Диктанты 10-11 классы
учебно-методическое пособие по русскому языку (10 класс)

ТЕКСТ №1

       Вспоминается мне ранняя погожая осень. Помню раннее, свежее, тихое утро. Помню большой, весь золотой, подсохший и поредевший сад, помню кленовые аллеи, тонкий аромат опавшей листвы и – запах антоновских яблок, запах мёда и осенней свежести. Воздух так чист, точно его совсем нет, по всему саду раздаются голоса и скрип телег.

       Мелкая листва почти вся облетела с прибрежных лозин, и сучья сквозят на бирюзовом небе.

       С конца сентября все саду пустели, погода круто менялась. Ветер по целым дням рвал и трепал деревья, дожди поливали их с утра до ночи. Иногда к вечеру между хмурыми и низкими тучами пробивался на западе трепещущий золотистый цвет низкого солнца, воздух делался чист и ясен, а солнечный свет ослепительно сверкал между листвою, между ветвями, которые живою сеткою двигались и волновались от ветра. Холодно и ярко сияло на  севере над тяжёлыми свинцовыми тучами жидкое голубое небо. Облака бежали низко и быстро и скоро затуманили солнце. Погасал его блеск, закрывалось окошечко в голубое небо, а в саду становилось пустынно и скучно, и снова начинал сеять дождь.

( По И.А. Бунину)

167 слов

ТЕКСТ №2

       Тучи разошлись, проглянуло солнце, и сразу стало очень жарко. Вообще лето было сухим. Дожди прошли только недавно – редкие, косые, мелкие дожди. Такие, если они пролетят где-нибудь около Москвы или Рязани, называются грибными. Но тут истомленная жаром  желтая земля принимала их жадно, раскрыто, всеми холмами и ложбинами предгорий, всеми тысячами  бурых кашек и белых колокольчиков, пожухлыми листьями кустарников. Белые парашютики плавали в воздухе – отцвели одуванчики. Нежизненные нежные голубые цикории на высоких, узловатых, крепких и прямых, как веревки, стеблях выгорали и становились розовато-фарфоровыми, белыми, серыми, бесцветными. Зной дрожал, как жар над самоваром. Но вовсю заливались кузнечики. В непогодь они притихали, а в солнце выбирали самые что ни на есть сухие, сожженные откосы, и все сотрясалось тогда от их стрекота, он был так убийственно ровен, что Зыбину казалось – не просто тишина, а мертвое безмолвие окружало его все эти месяцы. Но сейчас все вокруг было опять полно осколков – мелких, остро ранящих. Трава пела, стонала, стрекотала. Зыбин различал даже отдельные голоса. Кто-то отчетливо и жалобно просил: приди, приди, приди…  А там, выслушав его до конца, отвечали сердито: нет, нет, нет! Проходя мимо зонтика, Зыбин увидел ее – зеленую, большеглазую, словно выкроенную из зелено-белого серебряного листа кукурузы, кобылку. «Она? – подумал он. – Но ведь, кажется, саранча не стрекочет…»

                                                 ( По Ю. Домбровскому).

200 слов

ТЕКСТ№3

Воспоминание о Каире.

       Старый арабский Каир не волнует; а пятитысячелетний древний Египет, кометой врезаясь в сознание, в нем оживает как самая жгучая  современность; и даже: как предстоящее будущее. В чем сила, превращающая тысячелетнюю пыль в наше время? Рабы ли мы  - вот что меня волновало в Мемфисе, когда я попирал ногами гранитную статую фараона Рамзеса, источенную дождями и ветром. Сам фараон живо мне улыбался из своего стеклянного гроба и выглядел моложе своего изваяния.

       Мне запомнился путь от Мемфиса до Гизеха на осликах. Мы ныряли среди обожженных солнцем песчаных бугров, среди египетского полудня, когда солнце отвесно бьет с бешеной силой, растопляющей мозг. Всякий след двадцатого века стирался в моем притупляющемся сознании.

        Каир остается для меня переломным моментом во всем путешествии нашем. До Каира как бы путь наш лежал вперед,  с Каира же начиналось возвращение. Помнится, накануне отъезда мы сидели над Нилом и созерцали в последний раз над равниной воды медленный золото-карий закат; сумерки полнились не слышным уху рыданием. Мне стало грустно, что никогда мы уже не увидим этих трепетных сумерек. Мы прощались с ними: их я не увидел больше нигде.

 (По А. Белому)

175 слов

ТЕКСТ № 4

Ветер.

       Далеко за городом, за пустырями окраин, в стороне от больших дорог, посреди сосновых лесов, заброшенная, окруженная разросшейся сиренью, тихо стареет дача. Ржавеет замок, одичавшая малина сначала несмело, потом все увереннее движется по саду, сплетаясь с крапивой в колючую изгородь.

        Надвигается август, спускается вечер. Спиной к нам, лицом к закату стоит черный лес, смотрит, как высоко над головой догорают жидкие алые острова. Вышла первая звезда, и подбирается ночная сырость. Скоро погаснет последний небесный остров, с востока надвигается тьма, озеро глухо заговорит тяжелыми волнами; заворочается клубами, застонет, распрямляясь, дикий озерный ветер и понесется в безлюдные темные просторы с единственной целью – пригибать кусты, ронять созревшие семена, гнать колючие безымянные клубки по остывшим клеверным долинам, по нехоженым перелескам и, загудев, взвиваясь к растревоженному небу, сдует первый пучок слабых, мимолетных, соскальзывающих в бездну звезд.

        Поздней ночью вновь поднимется ветер и, пролетев над бушующим пустынным озером и набрав водяной пыли, сорвет с крыши железный лист и, погромыхав им, швырнет в сад. Свистит пригибающаяся под ветром трава, сыплются на влажную ночную землю семена диких растений, чтобы прорасти мрачным урожаем драконьих зубов.

 ( По Т. Толстой)

174 слов