"У войны не женское лицо"
проект на тему

Композиция

«У войны не женское лицо»

        Звучит песня

Мне кажется порою, что солдаты,
С кровавых не пришедшие полей,
Не в землю нашу полегли когда-то,
А превратились в белых журавлей.

Они до сей поры с времен тех дальних
Летят и подают нам голоса.
Не потому ль так часто и печально
Мы замолкаем глядя в небеса?

Чтец

А зори здесь были тихими-тихими…

Соня Гурвич

Софья Соломоновна Гурвич – переводчик. В Минске мои родители… еврейской нации. Может, уйти успели…  У нас была очень дружная и очень большая семья, отец работал простым участковым врачом. А я в Москве училась, готовилась к сессии, а тут... Пришлось надеть форму. И сапоги – на два номера больше.

Чтец

В расселине, скорчившись, лежала Гурвич, и из-под прожженной юбки косо торчали грубые кирзовые сапоги. Соня тускло смотрела в небо полузакрытыми глазами, и гимнастерка на груди была густо залита кровью. А ведь была Соня круглой отличницей, стихи читала. Но не это главное. А главное, что могла нарожать Соня детишек, а те бы – внуков и правнуков, а теперь не будет этой ниточки. Маленькой ниточки в бесконечной пряже человечества, перерезанной ножом...

Лиза Бричкина

Лиза Бричкина, с Брянщины, в колхозе работала. А больше отцу помогала. Он лесник, на кордоне мы жили. Все девятнадцать лет прожила в ощущении завтрашнего дня, в  предчувствии ослепительного счастья. После смерти матери отец озверел, пил втемную, а я всё записку молодого охотника перечитывала: «Тебе надо учиться, Лиза. В лесу совсем одичаешь. В августе приезжай: устрою в техникум с общежитием». Но началась война, и вместо города я попала на оборонные работы, а потом прилепилась к зенитной части…

Чтец

Лиза летела через лес как на крыльях. «После споем с тобой, Лизавета, – сказал старшина. – Вот выполним боевой приказ и споем...» Лиза думала о его словах и улыбалась, стесняясь того могучего незнакомого чувства, что нет-нет да и шевелилось в ней, вспыхивая на упругих щеках. Вот и болото. Поначалу было неглубоко, и Лиза успела успокоиться и даже повеселела. Последний кусок оставался… Вдруг огромный бурый пузырь вспучился перед ней. Это было так неожиданно, что Лиза рванулась в сторону. Всего на шаг в сторону, а ноги сразу потеряли опору. Жуткий одинокий крик долго звенел над равнодушным ржавым болотом. Лиза в последний раз увидела свет солнца и до последнего мгновения верила, что завтра будет и для нее...

Галя Четвертак

Галка Четвертак. Я действительно была подкидышем, и даже фамилию такую мне в детском доме дали, потому что меньше всех ростом вышла, в четверть меньше. Постоянно что-нибудь выдумывала. А не врать просто не могла. Собственно, это была не ложь, а желания, выдаваемые за действительность. Война застала меня на третьем курсе библиотечного техникума, и в первый же понедельник вся наша группа в полном составе явилась в военкомат. Группу взяли, а меня нет. Но я так упорно штурмовала военкомат и так беззастенчиво врала, что в порядке исключения меня направили в зенитчицы.

Чтец

Немцы шли молча, пригнувшись и выставив автоматы. И вдруг с шумом раздались кусты, и из них порскнула вдруг Галя. Заломив руки за голову, метнулась через поляну наперерез диверсантам, уже ничего не видя и не соображая. Коротко ударил автомат. С десятка шагов ударил в тонкую, напряженную в беге спину, и Галя с разлету сунулась лицом в землю, так и не сняв с головы заломленных в ужасе рук. Последний крик ее затерялся в булькающем хрипе, а ноги еще бежали, еще бились, вонзаясь в мох носками Сониных сапог.

Женя Комелькова

Боец Евгения Комелькова. Я одна теперь. Маму, сестру, братишку – всех из пулемета уложили. Семьи комсостава захватили и – под пулемет. А меня эстонка спрятала в доме напротив, и я видела все. Все! Сестренка последней упала – специально добивали... Но, несмотря на все трагедии, я была чрезвычайно общительной и озорной. То на потеху всему отделению лейтенанта какого-нибудь до онемения доведу, то цыганочку спляшу по всем правилам, то вдруг роман рассказывать начну – все заслушаются.

Чтец

Женька верила в себя и сейчас, уводя немцев, ни на мгновение не сомневалась, что все окончится благополучно. И даже когда первая пуля ударила в бок, она просто удивилась. Ведь так глупо, так несуразно и неправдоподобно было умирать в девятнадцать лет. А немцы ранили ее вслепую, сквозь листву, и она могла бы затаиться, переждать и, может быть, уйти. Но она стреляла, пока были патроны. Стреляла лежа, уже не пытаясь убегать, потому что вместе с кровью уходили и силы. И немцы добили ее в упор, а потом долго смотрели на ее гордое и прекрасное лицо...

Рита Осянина

Рита Осянина. Я была первой из класса, кто вышел замуж. И не за кого-нибудь, а за красного командира, да еще пограничника. И более счастливой девушки на свете просто не могло быть. На заставе меня сразу выбрали в женский совет и записали во все кружки. Через год родился мальчик (назвали его Альбертом – Аликом), а еще через год началась война. Мой муж, старший лейтенант Осянин, погиб на второй день войны.

Чтец

Рита знала, что рана ее смертельна и что умирать она будет долго и трудно. Пока боли почти не было, только все сильнее пекло в животе и хотелось пить. Но пить было нельзя, и Рита просто мочила в лужице тряпочку и прикладывала к губам. Холодная черная бездна распахивалась у ее ног, и Рита мужественно и сурово смотрела в нее. Она не жалела себя, своей жизни и молодости, потому что все время думала о том, что было куда важнее, чем она сама. Сын ее оставался сиротой, оставался совсем один на руках у болезненной матери, и Рита гадала сейчас, как переживет он войну и как потом сложится его жизнь. Рита выстрелила в висок, и крови почти не было.

Звучит песня
Летит, летит по небу клин усталый,
Летит в тумане на исходе дня.
И в том строю есть промежуток малый -
Быть может, это место для меня.

Настанет день, и журавлиной стаей
Я поплыву в такой же сизой мгле.
Из-под небес по-птичьи окликая
Всех вас, кого оставил на земле.

Мне кажется порою, что солдаты,
С кровавых не пришедшие полей,
Не в землю нашу полегли когда-то,
А превратились в белых журавлей.

Чтец