томить космонавтов и объявить им решение комиссии, — записал Каманин в своем дневнике 9 апреля 1961 года. — Я пригласил к себе Юрия Гагарина и Германа Титова и сказал как можно более ровным голосом: "Комиссия решила: летит Гагарин. Запасным готовить Титова". Не скрою, Гагарин сразу расцвел своей улыбкой. По лицу Титова пробежала тень досады, но это только на какое-то короткое мгновение. Герман крепко пожал руку Юрию, а тот не преминул подбодрить товарища: "Скоро, Герман, и твой старт!"»

ПУСК

Космодром Байконур расположен в голой безлюдной степи. Но сам он кипит жизнью.

Задолго до того как сюда прилетели первые космонавты, рабочие и инженеры уже возвели стартовую площадку, собрали и подготовили к полету ракету-носитель, построили командный пункт, откуда руководители полета будут следить по приборам за каждой секундой полета — от момента пуска до посадки — космического корабля.

Накануне полета Гагарин неожиданно сказал Каманину:

— Знаете, Николай Петрович, я, наверно, несерьезный человек.

— Почему? — удивился Каманин.

Все эти дни он внимательно наблюдал за Юрием. «Спокойствие, уверенность и знания», — вот что он записал о Гагарине в своем дневнике.

— Почему же несерьезный? — спросил он теперь.

Гагарин улыбнулся. У него было такое милое, лукавое выражение лица, сразу располагавшее к нему людей.

— Завтра полет. Такой полет! А я совсем не волнуюсь. Ну просто ни капельки. Разве так можно?

Перед стартом Юрий Гагарин и его дублер Герман Титов крепко спали. А главный конструктор провел бессонную ночь и утром выглядел измученным, бледным.

— Сергей Павлович, — тихо сказал ему Гагарин, облаченный в громоздкий костюм космонавта — Вы не беспокойтесь, все будет хорошо...

Уже стоя у подножия ракеты, Гагарин поднял обе руки: До скорой встречи!

Началась подготовка к старту, и голос Гагарина слышали уже только по радио.

А когда раздалась последняя команда «Пуск!» и ракета пошла вверх, Гагарин лихо сказал свое знаменитое «Поехали!», подбадривая не столько себя, сколько тех, кто остается на Земле. «Ведь им будет труднее», — думал Юрий.

Ракета приподнялась на огненном «хвосте» — это мгновение показалось всем томительно долгим! — а затем плавно пошла вверх. Потом она стала похожа на черно-пламенный круг, который таял на глазах...

ВИЖУ ЗЕМЛЮ!

Гагарин всем телом ощущал содрогание корпуса корабля, слышал нарастающий гул и свист. Потом его придавило огромной тяжестью. Показалось, что это продолжается очень долго, но голос Королева с Земли объявил, что прошло немногим больше одной минуты.

Одна за другой начали отделяться ступени ракеты. Их топливо выгорело, они сделали свое дело: вынесли корабль на орбиту.

Но вот тяжесть схлынула. В ту же секунду Гагарина словно подняло с кресла: если бы не ремни, он взлетел бы. Так вот что это такое — невесомость.

Он смотрел в иллюминатор. Как все переменилось! Неба не стало. Кругом простиралась черная темнота космоса. Лишь выпуклый бок Земли был обведен тоненьким ободком атмосферы, темным металлом поблескивали океаны, хорошо различались земные материки. Такой Землю до Гагарина не видел еще никто.

— Красота-то какая! — воскликнул Юрий. Его услышали на космодроме. — Наблюдаю звезду в правый иллюминатор. Ушла звездочка...

Мир необычайно расширился. Гагарин чувствовал себя его первооткрывателем. Его глазами смотрело на Вселенную все человечество.

Как хороша ты, звездная дорога!

Летит Гагарин. Он устал чуть-чуть.

И перед ним торжественно и строго

Блестит кремнистый лермонтовский путь.

Так напишет потом поэт Михаил Светлов.

...Ракета огибала бледно-синий шар Земли. Как ни трудно было оторвать взгляд от иллюминатора, Юрий открыл бортовой журнал и начал записи.

Он мчался со скоростью, близкой к двадцати восьми тысячам километров в час, в восемь раз быстрее, чем летит пуля. Минуты утекали одна за другой. Полет приближался к концу. И тут Юрия покинули напряжение и деловитость. На минуту он стал тем, кем и надлежало ему быть сейчас — самым счастливым человеком на свете! Он громко запел...

Корабль сошел с орбиты, и плотные слои атмосферы встретили его упруго, как морские волны. Вокруг Гагарина бушевала стена огня: горела обшивка, специальная тепловая защита корабля. Он невольно взглянул на термометр: нет, в кабине по-прежнему двадцать градусов тепла. Все идет нормально.

Тело снова обретало тяжесть. «Интересно, — мимолетно подумал Гагарин, — перегрузки будут больше, чем при взлете?»

Он уже видел перед собой синий разлив Волги, весенние холмы под Саратовом...

Обгоревший шар на парашюте опустился посреди вспаханного поля.

Юрий Гагарин был снова на Земле.

Прошло несколько месяцев после полета, все страны мира ждали космонавта в гости, а Гагарин сидел в одном из классов Военно-воздушной инженерной академии. Вся его послеполетная жизнь была связана с учебой.

И хотя он часто отрывался, иногда на целые месяцы, пока ездил по дальним и ближним странам, возвращаясь, спешил продолжить занятия. Гагарин без углубленной работы над чертежами, Гагарин, не склоненный над книгой, — просто не Гагарин!

...Шли годы. Колесо освоения космоса катилось дальше. Гагарин в этом не участвовал: он погиб молодым во время аварии самолета при тренировочном полете.

Другие отважные люди, представители разных стран и народов, обживают орбитальные станции, достигают Луны, лелеют мечты об освоении планет Солнечной системы.

Но Земля никогда не забудет Юрия Гагарина. Сколько бы новых подвигов ни совершалось, он навсегда останется героем. Любимцем своего века. Первым космонавтом.