Эссе «Литература изъята из законов тления. Она одна не признает смерти» М.Е. Салтыков-Щедрин
статья по литературе на тему

Эссе  «Литература изъята из законов тления. Она одна не признает смерти» М.Е. Салтыков-Щедрин

«Литература изъята из законов тления. Она одна не признает смерти», - утверждал М.Е. Салтыков-Щедрин. А так ли это? Ведь книги можно уничтожить, писатели уходят из жизни, сама жизнь меняется, и становятся неактуальными многие темы. Так почему же именно литература неподвластна смерти?

Когда мы смотрим на великие полотна мировой живописи, слушаем прекрасную музыку, то испытываем богатый спектр эмоций и способны рассказать о них другому человеку. Но эти эмоции только наши, тот, для кого мы говорим, просто узнаёт о них, но не разделяет. И если исчезнет произведение искусства, то в мире сохранится о нем только информация.

Мишель Уэльбек сформулировал главное отличие литературы от других видов искусств, также способных вызывать живой эмоциональный отклик, как способность «пробудить в нас чувство близости с другим человеческим разумом в его полном объеме, с его слабостями и величием, ограниченностью, суетностью, навязчивыми идеями и верованиями; со всем, что тревожит, интересует, будоражит и отвращает его».

Какими же средствами, инструментами и возможностями обладает литература, если в ее основе всего лишь слово? Ведь и в одной из самых популярных книг в истории, Библии, есть такая строка: «В начале было слово…». Слово может стать оружием, спасением, утешением… Оно так емко и так многомерно, так универсально и так уникально. Только талантливый писатель или поэт способен слово превратить в драгоценный камень.

        Литературу составляют стили, направления, форма, содержание, мотивы и многое другое. Но ведь все это подвержено времени, тлену. Почему же сама литература не умирает? Вероятно, потому, что все это не исчезает бесследно. Однажды мне пришлось столкнуться с мнением, что все меняется. Как сказал Лука у М. Горького: «Человек живет для лучшего». Для того, чтобы появился в будущем кто-то, кто сильно продвинет дело вперед. Так и в мире творчества. Например, опера и балет – далеко не самые популярные формы в современном мире. Люди, предпочитающие классику, видят в них высшую форму искусства. Но большинство приходят к выводу, что  самые лучшие черты вобрали в себя мюзиклы, отразив и прекрасные музыкальные и вокальные черты и лучшие образцы танца. Другими словами, все лучшее перешло на новый уровень, отказавшись от омертвевшего прошлого.

        Так и в литературе, нет ничего ненужного. Все развивается, но не исчезает. Стили в развитии литературы обогатили ее, но не сковали. Они дарили читателям новый взгляд на мир и себя в нем, помогали человеку найти свое место и видоизменялись, не исчезая окончательно.

        Классицизм – это стиль, где долг и честь преобладают над личным. И если у Шекспира бессмертным стал диалог из «Генриха V», где воспевалось воинское братство, то у Бориса Васильева в «Списках не значился» герои живут по тем же принципам и не сдаются врагу, потому что личные страхи не так важны, как общее дело. Даже враги преклоняются перед таким подвигом.

        Романтизм – это стиль, когда в центре повествования оказывается исключительная личность в исключительных обстоятельствах. Все знают Квазимодо из романа Виктора Гюго «Собор Парижской Богоматери» Виктора Гюго. Так много экранизаций, мультипликационных фильмов и мюзиклов на тему этого произведения. Последняя постановка российского мюзикла «Граф Монте-Кристо» вновь вернула роман Гюго публике.  Но ведь такие герои не исчезли, они продолжают жить в литературе и поныне. У Максима Горького есть несколько произведений с ярко выраженными чертами романтизма. Это и «Старуха Изергиль», и «Девушка и Смерть».  Писатели по-новому обыгрывают основные черты стиля, но главное остается неизменным.

        Сентиментализм открыл общественности интимный мир человека, его сокровенное и тайное переживание. И если в «Бедной Лизе» Н. Карамзина впервые открывается душевная трагедия одной девушки, то уже в повести А. Куприна «Олеся» личная трагедия обогащается внешней жизнью. А во французской экранизации «Колдунья» мы видим еще более контрастную картину бытия.

        Реализм – это показ типических характеров в типических обстоятельствах. Другими словами, детерминированность действия. И Толстой, и Достоевский, и Чехов, и Тургенев, и многие другие писатели пытались отразить все то, что они видели, чувствовали, переживали. Их герои пытались жить в современной действительности, страдали, искали выход. Их чувства и мысли были созвучны современникам. Но и сейчас мы понимаем их боль, страсть и стремления спустя многие годы. Конечно, мальчик Ванька Жуков абсолютно русский персонаж. Но ведь и у Диккенса его Оливер Твист страдал ничуть не меньше. А в сказке Андерсона «Девочка со спичками» так же много правды, как и в рассказе Достоевского «Мальчик у Христа на елке».

Натурализм – это поздний этап реализма, для которого характерно стремление к внешнему правдоподобию деталей. И если у Золя это роман «Нана» о проститутке с обилием подробностей, когда ты пытаешься понять, в чем же секрет ее привлекательности. То у А. Куприна это роман «Яма», где не место грязным деталям, но зато много попыток понять, почему же так сложилась жизнь. Ведь именно в этом романе так романтически звучат слова о том, что женщина не способна жить без любви.

Важной составляющей литературы является и форма, потому что это позволяет выразить очень многое. Не зря ведь русская пословица говорит нам, что встречают по одежке, а провожают по уму. Известный литературовед Е.Г. Эткинд это подтверждает: «...все без исключения оказывается содержанием – каждый даже самый ничтожный элемент формы строит смысл, выражает его».

У Симеона Полоцкого есть стихотворение в форме сердца «От избытка сердца уста глаголят» и стихотворение в форме креста. Сама форма добавляла к содержанию важную информацию, задавала настроение. У Э. Скобелева в детской фантастической повести «Необыкновенные приключения Арбузика и Бебешки» герои тоже пишут записку в форме поросенка, но настроение там уже другое.

Очень помогала авторам донести содержание до читателя и эпистолярная форма произведения. У И. Крылова  это «Почта духов», где в переписке духов и философа раскрываются пороки общества. Очень похожее произведение есть у К. С. Льюиса, когда в повести «Письма Баламута» демон и бес обсуждают падение души человеческой.

Переписка стала основой многих произведений литературы, позволив открыть читателю интимный мир самых разных персонажей. У Достоевского в повести «Бедные люди» мы видим богатство внутреннего мира и чистоту помыслов, а Ш. Де Лакло в «Опасных связях» - грязь и низменные пошлые интересы, которые губят все на своем пути. У того же Достоевского шире открывается мир чувств в романе «Идиот», когда мы читаем переписку между героями.

Находкой для литературы стала и дневниковая проза. Автору такая форма помогает репрезентовать своего персонажа обществу, но позволяет быть субъективным. Своего рода блогом является дневник Печорина из романа Лермонтова «Герой нашего времени», потому что он не просто думает и чувствует, но и пытается осмыслить себя в обществе. По-другому выглядит дневник Анны Франк, девочки-еврейки, вынужденной скрываться от нацистов в доме. В нем меньше литературных достоинств, но больше боли. Особенно когда она огорчается, что не может просто ходить по улицам, и сожалеет, что не знала, что в этом и была радость, нельзя не прочувствовать ее боль. А в современном романе Х. Филдинг «Дневник Бриджит Джонс» мы видим лишь глубокое проникновение в интимный мир женщины определенного возраста в определенном обществе.

Большую роль в формировании содержания играет и композиция произведения. У Д. Фаулза в романе «Коллекционер» история подана сначала от лица похитителя. И ты видишь одну сторону истины, тебе кажется, что герой заслуживает сочувствия. Но потом ты читаешь историю с точки зрения похищенной. Она звучит совсем иначе: язык богаче, чувства ярче. И ты понимаешь, что жизнь и правда совсем на другой стороне.

Путевые заметки появились в средневековой литературе, открыв миру «Хождение за три моря» А. Никитина, обогатив мир не просто подробностями жизни заморских краев, но и оценкой их с точки зрения русского человека. То же сделал и И. Гончаров в романе «Фрегат «Паллада». Он показал русскому читателю берега Японии. У Ж. Верна есть известный роман «Вокруг света за 80 дней», когда чужая жизнь отражена с увлекательной стороны. Экзотические подробности чужой жизни расширили мир для каждого, кто хотел смотреть. И взгляд читателя, нырнув за океан, вернулся к родной действительности, к роману «Путешествие из Петербурга в Москву» А. Радищева, увидев все самое страшное и повседневное в жизни. Позднее также поступил и А. Чехов с книгой «Остров Сахалин», противопоставив свою правду официальной точке зрения.

Неизгладимое впечатление оставляет и стилизация произведения. У Д. Дидро есть роман «Нескромные сокровища», написанный в лучших традициях галантного романа, с псевдовосточным колоритом, но поднимающий  сложные проблемы межполовых отношений в обществе. Не исчезает такой способ отображения действительности и в более поздней литературе. Так же сильно звучит и песнь любви у А. Куприна в «Суламифь».

Многие мотивы античной литературы, литературы средневековья, литературы Возрождения перекочевали и в современную литературу. Потому что важным для человека всегда оставались неизменяющиеся проблемы, вопросы, которые беспокоили неравнодушного человека.  

И корни девы-путеводительницы русской литературы находятся не просто в средневековье. Они есть и глубже, в античности. Еще в мифах мы встречаемся с Ариадной, давшей моток веревки Тесею, и оставленной им. У М. Цветаевой есть пьеса «Ариадна», где совсем иначе рассматривается этот миф. Там Тесей не был равнодушным героем, нет, он страдающий от любви к девушке человек, не способный противостоять богам. Тема рока преломляет эту историю.

В литературе есть такое понятие как «блуждающие сюжеты». В разное время, в разных культурах они обыгрывались по-разному. Хорхе Луис Борхес считал, что их только четыре, Кристофер Буккер насчитывал семь, иные литературоведы выделяют другое количество. Но важно то, что независимо от страны, культуры и времени существуют такие сюжеты, которые актуальны всегда. И если в немецкой сказке про Белоснежку и семь гномов герой, чтобы разбудить красавицу, целует ее, то у А.С. Пушкина, царевич Елисей бросается грудью о стеклянный горб, т.е. делится жизненной силой, отдает всего себя.

Да и мотив маленького человека в зависимости от страны реализуется по-разному. У Чехова это смешной человек в рассказе «Смерть чиновника», у Достоевского – душевный Макар Девушкин, а у Кафки в «Превращении» - это трагический и одинокий Грегор Замза, отторгнутый уже не просто обществом, но и близкими людьми.

В современной литературе встречается такое понятие как «лишний человек». Тот, кто не нашел места в мире для себя. Своего рода предтечами таких героев можно назвать и Печорина, с его бесприютностью, и Онегина, с его усталостью от жизни. Они не лишние в прямом смысле слова, конечно. Но в их жизни нет гармонии с миром. У Г. Грина в романе «Комедианты» все персонажи такие же бесприютные скитальцы.

Важной частью любой национальной литературы является символ. Это самая многозначная составляющая произведения. У каждого народа складывается своя система восприятия. И если для русского человека серый цвет означает незначительность и малозначимость, то для англичан – это цвет королевский, благородный. Очень сложно донести до читателя смысл и настроение, опираясь только на символы. Однако настоящим творцам это удавалось. И мы с восторгом читаем стихи не только русских символистов, но и зарубежных. К таким мастерам можно отнести С. Кольриджа с его «голубым цветком», У. Уитмена и его «бабочку» или «мотылька». Не напрасно же Умберто Эко сказал: «… домысливание по ходу дела составляет обязательный аспект чтения, порождающий надежды и страхи, а также переживания, которые возникают, когда мы начинаем примеривать судьбы персонажей на себя».

Не последнюю роль в восприятии литературного произведения играет и судьба писателя. Когда знаешь, что Д. Китс, поэт младшего поколения английских романтиков, умер в Риме в 25 лет, совсем иначе читаешь его стихотворения. Фантастический роман Д. Симмонса «Гиперион» весь пестрит отсылками к судьбе поэта, его цитатами и  восстановленной картиной смерти. А отсылки Китса к «Потерянному раю» Мильтона вызывают желание прочесть и это тяжелое, но такое увлекательное произведение.

Любой настоящий писатель знает, что писать о своем народе. Но истинно великий умеет писать о человеке вообще. В античной литературе есть роман Апулея «Золотой осел», который в скабрезной форме высмеивает пороки своего общества. В средневековой литературе известен роман Д. Боккаччо «Декамерон», и там, спустя столетия, все та же картина. У Э. Севелы в повести «Мужской разговор в русской бане» реалии уже другие, но читаешь – и видишь, что ничего не изменилось. Человек остался таким же, как и прежде.

И те, кто смеялся над недостатками человека, горевал над его ограниченностью, были всегда. В античности это Эзоп, у французов – Лафонтен, в русской литературе – И. Крылов. У них есть басни, переведенные, отредактированные, но абсолютно одинаковые. А почему? Да потому что люди остались такими же. Как говорил Булгаков, люди остались такими же под налетом цивилизации, только квартирный вопрос их испортил.

Даже лирика, возникшая в 7-9 веке до нашей эры, открывшая миру интимность переживаний и чувств, развивалась, видоизменялась, но не исчезала. И гимны Сафо к Афродите с просьбой о любви, и размышления Солона о жизни человека, и грустные признания Петрарки, и нежные сонеты Шекспира, и задумчивые размышления Рубцова, и агрессивно-страстные выкрики Маяковского, и… Да многие и многие другие поэтические шедевры были, есть и будут помогать каждому найти свое личное выражение чувств.

А выразить чувства мастер может по-разному. Можно назвать его по имени – и всем станет ясно, что же это было. А можно подвести читателя к пониманию, дать ему самому осознать то невидимое, что дышит вокруг него. К таким  творческим приемам относится принцип айсберга. Это способ творчества Э. Хемингуэя, который считал, что «надо выкинуть все, что можно выкинуть» и сократить текст в 3-5 раз для того, чтобы наполнить текст произведения дополнительным скрытым смыслом.

По этому же пути развивалась и «женская проза». Д. Остен, Ш. Бронте открыли миру мужчин мыслящих, живых, не кукольных женщин. А Д. дю Морье в «Ребекке» не просто убрала лишние детали, она не дала имени своей героине и позволила читателю самому строить миф о героях.

Мир, который отражает литература, так широк и многообразен, что сложно говорить обо всех чертах и особенностях. Но то, что есть в любом периоде развития искусства – это природа. В античной литературе природа была равна божественной сути, помощником и противником. В средневековой культуре мало восторгались красотой полей или лужаек, потому что мир был враждебен сам по себе. В период  романтизма с природой сражались. А в эпоху сентиментализма стали любоваться красотой мотыльков, березовыми листочками. У А. Пушкина в «Барышне-крестьянке», стилизованной под сентиментальный роман, важную роль играет красота леса, где встречаются герои. Сакральную роль играет лес у Куприна в «Олесе». У М. Горького в пьесе «На дне» мы вообще не видим природы.  А вот Есенин восторгается родным краем, потому что это часть его души, неотделимая и важнейшая.  То, как человек относится к братьям меньшим, к окружающей среде, способно многое рассказать о мире и душе. Потому и страшно читать роман Ч. Айтматова «Плаха».

Такой же проникновенной особенностью обладает и литература для детей и про детей. Детство – это радость, веселье, приключения. Написанные истории про Тома Сойера, мальчика из американской глубинки, и сейчас интересны детям. С таким же удовольствием читаются веселые и грустные рассказы А. Линдгрен. И хотя Г. Х. Андерсен всегда возмущался, что пишет он не для детей, его сказки всеми любимы, а В. Крапивин высвечивает детство солнечным фонариком. Однако в истории литературы немало трагических историй, спрятанных под увлекательными приключениями. Со слезами мы читаем «Дети подземелья» Короленко, потому что понимаем, что и это есть в нашей жизни. Так же воспринимаются «Капитаны песка» Ж. Амаду, хотя дети там совсем даже не близкие нам. Но ведь и «Чучело» В. Железникова трагическая, хотя и не черно-белая история. Дети в литературе – вот лакмусовая бумажка любого общества. И если они страдают, значит не все хорошо в королевстве датском. Но и не безнадежно, если об этом говорят и читают.

Важнейшей способностью литературы является сопричастность ее душе человека. Отсюда и большая ответственность. После публикации романа Гете «Страдания юного Вертера» прокатилась волна самоубийств. После чтения в радиоэфире романа Г. Уэллса «Война миров» тысячи людей были в панике, приняв за истину события книги. Таких примеров можно найти много. И это еще раз подтверждает, что литература мощнейшее средство влияния на человека.

Мир живет быстрее, чем в прежние века, и это отражается и на стремлении людей упростить речь, сделать ее лаконичной. Основные тенденции в развитии современных языков – это демократизация, жаргонизация и размытие границ между стилями. Что, в свою очередь, приводит к засорению и искажению национальных языков. И лекарством здесь тоже может стать литература. Еще Вольтер сказал: «Читая авторов, которые хорошо пишут, привыкаешь хорошо говорить».

Так почему же литература изъята из законов тления? Говорить можно много и долго. Но если есть о чем говорить, значит, не о чем говорить. Зачем человеку набивать свои собственные шишки, искать ответы в себе, если до него уже многие эти ответы искали и нашли? Осталось только выбрать то, что подходит именно тебе. Как сказала героиня романа А. Гавальды: «Нечасто в жизни выдается случай высказать, что думаешь, да еще и хорошо все это сказать… Заранее подготовленными словами… Воспользоваться персонажем, которого кто-то выдумал, чтобы с его помощью втихаря передать что-то такое, что тебе кажется очень важным… Сказать, кто ты есть… Или кем бы ты хотел быть… Причем сказать это так, как тебе никогда бы не удалось самому, не будь у тебя под рукой уже готовых и таких красивых фраз…».

Потому ведь и богаче становимся мы, открывая книгу. Фазиль Искандер говорил: «Человек нечитающий проживает одну жизнь, а человек читающий – десятки, сотни, а может быть и тысячи».